Понедельник, как известно, день тяжелый. Марьяна задержалась на работе. Надо было оформить кучу бумаг, написать докладную записку о вариантах сотрудничества с кадровыми агентствами и еще подготовить программу оценки персонала. Дел навалилась целая куча, но она была даже рада: по крайней мере это отвлекает от неприятных мыслей! Верно говорят, что спасение в работе.
Все выходные Марьяна чувствовала себя неуютно. Чем бы она ни занималась, все время думала о Тане, Гошке, других… Она старалась вести себя как обычно, но стоило на несколько секунд ослабить контроль над своими мыслями, как они упорно возвращались к запретной теме.
Она нарочно поехала в торговый центр, как планировала, целый день бродила среди прилавков, заваленных всякой всячиной, долго, придирчиво выбирала и в конце концов накупила целую кучу обновок и необходимых в хозяйстве вещей. Белый пуховичок оказался очень теплым и удобным для прогулок, джинсы сидели как влитые, набор посуды сиял яркими красками и очень здорово гармонировал с новой кухней… Марьяна вроде бы осталась довольна покупками, но тревога не исчезала.
Придя на работу, она первым делом разослала всем, кто недавно ушел из компании, письма по электронной почте.
Предлог был надуманный — всего лишь поздравление с приближающимися «мужским» и «женским» праздниками, пожелания успехов в работе и счастья в личной жизни — но истинная цель состояла совершенно в другом.
Марьяна хотела убедиться, что все ее подозрения беспочвенны, что все эти люди, которых она совсем недавно встречала в коридоре, в буфете, на корпоративных мероприятиях, живы, здоровы и благополучны, а Таня и Гошка — просто жертвы стечения обстоятельств. Пусть нелепого, трагического, но объяснимого!
Целый день, отрываясь от работы, Марьяна то и дело заглядывала в свой электронный ящик — не откликнулся ли кто? Но напрасно. Даже стандартного уведомления о прочтении ни одного не появилось. Как там у Пушкина? «Народ безмолвствует». Она утешала себя мыслью, что, может быть, это ничего не значит, просто людям недосуг сидеть перед компьютером или просто отвечать неохота, но на душе все равно словно кошки скребли.
Марьяна несколько раз порывалась позвонить кому-нибудь из бывших коллег — просто так, ни за чем, только для того, чтобы услышать голос, но каждый раз отдергивала руку от телефонной трубки, словно от горячего утюга. Слишком уж боялась она услышать что-нибудь вроде: «его/ее нет и не будет…»
К вечеру задул пронзительный ледяной ветер, и с неба посыпались редкие снежинки. Марьяна шла по обледенелому тротуару, осторожно ступая, чтобы не поскользнуться. Ее каблуки стучали по асфальту, и звук гулко отдавался в пустынном переулке.
Она немного досадовала на себя. Ну зачем было сегодня надевать эти новые сапоги на шпильках! Каждый шаг — как по канату, того и гляди, чтобы не навернуться. Ну, ничего не поделаешь, теперь придется потихонечку, степ бай степ… И не думать, что до метро еще далеко! Она почти миновала тихий безлюдный переулок, и до Тверской оставалось буквально два шага. Оставалось только свернуть под арку…
Вдруг рядом с ней мигнула фарами темно-синяя БМВ. В первый момент Марьяна испугалась. Она отпрянула назад, лихорадочно соображая, как теперь поступить. Ведь на таких каблуках далеко не убежишь! Она уже пыталась нащупать в сумке баллончик со слезоточивым газом, который зачем-то таскала с собой уже не первый месяц, и лихорадочно вспоминала, как им пользоваться. На какую кнопочку нажимать и как повернуть его, чтобы самой не надышаться?
В этот момент дверца автомобиля чуть приоткрылась и она услышала знакомый голос:
— Марьяна, добрый вечер! Вас подвезти?
Фу-у! Аж от сердца отлегло. Ну можно ли так пугать человека? Марьяна подошла ближе и спросила, стараясь, чтобы голос звучал строго и официально:
— Павел Петрович! Это вы?
Он вышел из машины и стоял, с улыбкой глядя на нее, — такой большой, широкоплечий, в небрежно расстегнутом пальто… Снежинки оседали у него в волосах, и почему-то ей захотелось подойти и стряхнуть их, погладить его по голове, словно маленького.
Разумеется, ничего подобного Марьяна не сделала. Напротив, она нахмурилась и спросила еще суровее:
— Что вы здесь делаете? Я думала, рабочий день закончен!
Ответ обескуражил. Павел улыбнулся и сказал:
— Жду вас.
— Меня? Зачем? — удивилась Марьяна. — Договоры по консалтингу…
— Да ну их к аллаху, эти договоры! — беззаботно отмахнулся он. — Я просто хотел вас увидеть.
Вот это да! Марьяна даже оторопела на секунду, не зная, что ответить и как себя повести. С одной стороны, такое поведение — нарушение всех правил принятой корпоративной этики, а с другой… Эти серые глаза, и голос, и руки… Перед глазами на секунду мелькнула картинка заснеженного Рождественского бульвара, и две маленькие фигурки, идущие рядом, — совсем как тогда, когда она увидела его впервые.
— Я вас, кажется, напугал? Простите бога ради, я не хотел. Готов искупить свою вину и отвезти вас, куда скажете. Пойдемте скорее, а то совсем замерзнете.
Марьяна чуть прикусила губу. Конечно, надо было бы гордо отказаться, но как хочется нырнуть в теплое нутро машины! И чтобы за рулем был кто-нибудь другой. Холодно, и ноги уже болят от каблуков… При одной мысли, что придется еще идти до метро, ехать в набитом вагоне и потом добираться до дома темными дворами по гололеду, ей стало грустно. Проклятые сапоги! Зачем ей приспичило надеть сегодня именно их?
— Ну хорошо! — поколебавшись немного, она все-таки села в машину.
Они медленно ехали по сияющей огнями Тверской, и город открывался им навстречу, словно шкатулка с драгоценностями. Сейчас он казался таким нарядным, праздничным… И немного таинственным, как будто давно знакомые места видишь впервые в жизни.
Возле Пушкинской площади показалась огромная пробка. Похоже, тянется она до Белорусского вокзала, и дальше будет не легче. Ну, да, конечно, самое время…
Люди возвращаются с работы, и простоять придется немало. На метро бы вышло гораздо быстрее.
Марьяна вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется есть. Она вспомнила, что не успела пообедать сегодня, и под ложечкой засосало еще сильнее.
Павел как будто угадал ее мысли.
— Знаете что? Я тут подумал: если уж быстро нам не добраться, так может, лучше провести время с пользой? Давайте поедем, посидим где-нибудь немного, поужинаем? Тут поблизости есть неплохое местечко. Честно говоря, я проголодался! А вы?
Марьяна хотела было сказать, что время уже позднее, что ей надо домой, но почему-то слова застыли на губах. Она кивнула.
— Хорошо… Только ненадолго!
Павел свернул в какой-то переулок, и через десять минут они уже сидели в маленьком уютном ресторанчике. Народу здесь было немного, играла тихая приятная музыка, и на столах горели маленькие свечки. Самая что ни на есть романтическая атмосфера! Но Павел с Марьяной почему-то чувствовали себя неуютно.
Павел нервно перелистывал меню, словно на этих закатанных в пластик страничках надеялся прочитать что-то важное. Он делал вид, что никак не может выбрать еду, но на самом деле — судорожно подыскивал тему для разговора. Нужно быть легким, остроумным, поддерживать непринужденную беседу, поразить ее интеллектом, но разговор почему-то не клеился.
Он, наверное, в десятый раз спрашивал, умеет ли Марьяна кататься на горных лыжах, и чувствовал себя полным идиотом. А о чем еще говорить? О книгах? Он и забыл, когда в последний раз читал что-нибудь, кроме комментариев к Гражданскому кодексу и пленумов Верховного Суда. О фильмах? В кино ему ходить некогда, по телевизору крутят сплошные сериалы для домохозяек, а взять в прокате что-нибудь из новинок на DVD как-то руки не доходят. Что еще? Отдых, путешествия? Так он еще нигде не был, и все эти Канары с Куршевелями для него просто точки на карте.
«Надо бы, наконец, хоть загранпаспорт оформить!» — вспомнил Павел и хотел было уже потянуться за ежедневником, чтобы записать визит в ОВИР в список неотложных дел на следующий месяц, но как-то постеснялся. К тому же в свете последних событий не факт, что загранпаспорт ему скоро понадобится…
Марьяна молчала. Она волновалась — как там Найда? Не скучает ли одна? Может быть, она проголодалась? Или просто сидит у двери, неотрывно смотрит и ждет, ждет, ждет — совсем как тогда, у магазина? Как только она придет домой, рыжий мохнатый комок вылетит навстречу и будет исполнять вокруг нее радостный танец под названием «наконец-то пришла хозяйка». Так что же она делает здесь? Почему сидит рядом с симпатичным, но совершенно чужим человеком и не находит в себе сил, чтобы встать и уйти?
По лицу ее было видно, что она скучает и, может быть, даже жалеет о том, что пришла сюда.
«Вот пень! — ругнул себя Павел. — Привел девушку, а развлечь не смог. Ну не о тряпках же с ней говорить!»
Только когда к столику подошел официант, стало немного легче. Изъясняться названиями блюд Павел еще не разучился… Неприятно кольнула мысль — а что, ведь еще немного — и любая беседа людей его круга будет состоять из перечисления того, что можно съесть, выпить, надеть на себя, немногих междометий для выражения отношения к описываемым предметам, ну, и еще, пожалуй, профессиональной терминологии… Тут и Эллочка Людоедка с ее лексиконом в тридцать слов могла бы считаться почти интеллектуалкой! Ну, во всяком случае, вполне адекватной особой — если бы выучила названия модных брендов.
— Значит, мне что-нибудь легкое — ризотто, куриную печень в сливочном соусе с шампиньонами…
Павел от души пожалел, что нельзя заказать хорошего красного вина или немного коньяка. Глядишь, и прошла бы эта проклятая скованность… Но за рулем — нельзя. Он вздохнул и добавил:
— Ну, и еще — свежевыжатый сок. Апельсиновый. А вы, Марьяна, что будете?
— Я? Ничего. Мне, пожалуйста, только кофе. Что-то есть совсем расхотелось.
Павел заметил, что Марьяна заметно нервничает и все чаще украдкой поглядывает на часы.
— Вы спешите?
Она кивнула.
— Н-немного.
В ее ответе не было ничего особенного, но Павел сразу загрустил. Спешит она… Ну, да, конечно! У такой женщины обязательно кто-нибудь есть.
— Вас ждут? Муж, дети или…
Она чуть улыбнулась и покачала головой.
— Нет! У меня собака. Найда.
— Собака?
Павел не смог скрыть удивления. Всего лишь собака, а она так переживает!
Марьяна смутилась и стала сбивчиво объяснять:
— Понимаете, она еще ребенок, то есть щенок, а ее однажды уже бросили, и теперь она боится оставаться одна надолго. Она плачет, почти как человек, а когда я прихожу — так радуется! Она у меня вообще умница, все слова понимает и даже настроение чувствует…
Она говорила и говорила, и лицо ее светлело, на губах играла улыбка, а глаза сияли так, словно она не о собаке говорит, а о любимом ребенке. К братьям нашим меньшим Павел всю жизнь был совершенно равнодушен, но сейчас почему-то обрадовался.
— Хорошо! Так бы сразу и сказали. Давайте я вас отвезу. Официант! Отмените заказ, мы уходим.
Потом они ехали в машине и болтали просто так, ни о чем. О погоде (какая странная выдалась зима в этом году!), о музыке (выяснилось, что обоим нравится Карлос Сантана, а техно они на дух не переносят), о том, как Марьяна подобрала Найду у магазина… Павел не уставал удивляться. Неловкость и скованность испарились без следа, и теперь он чувствовал себя так, будто знает ее всю жизнь. Казалось, рядом с ним сидит совсем другой человек — вовсе не Снежная королева, а, наоборот, веселая и общительная девушка.
— Вот и мой дом! Приехали. У второго подъезда высадите меня, пожалуйста.
Павел кивнул. Было очень жаль, что доехали так скоро и сейчас придется расстаться, но что поделаешь! Как галантный кавалер, он вышел из машины и распахнул перед ней дверцу.
— Пр-рошу вас, мадам!
Марьяна царственным жестом оперлась на его руку. Все-таки приятно, очень приятно, когда за тобой так ухаживают, и он милый. Провожать ее было вовсе не обязательно! До подъезда всего несколько шагов, а потом останется только попрощаться и поблагодарить за приятный вечер и, может быть, помахать вслед. А жаль, право, жаль!
Но все вышло совсем иначе. В том, что случилось дальше, наверное, виноваты тонкие высокие каблуки… Или гололед… Или просто звезды так сошлись на небе.
Марьяна наступила на край обледеневшего тротуара, поскользнулась и потеряла равновесие. Павел успел подхватить ее, и на секунду она оказалась в его объятиях. Он совсем близко увидел ее лицо — глаза, что казались такими огромными в полумраке улицы, освещенной лишь тусклыми фонарями, высокие скулы, нежную кожу и губы, такие яркие… Словно ток пробежал по всему телу от макушки до пяток. Хотелось сжать ее в объятиях еще крепче, почувствовать ее губы, ее кожу, ее всю…
От таких мыслей кинуло в жар. И брюки как-то сразу стали тесными и неудобными. Он сразу же смутился, отнял руку, но было уже поздно. Как будто некая незримая, но прочная нить уже протянулась между ними, и разорвать ее было бы больно почти физически.
Марьяна, кажется, чувствовала то же самое. Она посмотрела ему в лицо, улыбнулась и неуверенно, будто смущаясь, предложила:
— Может быть, вы хотите выпить кофе? Можно подняться ко мне…
— Кофе? Да, это было бы замечательно.
Он так ухватился за эту простую мысль, как будто о чашке кофе мечтал всю свою жизнь.
В лифте они молчали и старались не смотреть друг на друга, словно двое подростков, что встречаются украдкой, пока мама с папой на работе. Павел и сам удивлялся — с чего бы это? Ведь оба они давно не дети и ясно, что означает такое приглашение в поздний час, так откуда этот пыл и жар семнадцатилетних? Откуда смущение, и робость, и страх что-то сделать не так?
Может быть, просто у влюбленности возраста нет, и каждый раз это происходит впервые?
Двери лифта распахнулись перед ними.
— Вот сюда, направо!
Марьяна возилась с дверным замком, а Павел смотрел ей в спину, видел тонкую белую шею, казавшуюся такой нежной и беззащитной, завиток золотистых волос — и просто млел от нежности.
Когда он перешагнул порог, его сразу же поразила атмосфера в доме. Веселые обои в цветочек, деревянная мебель, какие-то куклы, и из кухни пахнет чем-то вкусным, даром что хозяйка целый день на работе… Но главное — тут было ощутимо тепло, и не только от батарей. Павел сразу почувствовал себя легко и свободно, как будто здесь его давно ждали.
Из комнаты вылетел рыжий мохнатый комок с длинными болтающимися ушами и радостно запрыгал вокруг Марьяны.
— Ну, тише ты, тише! — смеясь, приговаривала она. — Ты меня с ног собьешь! Понимаю, что соскучилась, но что о нас гость подумает? Познакомьтесь. Это Найда.
Идея быть представленным собаке показалась Павлу забавной. Он присел на корточки и церемонно протянул руку.
— Очень приятно, Найда! Много о вас слышал.
Найда обнюхала гостя и вполне дружелюбно завиляла хвостиком. Потом подумала немного, села и важно протянула лапку.
— Вот молодец, — похвалила ее Марьяна, — надо быть вежливой собакой! А вы проходите, сейчас будем чай пить. Для кофе уже, наверное, поздновато.
Павел направился было вслед за ней на кухню, но тут его внимание привлекли картины — акварели в рамках, развешанные по стенам. Вроде бы ничего особенного — цветы, птицы, бабочки, но было в них что-то особенное! Казалось, что даже цветы улыбаются, хотелось стоять и смотреть на них подольше…
— Скажите, Марьяна… Чьи это картины?
— Картины? — она как будто смутилась. — Вам они нравятся?
— Да, очень. Я, конечно, в живописи мало что понимаю, но — очень! Смотришь — и смотреть хочется.
— Это я рисую… Иногда, — она улыбнулась, зарделась румянцем и показалась еще милее.
На кухне Марьяна поставила чайник, достала из шкафчика какое-то печенье, поставила на стол белые чашки с веселым цветочным рисунком… Как будто сам собой на столе появился пирог с румяной корочкой.
— Вчера испекла, — улыбнулась Марьяна. — Испекла, а есть некогда было. Попробуйте, это вкусно!
И правда было очень вкусно. Нежный бисквит просто таял во рту. Он вмиг умял три куска и потянулся было еще за одним, но в последний момент остановился. Как-то неудобно стало.
Они сидели за столом и болтали, чайник пришлось ставить уже два раза, и Найда суетилась у ног, выразительно заглядывая в глаза. Павел посмотрел на часы. Ничего себе, почти одиннадцать! Быстро же пролетело время… Уходить отсюда ему совершенно не хотелось, но и остаться было невозможно. Марьяна — это ведь не девчонка из клуба, из тех, с кем легко провести ночь — и наутро забыть даже имя! Очень хотелось обнять ее, зарыться лицом в волосы, прижаться губами к губам, почувствовать их на вкус, но страшно было — а вдруг она обидится? Лучше, наверное, не форсировать события.
Он отставил недопитый чай и поднялся из-за стола.
— Наверное, мне пора. Спасибо большое за этот вечер.
— Да, конечно…
Лицо ее вмиг погрустнело. «А ведь она тоже не хочет, чтобы я уходил! Но виду, конечно, не покажет, не сделает ничего, чтобы удержать. Черт, проклятые условности…»
Найда подошла к хозяйке и выразительно заскулила.
— Она, наверное, гулять хочет! — спохватилась Марьяна. — Если подождете минутку, я и ее выведу, и вас провожу заодно!
— Конечно, подожду! — обрадовался Павел.
— Сейчас, я только переоденусь.
Она скрылась за дверью спальни. Павел сидел на диване в гостиной, и Найда села у его ног так доверчиво… Почему-то было приятно, что она сразу его признала.
Он почесывал собачку за ухом и только усилием воли заставлял себя не думать о том, что сейчас Марьяна снимает юбку, расстегивает пуговки на блузке… На секунду он представил, какая она без одежды — и аж зажмурился от нахлынувшего желания.
Павел отогнал прочь эти мысли. Все в свое время. Сейчас главное не испортить ничего, не обидеть ее, чтобы Марьяна часом не приняла его за сексуально озабоченного идиота, а там… А там — все будет.
Сейчас он твердо в это верил.
— А вот и я!
Марьяна вышла в джинсах, полосатом свитерке, волосы завязаны в хвостик, на лице ни грамма косметики… Такая домашняя, простая, Павлу она неожиданно понравилась больше, чем в офисном костюме с укладкой и тщательно наведенным макияжем. Просто на школьницу стала похожа.
— Пойдемте?
— Что? Ах, да, конечно!
Павел встал, и, пока он надевал в прихожей пальто, Найда вертелась под ногами, всем своим видом выражая предвкушение прогулки. Она даже улыбалась — так, как только собаки умеют.
На улице было морозно и снег искрился в свете фонарей. Они дошли до маленького скверика, и Марьяна отстегнула поводок.
— Гуляй, Найда!
Дальше началось что-то непонятное. Павел и сам не понял, как вышло, что они с Марьяной вдруг расшалились, как дети. Он и не знал, что можно вот так беззаботно бегать по снегу, швырять друг в друга снежками, вязнуть в сугробах, смеяться… Найда с удовольствием разделяла общее веселье, носилась вокруг, радостно лаяла, и длинные уши болтались чуть не до земли.
Но все хорошее когда-нибудь кончается. Скоро все изрядно устали и замерзли (а Павел и ботинки промочил, но не сразу это заметил), и даже Найда притомилась и тяжело дышала, свесив на бок розовый язык. Стало понятно, что пора возвращаться.
Но когда Павел направился к своей машине, Найда решила проявить характер. Она словно не хотела его отпускать, рвалась вслед, а потом уперлась всеми четырьмя лапами и нипочем не хотела идти домой. Марьяна взяла ее на руки, но собачка все равно упорно пыталась освободиться и смотрела таким взглядом, как будто хотела сказать: ну почему ты уходишь?
— Найда, что же ты за непослушная собака? — выговаривала ей Марьяна. — Пойдем домой, поздно уже!
— Давайте я вас провожу! — предложил Павел.
— Мы вас, наверное, задерживаем… Даже неудобно!
— Ничего! Это был хороший вечер. Неожиданный… Но хороший. Так что пойдемте.
И вот он снова оказался в прихожей Марьяниной квартиры. Кажется, все… Девушка и собака благополучно доставлены, время позднее, дольше задерживаться поводов нет.
— Ну, спокойной ночи!
Марьяна стояла, держа на руках собаку. Она молчала, но ее взгляд он чувствовал на себе почти физически. Он уже повернулся к двери, когда она тихо сказала ему вслед:
— Не уходи…