Расчёт по-королевски

Глава 37 Эльза

И вот, мы одни в просторной кухне, стоим, прислонившись к одному из стальных шкафов. Кристиан поставил старинные фонари для освещения места, где мы стали больше, чем просто незнакомцами: мягкое свечение придавало помещению неясную, волшебную атмосферу.

— Как вы их называете? — я ткнула вилкой в ягоды на моей тарелке, высыпавшиеся из куска пирога.

Он был прав. Мы нигде не смогли найти ни единого кусочка яблочного пирога.

Кристиан поднял отворот коробки из-под пирога и развернул ко мне.

— Олалеберри.

— Это реальное слово?

Он засмеялся, и я возмутилась от этого звука. Это был потрясающий, сочный, сексуальный и несправедливый звук по отношению к любой из женщин, включая меня. Я не знала, смогу ли когда-нибудь противостоять Кристиану и всей его прекрасной, захватывающей «слишкомости».

— Оно здесь, на коробке, — говорил он, — поэтому, думаю, да.

Я перевела взгляд ниже, на пирог, потому что ничего хорошего не выйдет из зацикленности на идеальном смехе Кристиана, а также на том, как бы не приблизиться к теплу, исходившему от его сильного стройного тела. Или о том, как мысли о нём и моей сестре, тусующимися на кухне в три часа ночи, поедающими сладости, вынуждали меня хотеть разбить все тарелки, что попадутся под руки.

— Кто угодно может придумать слово, — я сунула в рот большую ложку пирога. — Фарфлегл.

В то время как в моём сознании проносились противные образы, я была рада, что Кристиан был слишком занят, отрезая себе ещё один кусок пирога, чтобы заметить мои пылающие щеки.

— Прости?

Я сглотнула и сделала глубокий вдох, желая просто обмахнуться веером.

— Фарфлегл. Я придумала это слово. Видишь? Не сложно.

От этих слов уголки его губ изогнулись кверху, и было так нелепо то, насколько привлекательным он казался мне сейчас: его лёгкость, изящество и очарование, пока он запихивал в себя полный рот пирога посреди ночи на пустой кухне.

Почему я общалась с ним всю эту неделю? Почему именно ему пришлось быть таким чертовски замечательным и запросто возникающим рядом, моим собственным реальным Прекрасным Принцем?

Серебряная вилка, нагруженная сочными ягодами и слоёным тестом, указывала на меня:

— И что оно значит?

— Оно не обязательно должно чтото значить. Оно выдумано. Я об этом.

Он медленно жевал свой кусок, пока обдумывал это, и я подавила желание дотронуться до его губ. Он немного испачкал свой рот ягодным соком, а я была так слаба в тот момент, чтобы отрицать то, что не хотела бы больше ничего, только бы слизать его.

Я нисколько не сомневалась в том, что те счастливицы, кому довелось почувствовать на себе эти потрясающие губы, теряли ощущение времени, или падали в обморок, или им казалось, что они летят или что-то ещё из тех банальных описаний, о которых люди читают в книгах, потому что этот рот обещал очень-очень многое.

Думаю, что буду ненавидеть сестру за все те поцелуи, что этот мужчина подарит ей.

— Но дело в том, — говорил он, заставляя меня смотреть на его глаза, а не на рот, — олалеберри что-то значит. Это такая ягода. И её существование гарантировано словарём.

Я мечтала о поцелуе. Он думал об этимологии, что хорошо. Кто-то же должен оставаться серьёзным в отношении нашей миссии.

Пока я опять откусывала от пирога, я искала лучшее определение для такого восхитительно глупого слова. И я его нашла. Фарфлегл: существительное, означающее принцессу, чьи панталоны сами собой спадают каждый раз, когда один принц Эйболенда смотрит на неё.

Но ему я сказала:

— Фарфлегл: существительное, означающее принца, увлекающегося секретными организациями.

Его абсурдно очаровательная улыбка вернулась, и теперь я не просто шалила: я разгорячилась, я изнывала и снова сфокусировалась на его губах.

— Так ты говоришь, что я фарфлегл?

Нет. Это я. Я надеюсь, что моя улыбка мила.

— Не стоит благодарности.

После его ошеломленного взгляда я больше не могла сдерживаться. Весь тот смех, который он ждал от меня эти несколько дней, теперь бил из меня ключом, как шипучее шампанское после тряски перед открытием.

Я смеялась. Хохоча, заливаясь, от всей души. До боли в боках. Мама бы пришла в ужас.

Улыбка Кристиана медленно угасала, пока он пристально смотрел на меня, словно я была незнакомкой, которая вломилась на кухню и украла его пирог.

Неужели мама действительно была права? Такое поведение смотрелось дёшево? Всё моё легкомыслие рассеялось в неловкость и ещё один, чересчур большой, откус от пирога с олалеберри.

Его грудь медленно вздымалась и опускалась, а его внимание вводило в замешательство. Потому что он не просто смотрел на меня — он смотрел на меня, и я понятия не имела, что это значило. Уже не в первый раз, когда он выглядел так многозначительно, но даже сейчас, спустя неделю после того, как я окунулась в Кристиана с головой, я не могла расшифровать его взгляд.

Все это, естественно, означало, что я должна запихнуть себе в рот новый кусок пирога, тщетно пытаясь игнорировать желание делать своими губами что-то другое.

После того как прошла как будто целая вечность и две недели для чётности, он пробубнил:

— Несправедливо так смеяться.

Я попыталась не подавиться от того, как кусочек пирога, только что так быстро засунутый, пробивал себе путь вниз по моему горлу:

— Прости, если обидела тебя, Крис.

Он покачал головой, пренебрежительно подняв руку.

— Нет. Не так.

Я старалась казаться невозмутимой. Подавить обиду, рождённую его неприятием.

— Ты не говорил мне, что хочешь сделать впервые этой ночью.

Я ужаснулась тому, когда он напрягся. Даже сильнее, когда он отступил от блестящего металлического шкафа, внезапно забыв про свой пирог и вилку.

— Мне нужно идти.

Прежде чем я смогла что-то сформулировать в ответ, он двинулся к двери. Что только что произошло? Мы ели пирог, шутили, и я засмеялась, что, как он мне говорил, он и хотел услышать, но теперь он считает, что должен уйти?

Может, он осознал, что мои чувства к нему поменялись так сильно, что уже не могу их контролировать?

Я не хотела, чтобы он уходил. Не сейчас. Не тогда, когда наше время было так ограниченно. Через два часа я буду на самолёте, и в следующий раз я увижу его, должно быть, на его свадьбе.

Как только он дошёл до двери, Кристиан остановился. Его ладонь сильно вмазала по деревянной дверной раме, и этот звук разнёсся по тихой кухне.

Я захотела исчезнуть, когда мой голос, назвавший его имя, дрогнул.

И тогда Кристиан прошёлся через всю кухню, обратно ко мне, в его глазах одновременно были решительность, извинение и пыл, и я, если честно, понятия не имела, что делать. Или сказать. Я не могла разобрать, то ли он рассержен, то ли дурачит меня, то ли ещё какой вариант эмоций, и это было… неестественно. Причём до нашего первого дня всё было естественным. Поэтому это было неприемлемо.

Но тут он поцеловал меня.

Наконец-то.