Радиация. Реальный мир

IX. Ракель

Их лидера зовут Соланж. Собственно, благодаря ей они все до сих пор живы. А когда-то казалось, что эта женщина их погубит…

Уроженка Бразилии, она, как и многие другие, приехала в США за мечтой. Эта мечта носила простое американское имя — Джон. Когда-то Соланж Вальверде была обыкновенной девушкой — без наколок, наполовину выбритой головы и пирсинга. Она носила яркие платья, а не рваные штаны и топы с тупыми надписями. Приехав в Штаты, «солнечная» красавица, сходящая с трапа легкой походкой, и представить не могла, чем обернутся наивные грезы.

Много сказано слов о грустных последствиях знакомства по интернету, много написано статей. Но имеют ли значение нудные лекции для человека, влюбленного, как говорится, по самые уши?

Без долгой предыстории — Джон оказался Джейсоном, но это не самое плохое. Он жил в съемной квартире, откуда его собирались выгнать за неуплату счетов, не имел постоянной работы и промышлял торговлей наркотиками. Дом, которым он хвастался у себя на страничке, в действительности принадлежал людям, которых Джейсон даже не знал.

И все же Соланж осталась. Наивно понадеялась, что вот теперь, встретив «любовь всей жизни», он остепенится и превратится в того мужчину, ради которого она оставила родину. Но мечты остались мечтами. Джейсону, видимо, нравилась его жизнь; со временем он приобщил к ней подругу. Соланж стала мечтать гораздо реже, но из последних сил старалась воссоздать идиллию, которую выстроила в голове. О возвращении в Бразилию даже не помышляла. Стоит ей там появиться с чемоданами — вмиг засмеют. Вот и приходилось влачить убогое существование в тесной, холодной квартире.

А потом она попала за решетку. Возлюбленный облажался, а глупая подружка решила его выгородить. У нее получилось — молодого человека оставили в покое. А вот на запястьях Соланж защелкнулись наручники.

За три года, что провела в тюрьме, она ни разу не слышала о Джейсоне.

Соланж сидела бы еще дольше, если бы однажды не случилось то, что случилось. Событие, изменившее судьбу каждого живущего, стало ее пропуском на свободу. Но можно ли назвать свободой то, что увидела Соланж, оказавшись за высокой стеной?

Она хорошо помнила, как все начиналось. Взволнованные охранники вместе с надзирателями сновали по коридорам, заключенные кричали, улюлюкали и били кулаками в двери. Элен — сокамерница, подруга и защитница Соланж, — похоже, была единственной, кто не бесился в то утро. Она просто сидела на койке, поджав под себя ноги, курила самокрутку и молчала. Сколько Соланж ни пыталась ее разговорить, все тщетно. Элен заговорила только во время обеда, когда шум немного улегся. Ковыряясь в тарелке, тихо произнесла, не глядя на подругу:

— Завтра мы отсюда свалим, детка.

И тогда Соланж решила, что Элен замешана в утреннем переполохе.

В этом была доля правды, но всего лишь доля.

Элен Хогарт давно мечтала сделать ноги из того местечка. Она попала туда уже не впервые, и все бы ничего, но на воле ее дожидалась смазливая подружка. Нельзя было упускать такой лакомый кусочек.

Стоило немалых трудов подговорить охранника, но когда ей не удавалось задуманное? Он пообещал, что все устроит, но вот о массовом переполохе не шло и речи. Видимо, старина Билл решил внести в план коррективы. Что ж, пусть. Главное — все должно сработать. Элен не знала, получилось ли у него, но перед обедом Билл велел готовиться. Следующим утром он поможет ей сбежать. Ему не понравилось, что Элен решила захватить подругу, но заключенная ясно дала понять, что не хочет обсуждать это решение. Пришлось согласиться.

Женщины терпеливо ждали утра, но тогда им уже не понадобилась помощь Билла. План полетел к чертям, когда ночью несколько заключенных и надзирательница внезапно заболели. И речь шла вовсе не о простуде. Инфекция оказалась более чем странной. Сначала их бросило в жар, потом долго рвало. Все кончилось конвульсиями и пеной изо рта. А потом они встали и набросились на тех, кто находился рядом. К утру тюрьма представляла собой адское помещение, полное трупов и зараженных. Охраны больше не было, двери распахнулись. Выйти оттуда стало так же просто, как из собственного дома.

Соланж вышла одна. В ту ночь она совершила первое в жизни убийство: пробила куском трубы голову озверевшей подруги. В подавленном состоянии женщина удалялась от охваченной злом тюрьмы, еще не зная, что скоро на ее руках будет много крови.

***

Она, как всегда, была на посту. Каждое утро и каждый вечер Соланж подолгу стояла на балконе того люкса, где однажды опозорилась Ракель. Номер навевал бывшей горничной неприятные воспоминания, поэтому она с удовольствием уступила его лидеру.

В последний месяц все стали относиться к тридцатидвухлетней Соланж, как к лидеру. Она умело организовывала вылазки, находила пропитание и по-настоящему заботилась о подопечных. Грозный вид поначалу отталкивал, но потом начал вызывать уважение. В современном мире никто больше не ходит в платьях и на каблуках.

— Запасы еды кончаются, — произнесла Соланж, когда Ракель оказалась на балконе. Она стала первой, кого лидер подпустила к себе после смерти Элен. — Того, что ты принесла, надолго не хватит.

— Предлагаешь вылазку? — Рука непроизвольно легла на кобуру, пристегнутую к поясу. Всякий раз, когда в поле зрения попадал зараженный, Ракель пробивала дрожь. Одинокий мертвец в эту минуту плелся по дороге мимо «Плазы».

— Если хочешь, можешь остаться. Ты и так много сделала.

— Я не хочу сидеть на месте, когда могу сделать больше.

— Кто-то должен защищать отель.

— Пусть этим занимаются мужчины.

— Мужчины? — усмехнулась Соланж. — Кроме Джеймса, Кайла и Роба не на кого положиться. Или подразумеваешь под словом «защитник» тощего Мэтти?

Ракель не удержала смешка. Мэтт Гордон меньше всех вызывал доверия, когда доходило до драки или даже простой перепалки. Стоило ему увидеть кровь, как лицо и ладони тут же покрывались потом, а ноги начинали дрожать. И все же, несмотря на это, Мэтт был гением. Не признанным цивилизованным обществом, но признанным их маленькой группой. Он мог починить все, к чему прикасался, а также изобрести полезное приспособление. Соланж посмеивалась над ним, но охраняла так же, как малышку Пэйдж. Когда над группой нависала угроза опасности, эти двое оказывались в приоритете.

— Кстати, чем он сейчас занят? — разрезала тишину Соланж. — До сих пор пытается заставить работать чертово радио?

Ракель кивнула.

— Именно. Он упорный.

— Он болван, — отсекла Соланж. — Приемник раздроблен на куски. Легче найти новый, чем склеить эту развалину.

— С этим сейчас сложно, — вздохнула собеседница. — Когда пропали интернет и мобильная связь, люди поняли, что единственным средством коммуникации осталось радио. Хоть по нему уже давно не крутят музыку и развлекательные шоу, иногда есть шанс услышать что-то важное. Все пытаются найти близких, частоты вечно перегружены… Да и осталось их немного.

— Но они есть. — Соланж всмотрелась вдаль. — Прошло уже три месяца. Думаю, ажиотаж улегся. Тем более, если учитывать, сколько на улицах зараженных, население Нью-Йорка, — а, может, и всего мира, — заметно убавилось. Уверена, что с помощью радио мы могли бы связаться с другими группами. Только, боюсь, от этого приемника не будет никакого толку.

— Дай Мэтту время, — попросила Ракель. — К тому же, может, нам повезет, и на вылазке удастся найти что-нибудь целое.

— Меня беспокоит не вылазка. — Соланж всмотрелась вдаль — куда-то за пределы Центрального парка. — Мы опустошили все магазины в округе. Больше половины продуктов унесли другие выжившие. Немалая часть испорчена.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что скоро, возможно, придется покинуть это милое местечко.

Внутри у Ракель все перевернулось. За три месяца «Плаза» стала им не просто домом, — она стала их крепостью. Неприступный, почти не разрушенный отель надежно укрывал обитателей от зараженных и агрессивно настроенных выживших. Никому не удалось прорваться внутрь. И теперь лидер предлагает бросить все и уйти в неизвестность?

— Ты хорошо подумала? — спросила Ракель, зная, что, если кто и в силах переубедить главную, то только она. — Мы можем отходить дальше, набирать больше припасов. Рискованно уходить сейчас. Скоро зима…

— Вот и я об этом же: скоро зима! — грубо прервала ее Соланж. — Мы рискуем застрять здесь в холоде и голоде. Может дойти до того, что нам придется есть друг друга, чтобы протянуть еще несколько дней.

Ракель ахнула. На лицо Соланж упала тень.

— До сих пор веришь в мораль и запреты? — усмехнулась она. — Очнись, девочка! Мир, к которому ты привыкла, умер. В нем каждый, кто не обратился, борется за выживание любой ценой. Благодаря тому, что прошло мало времени, ты не успела узнать, что такое голод. — Прочитав что-то на лице Ракель, она заговорила суровее: — Ничего ты не знаешь. Урчание в животе — это одно, а обморок оттого, что во рту неделю не было ни крошки — совсем другое. Посмотрим, какими станут твои убеждения через год или пять лет. Посмотрим, кого сожрешь ради того, чтобы выжить.

Соланж ушла, а Ракель еще долго стояла на балконе, обдумывая и не желая принимать горькую истину. Ей все еще верилось, что это ненадолго; скоро правительство, если оно где-то существует, со всем разберется. Как покойная мать, Ракель привыкла надеяться на правительство. Они защитят — это внушалось ей с детства. Но что, если Соланж права, и настало время защищать себя самой?

Сейчас это просто вылазка. Однако Ракель, в отличие от остальных, знала, что на этом месте она последняя. Завтра Соланж сообщит о решении уйти из отеля.

Куда? Лидер и сама этого не знала.