Раджа-Йог

Глава седьмая

1

Кипиани всегда безошибочно определял интересы публики. Он чувствовал, что популярность Ломсадзе уже вышла за рамки республики Грузии, настало время гастролировать по всему Советскому Союзу. Но для того, чтобы получить разрешение для таких гастролей, нужно было представить выступление «психологические опыты» в полном объеме на художественном совете в Москве. Автандил Ломсадзе назвал программу «Игра мысли». Название он дал такое потому, что, как ему представлялось, он мысленно играет со зрителями.

Показ программы и дальнейшие выступления Ломсадзе по стране приходились на годы так называемого «Брежневского застоя». Пристрастная цензура, косность мышления чиновников, боязнь всего необычного, неординарного, как правило, тормозили выход новых программ. Это касалось демонстраций гипноза и различных психологических опытов. Однако кое-что удавалось иногда доказать власть имущим… и тогда они сдавались, прислушиваясь к увещеваниям, что выступление будет носить не только развлекательный, но и познавательный характер.

Небольшой зал, где проходил просмотр программы Ломсадзе, был заполнен артистами, служащими и членами художественного совета Союзконцерта. За неделю до выступления по просьбе Автандила Ломсадзе было вывешено объявление, сообщающее дату просмотра программы под названием «Психологические опыты. Игра мысли». Количество собравшихся превзошло все ожидания членов худсовета. Зал не смог вместить всех желающих. Дело в том, что выступления подобного жанра в то время не поощрялись. Редко выступал даже знаменитый в то время Вольф Мессинг. Кто же такой Ломсадзе, который осмеливается показать свою программу? Что это за программа? Разрешат ли ее? Скорее всего, нет… Поэтому люди и стремились на этот единственный, необычный для данного времени просмотр программы.

Показ прошел замечательно. Оставалось ждать решения комиссии — такие вопросы никогда не решались быстро. Ломсадзе со всех сторон окружили артисты и забросали его вопросами.

Чуть поодаль стоял мужчина средних лет и выжидательно смотрел в сторону шумливых артистов и Ломсадзе. Чуть позже он подошел и представился. Тут же подошел второй мужчина.

— Мы хотели бы Вас пригласить для беседы по поводу Вашего выступления. Вы не возражаете, если мы подъедем за Вами на машине в гостиницу завтра утром? Ну, скажем, часов в одиннадцать?

Автандил Ломсадзе не удивился, что у него не поинтересовались, в какую гостиницу.

На следующий день в назначенное время за Автандилом зашли вчерашние посетители и отвезли его в здание, похожее на институт, где на его имя уже был выписан пропуск. Поднялись на лифте на шестой этаж.

В большой комнате, куда они вошли, было несколько человек. К нему сразу подошел интеллигентного вида мужчина средних лет:

— Здравствуйте, Автандил Алексеевич, — обратился он, как будто давно его знал. — Мы знаем о Ваших способностях. Очень хорошо, что Вы сейчас здесь, в Москве. Мы хотели бы воспользоваться случаем и попросить, чтобы Вы продемонстрировали нам свои способности. Сможете?

— А что вы хотите, чтобы я сделал? — поинтересовался Ломсадзе.

— Ну, скажем, усыпили бы человека, находящегося в другой комнате.

— Смогу.

— Вот и прекрасно. Через несколько минут начнем.

Автандилу предложили стул. В другом конце комнаты шел разговор двух людей. Автандил услышал конец фразы:

— …вам достаточно несколько секунд?

— Мне достаточно мимолетного взгляда, чтобы запомнить увиденное, — ответил светловолосый человек, — но для того чтобы нарисовать, потребуется минут пятнадцать.

— У нас есть время. Подойдите, пожалуйста, к окну и взгляните на улицу.

Автандил увидел, как молодой человек подошел к окну и тут же вернулся обратно.

— Вот карандаш и бумага. Нарисуйте те, что видели. Он стал рисовать. В это время обратились к Ломсадзе:

— Автандил Алексеевич, в соседней комнате находится один человек. Мы хотим, чтобы Вы его усыпили. Вам нужно его показать?

— Нет, мне видеть его не обязательно.

— Он должен стоять, лежать, сидеть?

— Для меня это не имеет никакого значения, но, я думаю, ему удобнее будет сидеть, — ответил Ломсадзе.

— Тогда начинайте.

Автандил чуть прикрыл глаза и через секунд пятнадцать сказал:

— Готово.

Один из троих, стоящих рядом, вышел в соседнюю комнату. Через минуту он зашел снова и на вопросительные взгляды своих коллег положительно кивнул головой. Похоже, что моментальное усыпление человека не произвело большого впечатления на присутствующих. «Они знают об опытах, которые проводил Васильев», — подумал Автандил.

— Прекрасно. Теперь разбудите.

В доли секунды Ломсадзе разбудил усыпленного им человека, что тоже было проверено.

— Сейчас в соседней комнате будет присутствовать несколько человек. Вы сможете сказать сколько?

— Да, смогу.

Пожилой сделал знак одному из сотрудников, тот вышел из комнаты, а тем временем вошел фотограф. Он подошел к окну, сфотографировал вид из окна и тут же ушел. От внимания Автандила ничто не ускользало, он видел, как человек за соседним столом продолжал рисовать. Через пару минут Автандилу предложили:

— Можно начинать.

Автандил сосредоточился и произнес: — В соседней комнате трое мужчин.

— Как они выглядят?

— Один постарше, двое молодых. Тот, кто постарше, в сером костюме, один из молодых в коричневом свитере и черных брюках, другой в синей рубашке и джинсах.

— А что они делают?

— Тот, кто постарше, сидит на стуле, второй стоит возле него, а третий находится у окна.

— Что они держат в руках?

— У стоящего у окна газета, второй вертит карандаш в руках, а у сидящего на стуле… а у сидящего на стуле в руках ничего нет.

Присутствующие многозначительно переглянулись.

— Очень хорошо, спасибо, — произнес старший, — посидите минутку.

Они вышли, оставив, Ломсадзе у стола одного. Невольно внимание Автандила переключилось на соседний стол, где рассматривали законченный рисунок. Принесли уже напечатанную фотографию с тем же самым видом из окна.

— Ваш рисунок в точности повторяет фотографию… только что это за полосы вдоль дома? На фотографии их нет.

— Не знаю, но я их видел, поэтому и нарисовал, — ответил молодой человек.

Подошли к окну, но, похоже, полосы не увидели.

— Они есть, разве вы не видите? — настаивал рисовавший.

— Не беспокойтесь, сейчас кто-нибудь из нас спустится вниз и рассмотрит дом вблизи. Если там полосы есть, мы их увидим.

Вниз был тут же послан один из сотрудников, а разговор, невольным свидетелем которого был Автандил, продолжался:

— Сколько времени Вы можете держать в памяти увиденную картину? — спросили у молодого человека.

— Сколько угодно. Я могу в памяти держать не одну картину, могу, проехав несколько километров на машине, до мельчайших подробностей запомнить все, что увижу из окна.

— Это интересная способность. Только в жизни она Вам вряд ли пригодится. Вам есть смысл работать у нас, мы найдем применение вашим способностям. Работа для Вас не будет утомительной: пойдете или поедете, посмотрите и нарисуете. Нам больше от Вас ничего не надо будет.

— Возможно, вы правы, для меня это интересное предложение.

В это время к Автандилу подошел ушедший две минуты назад сотрудник и пригласил его следовать за ним. Автандил встал со стула и не успел еще покинуть комнату, как возвратился человек, рассматривавший дом, и сообщил с самого порога:

— А полосы-то, действительно, на доме есть! Ломсадзе провели в небольшую комнату с письменным столом и стоящими на нем телефонами.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил его пришедший с ним человек и сел рядом. — Вы находитесь здесь по приглашению органов Комитета Государственной Безопасности, — он показал удостоверение. — Мы хотели бы, чтобы Вы у нас работали.

— Это несколько неожиданно, — проговорил Автандил, который не задумывался над тем, кому он демонстрирует свои способности.

— Я понимаю и поэтому не тороплю Вас с решением. У нас серьезная организация. Мы охраняем интересы страны, у Нас работают люди, преданные своей Родине, которые делают все от них зависящее, чтобы нашей стране никто не угрожал. У Вас для работы будут прекрасные условия, хорошая зарплата. Только с Вами всегда будет находиться один или несколько наших сотрудников для охраны. Подумайте, а завтра поговорим.

— Я подумаю, — ответил Автандил.

Прощаясь, они пожали друг другу руки. Сотрудник КГБ задержал руку Автандила чуть дольше обычного:

— Надеюсь, Вы понимаете, что этот разговор должен остаться между нами.

— Да, разумеется, — ответил Автандил. Его отвезли в гостиницу, а на следующее утро разговор был продолжен.

— Вы подумали? Что Вы решили?

— Я подумал… к сожалению, я не смогу работать в вашей организации.

— Что Вас не устраивает? У Вас будет прекрасные условия, О которых может только мечтать человек, хорошая зарплата. Вы будете отдыхать хоть несколько раз в год там, где хотите, в любой стране мира, даже если с этой страной у нас нет дипломатических отношений. Это все мы можем устроить. Или Вы не хотите поработать для своей Родины?

— Почему не хочу? Наоборот, очень хочу. И я понимаю, что у вас серьезная организация, что вы охраняете интересы страны, у вас работают люди, преданные Родине, которые делают все от них зависящее, чтобы нашей стране никто не угрожал, — в точности повторил вчерашние слова сотрудника Автандил. — Я люблю Родину, но у меня другая миссия в жизни.

Как можно было другими словами объяснить этим людям, стоящим на страже интересов нашей Родины, что он рожден нести свои энергию и знания на благо всего человечества, а не Отдельно взятой страны, пусть даже своей собственной и, несомненно, любимой.

Наступило молчание. В разговор вступил другой, находившийся туг же сотрудник:

— Мы редко кому предлагаем работать у нас. Мы Вам оказываем честь и большое доверие. Вы еще не представляете, от чего отказываетесь! У Вас будут большие возможности в жизни…

— Я не могу заниматься данной проблемой, — твердо сказал Автандил Ломсадзе.

— Мы ведь можем и заставить Вас работать, — жестко сказал второй сотрудник, — но хотелось бы, чтобы Вы согласились по собственному желанию.

— Я не могу взять на себя такую ответственность. Мои способности находятся за гранью изученного наукой. Если я случайно ошибусь, проверить никто не сможет, а моя ошибка может иметь роковые последствия, ведь дело касается интересов страны.

Против такого аргумента спорить было трудно. В это время в разговор вступил третий сотрудник, до сих пор остававшийся в стороне:

— Человек должен сам захотеть сотрудничать с нами, а то может и умышленно нас обмануть. Кто его проверит?

Автандил посмотрел на говорившего и подумал: «Умышленно я, конечно, не стал бы обманывать, а вдруг получилось бы случайно!» Но вслух ничего не сказал.

Так и расстались представители сильной организации и необычный человек на неопределенной для них ноте… Для самого Ломсадзе его решение было вполне определенным.

Неделю он жил еще в Москве, его никто не тревожил, кроме представителя Союзконцерта, который принес гастрольное удостоверение, позволявшее выступать в любом уголке Советского Союза. Вручив Ломсадзе удостоверение, он сообщил, что разрешение комиссия дала с обязательным условием согласовывать сроки и место проведения гастролей в Союзконцерте.

В конце недели два сотрудника КГБ принесли билет на самолет и спросили:

— Может, у Вас появилось желание работать с нами?

— Нет, — сказал Автандил, и чтобы смягчить отказ, им, — я буду думать, может, появится…

Они отвезли Ломсадзе в аэропорт и посадили на самолет. В Тбилиси время от времени раздавались звонки из Москвы, и местные сотрудники не забывали Ломсадзе. Звонили в течение года, потом через год, потом время от времени, потом звонки и предложения прекратились. Осталась только обязанность предупреждать местные органы КГБ о любых своих передвижениях по стране, будь то Москва, Ленинград или другие утолки Советского Союза.

2

Все время, в течение которого происходили эти и другие события в жизни Автандила Ломсадзе, сам он продолжал совершенствоваться как раджа-йог. Бывали случаи, когда к нему обращались с просьбой о лечении, но несмотря на то, что он мог уже помочь, он отказывался, пока не достиг полной гармонии и знания в лечении. Настал, наконец, момент, когда раджа-йог Автандил Ломсадзе почувствовал, что может начать лечить людей. Он еще и еще раз проверял себя и, когда решил, что абсолютно готов, мысленно связался с Учителем и получил разрешение. «Ты можешь лечить больных», — мгновенно прилетела мысль с другого конца земли. Надо заметить, что разрешение Учителя для йога значительно важнее, чем клятва Гиппократа для врача, которую тот дает но, к сожалению, не всегда выполняет.

Сначала Автандил начал лечить своих родных и знакомых, потом других людей, которых приводили к нему родственники и друзья. В Тбилиси снова заговорили о Ломсадзе, и не только о его телепатических способностях, но и о его удивительном лечении без лекарств. На публичных выступлениях с психологическими опытами к нему стали подходить страждущие — он не отказывал, всегда внимательно выслушивал их и как телепат, видя внутренние органы человека, лечил без всякого вознаграждения за свою уникальную помощь.

В это самое время Автандил Ломсадзе начал гастролировать по стране, не забывая однако и свой родной город Тбилиси, где тоже проходили его выступления, хотя уже и значительно реже. Гастроли организовывала филармония. Непосредственно договорами занимался очень активный администратор Вахтанг Гочиашвили, все его звали Вахтанг-концерт. Наша страна огромна, Автандил Ломсадзе объездил всю страну с запада на восток и с юга на север. Он побывал в Прибалтике и на Дальнем востоке, в центральных районах России, на Урале, в Сибири и на берегах Черного моря.

Наделенный большой любовью к людям, он был рад представившейся ему возможности широкого общения с ними. Выступления проходили с аншлагами и с неизменным успехом. Он показывал свои телепатические опыты, а когда заканчивал программу, со сцены не уходил, как это делают все выступающие, чувствуя, что людям интересны его опыты и что они о многом хотят его расспросить. Он отвечал на бесконечное количество вопросов по подаваемым на сцену запискам. На одном из выступлений в зале встал мужчина и спросил:

— Скажите, эти записки с вопросами, которые Вы читаете, заранее подготовлены?

— Почему Вы так решили? — поинтересовался Автандил Алексеевич.

— Создается такое впечатление, что Вы их заранее знали, поэтому так быстро, без пауз, отвечаете. Ломсадзе улыбнулся:

— Вот Вы мне сейчас этот вопрос задали, а кто-то может подумать, что мы с Вами заранее договорились, чтобы люди знали, что записки не были подготовлены.

— Ясно, — ответил обескураженный зритель. — Извините…

Выступления Автандила Ломсадзе смотрелись эффектно, они были похожи на многочисленные в то время увлекательные Шоу, в которых ассистент незаметно для публики в диалоге давал выступающему на сцене «магу» информацию, позволявшую ему найти, например, спрятанную зрителями вещь, поэтому зрители больше следили за действиями ассистентки, чем за самим Ломсадзе, но не могли заметить ничего, указывающего на подсказку. Некоторые из них приходили на выступления по несколько раз, желая во что бы то ни стало «разоблачить» телепата, не веря в столь фантастические возможности человека. Хочется заметить, что видели зрители лишь малую часть возможностей раджа-йога. Впрочем, больше демонстрировать было нельзя, так как человеческая психика не выдержала бы сверхъестественного непривычного зрелища.

На выступлениях Автандил Ломсадзе всегда легко и непринужденно держится на сцене, шутит со зрителями, но бывает, что и они шутят с ним. Выступая в Смоленске, Автандил Алексеевич предлагает очередному желающему участвовать в опыте, подойти в зале к любому из зрителей, взять у него какую-нибудь вещь и отдать ее другому человеку, присутствующему в зале. Сам он на это время выходит из зала с двумя зрителями, которые удостоверятся, что у него не будет никакой возможности увидеть и услышать то, что будет происходить в зале.

Через некоторое время его приглашают войти. Автандил Алексеевич входит в зал. Его задача — найти то, не зная что, и отдать тому, не зная кому. Но это он пока не знает. Не знает, пока зритель, стоящий на сцене и все это проделавший, не думает о своих только что совершенных действиях.! — Думайте! — требует телепат. — Думайте о человеке, которому вы отдали чужую вещь, думайте о том, где он сидит.

Через четыре-пять секунд Автандил Алексеевич, уверенно передвигаясь по залу, подходит к боковой ложе, в которой сидят несколько человек.

— Думайте о той, вещи, которую вы дали, — говорит Автандил Алексеевич.

Зритель думает, но телепат не видит ее в руках у сидящих в ложе. Он ничего не понимает. Может быть, он ошибся?

— Думайте! — снова требует он. Приходит та же самая мысль: «ботинок». Но куда же делся этот коричневый мужской ботинок? Ответа он не может найти в мыслях думающего на сцене человека, потому что тот просто не знает! Тогда Ломсадзе «переключается» на мысли сидящего перед ним зрителя. Он не просит его думать. Тот и так думает, он не может не думать, ведь чужой ботинок он надел на свою ногу и теперь с интересом ждет результата опыта, отлично понимая, что в ложе его ног не видно!

— Будьте любезны, снимите чужой ботинок со своей левой ноги, — обращается он к шутнику, — тем более что он вам слегка велик!

В зале смех, а шутник, удивленно качая головой, наклоняется и, сняв чужой ботинок, отдает его телепату под дружные аплодисменты зрителей. Автандил Алексеевич берет ботинок и снова обращается к зрителю, стоящему на сцене, говорит:

— Кто же сидит без ботинка? Кому нужно его вернуть? Думайте!

Через секунду — вторую уверенно направляется к третьему ряду, к человеку, сидящему третьим от края.

— Возьмите, пожалуйста, свой ботинок. Хорошо, что велик оказался, а то бы вы ушли с моего выступления домой в одном ботинке.

На одном из подобных выступлений в перерыве за кулисы к Автандилу пришел… Вольф Мессинг. Сидя в зрительном зале, Мессинг был поражен той легкостью, с которой Автандил проводил телепатические опыты. Он много слышал об этих опытах, но люди склонны преувеличивать, и он решил посмотреть сам. Увидев, он был потрясен. Только два опыта похожи на опыты, которые обычно демонстрировал он, да и то проведены без видимых усилий. Остальное все иное, сложное. Люди, наблюдающие эти опыты, вряд ли могли по достоинству оценить их сложность, и только он, Мессинг, понимал меру их сложностей в полном объеме. Поневоле у него возникал вопрос: смог бы он так? Безусловно, нет. Мессинг и не предполагал, какие чудеса мог бы продемонстрировать Ломсадзе, если бы не философия йоги. Увидев Автандила за кулисами, он, обычно сдержанный на похвалу, сказал:

— Поздравляю Вас, Автандил. Вы прекрасно выступаете. Автандилу была приятна похвала Мессинга, он видел, что тот искренне рад за него.

— Спасибо, Вольф Григорьевич. Я рад, что Вы пришли на мое выступление.

— Мне нравится ваше выступление. Вы так легко проводите телепатические опыты, я даже не ожидал.

Автандил улыбнулся. Мессинг спросил о детях, о здоровье. Автандил о здоровье; Мессинга не спрашивал — он видел, что Мессинг болен. Поговорили еще немного. На прощание Мессинг подарил Автандилу свою фотографию с надписью: «Мысленно всегда с Вами».

А через год Вольф Мессинг позвонил Автандилу и пригласил к себе домой. Ломсадзе приехал. Дверь ему открыла жена Мессинга и провела в комнату. Его встретил измученный болью человек. Они сели на диван. Мессинг спросил Автандила, как дела, и после ответа сказал:

— А у меня со здоровьем совсем плохо. Вот предлагают лечь в больницу на операцию. Как думаете, ложиться или нет?

Мессинг ждал совета. Он, вероятно, понимал, что будущее Автандилу известно. А что мог сказать Ломсадзе? Мог ли он предложить помощь? Дать надежду? Но надежды нет. Слишком поздно. Дни жизни Мессинга уже сочтены, независимо от того, ляжет он в больницу или нет. Обманывать или утешать такого человека было нельзя, но и говорить правду не имело смысла: он ее и сам знал, поэтому Автандил ответил:

— Раз решили лечь — ложитесь.

Мессинг еще не решил лечь в больницу, и он понял, что этим хотел сказать Ломсадзе.

— Наверное, я так и сделаю. Он помолчал. Затем продолжил:

— Мне всегда помогает мой талисман. Он хранит меня от всех бед. Я никогда с ним не расстаюсь, — он показал висевший на груди черный мешочек и достал оттуда большой в несколько карат бриллиант.

Камень так и засиял, преломляя и разноцветно отражая дневной свет своими многочисленными гранями, и, хотя Автандил не был знатоком ювелирных камней, ему не трудно было догадаться, что бриллиант имеет большую ценность. Действительно, когда-то он принадлежал царской семье, у него даже было собственное имя. Никто не знает, как он попал к Мессингу, но тот хранил его, как зеницу ока, и верил, что драгоценный камень охраняет его от всех бед. Посмотрев на талисман, Мессинг печально произнес:

— Чувствую, что на этот раз талисман мне не поможет.

Он вновь положил его в мешочек и спрятал на груди. Все произошло так, как и предчувствовал Мессинг: из больницы он не вышел. Операция прошла хорошо, а после операции он внезапно умер. Талисман таинственным образом исчез. Как сквозь землю провалился! Соответствующие органы знали о его существовании, но были уверены, что бриллиант остался у жены Мессинга, а она не сняла с груди мужа талисман, оставив ему камень, а вместе с ним и надежду на выздоровление. Кто же снял бриллиант с груди умирающего человека? Сотрудники МВД провели расследование, расспросив весь медицинский персонал, включая и хирурга, делавшего операцию, спросили у всех, близко знавших Мессинга, но все безуспешно. Обо всем этом Автандил узнал от жены Мессинга, которая позвонила ему, сообщив о смерти мужа, и от Сергея Добрина, познакомившего в свое время телепатов, которого спрашивали, не знает ли он о месте нахождения драгоценного камня.

Автандила никто не тревожил, лишь через несколько лет, задержав какого-то цыгана и обнаружив у него крупный бриллиант, Ломсадзе вызвали и, показав камень, спросили:

— Вы узнаете бриллиант Мессинга?

— Нет, это не тот, — ответил Автандил.

Бриллианта так и не нашли.

Многое для человека остается тайной. А будущее всегда, как говорится, за семью замками. Может быть, это и хорошо? Мессинг, благодаря своему дару, знал, что дни его сочтены… Принесло ли это знание ему облегчение? Вероятно, нет. Скорее, наоборот. Наделенный способностями в области телепатии и работавший на сцене с такой же программой, как и Мессинг, Кастелло тоже знал о своей близкой смерти, но это знание принесло ему лишь страдания. Когда ему стало плохо, его забрали в больницу. Врачи осмотрели его и, выйдя из палаты, собрались на консилиум в кабинете главврача. Все сошлись в одном мнении, что это рак и что надо срочно оперировать, хотя уже и поздновато. Кастелло, ожидая решения врачей, естественно, был возбужден, все чувства его были обострены, и он спонтанно воспринял мысли врачей. Он понял, что надежды нет, оделся и ушел из больницы. Когда врачи вернулись к нему в палату, чтобы сообщить о своем решении делать операцию, его уже не было. Вскоре он умер. Его дар помог ему узнать истинное положение своих дел, но не избавил его от душевных мучений близкого конца. Так может быть, лучше не знать будущего? Не легче ли будет жить? Жить с надеждой на лучшее. Природой все устроено мудро.