Радости и горести знаменитой Молль Флендерс

IV Мое отчаяніе и моя болѣзнь

Его братъ возвратился изъ Лондона только черезъ пять или шесть дней послѣ этого свиданія; прошло еще два дня, пока представился случай старшему брату поговорить съ нимъ наединѣ. Въ тотъ же вечеръ мой любовникъ нашелъ возможность передать мнѣ ихъ разговоръ, который, насколько помню, представляется въ такомъ видѣ.

Старшій братъ началъ съ того, что до него дошли странные слухи, будто Робинъ влюбленъ въ миссъ Бетти.

— Пусть такъ, отвѣчалъ Робинъ, сердясь, что же дальше? Кому какое дѣло до этого?

— Не сердись, Робинъ, продолжалъ старшій, я вовсе не желаю вмѣшиваться и говорю только потому, что онѣ встревожены и начали дурно обходиться съ бѣдной дѣвушкой, которую мнѣ такъ же жаль, какъ если бы я самъ былъ причиной этого.

— Кто же это онѣ? спросилъ Робинъ.

— Мать и сестры, — отвѣчалъ старшій. — Но неужели ты въ самомъ дѣлѣ любишь эту дѣвушку?

— Если такъ, — продолжалъ Робинъ, — то я откровенно скажу тебѣ, что люблю Бетти больше всего на свѣтѣ, и она будетъ моей, что бы ни говорили и ни дѣлали мать и сестры, такъ какъ я увѣренъ, что Бетти согласится выйти за меня замужъ.

Эти слова кольнули меня въ самое сердце, и хотя Робинъ имѣлъ полное основаніе такъ думать, и я предчувствовала, что дамъ ему свое согласіе, зная, что оно погубитъ меня, тѣмъ не менѣе я понимала, что въ данную минуту мнѣ слѣдовало говорить иначе и потому я прервала своего любовника слѣдующими словами:

— О, да, пусть воображаетъ, что я не откажу ему, но онъ скоро разубѣдится въ этомъ, и я во всякомъ случаѣ не соглашусь на его предложеніе.

— Хорошо, хорошо, моя дорогая, но дайте мнѣ кончить и тогда можешь говорить все, что тебѣ угодно.

Затѣмъ онъ продолжалъ: я отвѣчалъ своему брату такъ: — Однако, тебѣ хорошо извѣстно, что у Бетти ничего нѣтъ, а между тѣмъ ты можешь взять дѣвушку съ большимъ состояніемъ.

— Что за бѣда, что ничего нѣтъ! — отвѣчалъ Робинъ, — разъ я люблю Бетти, то не стану заботиться объ ея кошелькѣ.

На это, моя дорогая, — прибавилъ онъ, обращаясь ко мнѣ,- я ничего не могъ ему возразить.

«А я, напротивъ, съумѣла бы что отвѣтить. Теперь я прямо скажу ему нѣтъ, хотя раньше и не рѣшилась бы на это; теперь я искренно могу отказать самому знаменитому лорду Англіи, если ему вздумается сдѣлать мнѣ предложеніе.

— Но разсмотримъ, моя дорогая, какой отвѣтъ вы дѣйствительно можете дать брату? Вамъ очень хорошо извѣстно, что если вы откажете, то на другой же день всѣ въ изумленіи спросятъ васъ, что это значитъ?

— А развѣ я не могу разомъ заставить всѣхъ замолчать? — сказала я, улыбаясь, — развѣ я не могу объявить вашему брату я всѣмъ, что я уже замужемъ за вами?

Онъ слегка улыбнулся, но я замѣтила, что эти слова поразили его, и хотя онъ не могъ скрыть своего волненія, тѣмъ не менѣе продолжалъ:

— Разумѣется, это до извѣстной степени справедливо. Но я убѣжденъ, что вы шутите, потому что хорошо понимаете все неудобство подобнаго отвѣта по многимъ причинамъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, — весело сказала я, — я не такъ безразсудна, чтобы могла сгоряча выдать безъ вашего согласія нашу тайну.

— Но тогда что же вы скажете брату и чѣмъ объясните свое несогласіе на союзъ, который очевидно представляетъ для васъ столько выгодъ?

— Мало-ли чѣмъ. Во первыхъ, я не обязана никому давать отчета въ своихъ дѣйствіяхъ, а съ другой стороны я могу объяснить, что я замужемъ, и стоять на этомъ; такое объясненіе будетъ окончательнымъ и послѣ этого, я полагаю, вашъ братъ не станетъ предлагать мнѣ никакихъ вопросовъ.

— Да, — сказалъ онъ, — но этимъ отказомъ вы оскорбите всѣхъ моихъ родныхъ, они потребуютъ болѣе подробныхъ объясненій я если вы откажетесь отъ нихъ, то помимо обиды возбудите подозрѣніе.

— Въ такомъ случаѣ, что же мнѣ дѣлать? — воскликнула я. — Скажите, что вы хотите, чтобы я сдѣлала? Я уже говорила, какъ меня мучитъ все это. Я потому и разсказала вамъ, что хотѣла знать ваше мнѣніе, хотѣла, чтобы вы научили какъ мнѣ поступить.

— Моя дорогая, — отвѣчалъ онъ, — вѣрьте, я много думалъ объ этомъ, и вы сейчасъ услышите мой совѣтъ, какъ онъ ни мучителенъ для меня и какъ ни страненъ будетъ для васъ; принимая же въ соображеніе условія, въ которыя мы поставлены, я долженъ предложить вамъ этотъ совѣтъ. Я не вижу лучшаго исхода, какъ предоставить это дѣло своему теченію, и если вы убѣждены, что мой братъ искренно и глубоко васъ любитъ то я совѣтую вамъ выйти за него замужъ.

При этихъ словахъ я съ ужасомъ посмотрѣла на него и поблѣднѣла, какъ смерть, и упала въ обморокъ, едва не свалившись со стула, на которомъ сидѣла. „Милая моя, — громко кричалъ онъ, — что съ вами? Успокойтесь, опомнитесь!“ При этомъ онъ взялъ меня за руки, началъ трясти, уговаривать, ласкать, пока наконецъ я пришла немного въ себя, однако прошло достаточно времени прежде, чѣмъ я совершенно опомнилась. Тогда онъ снова началъ говорить такъ:

— Милая моя, намъ надо очень серьезно обсудить все. Вы видите, съ какимъ неудовольствіемъ мои родные отнеслись къ намѣренію моего брата жениться на васъ, но что же они скажутъ и какъ будутъ возмущены, когда узнаютъ, что его мѣсто уже занялъ я; я увѣренъ, что случись подобная вещь, она въ конецъ раззорить меня, а стало быть и тебя.

— Да, теперь я вижу, — въ гнѣвѣ вскричала я, — что всѣ ваши увѣренія, клятвы, обѣщанія ничто въ сравненіи съ неудовольствіемъ вашихъ родныхъ. Не говорила-ли я вамъ объ этомъ раньше? Развѣ я не предсказывала этого? Но вы всегда легкомысленно относились къ моимъ замѣчаніямъ, вы дѣлали видъ, что стоите выше вашей семьи и всѣхъ предразсудковъ. А теперь до чего вы дошли? Гдѣ ваше честное слово, гдѣ ваша любовь и святость вашихъ обѣщаній?

Не смотря на мои упреки, которыхъ я не щадила, онъ оставался совершенно спокойнымъ и сказалъ:

— Дорогая моя, до сихъ поръ я еще не нарушилъ ни одного своего обѣщанія; я далъ слово жениться на васъ, но только тогда, когда получу наслѣдство, а между тѣмъ вы видите, что отецъ мой человѣкъ здоровый, бодрый и можетъ прожить еще лѣтъ тридцать; вы сами никогда прежде не требовали, чтобы я женился раньше назначеннаго нами срока хорошо понимая, что такой смѣлый шагъ съ моей стороны былъ бы причиной моего разоренія.

Я не могла отрицать ни одного слова изъ всего, что онъ сказалъ до сихъ поръ.

— Въ такомъ случаѣ,- возразила я, — зачѣмъ же вы убѣждаете меня бросить васъ въ то время, когда вы еще живете со мной? Неужели вы не знаете, что я люблю васъ такъ же, какъ и вы меня? Развѣ я не отвѣчала вамъ взаимностью? Развѣ я не доказала вамъ искренности моихъ чувствъ? Развѣ я не принесла вамъ въ жертву свою честь, свое цѣломудріе и развѣ все это не связало меня съ вами такими узами, которыя я не въ силахъ порвать?

— Но вѣдь теперь, моя дорогая, — отвѣчалъ онъ, — представляется случай, который упрочитъ ваше положеніе и поможетъ намъ выйти съ честью изъ всѣхъ затрудненій; память о нашей связи покроется вѣчнымъ молчаніемъ, я навсегда останусь вашимъ искреннимъ другомъ, а чтобы быть честнымъ и справедливымъ по отношенію къ брату, вы станете для меня такой же милой сестрой, какъ теперь моя милая… онъ остановился.

— Милая непотребная женщина, хотѣли вы сказать, и имѣли на это право; однако вспомните ваши длинные разговоры, которыми, въ продолженіи долгихъ часовъ, вы старались убѣдить меня въ томъ, что я честная женщина, что я ваша жена и что нашъ бракъ такъ же дѣйствителенъ, какъ еслибы мы были обвѣнчаны въ церкви; вспомните, что все это ваши собственныя слова.

Но я чувствовала, что я слишкомъ, такъ сказать, прижала его къ стѣнѣ, и потому въ то время, когда онъ стоялъ молча и неподвижно, я смягчила тонъ и продолжала такъ:

— Если вы не захотите быть жестоко несправедливымъ, то никогда не подумаете, что я отдалась вамъ безъ любви, въ которой вы не имѣете права сомнѣваться и которую нѣтъ силъ во мнѣ уничтожить, что бы ни случилось дальше; но если вы думаете иначе, тогда я спрошу васъ, на какомъ основаніи? И такъ, уступивъ порывамъ своей страсти и повѣривъ вашимъ доводамъ, я считала до сихъ поръ себя вашей женой, какъ же я могу теперь сама изобличить себя во лжи и помириться съ мыслью, что я развратница, или, что все равно, ваша любовница? Вы хотите передать меня вашему брату, но развѣ вы можете передать ему мое сердце?

Его видимо тронула искренность моихъ словъ и онъ сказалъ, что остался ко мнѣ такимъ же, какъ и былъ, не нарушивъ ни одного своего обѣщанія, но что благодаря брату, обстоятельства слагаются такъ ужасно, что онъ долженъ прибѣгнуть къ этому средству, какъ единственному, которое не только не отдалитъ насъ, но, напротивъ, сблизитъ дружбой на всю жизнь, что невозможно при нашемъ настоящемъ положеніи; мнѣ же нѣтъ основаній бояться нарушенія имъ нашей тайны, потому что, если бы онъ это сдѣлалъ, то принесъ бы столько же вреда себѣ. сколько и мнѣ. „Наконецъ, — сказалъ онъ, — мнѣ необходимо предложить только одинъ вопросъ, и если я получу на него неблагопріятный отвѣтъ, то тогда всѣ мои планы могутъ рушиться, въ противномъ же случаѣ, по моему мнѣнію, вамъ остается сдѣлать именно то, что я предлагаю“.

Я сразу догадалась, о чемъ онъ хочетъ спросить меня, и потому сказала:

— Вы можете быть совершенно спокойны. Я не беременна.

— Теперь, моя дорогая, у насъ нѣтъ больше времени продолжать бесѣду; подумайте обо всемъ еще; что касается меня, то я снова повторяю что, по моему мнѣнію, намъ остается одинъ указанный мною выходъ изъ нашего положенія.

Съ этими словами онъ поспѣшилъ быстро уйти, такъ какъ у парадной двери позвонили мать и сестры.

Я осталась въ полномъ недоумѣніи и замѣшательствѣ, я не могла опомниться и ходила, какъ потерянная, не только весь слѣдующій день, но и всю недѣлю, чего онъ не могъ не замѣтить. Раньше воскресенья мы не имѣли случая переговорить съ нимъ; въ этотъ же день я была больна и не пошла въ церковь, а онъ тоже остался дома подъ какимъ-то предлогомъ.

Мы еще разъ перебрали въ теченіи полутора часа всѣ свои доводы; наконецъ, я горячо сказала ему, что, допуская для меня возможность сожительства съ двумя братьями, онъ не только не щадитъ моей стыдливости, но и смотритъ на меня, какъ на позорную женщину, для которой все возможно; а между тѣмъ, если бы мнѣ сказали, что я не увижу его болѣе (хотя это для меня было бы ужаснѣе смерти), то я и тогда не могла бы покориться съ такой унизительной мыслью, а потому прошу его, разъ у него сохранилась ко мнѣ хотя капля уваженія, не говорить мнѣ больше объ этомъ и лучше вынуть свою шпагу и убить меня.

Теряя его, какъ любовника, я не такъ огорчалась, какъ теряя въ немъ человѣка, котораго я обожала до безумія и съ которымъ были связаны всѣ мои надежды и мечты. Это сознаніе угнетало меня до такой степени, что я заболѣла горячкой и заболѣла такъ серьезно, что никто не надѣялся на мое выздоровленіе.

Въ болѣзни я часто бредила, причемъ я болѣе всего боялась сказать въ бреду что нибудь опасное для него. Я томилась желаніемъ видѣть его, онъ испытывалъ тоже, я знала это, потому что чувствовала, какъ онъ любитъ меня; было невозможно исполнить наше желаніе, а оно было такъ велико, что нѣтъ словъ выразить. Я пролежала въ постели около пяти недѣль и хотя въ концѣ третьей недѣли лихорадка стала уменьшаться, тѣмъ не менѣе она возвращалась нѣсколько разъ, и доктора говорили, что лекарства не могутъ помочь, а надо предоставить болѣзнь своему естественному теченію и силѣ моего организма; въ концѣ пятой недѣли мнѣ стало лучше, но я была такъ слаба и такъ измѣнилась, что доктора боялись, что у меня разовьется чахотка; непріятнѣе всего было ихъ предположеніе, что мой организмъ потрясенъ какимъ нибудь душевнымъ страданіемъ и что по всей вѣроятности я влюблена. По этому поводу всѣ въ домѣ заговорили. Меня начали осаждать вопросами, правда-ли, что я влюблена, въ кого и когда я влюбилась. Я, насколько могла, увѣряла всѣхъ, что это неправда и что я ни въ кого не влюблена.

Однажды за обѣдомъ начался на эту тему разговоръ, послужившій поводомъ къ ссорѣ. Кромѣ отца, всѣ сидѣли въ столовой, я была еще больна и обѣдала у себя въ комнатѣ. Старая леди, отправя раньше мнѣ кушанье, послала теперь горничную узнать, не хочу-ли я еще; горничная, возвратясь, объявила, что у меня осталась половина того, что было подано.

— Бѣдная дѣвушка, — сказала старая леди, — мнѣ кажется, она никогда не поправится.

— Разумѣется, она не можетъ поправиться, — замѣтилъ старшій братъ, — вѣдь говорятъ, что она влюблена.

— Я этому не вѣрю, — сказала старая леди.

— А я ужъ не знаю, что думать, — вмѣшалась старшая сестра, — всѣ кричали, что она красавица, что она обворожительна, никто не стѣснялся говорить это ей въ глаза, и глупенькой дѣвушкѣ поневолѣ вскружили голову, ей Богъ знаетъ что могло взбрести на умъ.

— Но вѣдь надо сказать правду, сестра, Бетти дѣйствительно красива, — сказалъ старшій братъ.

— И гораздо красивѣй тебя, — прибавилъ Робинъ, вотъ это и бѣситъ тебя.

— Хорошо, хорошо, — отвѣчала она, — но не въ этомъ дѣло. Я не спорю, Бетти не дурна, и это ей очень хорошо извѣстно, но не слѣдуетъ постоянно твердить объ этомъ, если не хочешь развить въ дѣвушкѣ тщеславіе.

— Мы не о томъ говоримъ, что она тщеславна, — возразилъ старшій братъ, — а o томъ, что она влюблена, можетъ быть даже и въ себя, вѣдь сестры кажется держатся этого мнѣнія.

— Какъ бы я хотѣлъ, — сказалъ Робинъ, — чтобы она была влюблена въ меня, я бы скоро ее вылечилъ.

— Что ты хочешь этимъ сказать? — спросила его мать. — Развѣ можно болтать такой вздоръ.

— Неужели вы думаете, матушка, — отвѣчалъ Робивъ, — что я допустилъ бы дѣвушку умереть отъ любви ко мнѣ, чувствуя, что я могу предложить ей свою руку.

— Фи, — сказала младшая сестра, — неужели ты можешь говорить подобныя вещи. Неужели ты способенъ жениться на дѣвушкѣ, у которой нѣтъ пенни за душой?

— Ради Бога, не безпокойся обо мнѣ, дитя мое, — отвѣчалъ Робинъ, — красота большое приданное, а прекрасный характеръ и того больше, я желалъ бы, чтобы у тебя была хотя половина того, что есть у Бетти.

Послѣ этого замѣчанія она сразу замолчала.

— И такъ я вижу, — сказала старшая сестра, — что Бетти дѣйствительно не влюблена, но за то въ нее влюбленъ Робинъ и меня удивляетъ, почему до сихъ поръ онъ не предложилъ ей свою руку; я готова держать пари, что она не скажетъ ему нѣтъ.

— Что-жъ, — началъ Робинъ, — если дѣвушка и уступаетъ просьбѣ, то во всякомъ случаѣ она стоитъ на шагъ впереди той, у которой ничего не просятъ, и на два впереди той, которая готова на всѣ услуги прежде чѣмъ у нея ихъ попросятъ; вотъ что я тебѣ отвѣчу, моя сестра.

Эти слова вызвали бурю; дѣвушка, выйдя изъ себя, въ гнѣвѣ вскочила изъ-за стола и закричала, что дѣла не могутъ идти такъ дальше, что настало накомецъ время удалить изъ дому эту дѣвку (она разумѣла меня), но такъ какъ теперь она находится въ такомъ положеніи, что ее нельзя выбросить на улицу, то она надѣется, что отецъ и мать сдѣлаютъ это при первой возможности.

Робинъ возразилъ, что это дѣло хозяина и хозяйки дома, которые не имѣютъ надобности слушать наставленій его сестры.

Они пошли дальше; сестра ругала брата, братъ издѣвался надъ ней, а между тѣмъ несчастная Бетти теряла подъ собою почву въ ихъ семьѣ. Когда мнѣ разсказали все это, я горько плакала, и старая леди узнала объ этомъ. Скоро она пришла ко мнѣ. Я стала ей жаловаться на докторовъ, говоря, что они поступаютъ со мной жестоко, приписывая мнѣ то, на что не имѣютъ ни малѣйшаго основанія; это тѣмъ болѣе жестоко, что глубоко отражается на моихъ отношеніяхъ къ ея семьѣ, а между тѣмъ я не чувствую за собой ничего, что бы могло лишить меня ея расположенія или подать поводъ къ ссорѣ между ея дѣтьми; я говорила ей, что мнѣ надо думать скорѣе о смерти, чѣмъ о любви, и умоляла ее разубѣдить меня въ томъ, что она составила обо мнѣ дурное мнѣніе, благодаря чьимъ-то, но, во всякомъ случаѣ, не моимъ заблужденіямъ.

Она отнеслась съ полнымъ довѣріемъ къ моимъ словамъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ сказала, что такъ какъ между ея дѣтьми произошла ссора, благодаря болтовнѣ ея сына, то она проситъ меня отвѣтить откровенно только на одинъ вопросъ:- Было ли у меня что нибудь съ Робиномъ? Я совершенно искренно отвѣчала ей, что между нами ничего не было и не могло быть, хотя Робинъ, по своей привычкѣ, которая ей, какъ матери, хорошо извѣстна, часто шутилъ и смѣялся со мной, но я всегда понимала его слова такъ, какъ, полагаю, онъ понимаетъ ихъ и самъ, то есть считала ихъ пустяками и пропускала мимо ушей, не придавая имъ никакого значенія; я увѣряла ее, что онъ не сказалъ мнѣ ни одного такого слова. которое могло бы повести къ тѣмъ отношеніямъ, на которыя она намекаетъ, и что тотъ, кто такимъ образомъ оговариваетъ меня передъ ней, причиняетъ мнѣ большое горе и оказываетъ плохую услугу сэру Роберту.

Старая леди вполнѣ удовлетворилась моимъ отвѣтомъ, она поцѣловала меня, успокоила и весело совѣтовала скорѣе выздоровѣть; но когда она вышла изъ моей комнаты и спустилась внизъ, то застала тамъ новую ссору брата съ сестрами, обѣ онѣ были раздражены до бѣшенства. Старая леди пришла въ самый разгаръ ихъ ссоры и, желая прекратить ее, разсказала весь нашъ разговоръ, прибавя въ заключеніе:

— Она меня убѣдила, что между ней и Робиномъ ничего не было.

— Она совершенно права, — сказалъ Робинъ, — тѣмъ не менѣе я увѣренъ, что мы давно бы были ближе съ ней, если бы въ нашей семьѣ не происходило изъ за нея скандаловъ; я нѣсколько разъ говорилъ ей, какъ сильно люблю ее, но никогда не могъ заставить плутовку повѣрить, что я говорю правду.

— Я не понимаю, неужели тебѣ могло придти въ голову, — сказала старая леди, — что найдется такой благоразумный человѣкъ, который повѣритъ, что ты можешь сказать это серьезно бѣдной дѣвушкѣ, очень хорошо зная ея общественное положеніе. Но, ради Бога, сынъ мой, скажи, что все это значитъ?

— Право, матушка, — сказалъ Робинъ, — поднося вамъ пилюлю, я не вижу никакой надобности золотить ее или, говоря иначе, прибѣгать ко лжи. Я такъ же серьезенъ, какъ человѣкъ, котораго хотятъ повѣсить, и увѣряю васъ, что если бы миссъ Бетти захотѣла сейчасъ сказать мнѣ, что любитъ меня, то я завтра же, на тощакъ, утромъ, взялъ бы за себя ее вмѣсто завтрака и съ восторгомъ бы сказалъ: „Она моя, она въ моихъ рукахъ“.

— А я скажу на это, что ты погибшій сынъ, — произнесла она заунывнымъ тономъ глубоко опечаленной матери.

— Неужели можно назвать погибшимъ человѣка, — отвѣчалъ Робинъ, — который полюбилъ честную дѣвушку.

— Но дитя мое, — возразила леди, — вѣдь она нищая!

— Стало быть, тѣмъ болѣе она нуждается въ милосердіи, — сказалъ Робинъ;- взявши ее, я развяжу руки приходу, и мы будемъ нищенствовать вмѣстѣ.

— Повторяю тебѣ, если ты говоришь серьезно, то ты погибъ, — сказала мать,

— А я боюсь, что не погибну, — отвѣчалъ онъ, — такъ какъ почти увѣренъ, что послѣ всѣхъ криковъ моихъ сестеръ, мнѣ никогда не удастся убѣдить Бетти согласиться на мое предложеніе.

— Вотъ забавная исторія, — сказала младшая сестра, — повѣрь, Бетти не зайдетъ такъ далеко; она не дура, и неужели ты думаешь, что она отвѣтитъ тебѣ нѣтъ, то есть сдѣлаетъ то, чего не сдѣлала бы на ея мѣстѣ ни одна женщина въ свѣтѣ.

— Да, моя остроумнѣйшая леди, Бетти дѣйствительно не дура, — отвѣчалъ Робинъ, — но она можетъ помимо меня выйти замужъ, и что-же тогда?

— Насчетъ этого, — сказала старшая сестра, — мы ничего не умѣемъ сказать; однако, за кого же другого она выйдетъ? Бетти всегда дома, и потому ей остается выборъ только между вами двумя.

— На это я ничего не могу отвѣтить, — сказалъ Робинъ, — вы меня довольно поэкзаменовали, братъ на-лицо и если ей остается выбирать только между нами, то теперь принимайтесь за него, онъ къ вашимъ услугамъ.

Эти слова задѣли за живое старшаго брата, и хотя ему пришла мысль, что Робинъ открылъ нашу тайну, тѣмъ не менѣе, онъ спокойно отвѣтилъ:

— Пожалуйста, не сваливай на меня своихъ исторій; я не торгую подобнымъ товаромъ, и не стану обращаться въ приходъ и искать тамъ какую нибудь миссъ Бетти.

Съ этими словами онъ всталъ и вышелъ изъ комнаты.

Такъ кончился этотъ разговоръ, смутившій старшаго брата; онъ пришелъ къ заключенію, что Робинъ узналъ все, и у него явилось сомнѣніе, не принимала ли и я участія въ этомъ; свиданіе со мною ему было необходимо, но несмотря на всю свою ловкость и хитрость, онъ не могъ его устроить, наконецъ онъ пришелъ въ такое смущеніе, что въ отчаяніи рѣшилъ во что бы то ни стало увидѣться со мной. Дѣйствительно, однажды, послѣ обѣда, онъ подстерегъ старшую сестру, которая поднималась ко мнѣ по лѣстницѣ, и сказалъ ей:

— Послушай, гдѣ наша больная? Можно ее видѣть?

— Я думаю, что можно, — отвѣчала она. — Впрочемъ обожди минуту, я сейчасъ скажу тебѣ.

Она вбѣжала ко мнѣ освѣдомиться и потомъ закричала:

— Войди, если хочешь!

— Такъ вотъ гдѣ наша больная, влюбленная, — сказалъ онъ входя. — Какъ поживаете, миссъ Бетти?

Я хотѣла встать со стула, на которомъ сидѣла, но была такъ слаба, что въ теченіи минуты не могла приподняться; увидя это, его сестра сказала:

— Зачѣмъ вы хотите вставать? мой братъ не нуждается ни въ какихъ церемоніяхъ, особенно теперь, когда вы такъ слабы.

— Да, да, миссъ Бетти, прошу васъ, сидите спокойно, — сказалъ онъ, усаживаясь на стулъ прямо противъ меня и принимая свой обыкновенный, веселый видъ.

Онъ началъ общій разговоръ, переходя отъ одного предмета къ другому, какъ бы съ цѣлью позабавить насъ, возвращаясь по-временамъ ко мнѣ и моей болѣзни.

— Бѣдная миссъ Бетти, — говорилъ онъ, — что за печальная вещь быть влюбленной; посмотрите, какъ это измучило васъ.

Наконецъ заговорила и я.

— Я счастлива, что вижу васъ такимъ веселымъ, — сказала я, — но я думаю, докторъ сдѣлалъ бы лучше, если бы пересталъ забавляться на счетъ своихъ паціентовъ, и не будь я дѣйствительно больна, я бы охотно напомнила ему одну пословицу, которая избавила бы меня отъ его визитовъ.

— Какую? — спросилъ онъ, — ужъ не эту ли?

Гдѣ любовь есть причина недуга,

Тамъ докторъ оселъ, и ненужна его услуга.

Мы много говорили на эту тему, но всѣ наши разговоры не имѣли никакого значенія; затѣмъ, какъ бы случайно, онъ попросилъ меня спѣть, я улыбнулась и сказала, что моя пѣсенка спѣта. Наконецъ онъ спросилъ, не желаю ли я послушать его флейту; тогда сестра тотчасъ замѣтила, что, по ея мнѣнію, я слишкомъ слаба и не могу теперь переносить музыки; но я наклонилась къ ней и сказала:

— Прошу васъ, миссъ, не мѣшайте ему, я очень люблю флейту.

— Милая сестра, — продолжалъ онъ, — ты знаешь какъ я лѣнивъ, будь же такая добрая, сходи за флейтой, вотъ тебѣ ключъ отъ ящика (при этомъ онъ указалъ на такое мѣсто, гдѣ навѣрное не было флейты, ему хотѣлось подольше задержать тамъ сестру).

Лишь только она вышла, онъ передалъ мнѣ весь свой разговоръ съ братомъ, а также и причины, заставившія его искать этого свиданія. Я увѣряла, что никогда не заикалась ни его брату, ни кому бы то ни было о нашихъ отношеніяхъ; затѣмъ я описала ему свое ужасное положеніе. Я предвижу, говорила я, что лишь только я оправлюсь, то должна буду оставить этотъ домъ, что же касается замужества съ его братомъ, то послѣ того, что произошло между нами, я гнушаюсь одной мысли объ этомъ, и онъ можетъ быть вполнѣ увѣренъ, что никогда не соглашусь на подобный бракъ. Если же онъ хочетъ нарушить данную мнѣ клятву и забыть всѣ свои обѣщанія, пусть это остается на его совѣсти; по крайней мѣрѣ, и никогда не дамъ ему повода сказать, что, считая себя его женой и отдавшись ему, я нарушила супружескую вѣрность.

На это онъ началъ говорить мнѣ, что онъ глубоко огорченъ, видя, что не можетъ убѣдить меня согласиться на его предложеніе, но тутъ послышались шаги сестры, и онъ едва успѣлъ поймать мои послѣднія слова: «Вы никогда не убѣдите меня полюбить вашего брата и выйти за него замужъ». Онъ покачалъ головой и сказалъ: «Тогда я погибъ». При этихъ словахъ сестра вошла въ комнату, говоря, что она нигдѣ не могла найти флейты. «И такъ, сказалъ онъ весело, моя лѣность ни къ чему не послужила», потомъ онъ всталъ и пошелъ самъ за флейтой, однако скоро возвратился съ пустыми руками и объявилъ, что у него прошла охота играть.