"Сварщик" с Юноны 3 книга

Глава 8: Резина

в которой Савелию мерещится Резанов

Позади послышалось шипение, будто порох горит. Савелий напоследок краем глаза зацепил неправильность в одежде трупа. Но, уже приседая, уходил влево, за скальный выступ. Выдёргивая левой рукой револьвер, одновременно взводя курок большим пальцем. Подушечка соскользнула с гладкой головки, в висках бухнула кровь, но Савелий второй раз нажал основательнее, курок щёлкнул, встал на боевой взвод, в голове ехидно мелькнуло, что насечку противоскользящую следовало сделать.

- Эээ, Вашество! Не пальни ненароком! - поднял Руки казачий десятник, который наполовину выбрался по его следу, в сбитой на затылок папахе и прилипшим ко лбу чубом. За ним маячит голова проводника шошона. А звуком горящего огнеприпаса шелестел песок, струящийся из-под ног десятника.

Савелий сплюнул с досадой: - А ты чё подкрадываешься?

- Дык, хто яво зная, шо тута? - утёр рукавом пот казак.

Савелий движением головы показал вниз. Десятник, заглянув в пропасть, присвистнул: - Эвон яво куды швырнуло... Ну дык, - деловито продолжил: - Надыть достать.

Проводник и второй казак тоже заглянули за край. Следом выбрались остальные казаки, покачали головами от картины в пропасти.

Савелий обернулся к шошону: - Есть туда дорога?

Тот поглядел на солнце и ответил.

Савелий выдернул часы, щёлкнула крышка: - До вечера не успеем... - сказал с досадой, - А на берегу ещё трое остались, некогда с этим валандаться.

- Да так-то оно так... - с сомнением молвил командир казаков, привычный к солдатскому порядку всех павших, и своих и противников, погрести по-людски. Но перечить не осмелился.

Когда покидали площадку, один из казаков остановился, настороженно оглядываясь. Что-то ему не понравилось. Но его позвали и, сторожко ступая, он скользнул След за товарищами.

Спустя полтора часа ускоренного марша - спускаться не подниматься - подошли к берегу. Солнце плавило место в океане, чтобы улечься на ночь.

С батели их напряжённо окликнули, после опознавания радостно сгрудились на берегу.

- Коля! - кинулась к Савелию Кончита, и он распростёр объятия. Она уткнулась в грудь, захлюпала носом.

Савелий хотел, как обычно, отойти за личность хозяина тела, но так как Резанов исчез, спрятаться оказалось некуда. Растерявшись, неловко приобнял молодую женщину, погладил по волосам: - Ну-ну, Кончита, всё хорошо, утри слёзки.

А она пожаловалась: - Если бы ты знал, как я испугалась, когда тот страшный бандит тряс нашего Мигеля над волнами...

- Всё кончилось, Кончита, больше ты это чудовище никогда не увидишь.

- Кончита? Почему ты меня так... - жена Резанова подняла покрасневшие глаза, встревожено взглянула ему в лицо.

К счастью, углядев на его виске засохшую кровь, тут же забыла свой вопрос, дотронулась до раны, встревожилась: - Коля, Что с тобой?!

Он и забыл о своём ранении, но это уберегло от объяснений. Кончита захлопотала над промывкой, обработкой ранки. И даже попыталась перевязать. Но тут Савелий взбунтовался, представив себя эдаким Щорсом "голова повязана, кровь на рукаве", ага, из-за царапины.

Пока ожидали вышедшую на помощь шхуну, разложили костёр, готовили еду, отходили от треволнений.

По горячим следам допросил подельников и шпиона в Сан-Франциско вислоусого. Выбор им давался простой: молчать и болтаться на рее за пиратство и нападение на членов княжеского рода или рассказать всё без утайки и выжить, хотя и на каторге. Выбор они сделали очевидный. И Савелий узнал циничные замыслы Уайта. Вовремя он остановил флибустьера!

Спустя час показались мачты. Савелий сигнальным патроном белого огня выстрелил вверх, обозначая местонахождение, а навстречу вышло шлюпка показать фарватер.

В сумерках общими усилиями вытащили на берег разгруженную батель. Выяснилось, что бандиты загнали её на каменную мель, своротили киль, в щепу размочалили руль, сорвали и утопили Винт. К счастью, вал паровой машины остался невредимым, иначе через подшипники в трюм просочилась бы вода, что серьёзно задержало бы ремонт.

Савелий пока не придумал, как себя вести с Кончитой. И поэтому, когда она с детьми вместе с другими пассажирами перебралась на шхуну в каюты, с облегчением остался на берегу, отговорился необходимостью обследовать окрестности чтобы обезопасить пребывание.

А сам решил разведать сухопутный путь до Галичья по берегу. Для того, чтобы обеспечить короткую дорогу по суху в Верховье. Через горы придётся прорубать в скалах. И успокоился, найдя отмазку.

Наутро подошло ещё одно судно, Бригантина, разгрузившаяся в Галичье. И Савелий, отговорившись необходимостью "ремонта батели, поиска сухопутного пути", отправил погрустневшую Кончиту и детей с другими пассажирами по воде в Галичье. Наказав подготовить дом, пока он доберётся. Заодно отправил под охраной пятёрки КОИ осуждённых.

Когда шхуна отчалила, у Савелия словно гора с плеч свалилась.

Пока до 23 августа ремонтировали "Марию", казаки с помощью проводника нашли обход преградившего путь сюда завала в горах, привели лошадей.

Савелий собирался в дорогу, когда подошёл Фернандо и, помявшись с ноги на ногу, обратился: - Ваше СоВеличество...

- Что такое, Фернандо? - нехотя отвлекся от предвкушения дороги Савелий.

- Нуу, тут как бы это... Проводника как-то наградить надо бы... Вы, наверное, забыли. Раньше всегда в таких случаях отмечали людей.

Савелий чертыхнулся мысленно, стукнул себя по лбу - как же он забыл! Резанов-то всегда с людьми подолгу разговаривал, выяснял все их обстоятельства, помогал по мере возможности. Повернулся к секретарю: - Как ты думаешь, чем мы его можем отблагодарить?

- Нууу, - Фернандо воздел очи.

Тут подошёл Орлиный Коготь: - Чего спорят бледнолицые братья?

- Да вот, не знаем чем наградить шошона, - посетовал Савелий.

Орлиный Коготь хмыкнул: - Он с моего топора глаз не сводит. Давайте отдам. У индейцев железо ещё в цене, особенно у таких отдалённых племён, как его. Я другой добуду.

- Не, - покачал головой Савелий, - Так не пойдёт. Фернандо, возьми-ка такой же плотницкий топор на бригантине, у плотника. - Порылся в кармане, достал и протянул золотой червонец: - За топор отдашь. А потом вручишь проводнику.

- Я?! - брови испанца взлетели аркой.

Савелий передёрнул щекой, буркнул: - Ну, принесёшь мне, я сам вручу.

"Да, - подумал он, когда Фернандо убежал, - много мне ещё придётся постичь без Резанова. Эх, не вовремя ты, Вашбродь, упылил".

25 августа 1808 года, порт Галичье.

Добрались довольные, Орлиный Коготь показал более-менее ровную, без расщелин, дорогу. Правда, перед самым поселением полил дождь, который хотя и осадил туман, но раскиселил покрытие под копытами лошадей.

"Надо же, Америка, а грязюка как в России", - Оскальзываясь на раскисшей глине, с досадой думал Савелий, приближаясь к дому.

Едва открыл калитку, на порог выскочила босая Кончита, кутаясь в подаренный Резановым Оренбургский пуховый платок, так идущий ей.

- Коля, Как сходил? - в голосе тревога.

- Нормально, Кончита, - придал Савелий как можно больше бодрости словам.

- Ко-Кончита? - поперхнулась молодая женщина. Лицо вытянулось, в уголках глаз блеснули слёзы: - Ты стал другим... Почему ты больше не называешь меня Катей? - пролепетала.

- К-к-хааа, - закашлялся, пустил "петуха" Савелий. К горлу подкатил ком и он почувствовал, что не в состоянии выговорить простое женское имя. Словно пропавший Резанов хватает за глотку.

Молодая женщина удивлённо скинула соболиные ресницы: - Давно ты меня так не называл.

"Тьфу ты! - подумал он про себя, - и то, правда". - Резанов-то называл её по-домашнему": - Да это я так, Кааа-ттяяя, - на втором слоге горло перехватило спазмом. "Что за ерунда?! - в панике подумал он, - Неужто это тело Резанова так реагирует? Неужто в теле осталось Его память?"

Когда-то Савелий читал статью о замене органов. Суть заключалась в том, что после пересадки печени у пациента поменялся характер. Он стал таким, как у донора. И автор сделал вывод, что, мол, представление о том, что личность человека базируется в головном мозге неверно. На самом деле она распределена по всему телу. Подсознание живёт в каждой клетке нашего организма.

Продолжая кашлять, махнул рукой, отвернулся, лихорадочно выдумывая отговорку.

"Ну и ну..." - попытался улыбнуться, но лицо словно стянуло деревянной маской, и улыбку он вымучил, отчётливо сознавая, что получается фальшиво. Зачем-то схватил щепку с перил, покрутил, откинул. Потом взгляд упал на изгвазданные ноги. И в голову пришла спасительная мысль: - я щас. Сапоги помою, - трусливо юркнул за угол.

Туда, где женщина видеть его уже не могла. Сердце гулко колотилось где-то в районе горла. Что за фигня творится!?

Пока он смывал грязь в корыте, вырубленном из куска бревна как раз для этих целей, немножко подуспокоился и, вернув способность рассуждать здраво, сообразил, что раньше-то с супругой Резанов общался сам. А Савелий научился задвигать своё сознание за его, довольствовался всплеском гормонов. Ну, как наркоман уколом дозы наркотика. Нет, поначалу-то ещё как-то наблюдал, что очень напоминала просмотр порнографии, и лихорадочно искал способ улизнуть. По-честности, чувствовал себя в такие моменты Подглядывающим, что коробило. Пришлось научиться отстраняться. А вот теперь остался без Резанова, требовалось решить, Как дальше общаться с Кончитой, что делать.

Топоча подошвами по каменным плитам чтобы стряхнуть воду, вышел из-за хаты и взглядом упёрся в покрывшиеся "гусиной кожей" ножки супруги Резанова, сердце зашлось от жалости, укоризненно качнул головой: - К-ккатя, что за ребячество! Ты же взрослая женщина, у тебя самой дети. А ты тут босая, - взбежал по ступенькам, подхватил её на руки, занёс в жилище.

Хотя какая она взрослая, 18 лет, совсем сама ещё ребёнок по меркам мира Савелия. Стягивая сапоги, крикнул в коридор:

- Эй, народ! Что ж вы барыню на улицу босой выпускаете! А ну несите растирку! - разулся, схватил Кончиту в охапку, отнёс на постель. А вокруг уже хлопотали слуги. Савелий за этой суетой старался укрыть собственную растерянность.

А перед внутренним взором появилась картинка: рынок, лавка заезжего американца, вывеска: "Нипромокаемае одегда и обув!". Тогда ещё бросилось в глаза и запомнилось, прежде всего, из-за смешных ошибок в словах. То ли некому подсказать, то ли старается учить наш язык, да пока слаб.

На следующий день повёл Кончиту и детей за обновками. Среди другого ширпотреба, типичного для начала 19 века, нашел пропитанные каучуком, как он и предполагал, боты и сапожки. Грубоватые. Но Петька, а за ним Мигель тут, же полезли "мерить" лужи. А Ольга за ручку с подружкой Наташей, дочкой Акулины смотрят на сорванцов по-женски осуждающе - дети всегда дети.

Кончиту, Акулину, Матрёну, жён других соратников Резанова обули в каучуковые сапожки, а сами выбрали галоши на сапоги. Нашлись и прорезиненные накидки взамен брезентовых да кожаных плащей.

Владелец, Чарльз Чаффи, рад высокопоставленным покупателям. Савелий заодно выведал, что продажи идут не шибко - ни валко, что хозяин сам и производит товар, что одно время он преуспевал на торговле крышами и покрытиями для фургонов, но прогорел из-за мерзкой вони в жару и растрескивания продукции в морозы. Да и обувку с одежкой, со вздохом признался, по той же причине слабо берут.

Савелий, где нужно кивал, иной раз соболезнующе цокал языком, чем совершенно расположил к себе лавочника. И тут краем глаза, через открытую в задней части лавки дверь, среди толкущихся приказчиков заметил... Резанова!

Потряс головой, сердце бухнуло в ушах.

Изумляя торговца, перекинул тело, стелясь над прилавком, как на выходах перемахивал заборы, чтоб "не отсвечивать", уменьшить силуэт, представлять наименьшую цель. И улыбаясь, будто ничего не произошло, спросил, а скорее утвердил: - Товар там? Гляну, - и двинулся к проёму.

Приказчики встретили удивлёнными взглядами, так как посторонних сюда не допускали. А Савелию их "гляделки" "по барабану", мгновенно осмотревшись, "На всякий случай убедился в отсутствии второго выхода - никого. Сдулся", померещилось...

Пока рассчитывался, договорился с хозяином Чарльзом Чаффи об оптовых поставках.

После обеда собрал Базарова и Лангсдорфа, кивнул на груду образцов, сваленных на лавке: - Григорий Иванович, Евгений Васильевич, знакомы с каучуком?

Естествоиспытатели переглянулись и с любопытством детишек перед новыми игрушками принялись перебирать, мять и даже нюхать изделия.

- Слышать слышали, но видим впервые, - повернулся с ботом в руках Лангсдорф.

- Я тоже, - кивнул Базаров.

- Ясно. Вот это, - Савелий взял у Лангсдорфа обувку и, отогнув краешек, потёр эластичную плёнку, - каучук. В переводе с индейского "слёзы дерева". А дерево это гевея растёт в Бразилии. Млечный сок на воздухе темнеет, густеет и становится, в конце концов, упругим и водонепроницаемым. Вот его и приспосабливают к одежде и обуви, иным товарам, которые от воды, дождя да снега хотят спасти. И это ещё далеко не всё. Но у каучука есть "ахиллесова пята". Его изъян в том, что на жаре раскисает в вонючий кисель, а на морозе дубеет и трескается.

Лица учёных мужей мимикой отображали работу мысли. А Савелий продолжил:

- И всё-таки этот недостаток можно преодолеть. Каучук можно исправить. Достаточно срастить каучук с серой, и он превратится в погодостойкую резину.

- Резану, - поправил Савелия внимательный Базаров.

- А?

- Ну, от фамилии Резанов, так ведь?

Савелий внутренне ухмыльнулся, такая трактовка ему в голову не приходила и оттого ответил с задержкой: - Ну, где-то так. Но, чтобы уж совсем не возноситься резина. Тем более, что по латыни resina, как Вы знаете — смола.

"Головастая" братия закивала, проворно сгребла новые "игрушки", малость, потолкавшись, но по-интелегентности не доводя до драки, кинулись на выход, опыты ставить, а, то засиделись без серьёзного дела. О первых успехах, захлебываясь доложили уже вечером и Савелий облегчённо выдохнул.

Потом, за ужином, и когда Кончита сидела, касаясь его плечом, Савелий, лишившись Резанова, ощутил себя "не в своей тарелке".

При Резанове он научился отстраняться, когда тот любезничал с супругой. И в это время размышлял о своих делах. Да, самые яркие эмоциональные всплески ощущал от впрыска в общую для обоих кровь гормонов Резанова, подобно кайфу наркомана после укола. Чувствовал эйфорию, но не более того.

А теперь, лишившись совладельца организма, оставшись в одиночестве в теле, происходящее приходится воспринимать осмысленно. И если раньше казалось, что Кончита это вторая Машка, то теперь он отчётливо замечал разницу. Да, она очень похожа, Но Машка повыше даже без каблуков. А на каблуках так почти вровень с ним. Фигура у Машки более спортивная. По-другому льнула к нему. Даже запах от неё был иной. Если голос Кончиты напоминал звонкий бодрящий ручеёк, то глубокий голос Машки обволакивал.

Савелий рассудком понимал, что поступает некрасиво, но ничего не мог с собой поделать, а тело действовало само по себе: отстранялась, краснело, а ноги сами несли подальше от Кончиты.

Но разумом Савелий каждый раз кострошил себя, что такими поступками выдаёт себя, ведёт себя не как Резанов.

Он ощущал Кончиту чужой. И вечером, чтобы не выдать себя и исчезновение хозяина тела, скрепя сердце лёг в одну постель.

Но, отговорившись усталостью от перехода и суматошного дня, отвернулся от разочарованной, истосковавшейся молодой женщины и притворился, что заснул.

А сам ещё долго пялился в окно, сна ни в одном глазу, ломал голову как теперь поступать.

Хорошо, что на улице горят фонари! Благо, керосина в достатке и мы можем себе позволить роскошь: освещать улицы ночью.

Савелию вспомнились слова из припева рекламной песенки: "Керосин, керосин, он под номером "один", тот, кто купит керосин, тот теперь и господин".

И с этим завязшим на языке речитативом он и уснул.

Со всеми треволнениями и суматохой последних дней Савелий совсем позабыл, что назавтра, 27 сентября 1808 года, ровно девять дней с того момента, когда у дуба-портала разделился с хозяином тела. Да и помни он, разве принял бы всерьёз то, что до сей поры считал не более чем "поповскими байками"...