— Клянусь, — сказал Мэтт по мере приближения к нам с двумя бокалами шампанского в руках, — никогда бы не подумал, что вы двое прячетесь за этими кустами.
Я сделала еле заметный шаг назад от Кристиана, осознав, что со стороны могло показаться, будто я практически залезла на него. Его «слишкомость» так сильно отвлекала меня.
— Ты нас обвиняешь?
— Только в том, что вы не пригласили меня к вам присоединиться, — он предложил мне один из бокалов. — Прости, для тебя нет, Кристиан. Я решил, что бокал полагается по тому случаю, что только что была объявлена первая официальная пара КРБ. Ура, мать его, гип-гип!
Я приняла бокал, отчаянно пытаясь подавить коварную дрожь, угрожавшую овладеть мной. Всего лишь второй день, а уже делаются объявления? И тогда до меня дошло. Все те аплодисменты и возгласы ранее были гротескными поздравлениями жертв КРБ с потерей былой свободы, когда можно было выбирать сердцем.
— Кто эти несчастные? — спросил Кристиан.
Мэтт отпил долгий глоток игристого вина.
— Моя сестра и один бедняга из Греции.
Я не знала, что сказать. Было видно, что Мэтта нисколько не устраивал этот вариант.
Кристиан издал низкий свист.
— Как она приняла это?
— Только так, как ей позволено: с высоко поднятым подбородком и улыбкой на лице, — гримаса Мэтта была полной противоположностью того, что он описал, когда поднял в тосте свой бокал. — Согласно слухам, сегодня будет, как минимум, ещё одно объявление.
Паника затрепетала у меня в груди, хоть я и понимала, что оно не может быть моим. Даже указав на своё предпочтение Мэтта, отец ещё не давал указаний. Надежда ещё теплилась, хоть и очень-очень маленькая.
Я еле слышно прошептала.
— Так скоро.
— Ты знаешь, кто? — спросил Кристиан.
— Нет, приятель, — Мэтт отпил шампанское. — Но, что я знаю, так это то, что Великая Герцогиня попросила вашего с братом присутствия.
Кристиан тихо выругался под нос. Я была поражена его спокойной яростью, даже больше, чем очевидным сочувствием, окрасившим лицо Мэтта. Неужели они боятся, что у Кристиана все шансы быть объявленным?
Человек, над которым нависла угроза, на мгновение застыл, чтобы потом расправить плечи.
— Тогда я лучше не буду заставлять Великую Герцогиню ждать.
Было бессмысленно сопротивляться желанию смотреть за тем, как он уходил. Я расстроилась от того, каким потерянным он был. Это чувство было мне незнакомо, особенно когда это касалось человека, которого я знала всего пару дней.
— Не завидую я ему, — сказал Мэтт, тоже смотря Кристиану в след.
Я медленно пила шампанское, которое он мне дал. Хотя на улице было прохладно, мой напиток был наполовину тёплым.
— О?
Он провёл рукой по своим рыжеватым волосам.
— Как хорошо ты знаешь Великую Герцогиню Эйболенда?
— Совсем не знаю, — признала я. — А что?
Мэтт прислонился к стене, вращая шампанское в своём бокале.
— Можно сказать, что Её Высочество внушает страх.
Я вспоминала, что знала о матери Кристиана. Она умна, элегантна, красноречива и ею восхищается большая часть мира за то, что она олицетворяла собой современного монарха, даже такой крошечной страны.
— Разве мы не можем сказать того же о большинстве родителей здесь?
— Полагаю, да, — он тихо произнёс. — И всё же, я не завидую домашней жизни моего друга, даже если… — его плечи осунулись, в глазах появилось отрешение.
— С тобой всё в порядке, Мэтт?
Улыбка, которую он наклеил на своё лицо, без сомнений, была той же, что его сестра минут пятнадцать назад продемонстрировала толпе.
— Я знаю, мы здесь как в окопе, но они только что подали самое вкусно-выглядящее мороженое. Не хочешь попробовать?
Я бы лучше воткнула спицу себе в глаз, чем вернулась на ту вечеринку, но из-за прожигавшего во мне новую дорожку любопытства, я последовала за ним к столу с десертами.
Несколько минут спустя, пока я поедала то мороженое крохотными ложками, я изо всех сил делала вид, что добросовестно слушаю рассказ Мэтта о них с сестрой, когда они были маленькими, но моё внимание было где угодно, только не здесь.
Ладно. Это была ложь — не история, которую он подробно излагал, которая, не сомневаюсь, была правдой, а то, что моё внимание было где угодно, только не здесь. Потому что это было не так. Оно было сконцентрировано на всего одной вещи.
Кристиан и Изабель стояли с моим отцом и Великой Герцогиней рядом с гостевым домом с видом на горы. Они пили шампанское, Изабель была бледна, а наши родители такими довольными собой. Какой кошмар!
А Кристиан? Его улыбка вынужденно натянута, все линии неестественны, что указывало неопытному свидетелю на тихую вежливость. Его Светлость, может, и думает, что Кристиану приятно то, что они обсуждали. Возможно, Изабель тоже. Но я, знавшая этого принца эти два дня, могла сказать, каким обозлённым и несчастным он был, и эти две эмоции определённо не были тем, что он чувствовал, пока мы прятались за кустами.
Были бы эти неестественные черты также натянуты на его лице, если бы рядом с ним стояла я, а не моя сестра? Отчего бы не помечтать, тем более после того, как он совершенно ясно дал мне понять, что ему больше никто не интересен на КРБ, кроме меня.
Вот же чёрт!
Может, я и не верю в любовь с первого взгляда, но, как я сказала Шарлотте, страсть с первого взгляда очень реальная, очень возможная вещь. Потому что, как ещё я могу объяснить своё внезапное помешательство на Кристиане?
Я вернулась мыслями к Мэтту и надеялась, что моя улыбка не была похожа на натянутую улыбку Кристиана.
— Это было приятно, — пробубнил он. Не только моё внимание было рассеяно, потому что он смотрел на свою сестру, стоявшую с мужчиной, который, должно быть, был её новоиспечённым женихом. — И Марго была счастлива. Я тоже. Забавно то, что мы оглядываемся назад и желаем того, о чём когда-то думали как о какой-то банальности, но в действительности, бывшее раритетом.
— Мы всегда оглядываемся назад в наши воспоминания по-другому, разве нет?
Теперь была его очередь обернуться и сфокусироваться на мне. Тихий выдох смеха сорвался с его губ.
— Полагаю, трава всегда где-то зеленее. Просто становится жаль, после того, как ты походил своими ногами по такой траве.
Я всунула ложку в моё мороженое, не зная, как правильнее было бы ответить. И в этом часть проблемы — я никогда не знаю, что сказать Мэтту.
Он отдал свою чашу проходившему мимо официанту перед тем, как подойти ближе.
— Прости меня. Я не должен был вываливать всё это на тебя.
Теперь стало ещё хуже.
— Думаю, у меня ностальгия, — продолжил он, — зная, что на этой неделе мы с сестрой будем вынуждены в конечном итоге оставить свои надежды и прошлое. Такое чувство, словно ты одет в смирительную рубашку, да?
Что-то во мне смягчилось от нежной меланхолии, на которую, наверное, он рассчитывал от меня. Я отдала свою чашу другому проходившему мимо официанту.
— Ты когда-нибудь хотел узнать, каково это родиться не в королевской семье? Не носить на своих плечах все эти ожидания?
Его улыбка была искренней, если не потухшей.
— Постоянно. Как и ты, я уверен.
Чёрт знает что. Наверное, наступило время выговориться самой. Сказать то, что никогда бы не подумала, что смогу произнести в его присутствии.
— Когда я была моложе, то расспрашивала своих одноклассниц об их жизни, о выборе, который им предоставлялся. Даже перед теми, кто был из богатых, влиятельных семей, было так много вариантов! — я очень тихо делилась с ним своими секретами в окружении громких голосов. — Я начала осознавать, что, хоть мне и были доступны очень многие вещи, которые другим и не снились, при этом я была обязана ожиданиями тысячам людей, которых даже не знала. И от этих ожиданий жизнь не всегда легче, особенно, когда тебя повсюду сопровождает такое ослепительно яркое освещение.
Он снова мягко выдохнул, усмехнувшись, только в этот раз с оттенком облегчения.
— В точку, — и тогда что-то ещё появилось в его глазах: не столько дружественность, столько понимающее сопереживание в купе с недавно обнаруженным уважением. — Хоть мне и не стоит говорить или даже думать. Потому что пока наследие моей семьи крепко держит меня, оно, вероятно, не идёт ни в какое сравнение с тем, что будет на троне.
Сейчас я видела его, с ног до головы. Я, наконец, заметила узкий чёрный ремень, который он одел поверх серой рубашки, свободные чёрные брюки в тонкую полоску, облегавшие его худощавое тело, и гладкие мокасины без шнуровки, что постоянно напоминало мне зелёный карандаш из коробки меланхолии. И я не переставала спрашивать себя, кем же на самом деле был Матье.
Но я знала точно, что его слова были взвешены искренностью, не важно, какими тяжелыми они для нас были. И тогда он подошёл ближе, неуверенно раскрыв руки; я глубоко вздохнула и шагнула в них ради короткого объятия. Это было приятно. Спокойно. Очень по-братски.
Что было не совсем тем, чего мы ждём от будущих супругов.