— Ты сегодня молчалива, как никогда.
Было ветрено — не ураган, но дуло достаточно, чтобы мой хвостик растрепался и уже не был таким, как с утра. Я убрала назад пряди, цеплявшиеся к ресницам, перед тем как посмотреть на Мэтта.
— Мои извинения.
Его глаза, спрятанные за тёмным пластиком солнцезащитных очков, было невозможно разобрать.
— Могу я предположить, что это из-за разговора с отцом?
Я отвела взгляд, вернув его обратно к Трём Грациям, которых мы рассматривали последние несколько минут, и я надеялась, что они помогут мне найти нужные слова, чтобы тактично решить эту ситуацию.
— Надеюсь, мы сможем что-нибудь придумать, — сказал он, не дожидаясь моего ответа.
Внутри меня вспыхнуло раздражение, окрасившее мне щеки и шею в красный цвет. Его слова, его тон звучали так смиренно, хоть и горько. Почему он не бунтует?
— Я думала, ты не фанат КРБ.
— Поверь мне, это так. Но, как оказалось, ни у тебя, ни у меня нет права голоса в этом вопросе.
Я повернулась к нему лицом, злость вырывалась через моё горло и прямиком изо рта наружу:
— Ты хочешь жениться на мне? Это то, чего ты хочешь?
Он ответил не сразу:
— Что хочу я, не имеет значения, — даже сейчас он нерешительно протянул руку, чтобы благополучно приземлить её мне на руку или плечо, но я отступила.
— Что ты мне не договариваешь, Мэтт? Я знаю, что ты не можешь этого хотеть. Каждый раз, когда мы общались, становилось ясно, что тебя также страшит эта ситуация, как и меня.
Его челюсти сжались, но он ничего не сказал.
— И так-то плохо, что мы оказались в такой хреновой ситуации, — продолжала я, — но ощущать, что ты что-то утаиваешь от меня, просто сводит с ума!
Теперь он произносил слова с пылом:
— Забавно, но и я не могу заявлять, что ты предельно откровенна.
— Я ничего не скрываю. Я не хочу выходить замуж за тебя. Вот. Теперь я сказала это. Может, и ты сделаешь то же самое?
Он задёргался от безысходности, но вновь, всю горечь и секреты он сдерживал в себе. Целую минуту мы продолжали конфронтацию, пока я не поняла, что он не отступится.
Размышляя, я сказала:
— А здесь и правда очень красиво, не так ли? В смысле береговые линии.
Он выглядел настороженно.
— Да, весьма.
— Ваттенголдия — тоже живописна, только иначе, чем здесь, — я тёрла кончиком туфли по окрашенной плитке. — У нас более строгая красота, — я ненадолго обернулась на него; его руки были в карманах, когда он покачивался на пятках взад и вперёд. — Ты когда-нибудь бывал так далеко на севере?
В его ответе чувствовалось напряжение.
— Не имел такого удовольствия.
— Зимы холодные. Дни длинные. — Моя улыбка была сильно натянутой. — Люди упрямые.
— Прямо как их принцесса. В смысле, упрямые.
Очевидно, не такие упрямые.
— Это крошечная страна, — теперь я перешла к делу. — Одно из самых маленьких микрогосударств в мире. Да мы вообще не существуем, если посмотреть на глобус.
— Крошечная страна лучше, чем вообще нет страны, согласна?
От враждебности в его словах я сделал шаг назад. И тогда, словно я медленно просыпалась, я поняла, почему семья Мэтта была так заинтересована в этом союзе со мной.
Земля есть земля, трон есть трон. Это были те вещи, в которых Шамбери было отказано сотни лет, когда их маленькая страна была целиком проглочена двумя большими государствами, и они были свергнуты.
У них есть деньги, у нас есть земля.
Как романтично.
Как традиционно.