Раскинулось море широко

Глава десятая. Пираты против воров, или лопатой – по черепу…

…«Владимир Иванович! Владимир Иванович, просыпайтесь, пожалуйста…»

Никакого воображения у некоторых – ныне штатских. Нет бы гаркнуть в ухо:«Аврал! Все наверх!», или просто:«Рота, подъём! Тревога!»

Семёнов с трудом приоткрыл глаза… Как там у Николая Васильевича – «Поднимите мне ве-е-е-еки-и-и…»

Вчерась вместе с уважаемым Павлом свет Васильевичем, для снятия напряжения, приняли – пока готовили специальное сообщение по всем станциям Уссурийской дороги о «минированном» угле – некоторое количество конфискованного китайского ханшина…

Правильно его городовые у ходей отнимают… Чистая отрава… а с людьми что делает проклятый напиток даосов!

Например, ночью 1 января крестьянин Айзетулла Давыдов, отведавший ханшину, проезжая по Устинскому переулку, затеял с извозчиком из-за денежных расчетов ссору и произвел буйство. Буяна отправили во Владивостокский полицейский дом.

Находясь в камере, Давыдов начал снова буйствовать, причем разворотил кирпичи печки, разрушил печные решетки, отбил штукатурку, поломал форточки, сломал висячий замок у двери и разбил в окнах 12 стекол, после чего успокоился и мирно заснул. (случай подлинный)

Конечно, до такого Семёнов со Шкуркиным не дошли… просто припечатали сургучной печатью к столу усы городового Дырки… а зачем он спит на дежурстве!

Теперь Владимир испытывал муки похмелья – и ещё маялся, согласно учению доктора Фрейда, комплексом вины… благо что освободившийся, не иначе, как с помощью полицейской «селёдки» городовой Дырка стоял у него в ногах, злобно сверкал глазами и топорщил остатки неровно обрезанных усов…

«Владимир Иванович, давайте собирайтесь…»

«А… где я?»

«Так в камере… в дворянской, Вы не волнуйтесь! Здесь клопов и прочей мерзости – очень мало, практически нет…»

«А кто… кхм-кхм… меня туда посадил?»

«Так ведь Вы сами у этого остолопа -у, у-у, храппаидол! Будешь ещё спать на дежурстве? Будешь-будешь… куда ты нахрен денешься… – ключи с пояса отцепились и в камере изнутри заперлись! Не хочу, говорите, ничего! Устал я от света, хочу покоя и тишины…»

«А как Вы тогда зашли?»

«Ну, это у нас специалист есть… Глист, погоняло у него такое… Знатный форточник!»

И вправду, в «дворянской» обозначился субтильный субъект – приветливо улыбающийся Семёнову всеми своими редкими и гнилыми зубами.

«Представьте, сквозь прутья оконной решетки пролез! Уникум, ему бы в цирке выступать, стал бы человеком – каучуком…»

«Обижаете, господин начальник… я не фигляр! А человеком я на Зерентуйской каторге стал, уж пять лет как короновался…»

«А ну, брысь… ну, вставайте же…»

Пол камеры предательски качнулся, но бывалый марсофлот устоял… баллов шесть всего, ерунда-с!

«Где, говорите, у Вас гальюн?»

«Что? А, Вы про парашу…»

«На что мне сейчас Параша, в… сколько сейчас – в шесть часов утра? Это лучше вечером…»

Тем не менее – холодная вода быстро прояснила гудящую голову… очередной день сыска начинался затемно!

«И куда мы сейчас?»

«Не поверите – на Алеутскую… такое ощущение, что все события у нас с Вами происходят на крохотном пятачке возле вокзала… а впрочем, чему удивляться – бан, это такое бойкое место…»

«Баня?!»

«Не-е-ет. Это от еврейского банхоф, то есть вокзал… и где ещё быть малине – сиречь воровскому притону, как не у бана? Тут и угол уведенный спокойно распотрошить можно… ну, чемодан краденный… и фрая залётного маруха своему ивану под перо подставит… то есть вокзальная шикса организует вооружённое ограбление… а Вы, дорогой мой, запоминайте терминологию, в жизни всё пригодится…»

У входа во двор, возле запертых чугунно-решетчатых ворот, навытяжку стоял бравый дворник Сунь, с медной начищенной бляхой на снежно-белом халате, надетом поверх ватной куртки…«Дараствуй, командира… давано надо твоя приходить, маро-маро безобразника забирай… Моя давано-давано говорить, командира зачем не приходить?»

«Ладно, Сунь, исполнились твои мечты… дома?»

«Да, начарника, все – все дома, маро-маро спать, потому как всю ночь шибко шуметь, господа берэтаж спать не давай!»

«И чего же они там шумели? Сейчас посмотрим…»

Пройдя через двор с поленницами дров, кучами золы и аккуратными, чистенькими бочками, в которые китайцы собирали… э-э-э… отходы жизнедеятельности (счастье, что по зимнему времени эти отходы почти и не пахли!) борцы с криминалом, скрипя сапогами по свежевыпавшему снежку, подошли к лестнице, ведущей в полуподвал.

«Владимир Иванович, а у Вас, извините, оружие есть? М-да… в чемодане, значит… ну, держите вот мой „Бульдог“, только за-ради Бога, не пальните мне в спину… нет, он бескурковый, просто жмите вот на крючок и всё… да что я… мне не впервой, как там у Щедрина – послал капитан-исправник свою фуражку, этого было достаточно…

Ну, Господи благослови… ВСЕМ СТОЯТЬ! ПОЛИЦИЯ!

М-да… то-то мне показалось, странной такая… мёртвая тишина…»

И действительно – обитатели этого полуподвала вряд ли когда уже побеспокоят жителей бельэтажа…

В маленькой, сводчатой комнатке, где чадила под почерневшем от пыли, с висящими по углам клочьями паутины потолком «летучая мышь» – стоял сырой, душный, медный запах свежепролитой крови… В свете слабенькой лампы, в которую явно следовало бы добавить керосина, залившая:деревянный стол, с горой грязной посуды и опрокинутым штофом, железную кровать с никелированными шариками и лоскутным разноцветным одеялом, доски давно не метённого пола – кровь казалась чёрной…

Шкуркин нагнулся и потрогал кровавую лужу пальцем:«Ого, свеженькая… только что не дымиться…»

Семёнова опять замутило… но на этот раз он сдержался – привычка, великое дело…

«Владимир Иванович, отдайте мне револьвер, а то – не приведи Бог, уроните… и сходите, пожалуйста, во двор – пусть Сунь понятых приведёт… эх, черт, черт возьми, что-то мы опять опаздываем… надо же, три трупа, одна из них баба -эк, она умом-то пораскинула, по всем стенам ошмётки, а ещё говорят, что у блондинок мозгов нет…»

«Блуа-а-а-а-а…»

«Бульдог» вывалился из разжавшихся пальцев, упал на кедровые половые плахи, и громко бабахнул… тупоконечная револьверная пуля шарахнулась рикошетом по белёным стенам, оставляя на них красно-кирпичные царапины, и впилась в дубовую дверцу платяного шкапа.

Дверца распахнулась, и из шкапа спиною вперёд вывалился черноволосый субьект с трехдневной щетиной на горбоносом лице… подёргал левой ногой и затих.

«Поздравляю, Владимир Иванович, с удачным Вас выстрелом!»

«Господи, это что же – я его убил?»

«Сейчас посмотрим… ага! Как же! Убьёшь такого одним выстрелом, да ещё и не прицельным… Эй, кацо! Давай, просыпайся…»

«Грузинец» приоткрыл карий глаз и тихим, задушевным голосом, доверительно спросил:«Ви полыцыя, да?»

«Да, генацвале… по твою пропащую душу пришли! Давай, собирайся, горный орёл!»

«Вах, дарагой! Канэшна! Заберите мэня в турму, пжалуста.»

«Что же это ты нынче такой покладистый, а? Ты что, всегда так полиции радуешься?»

«Нэт, слюшай… только сэгодня! А… японэц уже ушёл, да?»

«Родной мой, у тебя что, белая горячка? Ближайший от нас японец на Хоккайдо – сейчас свой недоваренный рис пополам с сырой рыбой кушает…»

«Нэт, мамой кланус! Дворник здешний – японэц, это он наших – всэх зарэзал!»

Шкуркин с размаху ударил себя ладонью по лбу:«Чёрт, чёрт, говорил же мне князь, что японцы букву „Л“ не выговаривают! Знал же я, прекрасно это знал, просто забыл!! Наверх, Владимир Иванович! Впрочем, где теперь подлеца Суня найдёшь…»

А и искать не пришлось – японский дворник стоял в арке ворот, уже наполовину распахнутых, и мирно постукивал пешней, скалывая с поребрика желтоватый лёд (не иначе, лентяйка-кухарка помои выплеснула)…

Увидев полицейских, выскочивших, как ошпаренные, во двор – Сунь уронил своё орудие и пустился со всех ног взапуски, только подшитые кожей валенки засверкали…

«Стой! Стой, стрелять буду!» – Шкуркин бросился вдогонку за подозреваемым… Владимир же, пробегая через арку – поскользнулся – и грянулся ничком, больно ушибши локоть…

На Алеутской, между тем, Шкуркин схватил беглеца за плечо, рывком развернув его по инерции на 180 градусов, так что теперь перед приставшим на колено Семёновым была обтянутая серым японская спина, загораживающая его от напарника…

«Ура, взяли» – подумал было Семёнов… не тут-то было! Японец рубанул ладонью по руке Шкуркина – и «Бульдог», кувыркаясь, улетел в сторону… вторым ударом – тоже пустой ладонью – японец в кровь разбил нос противника… тут бы ему и ретироваться!

Однако кровожадный сын богини Аматерасу откинул полу фартука – и извлёк из-под неё блеснувший в свете последних, гаснущих звёзд клинок сая – японского кинжала, сильно напоминавшего меч, только нижняя часть клинка несколько расширена и утолщена – так что им можно не только колоть – сколько удобно рубить…

И быть бы Шкуркину непременно зарубленным…

Если верить Брокгаузу и Ефрону – пешня, служащая для порубания льда, – состоит из четырехгранного куска железа в ѕ аршина длины, от 5 до 10 фунтов веса, оканчивающегося хорошо отточенным заостренным концом. Пешня насаживается на прочную дубовую палку (пеховье) длиною в 2 аршина, всё так!

И этот инструмент был первым – что попалось Семёнову под руки…

Рассказывать очень долго – на самом деле всё заняло считанные секунды!

Успокоиться – взять себя в руки – взять в руки пешню – вспомнить, как показывал старый боцман на Таймыре – прицелиться – и…

«На вельботе довольны!

Кричали: Эхой!

Загарпунил кита наш гарпунщик лихой!»

… Вот интересно – откуда берётся СТОЛЬКО официальных лиц, когда уже всё закончилось? В невеликом полу-подвальчике сразу стало тесно, жарко и накурено… громко стучали подкованные сапоги, брякали жандармские шпоры, скрипело стальное перо?84 по заранее линованной бумаге протокола…

…«были найдены мёртвые трупы – двоих неизвестных мужчин и одной женщины: которая опознана как содержательница притона Мария Шапоренкова, двадцати двух лет.

При осмотре квартиры был найден потайной ход в подвал, имеющий несколько отделений. В одном из этих отделений был найден прятавшийся там под ворохом тряпок неизвестный мужчина – грузин с паспортами на имя Павла Чикашуа и Павла Хундахадзе.

При обыске у задержанного было обнаружено три заряженных новейших систем револьвера, номера RS-112, hK-35 и НТ-1189, один кинжал, предметы грима и переодевания, как-то краска для волос „Океаник“ и парик рыжий, а также некоторые вещи, находящиеся в розыске, как принадлежащие убитому потерпевшему Вишняку, а именно портсигар жёлтого металла, с вензелем „В“ и выгравированной шестиконечною звездою на крышке, и часы карманные фирмы „Лонжин“, белого металла, с надписью „Дорогому papa от работнiковъ Хабаровскаго фiлiала“.»

«Слушай, сын Кавказа – а что ты тогда так очковал? Чего менжевался, коли у тебя арсенал больше, чем у Владивостокской крепости?»

«Вах, слющай… ми его поговорить прыгласили, э? Чай-май попить, харчо-марчо покющать… а он вдруг как вскочил, да! Как начал рубить! Я нэ трус… но я боюс!»

«А ты, значит, в засаде сидел? А зачем? Чего хотел узнать, ?»

«Слющай, началник, вези уже скарэй турма – толко в камерэ гаварыт буду, да!»

…«Кроме того, был обнаружен тайник в печке, где находились: поддельная каучуковая печать для паспортов Одесского мещанского старосты; подушка для краски со следами оттиска другой печати меньшего размера, при внимательном осмотре совершенно идентичная с печатью Сызранского мещанского старосты на паспорте задержанного, именующего себя Хундахадзе; поддельная борода и усы; офицерская форма, инженерного ведомства поручика, погон (один) армейского капитана и бинокль фабрики „Краузе“, который также, видимо, принадлежал покойному Вишняку, что следует из гравированной надписи „Украдено у Вищняка… “»

«А чего нового ты, Пётр Аввесаломов Мжавия, он же Гоглидзе, он же Жопуа (прости, Господи, ну и имечко – „Абыдеть хочишь, да?“ – на хате тебя обидят, не переживай!) можешь нам рассказать? Про то, как тебя разыскивает тифлисская сыскная, за надругательство над купеческой дочкой Натэллой Парцвания? Взломщик ты наш, лохматых сейфов! Да за одно это – место твоё, лаврушник, под нарами, возле параши… Или про то расскажешь, как тебя гоняла новониколаевская полиция? По подозрению в убийстве десятника Ивана Бабушкина, который деньги на всё депо вёз, да не довёз? („Дакажите, да? Игдэ туруп? Может, ваш Бабушкин-Дэдушкин с дэньга сам сбэжал?“) Ну хорошо, а то, что ты подстрелил городового Охрима Задуйвитер, в Благовещенске – из браунинга – тоже будешь отрицать?»

«Э-э, слюшай, зачем старое вспоминат?»

«За тем, что мы не любим, когда в полицию стреляют… счастье твоё, мерзавец, что ты его только ранил… а то устроили бы мы тебе сейчас попытку побега… а так – ничего! Вот сейчас подойдёт наш сторож Ким Ир Чен…»

«Зачэм сторож?»

«А ты не напрягайся, милай… вставит он это тебе в задний проход шомпол – да и прокрутит пару раз… чтоб тебе повеселее жилось… а потом надо привыкать! Проход разрабатывать. В хате тебя уж заждались, насильник ты наш, пока не проткнутый…»

«Вах! Зачэм так гаварыш! Ти какой-то нэ такой, да? Э, пракурора хачу!»

«Будет, будет тебе прокурор… Дырка!»

«И-и-ййаа!»

«Где у нас сейчас Прокурор?»

«Так что в кандее парится…»

«Опять? За что на этот раз?»

«Нос откусил-с… так, хунхузу одному, беспредельщику… он ведь, Прокурор, всё по понятиям норовит, на всё у него свои черно-ходские законы да воровские правила… а какие у них, китаёз, в банде правила?»

«А как ты думаешь, братец – проткнёт он этого… Жопуа?»

«Беспременно проткнёт-с… а как же! Прокурор – он человек справедливый…»

«Ну, спасибо… так что вот, Авессаломыч, готовься… тихой тебе семейной жизни, совет да любовь! Отправим мы тебя, дорогой, в помещение камерного типа, оно же карцер, оно же кандей – на романтическое свидание… и не благодари меня, не надо! Всегда рад помочь обрести простое, женское счастье!»

«Э-э-э… нэ хачу!!»

«Да ладно, не вопи ты, пока ещё джыгит… может, тебе ещё и понравиться, а?»

«Вай-вай, памагыте, луди, кито нэбудь!!»

«Ну, что орёшь? Тебя же не ебут… пока… а ну, колись до самой ещё не раздолбанной жопы – ты Вишняка убил?!»

«Я убыл, только в кандей нэ надо…»

«За что убил?»

«Да так, дэньга мал-мало бирал…»

«Ага, запираемся… Дырка! Сходи -ка в аптеку за вазелином, мы ведь не звери…»

«Вай, ищщо и Вазэлина позовёте? Нэ надо! Нэ надо Вазэлина, всё скажу…»

И рассказал Мжавия, он же Жопуа – интересную историю…

(Ретроспекция.

Купец Вищняк – был ссыльным… что из того? Да когда основатель крупнейшего торгового дома Кунст впервые в 1860 -то году попал на гостеприимные берега Золотого Рога – из полутора сотен жителей Владивостока ссыльных было около ста человек, а все остальные – были беглые из Поднебесной Империи…

Как в далёкой Австралии – быть ссыльным на Дальнем Востоке, вовсе не было позорным… Например, ссыльным был однофамилец нашего героя – Яков Лазаревич Семёнов, купец – который первым из европейцев наладил экспорт в Шанхай и Кантон владивостокских трепангов и морской капусты. Ссыльным был Бронислав Иосифович Пилсудский, знаменитый этнограф, изучавший быт и нравы местных аборигенов…

Да мало ли… Ссыльные лечили и учили, исследовали неизведанные края, варили пиво и производили колбасу…

Вишняк «пёк блины»…

Паспорт! Великий Лесков знал, о чём писал – когда тульского крвивого Левшу увозили в дальние края без «пачпорта» – недаром сказал старый кузнец:«Эх, какой мастер… БЫЛ!»

В 1832 году при деятельном участии Николая Павловича был составлен свод уставов о паспортах и беглых. Этим законом получение паспортов предписывалось всем сословиям без исключения: «Никто не может отлучиться от места своего постоянного жительства без узаконенного вида или паспорта».Причём это было действительно так – даже губернатор не мог выехать за пределы своей губернии на срок более двух дней, причём паспорт ему подписывал сам Император!

Беспаспортному в николаевской России светила каторга!Не менее строгие порядки устанавливались и относительно сроков действия документов. Любое лицо с просроченным паспортом приравнивалось к беглым. Единственное исключение царь-солдат сделал для вышедших в отставку, причем вне зависимости от их прежнего чина и звания. Отставные солдаты, как и отставные офицеры и чиновники, вместе с женами и детьми получали бессрочные паспорта и могли путешествовать, покуда позволяли средства, и выбирать любое место для жительства.

Кроме того, Император Николай Павлович ввел обязательное правило для регистрации приезжих в полиции. Любой хозяин гостиницы или домовладелец обязан был без промедления сообщить о госте в полицию. Правда, для удобства жизни привилегированных сословий потом были сделаны некоторые послабления в применении этой нормы. Регистрировать в гостиницах позволялось не сразу, а через три дня после прибытия гостя. Так что снимавшие номер на ночь для развлечений могли не опасаться, что будут зарегистрированы их имена и имена их спутниц.

Однако же, в 1903 году в России принят Устав о паспортной системе, где утверждается, что «никто в Империи не обязан иметь документы на право проживания в своем постоянном местожительстве». «Свобода, блин, свобода, блин, свобода!»

Тем не менее на фабриках и заводах, на которые распространялись правила о надзоре, рабочие, по требованию полиции, должны были иметь разрешение на проживание, даже если предприятие расположено в их постоянном местожительстве. В России либеральнейшим установлением снова вводится ОБЯЗАТЕЛЬНАЯ выдача паспортов и паспортных книжек, например, при выезде за пределы губернии… При выезде за границу паспортный сбор достигал ста рублей!

Бессрочные паспортные книжки получают «призреваемые в богадельнях, вдовы низших чинов, отставные чины и вдовы этих чинов, горнозаводских рабочих с правом низших чинов». Без паспорта же – можно было отлучаться в пределах только своего уезда не далее 50 вёрст и не более, чем на год.

Видом на жительство были эти самые паспорта или паспортные книжки, именуемые в узких кругах «блинами».

Вот их-то и «пёк» предприимчивый бывший одессит…

Дело, кстати, было в местах не столь отдалённых – широко развито!

Очевидец пишет:«С помощью отыскавшегося в колонии ссыльно-поселенцев и состоявшего из нескольких фальшивых печатей „паспортного бюро“, заключенного в круглую жестяную коробочку из-под монпансье и несколько лет провалявшегося без употребления, мы смастерили два фальшивых документа: проходное свидетельство, якобы выданное мне якутской полицией по окончании ссылки для свободного следования в Херсон, и паспорт – книжку на имя мифического инженера-технолога II разряда (существуют ли такие, мы, впрочем, не знали) какого-то Ивана Алексеева.

Недостающие печати вырезал для нас шлиссельбуржец Мартынов, в то время находившийся в Якутске. Кроме того, один чиновник дал мне свой настоящий паспорт, которым я мог пользоваться лишь в случаях крайней необходимости, например при прописке в больших центрах Европейской России.

Проходное свидетельство на мое имя было сделано настолько удачно, что якутский полицмейстер Темников, увидевши его, пришел в восторг и просто ахнул от изумления, до того ловко была подделана его подпись. Это свидетельство я имел в виду предъявлять, если бы меня узнали по дороге».

Ну разумеется, без связей с «деловыми» весь бизнес Вишняка был бы убыточен – «политики» народ, как правило, не богатый…

Поэтому и он знал многих – и его, к сожалению, тоже – знали…

Так что когда среди «фартовых» рыцарей ножа и топора, романтиков с большой дороги – разнеслась весть, что «Пекарь» разыскивает не просто инженера, а инженера ссучившегося – эта весть быстро дошла до заросших густым чёрным мехом ушей абрека Мжавии…

Рассуждал указанный сын Кавказа очень просто… Инженер – это камни… зачем еврею камни? Если это не золото? И зачем еврею не просто инженер – а «порчак» – если это золото не украдено у казны?

И ведь такой инженер на примете у Мжавии был… Иоахим фон Бреннер, переведённый из Лейб – Гвардейского Сапёрного батальона во Владивосток ТЕМ ЖЕ ЧИНОМ…

Увы, фон Бреннер был игрок… и как его духовный предок, тоже инженер, Герман – слишком многое ставил на тройку, семёрку и туза… да и обдёрнулся!

Перевод – решением Офицерского собрания, которое утвердил командир батальона, генерал-майор Свиты Е. И.В. Ласковский – был для фон Бреннера холодным, отрезвляющим душем… одно время, утратив форменную шапку с золочёной медалью «За Балканы» – он вообще бросил было играть…

Но – повадился кувшин по воду ходить…

Для всех читателей советую – никогда ни во что не играйте… потому что даже если Вы – учёные, и не играете на «просто так» – то есть на собственную задницу… то, играя, например, на «ничто» – можете в случае обязательного проигрыша услышать:«Извини, брателло – для меня ничто – это десять штук…»

И хорошо – если это всего лишь десять штук сигарет… потому что слово «штука» – может толковаться как «тысяча»… ввек тогда Вам не расплатиться!

Так вот и фон Бреннер, забредший в катран – сиречь место для азартной карточной игры – был каталами сначала выведен, потом подкормлен, потом подсечён и на крючок пойман, как он не трепыхался…

И ещё совет… раз уж проиграли – то есть допустили такую глупость, что вообще начали играть, потому что выиграть у каталы можно только тогда – когда он Вас приваживает, подкармливает, как глупого карася… то знайте, что платить придётся обязательно! Нет, то есть если Вам не жалко своё здоровье… не платите! Вот для таких, очень самоуверенных, и был приглашаем Мжавия…

Если проиграли – а денег нет – попробуйте договориться… Вам обязательно пойдут на встречу, либо уменьшат сумму, либо предложат отработать…

Честно говоря, хотя деньги Мжавия очень любил, он хотел от фон Бреннера иного – а именно, хотел услуг человека, не только могущего достать взрывчатку (это-то как раз не самое сложное), сколь умеющего с нею обращаться…

Была, знаете, у Мжавии чистая, святая, хрустальная детская мечта – ограбить банк…

И вот эта мечта, судя по всему – разлетелась, вдрызг разбитая экс-дворником Сунем…

Нет, сначала всё шло благополучно… Свести фон Бреннера с Вишняком, который имел неосторожность купить у казака за пять сотенных собственную мучительную смерть в виде пожелтевшего листа рисовой бумаги… потом отловить Пекаря… маленько его попытать… найти карту, передать её для изучения тому же фон Бреннеру (а не убежит? нет, после того, как на его глазах поговорили с Вишняком – а потом заставили тянуть за один конец бечёвки, намотанный Вишняку на шею – а за второй тянул Мжавия… вряд ли убежит!)… потом предвкушать, как вот-вот обломится…

Не обломилось… а обломалось!

Жадность подвела…

Зашёл как-то в малину дворник местный… дворников деловые не любили! Потому как они, как правило, все стучали полиции – кто, когда и с кем… опять же, постоянно были понятыми… нет, не любили, и край!

Но этот дворник – заставил себя слушать – для начала, пригвоздив язык покойной Машки Шлёп-Ноги прямо к дубовой столешнице чем-то весьма острым…

Хорошо, Мжавия доблестно спрятался в шкапе – заранее, до прихода дворника отступив на подготовленные позиции… как знал! А может, и знал – звериное чутьё у некоторых уркаганов – не выдумка…

Когда дворник предложил обескураженным фартовым (язык пригвоздил – экий беспредельщик! Впрочем, Машке это могло бы и на пользу пойти – раздвоенным языком работать забавнее… ) – за долю малую – исполнять приказы Божественного Тенно…

Российская малина собралась на совет, Российская малина – врагу сказала – НЕТ! (с)

Одно дело – буроватого залётного пассажира подрезать… другое – во время обстрела крепости офицеров на улицах, как свиней, колоть…

Нет так нет – сказал дворник, даже и не расстроившись… вытащил своё пёрышко из стола, лёгким, неслышным движением развалил на-полы белобрысую голову Машки, окрасив соломенные волосы в бордовый цвет – а потом долго бегал по подвалу, нанося по вопящим от ужаса корефанам быстрые, лёгкие удары, отсекающие то руку, то челюсть, то выпускающие на волю клубок сине-зелёных кишок… )

Закончив рассказ, Мжавия заплакал, как младенец…

«Ну хорошо… а карта, карта-то… где?»

«Нэ знаю, мамой кланус!»

«То есть как это не знаешь? Дырка, давай за Вазелином…»

«Вах… м-м… м-м…»

«Да ты что, сдурел, сапоги мне целовать…»

«Мамой кланус! Папой кланус! При минэ всё время карта бил… никому нэ отдавал, да? А тэпэр мой карман пасматри – нэт, карта сапсэм пропал! Пидором буду!»

«Будешь, будешь… куда ты нахрен денешься… Владимир Иванович, вроде – не врёт абрек. Но ведь куда-то она делась?»

«Будем искать?»

«Обязательно будем… а начнём мы вот с чего…»

… Спустя два часа Мжавия, довольный донельзя, обживал прогулочный дворик Владивостокской тюрьмы… Не обманул мент поганый – поместил в приличную хату… всё больше первоходы, случайные пассажиры – проворовавшийся кассир, сохатый мужик – «жёнку гулящу прижулькнул», ямщик, позарившийся на барскую шубу да и пропивший её в придорожном кабаке…

Из блатных – он один, значит, вечером – есть возможность позабавиться… значит, так – первым нагнуть кассира, он слабак, враз сломается…

От приятных дум Мжавию отвлёкло вежливое покашливание… перед ним в почтительном поклоне склонился убиравший снег дворник – китаец.

«Чиго тэбе, ходя…»

«Мог ли бы я, ничтожный, поведать уважаемому преждерождённому некую историю?»

«Ну, валай…»

«Однажды к мудрейшему Кун Фу Дзы пришёл его недостойный ученик Му Да, задумавший обокрасть своего наставника, и спросил: „Учитель, почтительно прощу Вашего совета – пришёл ко мне удивительный зверь, видом похожий на лису Хули Су, однако цвета снежного покрова на горе Гу Шу-Янь… что это за зверь, и что предвещает его появление?“

„Уху – ответил премудрый Учитель… – Это очень редкий зверёк, водится в земле северных длинноносых варваров, и зовётся он Пицзе – Цы… а предвещает он крупные неприятности, потому что ныне наступает для тебя, забывшего сыновью почтительность, эпоха Куй… нельзя брать чужое без спроса!“»

И китаец, ещё раз почтительно поклонившись, внезапно, с резкого размаху врезал горцу лопатой по гололобому черепу…