Ракетный бумеранг

ЧП (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Все разошлись, подошел к г. Райкунову.

— Что-то не пойму, куда ведешь комиссию?

— Как куда? Надо разобраться, чтоб не повторилось больше.

— Что не повторилось?

— Такая ситуация.

— Ты имеешь в виду технику? Она ясна.

— Но много нарушений руководящих документов.

— Ты хорошо понимаешь, что если и были отступления, по твоему выражению, от руководящих документов, то они оформлены, как положено соответствующими решениями. А в проекте заключения мы даем определения руководителям, как будто имеем дело с новичками в ракетной технике!

— Нам поставили еще одну задачу: найти конкретных виновных…

— Кто поставил?!

— Руководство…

— И что? Это задача комиссии? Мы что, должны изучить должностные обязанности этих людей?

— Нам указано найти конкретных виновников.

— Интересно, кого назовете от ЦНИИмаш?

— При чем здесь ЦНИИмаш?

— Вы же давали заключение, что комплекс готов к полету. С вас и нужно начинать. Хотя лично я вас не виню, как не виню головную организацию по комплексу, да и по ракете тоже. В данной аварии, безусловно, причина в наземной системе. Блок ДМ-03 здесь ни при чем.

— Но наземная система — это тоже РКК «Энергия».

— Да, это так. Но по тексту упоминается постоянно блок ДМ-03. И создается впечатление, что блок плох.

— Но мы же написали, что во время полета блок работал нормально, штатно.

— Это мы знаем. Но текст такой, что можно понять и по-другому. И еще… Почему упоминается В. Ремишевский? Он-то здесь при чем? Госкомиссию провел по всем канонам, всех опросил, все подтвердили, что все в порядке. Только после подписи всех членов Госкомиссии утвердил решение. При чем здесь он? Только потому, что в Роскосмосе это его направление? Ты задай себе вопрос! А ты, будучи на его месте, когда приняты все решения его руководством, когда имеются все заключения главных конструкторов и головных институтов, когда акты готовности наземных систем положены на стол Госкомиссии, запретил бы этот пуск?

Г. Г. Райкунов как-то грустно посмотрел на меня.

— Ты что, не понимаешь? Есть указание.

— Вопросов нет. Остается обратиться к совести.

На этом и разошлись. Только на час успел заехать домой, и снова на работу. Прокуратура работала в соседнем кабинете. Меня удивляло, как эти люди, далекие от техники, мгновенно разобрались в сути происходящего. Безусловно, им приходилось объяснять технические нюансы, в которых они разобрались тоже довольно быстро, но, главное, обладая хорошей логикой мышления, они очень точно задавали вопросы по существу и четко шли к цели по выявлению виновных.

Работали они напряженно и допоздна. Куча документов: от объяснений до конкретных конструкторских чертежей и извещений на конструкторскую документацию, — все было в их поле зрения. Кроме технических аспектов, детально рассматривались все экономические вопросы. Копии всех документов аккуратно собирались и анализировались.

Нам, технарям, причина была понятна. И кто допустил оплошность конкретно. Но люди, далекие от техники, построили свою логику выявления ошибок и методично шли по документам. В результате они пришли к тому же выводу, что и мы. Это было достойно уважения! Раньше я никогда не сталкивался с прокуратурой, да, откровенно, и не знал, какие функции выполняет прокурор. Знал, что он выступает как государственный обвинитель, а что так досконально может разобраться в существе нового для себя дела — было удивительно.

В один из дней меня попросили объяснить одну служебную записку, адресованную разработчику инструкции от разработчика датчика. В записке содержалось предупреждение, что постоянная величина в расчете уставки поменялась. Но это никак не отразилось на ее изменении в инструкции. Почему? Это что, безответственное отношение к своим служебным обязанностям начальника отдела и его руководителей? Безразличие к работе? Объяснить не смог.

Отсюда, кстати, и ошибка в заправке. То есть налицо преступная халатность. И это внутри одного отделения, одного центра у нас в РКК «Энергия». Центр был в подчинении другого заместителя генерального конструктора. Переписка прошла, как говорят, «по низам», на уровне отделов.

Конечно, больше всего возмутило отношение к аварии со стороны руководителя этого центра. Авария как будто их не касалась.

Неожиданный звонок с Байконура генерального:

— Ты что, подставляешь …? — и он назвал фамилию своего заместителя.

— Кто подставляет? Почему такое определение?

— Мне это сказал Райкунов.

— Что сказал?

— Что дело в наземной системе, а это направление его.

— Вот именно — направление. Эту фамилию я нигде не называл. А по существу, я бы на его месте бегал как ужаленный. Ведь ошибка в его подразделении. Но у него очень странная позиция. Он ни разу не пришел на заседание комиссии по аварии. Очень прошу, введи его официально в состав комиссии. Не могу его затащить на разбор.

— Хорошо. Сделаю.

Действительно, вечером получаю факс, где его фамилия появилась в составе комиссии. Но активно работать в комиссии он так и не стал. Прикрываясь «занятостью» другими вопросами, он уходил от участия в решении нашей общей проблемы. На мой взгляд, когда речь идет о чести предприятия, такое поведение недопустимо. Ну да бог ему судья!

— Ты пришли мне предварительное заключение комиссии Райкунова.

— Но его не дают. Мы записали особое мнение. Но как выглядит текст — не знаю.

— Как не знаешь?

— Да так. Его перекраивают, пользуясь машиной голосования. Ведь большинство — это сотрудники ЦНИИмаш. Кто же будет перечить руководству! Постараюсь прислать. На комиссии я отстаивал тезис, что одна ошибка не должна приводить к аварии. В ракетной технике это недопустимо.

— Вот это правильно. Надо смотреть, где дала сбой система. На это обрати внимание.

С трудом удалось достать текст предварительного заключения. Его специально сделали «для служебного пользования», чтобы никто «лишний» не взглянул. С удивлением обнаружил свою фамилию как главного конструктора блока. Отсюда следовало, что вся ответственность за случившееся лежала на мне как главном виновнике в отрасли. Через день — новое заседание МВК. Начало в 18.00. Начинается читка текста заключения. Попросил слово.

— Задача нашей комиссии — не только определить причину, но и выработать мероприятия по исключению повторения в дальнейшем таких ситуаций. Система заправки работала хорошо — более 300 раз и без сбоев. И вот произошла неприятность. Поэтому прежде всего мы должны найти системную ошибку. А она находится в наземном комплексе. Конечно, задним умом мы все крепки. И все же!

Любой важный параметр должен быть задублирован измерениями, основанными на других физических принципах. Скажем, в нашем случае для определения количества компонентов, заправляемых в бак, это могло быть время заправки или фактическое взвешивание ракеты на старте. В этом случае мы бы поймали ошибку. Не надо забывать, что аналогичный контроль заправки применялся на ракетах «Союз-1» и «Союз-СТ». Необходим детальный анализ в этом направлении.

Тишина в зале.

— Что, нам теперь и запуски прекратить? Пока на «Протоне» не доработаем стартовые устройства и не поставим весы? — это представитель «Хруничева» обеспокоился и задал вопрос.

— Думаю, что это не так. Летайте. Но подумать в этом направлении нужно.

Вопросов больше не было.

Как будто не было моего выступления, председатель обратился к залу:

— Давайте начнем читать окончательный текст. Прошу высветить на экране.

— Можно получить на бумажном носителе? С экрана трудно усвоить, — обратился я к председателю.

— Хорошо, сделаем исключение для РКК «Энергия». Мне дают текст.

На экране стали открывать текст заключения. Первые страницы, где шла констатация фактов, проскочили быстро. Отметили, что разгонный блок ДМ-03 в полете вел себя штатно. При этом указали, что его главный конструктор В. М. Филин, а работы от Роскосмоса курировал В. П. Ремишевский (потом стало ясно, почему так было записано).

Исключительно лестные слова написаны про «Протон», и даже привели показатель его безаварийности — 0,98. Затем шло долгое обсуждение вопроса, как попал в эту программу по запуску «Глонасс» блок ДМ-03. Несколько раз зачитывали принятые по этому поводу решения.

Очень интересную позицию заняли председатель Г. Г. Райкунов и его заместитель по комиссии А. Данилюк. По их утверждению, принятое руководителем Роскосмоса решение они не подписывали и подключились только к исполнению решения.

— Это РКК «Энергия» готовила решение.

— Мы готовили, не отрицаем. Ответственность лежит на том, кто утверждает. Готовить может любой…

Но эти доводы для них не были убедительными. Договорились до того, что и разрешения на запуск ни ЦНИИмаш, ни 4ЦНИИ МО не давали. Пришлось показывать документы. Последовал ответ:

— Нас не так поняли.

Прошлись по возможным версиям. Все отвергнуты, кроме переизбытка кислорода в баке ДМ-03. Долго спорили по поводу классификации ошибки. Как понимать ошибку в формуле расчета: это конструкторский или конструктивный дефект? Много претензий предъявлено к конструкции датчика. Если бы накануне не провели совместные испытания с представителями комиссии из ЦНИИмаш, то опорочили бы датчик окончательно.

Складывалось впечатление, что каждая фраза в решении была направлена на то, чтобы опорочить РКК «Энергия». Это плохо, и это не так, и это делается спонтанно, и система менеджмента качества в РКК «Энергия» не работает. Но вопрос: «А как же РКК „Энергия“ запускает тогда космонавтов?» — поставил оппонентов в тупик. Формулировку смягчили.

Далее пошли претензии по организационным вопросам: производственная база по изготовлению блока морально устарела, изношена, конструктивные решения при создании блока устарели. Как будто не было более 300 запусков, и достигнутая надежность блока ДМ-03 выше, чем у «Протона». Началась свалка.

Часов в 11 вечера приехал генеральный РКК «Энергия» В. А. Лопота. Вид изможденный, такое впечатление, что высокая температура. Послушав часа 2 перепалку и споры, повернулся ко мне:

— Продолжай. Я уеду, неважно себя чувствую.

— Предупредите Райкунова.

— Так и сделаю.

Он подошел к президиуму, довольно долго беседовал с председателем и уехал.

Представители ЦНИИмаш делали упор на то, что не было отработки заправки блока. И хотя все комплексные планы были с ними согласованы, они твердили свое:

«Не было испытаний». На это им говорилось, что и не могло быть испытаний, так как в согласованных планах не прописано. «Да, блок прошел наземную экспериментальную отработку в соответствии с КПЭО, и получен сертификат, но комплексных испытаний на СК не было», — твердили они. И хотя я доказывал, что даже при наличии комплексных испытаний заправки блока на СК выявление допущенной ошибки в закладку уставки в наземную систему 17 Г584 (запомнил на всю жизнь) было маловероятно. Пришлось дискутировать еще час, чтобы эта фраза была записана в заключении комиссии.

По настоянию ЦНИИмаш в заключении много говорится о личной ответственности главных конструкторов и руководителей организаций: обеспечение требуемого технического уровня, обоснование и выполнение сроков создания изделия, качество конструкторской документации, выполнение требований ТТЗ (тактико-технического задание).

Основной удар был нанесен председателю Государственной комиссии. Объективности ради, председатель, на мой взгляд, полностью выполнил возложенные на него обязанности, сделал все правильно и четко.

— Зачем это сделано? — спросил я.

— Так было велено, — ответил председатель.

— Кем?

Он поднял глаза кверху.

В выводах опять упоминался блок, а не наземная система. Как бы невзначай отмечено, что это был первый испытательный полет блока и что серийные аппараты были на него поставлены — это нонсенс.

Рекомендации самые общие: подготовить мероприятия по закрытию изложенных замечаний, утвердить Совет главных конструкторов, провести проверку предприятий по соблюдению требований действующей документации, разработать положение по авторскому надзору и т. д.

Было 8 утра следующего дня. Наступило 28 декабря 2010 года. Домой ехать было уже поздно. Сразу поехал на работу.

Утром прибыли работники Контрольного управления президента во главе с В. Н. Морозовым. Не очень понимал, что могут они еще раскопать по аварии. Они, как и прокуратура, начали с документов. Видно, что опыт работы в авиационно-космической технике сказался на их отношении к проблеме. Вопросы по системному подходу к аварии показывали, что приехавшие хорошо владели техникой проектирования, эксплуатации и хорошо знали руководящие документы. Своими вопросами они просто ставили в тупик представителей военной приемки, быстро разобрались в ситуации с аварийным пуском. Да мы и не стремились что-то скрывать. Скорее наоборот, помогали в понимании всех технических нюансов. Они сделали вывод, что система заправки, хотя работала десятилетиями и обеспечила сотни запусков, все-таки была несовершенна. Не было дублирования измерений по другим физическим принципам. Спорить с этим было трудно. Как говорится, все мы крепки задним умом.

— Свое заключение мы дадим руководству. Конкретный виновник понятен, но вот позиция ЦНИИмаш ставит много вопросов. Чувствуется какая-то предвзятость, — с этими словами мы распрощались.

Прокурор, закончив работу на предприятии, зашла ко мне в кабинет.

— Теперь будем работать с документами. Если кто-то понадобится, сообщим.

— Хорошо, кто вам понадобится, того и пригласим явиться.

Попросил вкратце прокомментировать ход расследования.

— Можем сказать, что умышленных действий не обнаружено, а вот разгильдяйство — налицо. Как со стороны исполнителя, так и со стороны руководства. Все руководящие документы по менеджменту мы просмотрели. Они есть, и все правильно написано, но исполнение…

— А как бы вы определили долю ответственности наших работников?

— Первое — это исполнитель, второе — проверяющий, далее — начальник отдела, затем — начальник отделения, центра, технический руководитель. Наконец, вы и В. А. Лопота.

— С себя вины не снимаю. Все эти дни только и думаю, где и как мог предотвратить беду, где в этом случае не сработала система? Ведь получил от всех главных конструкторов заключения о готовности систем к запуску, в том числе и от главного конструктора наземной системы контроля заправки. Проверить расчеты каждого главного немыслимо. На то и существует система создания больших комплексов. В этом случае, думаю, ошибка лежит в безответственности исполнителей, сотрудников центра, а как я сумел бы предотвратить ошибку — не знаю.

— Свое определение пришлем вашему президенту.

— Я в вашем распоряжении, а если что — звоните.

Хотел уйти пораньше с работы после бессонной ночи, но не получилось. Домой пришел поздно и сразу просто упал в кровать.

Утром, вернувшись на работу, в который раз анализирую ситуацию, в который раз мысленно пробегаю по всем критическим точкам, которые привели к аварии.

Работа комиссии Г. Г. Райкунова показала, как много у РКК «Энергия» «друзей». Сколько потребовалось усилий, чтобы отбить инсинуации в адрес корпорации. Не мог себе объяснить — откуда такое? Ведь мы же работаем в одной отрасли, в одном городе. И столько вылилось негатива. В кулуарах, в разговорах на инженерном уровне есть вроде бы понимание и дружелюбное отношение, а как зазвучит голос председателя, так все разворачиваются в другую сторону.

Звонок. На проводе — моя дочь Вера.

— Ну, как ты там? Не расстраивайся.

— Да я держусь. С чего ты взяла, что я расстраиваюсь?

— Да так. Побереги себя. Мы тебя любим.

Почему такой звонок? Наверное, она знала, как последние дни пришлось работать на износ. Звонок приятный. И тут же второй звонок, от С. П. Половникова.

— Ну что, как твоя реакция?

— На что?

— А ты что, не смотрел «Новости»?

— Нет.

— Тебя освободил от должности не кто-нибудь, а сам президент.

— Не понял.

— Сейчас объявили.

Теперь ясно, почему был звонок от дочери. Сообщение о том, что Президенту России представили доклад об итогах проверки по факту утраты спутников ГЛОНАСС, было неоднократно передано по всем каналам телевидения. По итогам доклада, представленного заместителем Председателя Правительства С. Б. Ивановым, было принято решение «освободить от занимаемой должности вице-президента, главного конструктора по средствам выведения РКК „Энергия“ В. М. Филина, а также заместителя руководителя Федерального космического агентства (Роскосмос) В. Ремишевского за ошибки, допущенные в расчетах на заправку разгонного блока ДМ-03». Руководителю Роскосмоса А. Н. Перминову объявлен выговор. По указанию Д. А. Медведева будут предусмотрены дополнительные меры по укреплению исполнительной дисциплины в Роскосмосе.

Сообщение передавалось с демонстрацией фотографий виновных. Так что вся страна узнала — кто виноват в неудачном запуске 5 декабря 2010 года.

Звонки шли один за другим. Все советовали беречь себя, не отчаиваться и помнить притчу о кольце Соломона. На кольце было написано «Все проходит», а когда Соломон в раздражении сдернул его с пальца, чтобы выбросить, то внутри прочитал «И это пройдет».

Какое-то время не мог понять, почему президент страны лично снимает за аварию главного конструктора? Ведь комиссия еще не закончила свою работу. Есть только предварительное заключение, которое подписали не все члены комиссии. Не было подписи нашего генерального, да и другие первые лица (руководители предприятий) тоже не все подписали. Непонятно.

Набираю телефон прокурора. Ведь прокуратура закончила работу, и пусть еще не оформила отчетные документы, мнение ее должно быть сформировано.

— Здравствуйте, у меня один вопрос, если позволите. Скажите, на основании вашей проверки вы считаете меня виновным?

— Нет.

— Спасибо.

Комок в горле. Как так? Прокуратура не считает меня виновным, а здесь такое…

Прошло примерно полчаса.

— Вячеслав Михайлович, прокуратура хочет с вами поговорить, — это секретарь.

— Соединяй.

— Только что услышали по радио известие и были очень огорчены. Теперь понимаем, почему был звонок от вас. Поверьте, мы еще не дали наше представление о случившемся, и это решение принято без нас. Вам можно предъявить упрек в ослабленном контроле, так же, как и к вашему генеральному. А виновные ясны, да и вы их хорошо знаете.

— Спасибо за звонок, — положил трубку.

Этот звонок еще больше меня расстроил. Позвонил в Контрольное управление Президента. Спросил об их отношении к происходящему. От комментария отказались.

Почувствовал, что попал в передрягу чьей-то политической игры и, в первую очередь, руководителя Роскосмоса. Видно, он, выработав свой возрастной ценз и действуя на опережение событий, предпринял активные действия.

Поздно вечером вызывает генеральный.

— Понимаешь, не успел перехватить Перминова. Доклад президенту сделан, и никто теперь не решится его исправить. Поверь, остановить такое было трудно, да и, пожалуй, невозможно. Находился по кабинетам…

Чувствовал, что наш генеральный говорит искренне и события происходили помимо его воли.

— Скажите, только откровенно, я виноват?

— Ты не виноват, но это твое направление работ. Что-то мы упустили.

— Да, действительно мое. Но я целый день проводил анализ и думал, как я лично мог предотвратить данную ошибку.

— Нужно смотреть систему. Почему дала сбой? И где дублирование сигнальных параметров различными физическими принципами.

— Систему смотреть можно и нужно. Только система заправки работает более 30 лет и обеспечила более 300 запусков. И если бы не преступная халатность исполнителей, вплоть до начальника отделения и выше, все было бы хорошо, и никто не говорил бы, что нужно пересмотреть систему. Как уберечься от террориста, который подрывает себя? Так и здесь, при любой системе есть человеческий фактор.

— Вот его и нужно свести к минимуму.

— С этим согласен. Что будем делать?

— Положение серьезное. Я консультировался. Тебе нужно написать заявление.

— Нет вопросов. Какое?

— Об освобождении тебя от должности.

— Об увольнении?

— Да нет, об освобождении от должности. И, чтобы не подводить президента страны, подпиши вчерашним числом. Президент страны не мог снимать с должности в акционерном обществе.

— Хорошо.

Через несколько минут принес заявление.

— Как настроение?

— «Отличное».

— Хочу предложить тебе остаться моим советником и научным руководителем работ по ракетно-космическим комплексам. Если согласен, то зайдите с Комаровым (директор по персоналу в корпорации), обсудим детали.

Еще через час зашли с Комаровым уже с новым заявлением. Все обговорили.

— А как работать? Завтра собрание руководства корпорации. Прошу объявить об этом, чтобы все знали, что остаюсь вашим представителем.

Утром 30 декабря, в 10 часов, в кабинете генерального подводятся итоги года корпорации. Свое выступление В. А. Лопота начал с того, что объявил о моем заявлении, поданном в связи с аварией, и просил всех работать в старой схеме взаимодействия. Все напряженно слушали. Такого на предприятии никогда не было, чтобы за аварийные ситуации отстраняли от должности.

Разошлись на новогодние праздники. В этот раз они пролетели быстро.

Сразу после завершения каникул меня вызвал генеральный и попросил порекомендовать человека на место руководителя направления. Назвал кандидатуру И. С. Радугина. Он недавно стал заместителем генерального, вырос на нашем предприятии, успел поработать и у «Хруничева», и в других организациях. Опыт имеет.

Так началась новая страница моей жизни в должности советника и научного руководителя.

Прошло время. Анализируя эти события вновь и вновь, спрашиваю себя, что бы я мог сделать, чтобы предотвратить аварию? Ответа не нахожу, да и вряд ли кто сможет его найти.

Правда, есть пословица: «Задним умом все крепки». Сейчас придумали много вариантов выхода из подобных ситуаций. Все они связаны с серьезными доработками наземных систем, а это сроки, деньги. Но деваться некуда, надо внедрять. Не дай бог повторится!

СМИ, в связи с этой аварией, раскрыли многие махинации по тематике ГЛОНАСС и сочувственно высказывались обо мне. Но мне от этого не легче. Это было мое направление работ в РКК «Энергия», и это моя недоработка и вина, но как все предвидеть и исправить? В общем, оцениваю как форс-мажор с элементом халатности. Проходит время, и события начинают видеться с совершенно другой стороны. У всех бывают свои проблемы. Но время проходит, и те проблемы, которые сегодня кажутся значимыми, отходят на второй, на третий план. Но есть среди них такие, которые со временем не теряют своей актуальности, а, наоборот, заставляют переосмыслить их и сделать новые выводы. Так и по описанному случаю.

Одно могу сказать: претензий к работе самого блока нет.

Разгонный блок ДМ-03 был и остается лучшим в мире в своем классе! Плохо сработала наземная система его обслуживания!

В конце февраля, по прошествии трех месяцев с того злосчастного дня 5 декабря 2010 года, президент и генеральный конструктор РКК «Энергия» собрал своих заместителей, а их у него более 18 человек, и провел разбор событий, которые привели к аварийному запуску «ГЛОНАСС».

Вместе с руководителем службы качества были подготовлены материалы, слайды, в которых, по мнению генерального, отражалась суть событий. К моему удивлению, акценты в этих материалах были расставлены не на нахождении конкретных виновников и оценки их работы, а на обучении персонала новой системе и новых подходах, связанных с заправкой изделия.

Вначале было сказано об ошибке, связанной с человеческим фактором, и то бегло. Был сделан понятный вывод, что одна ошибка не должна приводить к аварии. И тут же перешли к системе разработки документации, стали обсуждать схемы ответственности, которые не соответствовали нормативным документам.

Первым выступил директор по персоналу. Он зачитал прокурорское заключение, где было четко определено, кто отвечает за происшедшее, по чьей вине это произошло, и кто не проконтролировал ситуацию.

Очередность вины была очевидна: исполнитель, проверяющий, начальник отдела, начальник отделения, контроль главного конструктора — начальника центра, ответственный за блок технический руководитель и, наконец, руководитель направления. По последнему решения были уже приняты. А вот по предшествующим звеньям его предстояло принять.

Представленные схемы, разработанные дилетантски, показывали, что виноват технический руководитель блока. Это он не предусмотрел решения, где были бы расписаны все работы (хотя были выпущены тома эскизного проекта и все предписанные документы). Это он не записал постоянную величину в документацию и т. д.

Слушал, и у меня, как говорится, уши вяли. Все выступали по отрепетированному сценарию. Многие «ловили слово» первых руководителей корпорации, чтобы своими доводами подтвердить их значимость.

Первый заместитель генерального даже сформулировал новый «принцип, который не был реализован». Якобы не было приказа об ответственном за заправку, хотя это дело эксплуатирующей организации, а не технического сопровождения. Кстати, приказ-то был, но сидящие заместители генерального этого не знали и тут же стали поддакивать.

В своем выступлении технический руководитель разложил детально все события и объяснил, что его роль — техническое сопровождение и контроль работ, которые должны вестись в строгом соответствии с документацией. Несмотря на то, что ни в одном процессе не было нарушения и нигде не отмечено каких-либо отступлений от документов, что давало бы повод для вмешательства, первый заместитель высказался, что контроль заправки должен иметь еще один параметр, а не только по датчику в баке.

А то, что неправильно была задана уставка, полученная из формулы по инструкции, никого не интересовало. Была нарушена система выпуска документации, из-за чего произошли неприятности, но и это было оставлено без всякого внимания.

Зачитали объяснительную записку начальника отдела. Как бы признавая свою вину, он детально разложил процесс, объяснив, почему это произошло. Из его объяснительной следовало, что не хватало проектных документов, не было контрольных испытаний и т. д. Так представлено, что он выглядел чуть ли не героем. Зная хорошо его лично (был у него научным руководителем кандидатской диссертации), уверен, что сам он не мог такого написать. Это был труд коллективный. Только куда смотрел главный конструктор системы?

Ничего не было сказано в объяснительной записке о факте, что он запрашивал постоянную величину в отделе-разработчике самого датчика и что он был предупрежден об имевшихся отличиях в конструкции готовящегося к запуску блока и его прототипах. Но это прошло мимо его внимания — по служебным запискам будет работать «дядя». Получалось, что человек как бы со стороны наблюдал за процессом — его не интересовал исход самого дела. Говорят, что самый действенный саботаж — это буквально выполнять указания руководства. А здесь даже без указаний: просто преступная халатность. Так, во всяком случае, прокуратура определила его действия. Система прохождения документов на предприятии отрабатывалась годами. За исполнителем его правильность проверяет непосредственный начальник, за ним — следующий руководитель (в нашем случае — это начальник сектора), затем — начальник отдела, на предмет правильности и необходимых согласований с теми, чьи данные используются в документе.

Далее документация проходит через ведущего конструктора и представителя заказчика, на предмет согласования с заинтересованными отделами, которые подтверждают, что их данные, используемые разработчиком, достоверны. И наконец, прохождение нормоконтроля и утверждение документа.

Это правило особо соблюдалось при внесении изменения в документ. Со времен С. П. Королева утверждение вносимых изменений доверялось только главному конструктору или его заместителю.

По такой цепочке, безусловно, человеческий фактор был бы выявлен уже на стадии проверки начальником отдела, даже не отделения, а на втором уровне.

Все эти принципы были нарушены, но на совещании этот факт даже не разбирался. Тогда было бы ясно, где не сработала система.

Но дело повернули так, что обвинялась не система контроля заправки, а способы измерения, которые должны были иметь различные физические принципы. И это было главным обвинением в сложившейся ситуации. Самое интересное, что, когда говорилось о «полицейских» способах дополнительного контроля, заместитель генерального по наземному комплексу делал вид, что это к нему не относится. Да его и не упоминали. Просто удивительно. Виноват разгонный блок, его главный конструктор, а не наземная система, ее главный конструктор. Вот это да!

Никто не задумался, а что произойдет, если в формуле будет неправильно подсчитана переменная составляющая? Как ее (это тоже человеческий фактор) можно парировать другими физическими принципами? Ответа нет. А вот если не будет работать система прохождения документации, то до беды совсем недалеко.

О системе на совещании говорилось, но почему-то в другом аспекте. Это тоже политика, но уже на уровне руководителя. Ведь у него тоже есть своя логика и соображения на сей счет.

Хотели как лучше, получилось как всегда. Выпустили приказ. В результате максимальное наказание понесли не виновные, а контролеры. Бог им судья! Знаю только, что все не проходит бесследно. Существует закон бумеранга. Жаль, что сами поганим нашу космическую технику, созданную еще при С. П. Королеве, и забываем об ответственности его преемников.

Кстати, в комиссии МЭК ту грязь, которую выливали на предприятие, пришлось отмывать вашему покорному слуге, не говоря уже о бессонных ночах и нервном перенапряжении. А истинные виновники пассивно наблюдали за происходящим. И в чем же наша вина? В том, что не отмыли, или в том, что честно признали вину нашей наземной системы?

Иногда спрашиваю себя: можно ли предъявить претензии к будильнику, если вам необходимо было проснуться в 7 часов, а вы поставили на 8 часов и в результате проспали? При чем здесь будильник?! Так и в нашем случае. При чем здесь ракетный блок, если наземная система поставила не ту установку на его заправку?

И еще. Происходящие события и последний разбор показали, насколько отдельные заместители генерального не являются профессионалами в вопросах своей тематики. Насколько они пассивны и безразличны к судьбе предприятия и развитию космонавтики. Назвал бы их иждивенцами от космоса. О чем это говорит? О том, как трудно восстановить лидерство нашего предприятия в отрасли. А жаль! Не об этом думал его основатель С. П. Королев.