Расчёт по-королевски

Глава 15 Кристиан

От утреннего злорадства Волчицы меня выворачивало наизнанку. Какая потрясающая пара получилась бы из меня и ваттенголдской принцессы Изабель! Какими красивыми были бы наши дети (потому что «уродливые младенцы неприемлемы»)! Какой милой супругой была бы Изабель! Какими прекрасными были бы торговые отношения между Эйболендом и Ваттенголдией! Я бы сказал, что она зашла так далеко, что выбрала для нас китайский фарфоровый сервиз, правда, он уже существовал и стоял в шкафу во дворце. А потом она перевязала всё это аккуратным бантом, когда потребовала мило побеседовать с Изабель наедине за чаем, который был запланирован сразу после моих встреч. Или даже найти утешение в объятиях друг друга после обеда, если оба того захотим.

В общем, петля вокруг моей шеи крепко затянулась, когда моя мать раскрылась в роли королевского сутенера.

Лукас ничего не сказал за время речи, с которой Волчица обрушилась на нас, повелевая и объясняя, что нам делать следующие несколько дней. Так, для меня ценные указания: я не должен испоганить то, что она называла выгодной партией. Я должен усыпать Изабель вниманием и ухаживать за ней, как только мог, даже соблазнить её, если понадобится. Я должен быть внимателен к тому, что она говорит, любит и делает. Мою мать нисколько не взволновало то, что мне не нравится Изабель, что я не испытываю никакого желания узнавать её, не говоря уже о том, чтобы жениться на ней.

— Думаешь, мне твой отец нравился? — был её ответ. — Или я могла что-то решать?

Она покачала головой, и, несмотря на весь тот гнев и слова, кипевшие внутри меня, мой рот больше ничего не произнёс, пока она не закрыла за собой дверь.

И тогда Лукас сказал:

— Везёт тебе, что бо̀льшую часть жизни ты уже прожил, — пока наливал себе бокал коньяка в столь ранний час.

Я отклонил его предложение выпить, и, вместо того, чтобы вариться в накипевшем гневе, я позволил разуму вернуться к другой принцессе, вместе со мной пьющей тёплое молоко и поедавшей эклеры посреди ночи. От этого я уже не чувствовал себя таким уж приговорённым к казни. Разговор с Эльзой успокаивал.

Вот уж не ожидал.

Сидя за завтраком, я уже собирался умолять Паркера зарезервировать для меня билет на самолёт куда угодно, лишь бы там не было Изабель и Волчицы. Как будто по команде, когда слова уже были готовы слететь с губ, у стола материализовалась та самая принцесса, из моей просьбы, и вместо идей о побеге в голове стали вертеться одни ругательства.

Но потом подошла и Эльза. Эльза вместе со всей своей дерзкой честностью, в сравнении с которой её сестра совсем поблекла.

На десять скоротечных минут я забыл о требованиях матери и просто позволил себе удивительную легкость от очередного перебрасывания словами с наследницей ваттенголдского престола. Она не боялась подшутить над собой, или надо мной, или, что там, даже над своей сестрой. Меня шокировало и радовало то, как она постоянно втягивала Паркера в разговор, хотя, большинство членов королевских семей не видели в нём никого, кроме призрака, всюду преследующего нас.

От того как её острый ум увлекал меня, я даже захотел повернуть стрелки часов вперёд до трёх ночи, чтобы я снова смог увидеть её наяву. Потому что когда она улыбалась, всё остальное вокруг нас исчезало, и всё что я видел, это завораживающие чёрточки от уголков ей рта и линии, украшавшие уголки её глаз.

Какая у неё чертовски манящая, очаровательная улыбка.

— Эльза, — сказала Изабель, — Это не Мэтью в очереди за завтраком? Ты должна пригласить его сесть с тобой, учитывая…

Той улыбки теперь не было.

Наш угол стола смолк, когда внимание Эльзы ускользнуло от меня туда, где в очереди к буфету стоял Мэтт со своей сестрой Марго. Я никогда лично не говорил с наследницей одного из бывших королевских семейств Савойи, но Мэтт всегда положительно отзывался о своей старшей сестре.

— По-моему, у него уже есть с кем поесть, — пробубнила Эльза сестре. Она хмурилась. Не ревнует ли она его, раз он с кем-то другим? Знает ли она, что это его сестра?

Я уже собирался сказать ей это, чтобы увериться, что эти крошечные нахмуренные линии у неё на лбу исчезнут, но потом я напомнил себе, что будет неважно, из-за чего она хмурится. Или она хочет, чтобы Мэтт присоединился к нам. Или то, что она хмурится от того, что он с другой женщиной.

Изабель встретила её ответ как… чёрт, даже не знаю. В этом звуке было что-то стервозное. А потом она снова расплылась в такой жуткой улыбке, такой аккуратной, холодной и совершенно натянутой, будто она собиралась вежливо спросить о погоде или разразиться гневом прямо за столом.

Все инструкции матери и угрозы нахлынули снова, как прилив, которого я не мог избегать слишком долго. Но будь я проклят, если оставлю попытки. Как бы там ни было, я не хотел жениться на этой девушке, и неважно, что говорила Волчица.

— Думаю, наша встреча скоро начнётся, — сказал я Эльзе. — Мы должны идти.

Она перевела взгляд от Мэтта на меня, будто не в состоянии поверить, что я только что сказал «мы». Брови Лукаса подскочили вверх. Паркер тоже странно посмотрел на меня; я не мог до конца понять, думает ли он, что я веду себя странно, или что я совершенно перепутал время встречи. Я не рассказал ему про то, как ночью мы с Эльзой напоролись друг на друга, потому что… Мне нравилась мысль, что об этом знали только мы. Это был наш секрет. Наши списки начинаний. Наш маленький клуб.

К тому же, это тоже было впервые, потому что обычно я всё рассказывал Паркеру.

Он передал мне мою кожаную сумку, в которой было всё, что мне могло понадобиться на встрече, направленной на проблемы, с которыми придётся столкнуться молодым наследникам в двадцать первом веке. Словно мы были детьми, отчаянно нуждающимися в обучении.

Я встал, и испытал неожиданное облегчение, когда Эльза тоже встала.

— Без сумки? — спросил я, когда она обошла стол.

— Чёрт, — она покраснела и покачала головой. — В смысле, отстой, — она сильно выдохнула. — Я забыла ее, придётся сходить за ней.

Паркер, который в тот же момент встал, сказал:

— Ваше Высочество, для меня не будет большего удовольствия, чем подготовить вашу сумку и тут же прислать её на встречу.

Спасибо Господи за Паркера!

— Ты не мой дворецкий, — её ухмылка скривилась. — Нет нужды приносить что-либо из моих вещей, — она сделала паузу. — Кроме того, нет нужды в такой официальности, помнишь?

— А твой дворецкий принесёт? — спросил я.

Так то. Она снова улыбнулась мне, и теперь в мире, кажется, всё опять встало на свои места.

— Вообще-то, нет.

— Пусть Паркер доставит твою сумку, — сказал я ей. — Если не ошибаюсь, у него скоро будет собрание, такое же скучное, как наше, только напоминающее семинар для личных секретарей-чайников. Так у него будет причина пропустить хотя бы первые пятнадцать минут.

Паркер и не думал спорить.

— Тогда, во что бы то ни стало, — сказала она ему, — пожалуйста, подготовьте мою сумку. Или, в крайнем случае, сообщите Биттнеру, что она мне нужна.

— Биттнер? — спросил я.

— Личный секретарь моего отца. Который, я абсолютно уверена, весьма рад, что не является моим секретарём. Удивляет, что ваш источник не ввёл вас в курс и насчёт этого.

Лукас сидел там же, попивая из своей фляжки. Он будет разгромлен в кратчайшие сроки, вне сомнений, в поисках новых побед. Волчице это понравится. Зато Изабель встала; я не мог прочитать её взгляд. Хотя, это нормально, да и мне всё равно.

Сейчас я заявлял о своей позиции. Я просто вежливо кивнул той, кого выбрала мне мать, и сказал брату с Паркером, что увижусь с ними позже. После чего я вышел с Эльзой за дверь, радуясь, что она не вздрогнула от того, что моя рука на долю секунды коснулась её поясницы.

— Эта встреча, — сказала она, когда мы изучали небольшую карту, вложенную Паркером, — непристойно идиотская. Я не могу поверить в то, что, пока наши родители сидят на встречах, которые помогают сформировать политический курс страны, с нами будут нянчиться в чём-то вроде питомника для наследников короны. Почему ты не предупредил меня об этом?

Оторвав взгляд от карты, я посмотрел на неё. На ней было тёмно-синее пальто, которое сошло бы за платье, причём оно выглядело на ней одновременно изысканно и просто, словно было сшито точно по её фигуре.

Подождите-ка. Что она сейчас сказала? А, ну конечно. Тупица! Прямо, как эта грёбаная встреча, на которую мы направились. Пока я думал о том, как бы сделать комплимент её пальто, я сказал:

— Мои извинения. Я думал, что ты, должно быть, уже заглядывала в расписание. Я буду обязательно держать тебя в курсе дел отныне и впредь. Но ты права, это будет чёртова пытка.

Она сделала гримасу.

— Плохо уже то, что мы здесь, чтобы… — мы поднимались по тесной витой лестнице, как её голос резко понизился, когда мимо нас прошёл японский император. — Быть лотами на аукционе как в средние века, но плюсом нашей ситуации может быть то, что мы, по крайней мере, присоединимся к обществу взрослых, понимаешь? Только, полагаю, это тоже лишь фарс.

Она попала в точку.

— По-моему, то, как ты используешь девушку, указывает на жуткое женоненавистничество, Эльз.

Когда я назвал её так, у неё было удивлённое, хоть и довольное выражение лица, и мне оно определённо нравилось.

Какого хрена?! Это второй день, а я уже думаю о какой-то ерунде.

— Что ж, а вы весьма разборчивы.

В то время как её глаза искрились задорным огоньком, её губы были крепко сжаты, будто она что-то старательно сдерживала за ними. Это уже не первый раз за то короткое время, что мы знакомы.

Это было не моим делом, но вопрос вылетел сам собой:

— Почему ты делаешь это?

— Делаю что? Оскорбляю? — она отклонилась назад, осматривая меня с головы до ног. — Я отчётливо ощущаю, что никто, кроме твоего брата, не видит в тебе недостатков. Я же считаю своим долгом напомнить тебе о скромности.

Она что, считает меня совершенством? Или насквозь состоящим из недостатков? Я в равной степени заинтригован этими двумя сценариями. Хотя, она права. Никто, кроме Волчицы и Лукаса, ни разу не посмел указать на мои недостатки.

— Это оскорбление?

Хитрая ухмылка очертила уголки её рта.

— Решай сам, — и снова её губы сжались, удерживая за собой то, что она так отчаянно там хранила.

— Вот это, — я указал на её лицо. — Что ты там держишь?

Её глаза, такие тёмно-синие сейчас, заметно округлились. И потом она глубоко вздохнула:

— Моя мать настаивает на том, что неприлично смеяться в обществе. Знаю, это, вероятно, повергнет тебя в шок, но некоторые манеры я стараюсь соблюдать.

Меня самого пробрал смех.

— Ты можешь спросить меня, не девственник ли я, вскоре после знакомства, но не будешь смеяться в обществе?

К моему удивлению, на её бледных щеках проявился розовый румянец. Но это было не самое плохое: она цыкнула на меня, когда сдвинула меня в сторону укромного уголка на лестнице. От этого движения меня обдало долгим шлейфом её духов. Черт, как хорошо она пахла.

— Хорошо. Вчера я вела себя по-свински. Я уже это признала, — её глаза следили за лестницей, прежде чем они надолго вернулись ко мне. И странно было то, что мне физически пришлось бороться с дрожью, пока они смотрели на меня. — Просто… я не хотела понравиться тебе. Во всяком случае, не сразу.

И сразу, как мой рот открылся, она уточнила:

— Или чтобы, ну, ты ничего снова не предложил.

Она подкалывала меня. Тогда вот мой ответ.

— С самого начала я ничего не предлагал. И… — добавил я, когда она собралась спорить, — даже ничего пошлого.

— Хорошо. Ты не предлагал. Я просто говорю…

Я не мог не сделать шаг вперёд в оставшемся тесном пространстве.

— Послушай, ты не обязана мне ничего объяснять. Как я сказала вчера, я тоже не в экстазе от того, чтобы выставляться на этом аукционе.

Одна её бровь выгнулась. Хорошо, что она не из тех тонких и жутких, будто их выщипывал младенец.

— Даже если это будет моя сестра?

Почва под ногами стала мягкой и неустойчивой. Я полагал, это было не перемирием, но тем периодом, когда мы разговаривали как нормальные люди. По крайней мере, так, я предполагал, разговаривают нормальные люди. И я был готов признать, что не хотел этого потерять. Но, хоть они с сестрой и язвили друг другу за завтраком, они были сёстрами, с неизбежными привязанностями, как мы с Лукасом. И всё же, я твердо сказал:

— Даже твоей сестре.

Как я вообще мог думать о её сестре, когда прямо передо мной стояла Валькирия?