Расчёт по-королевски

Глава 32 Эльза

— Нет.

— Прошу прощения?

Я втянула воздуха для уверенности и повторила так чётко, как только можно, когда ужасаешься тому, что кто-то совершает глупую ошибку:

— Нет.

Папа заёрзал в своём кресле, его ладони были сложены домиком у рта, в то время как он рассматривал меня. Из включенного динамика телефона, стоявшего у него на коленях, лаяла моя мать:

— Что она только что сказала?

Мои пальцы сцепились вместе на коленях, чтобы скрыть нараставшую и, угрожавшую разрушить всё мое тело, дрожь.

— Ты просишь меня выйти замуж за кого-то, кого я….

— А, — спокойно прервал меня отец. — Здесь явное недопонимание. Я не прошу, Эльза. Я отдаю распоряжение. Да-да. Здесь, утром нашего последнего, полного дня в Калифорнии, ты выйдешь замуж за Матье. Придётся поторопиться.

Я копнула глубже в свой родник ресурсов, чтобы подсобрать храбрости.

— Я не люблю его.

Голос матери зашипел с того конца провода.

— Не любишь его? — усмехнулась она. — Ты ребёнок или будущий правитель Ваттенголдии? Причём здесь любовь, когда есть долг перед троном и семьёй?

Отец добавил ещё резче:

— Мы с твоей матерью не любим друг друга, зато Ваттенголдия сегодня намного влиятельнее, чем была многие века. Наш долг сохранить всё так, как есть.

Моя мать даже не обиделась на его оценку их отношениям.

— К тому же остаётся работа, чтобы помочь Ваттенголдии продвинуться на сегодняшние мировые рынки. Часть её — получение доли финансов Шамбери. Ты, как никто другой, знаешь, как нам нужен капитал для расширения нашей роли на рынках судовых реестров.

— И чтобы нас стало лучше видно на мировом туристическом рынке, — быстро добавила моя мать.

В другое время мой рот был бы закрыт. Спорить было бесполезно, особенно когда отец заметно напрягся, глаза его сузились, а жилки на шее напряглись. Он был крайне серьёзен насчёт того, что говорил, и из своего опыта я знала, что когда он доходил до этого места в споре, диспут был исчерпан.

Он уже всё решил, как и моя мать.

Как и я.

— Браки по расчёту — устарелое понятие. Многие представители других королевских семей вступают в брак с теми, с кем хотят, не нанося ущерба собственной стране.

— Ты придаёшь слишком большое значение средствам массовой информации, — когда моя мать это говорила, пальцы Его Светлости опустились и стали постукивать по деревянной ручке кресла. — Большинство из этих браков были организованы в рамках переговоров за закрытыми дверями. Политика и необходимость всегда были движущими силами королевских отношений, хочешь ты это признавать или нет.

Злость и отчаяние текли по моим венам.

— У Мэтта даже нет страны…

— Шамбери в четыре раза состоятельнее нас. Их влияние распространяется по всему ЕС. Ваш с Матье союз обеспечит Ваттенголдии доступ к фондам и связям, которых мы никогда не имели раньше.

Отец добавил к объяснениям матери:

— Они также будут способствовать созданию первых технологических инфраструктур в наших судоходных флотах, благодаря чему наши реестры будут самыми востребованными в мире.

— Нам точно не нужны их деньги. Казна Ваттенголдии…

Моя мать перебила:

— С политической точки зрения мы находимся на мизерном счету, чем наши скандинавские коллеги. Я бы хотела, чтобы мы были популярным местом на многих фронтах; судоходные регистры — лишь начало.

Я сбросила свои карты:

— А если я откажусь?

Отец тут же ответил на провокацию.

— Тогда, к сожалению, я сделаю так, чтобы ты никогда не одела корону.

Ярость пронзала мне кровь. Я не могла поверить, что он вообще допускал этот вариант.

— Ваттенголдия является конституционным княжеством! Чтобы исключить меня из цепочки наследования потребуется парламентский акт.

— Как думаешь, с кем именно, я обсудил это накануне Саммита, Эльза? Премьер-министр и правящие фракции Парламента выразили согласие. Ваттенголдия должна делать шаги роста вместе с остальным миром. Ознакомившись с кандидатами, мы пришли к заключению, что Принц Матье и средства семьи Шамбери подойдут лучше всего.

Какой кошмар! Я и понятия не имела, что это могло зайти так далеко.

— По-моему, вы неплохо поладили. Матье… — отец склонил голову набок. — Уникален и не без недостатков, но я верю, что он придёт в соответствие и сделает, что необходимо.

Я выдавила из себя следующий вопрос:

— А Изабель?

— Условия её помолвки уже согласованы.

Меня тошнило. Прошлой ночью я плавала голой с Кристианом, и то время, что мы провели вместе, было самым волшебным и прекрасным опытом за всю мою жизнь. Потом я поплыла в свою комнату, моя ладонь осталась в его руке после тех долгих объятий у бассейна, от которых я ждала поцелуя, который чуть не случился ранее тем днём. Я лежала в кровати рядом с сестрой, мучаясь часами, когда представляла все эти «если» и «что было бы», чтобы хоть как-то облегчить боль от того, что хотела его. Хотя и знала, что в комнате, в которой я жила со своей семьёй, шансы сделать это были равны нулю.

И, вот сегодня я вмиг узнала, что нет никаких «если», и «или», я уже не говорю о недостижимых «может быть». Кристиан и Изабель поженятся.

А я выйду за Мэтта.

Чёрт! Дерьмо! Твою мать! Какого хрена?! Мне не хватало ругательств, чтобы описать то, свои чувства.

— Не думай, что я не заметил, как вы с избранником Изабель проводите вместе время на этой неделе, — от звука его голоса температура в комнате понизилась. — Я рассчитываю, что ты используешь эти отношения для убеждения его в правильности выбора твоей сестры на роль жены.

О да, использую!

— По плану через несколько недель вы с Матье отравитесь в Париж, чтобы выйти на несколько публичных свиданий, чтобы подогреть прессу. После чего он поедет в Ваттенголдию, чтобы официально сопровождать тебя в течение всего следующего месяца, — мамин голос звучал так, словно звонили колокола, предвещавшие приход Чёрной Смерти. — Пресс-секретарь Шамбери уже связался с нашим офисом, тебе не придётся переживать из-за деталей. Просто будь очаровашкой для фоторепортёров и помни, что этот паренёк тебе нравится.

Мне нравится Мэтт, да. Нравится.

А моя сестра выйдет замуж за того, в кого я влюбилась, и я ещё и уговаривать его должна на это.

После того, как отец ушёл, я отправилась на завтрак. Я облачилась в жёлтое платье на пуговицах, нейлоновые чулки, к которым питала отвращение, и ощутимые каблуки. Мои волосы убраны в прямой хвост. Мой макияж едва заметен, но безупречен. Я была идеальным примером современной принцессы, но, в сущности, я была всего лишь управляемым элементом движимого имущества.

Когда я вошла в столовую, то заметила Изабель, сидевшую с Кристианом, Лукасом, Марией-Еленой, Мэттом и его сестрой. Паркера я не видела. Из-за столпотворения, между моей сестрой и её женихом было крайне малое расстояние, и я снова вернулась в прошлое на несколько часов раньше, когда моё тело прижималось к нему, и это был один из самых лучших чёртовых ощущений во всём мире.

Но, скоро, когда мы будем обниматься, мы будем делать это как брат с сестрой. И все мои обнимашки поздними ночами, если они и будут чудесным образом случаться, то будут зарезервированы для мужчины, сидящего напротив Кристиана, ко мне спиной.

Не знаю, почему я была так разочарована. Так разбита. Мы с Кристианом никогда не смогли бы стать чем-то в любом случае, учитывая наши роли для наших стран. Не то, чтобы он бы хотел этого, несмотря на симпатию ко мне; он весьма ясно дал мне понять, что не интересуется найти себе кого-то на КРБ. Кроме того, это я первой установила границы. «Оставьте свои предложения, в том числе грязные, для кого-нибудь другого».

И всё же, сейчас я могла думать только о нём. Я думала, что могу желать только его.

Я попросила официанта яичницу, хотя при мысли о том, чтобы положить её себе в рот, у меня всё в желудке переворачивалось. И тогда я взяла себе сухой тост в надежде, что он успокоит мою тошноту, потому что порядочные принцессы не облёвывают столовые.

Я закрыла глаза и втянула больше воздуха. Я могу сделать это. Я сделаю то, что должна. Я сделаю, что мне велено. Моя жизнь подчинена служению. Традиция кроет эмоции.

Заявляю официально, что потеряла всякую любовь к традициям.

Мне на плечо легла рука. Мои глаза распахнулись, и я увидела Кристиана позади меня с наполовину заполненной тарелкой в руке.

Вне сомнений, как и в моих глазах, в его взгляде читалось множество спутанных эмоций.

— Я не был уверен, что ты спустишься к завтраку.

У меня оставалось двадцать четыре часа в Калифорнии. Что я должна была делать, так это улыбаться любезно, но сдержанно. Распутать все нити, что мы накроили между нами, и идти к Мэтту, никуда не сворачивая. И всё же, когда я посмотрела в янтарные глаза, не раз меня гипнотизировавшие, я поняла, что всё, что я хотела сделать, это провести каждую минуту своих последних часов здесь, с Его Королевским Высочеством, Наследным Великим герцогом Эйболенда Кристианом. Даже если это будет настоящей пыткой.

Даже если мы останемся просто друзьями.

Даже если мы никогда не станем чем-то больше.

— Его Светлость вызвал на разговор, — пробубнила я. Через его плечо я украдкой взглянула на сестру — её брови были сведены вместе, когда она рассматривала нас. Лукас тоже наблюдал за нами, но более задумчиво. К счастью, мне показалось, что Мэтт и его сестра не заметили моего появления. — Поэтому я задержалась.

По просьбе официант подложил ветчину на тарелку Кристиана, при том что там ещё был недоеденный кусок.

— Всё в порядке?

Моя жалкая попытка рассмеяться была больше похожа на бульканье:

— Мы говорили о короне.

Он медленно положил тарелку. Тихо выдохнул:

— У меня самого был точно такой же разговор этим утром.

Я хотела швырнуть фарфор, что был у меня в руках, об стену и смотреть, как он разбивается на тысячу удовлетворяющих меня осколков.

Кристиан не мог обернуться и посмотреть на стол, который покинул, когда сказал:

— У нас есть час или около того до следующей встречи. Давай прогуляемся. Подышим свежим воздухом. Если ты не хочешь сесть и поесть.

Нисколько не колеблясь, я передала свою тарелку первому, проходящему мимо, помощнику официанта. И потом, ни слова не говоря, мы вышли через ворота.

Несколько минут спустя мы блуждали по, выложенному плиткой, дворику за самым большим гостевым домом. За тем, что с двумя фонтанами. Прохладный свежий воздух умиротворял, шёпот ветра сквозь пальмы и дубы, а также пение птиц, были единственными звуками, что осмеливались нарушить хрупкую тишину.

Я долго смотрела на первый фонтан, пока мы проходили мимо него. На вершине мрамора стояла золотая девушка, нюхавшая розу. Второй фонтан был немного другим — девушка наклонилась, чтобы поцеловать лягушку, сидевшую на её ладони.

Знаю я эту сказку. К сожалению, конец моей истории будет не таким счастливым.

Кристиан указал на лавочку, вырезанную в стене, обращённую лицом к той принцессе, с её лягушкой-принцем. Место, что он оставил между нами, когда мы сели, было мизерным по сравнению с тем, что было между ним и моей сестрой десять минут назад.

— Итак.

Я сказала также тихо, как он:

— Итак.

Но он не хотел обсуждать свой разговор с его матерью, как и я — распоряжение моих родителей. Вместо этого он спросил, и его губы слегка изогнулись в озорной улыбке:

— Ты оправилась?

Что? Может, я ошиблась?

— Э…

— От холода, — уточнил он. — Ты плавала в холодном бассейне посреди ночи. Я потом беспокоился о тебе.

Признательность за то, что он старался вернуть разговору нормальность, насколько возможно, сняла напряжение с моего лица.

— Должно быть, я прижалась слишком близко к сестре, чтобы согреться, из-за чего она со всей силы отпихнула меня на мою сторону кровати и сообщила, что вместо ног у меня ледышки.

Он засмеялся, таким сочным, тёплым, медовым смехом, отчего в моём сознании возникла картина, как он сам в кровати моей сестры проходит через тот же порядок действий.

Ужасно представлять всё это.

— Мне повезло, что не приходится спать с Лукасом в одной кровати. Кто-то из нас или мы оба, скорее всего, просыпались бы с подбитым глазом или больной спиной после сна на полу.

— Я не ожидала увидеть его сегодня с утра, — признала я. — Кажется, что он более неуловим, чем кажется.

Хитрая ухмылка была брошена в мою сторону.

— Люк пришёл ещё позднее меня и выглядел так, будто был на вечеринке века.

— А! Как интересно! Как думаешь, с кем он резвился в столь поздний час на той вечеринке?

— Думаю, лучше вопрос построить так: с кем он там не резвился?

— Со мной, — я широко улыбнулась. — И с тобой. Мы резвились на весьма эксклюзивной вечеринке только для двоих.

— Это то, что мы делали? Мы резвились?

По-моему, мы влюблялись. И это было замечательно, печально, трагично, прекрасно! Или, по крайней мере, я точно влюблялась.

— Конечно. Мы с тобой в этом специалисты.

Его взгляд сверкнул сладко-горестным огоньком.

— Я думал, что наша фишка — безумствовать.

— И это тоже, — я нежно дотронулась до тыльной стороны его ладони. — Мы безумствуем и резвимся.

Та улыбка смягчилась на его лице.

— Правда, только друг с другом. Мы резвимся лучше, когда это только мы.

— Может, тогда заключим сделку? Поклянёмся друг другу, что когда придёт время резвиться, мы будем делать это только вместе? — мои слова звучали легко, как и тон моего голоса, но часть меня разрывалась на осколки от осознания, что я в шутку просила о том, что уже никогда не случится.

Когда он подсел ближе ко мне, на его лице проступила серьёзность, теперь мы касались друг друга коленями. Он пленил меня своим взглядом, не двигаясь и прижимаясь своей ногой к моей.

— Это то обещание, которое я могу дать с лёгкостью.

Я была так же неподвижна, как золотая принцесса перед нами, когда он медленно и нежно убрал мне за уши пряди непослушных волос, только что сбежавших из моего хвоста. Прикосновение его пальцев — легкое как бриз — привело меня в жар и отчаяние.

— Тогда, пожмём руки? — прошептала я.

Мышцы в моей груди застыли, когда он качнул головой. После чего он посмотрел на меня так, будто разбирал меня на атомы, оставляя меня поверженной и уязвимой.

Но потом он подался вперёд, гладя губами сначала один уголок моего рта, а затем другой.

— Все самые лучшие соглашения, — пробормотал он, и его слова были такими же мягкими, как губы, — скрепляются поцелуем.

Во мне ничего не осталось, кроме оголённых нервных окончаний, когда я повторила его обещание. Мои губы горели, сердце громко стучало, и слёзы скапливались в моих закрытых глазах.

— Вот и моё обещание.

Он поднял свою голову, прикладываясь губами к моему виску, прежде чем прислонить свой лоб к моему.

— Я истребую его с тебя, Эльз.