Раскинулось море широко

Глава двенадцатая. «La femme fatale»

Хороший вкус – если верить российским модным журналам 1900 года – отличало также умение подбирать ткань и фасон в соответствии с предназначением будущего наряда.

Русская дворянка вполне могла принимать гостей в «парадном неглиже», но ее «неприбранность» должна была быть тонко продуманной. В утреннем капоте или шлафроке, сшитом из легкой, светлой ткани, позволительно было выйти к завтраку и даже принять в раннее время неожиданного гостя. Однако и капот, и шлафрок уже считались неуместными после полудня.

Дневное домашнее платье чаще всего шилось из кашемира коричневого или гранатового цвета; а кашемир – это тончайшая шерстяная ткань из шерсти горных козочек далёкого Кашмира!

К концу XIX в. в гардеробе обеспеченных горожанок появились особые наряды, предназначенные для домашних приемов гостей. Они отличались от вечерних и бальных туалетов меньшим богатством использованных тканей, меньшей пышностью декора, так как должны были производить впечатление прежде всего удобных, носимых как бы повседневно. Однако они практически не отличались одним – ценою…

Часто такие домашние, «будуарные» платья кроились из целого куска материи и делались более свободными, чем для выхода на улицу. Прическа, вершившая домашний вечерний наряд, исключала использование богатых украшений, цветов или перьев; наиболее уместными считались черепаховые гребни, шпильки и изящная небрежность двух-трех «случайно выбившихся» локонов.

Для выхода на улицу и для визитов модные журналы рекомендовали иметь особые дополнения к нарядам, так как выходить на улицу в том же платье, в каком ходили дома или предполагали быть в театре – считалось дурным тоном. Одним из таких дополнений могла быть короткая пелерина, «тальма» или, например, шарф с подобранной в тон шляпкой и перчатками, не говоря уже о разнообразной верхней одежде (пальто, казакинах, манто и тому подобных милых пустячках).

Увы! Владивосток был ужасен именно тем, что практически ежедневно в порт приходили пассажирские пароходы из Америки и Европы – привозящие для «Кунста и Альберта» новые «веяния палящего хамсина» последних изысков, с метками известнейших парижских кутюрье… пошитых в Шанхае и Кантоне… (Уже тогда! О времена, о нравы… )

Не говоря уж о том, что ежедневно из почтового вагона московского экспресса выбрасывали на перрон пачки иллюстрированных модных журналов…

Самым модным силуэтом в этом сезоне считался стиль «амфоры», для чего баску, шарф или «тюнику» драпировали спирально вокруг фигуры. Идеальной драпировкой являлись также меховые или страусовые боа.

Дамы и барышни, следуя новой моде, заказывали платья с высоким глухим воротником-стойкой или же, наоборот декольтированные, открывавшие ставшие вдруг модными худые ключицы.

Чаще других материалов использовались атлас и матовый, шуршащий шелк-муар, воспетый Королём поэтов, который без излишней скромности писал:«Я – гений, Игорь Северянин…». Платья из муара глухо и плавно колебались, подобно волнам, смущая слабые мужские умы…

Типичными цветами стиля модерн считались водянисто-зеленый, серо-зеленый, пепельно-серый, черный в сочетании с лиловым или лиловато-сиреневым, а также, по контрасту, с огненно-рыжим.

Струящиеся платья и костюмы для визитов дополнялись своеобразными шляпами с огромными полями шире плеч или, наоборот, маленькими восточными тюрбанами с прикрепленной надо лбом отделкой, поставленной вертикально.

Скользящая походка, бледное лицо с подведенными трагической синевой глазами и томный голос считались исключительно хорошим тоном.

«Какая изящная немочь!» – говорили подруги, глядя на супругу капитана фон Бреннера…

Увы! Не знали они, каких мучений стоило Елизавете Сергеевне, урождённой Пряжкиной, согнать со щёк своих природный, здоровый мещанский румянец… сколько уксуса пришлось выпить, какие немыслимые «диэты» вытерпеть, чтобы согнать запасы жирку с проблемных мест… (Что только над собою женщина не сотворит – качает в ужасе головою автор… потому что вкусы у автора самые плебейские!)

Но теперь – о, теперь! Елизавете Сергеевне удалось достичь над собственной натурой почти полной победы…

«Лизанька, нам надо серьёзно поговорить…»

«Мм-да!»

«Мы живём не по средствам!»

«Мм-рак!»

«Я получаю вместе с дальневосточными надбавками сто сорок рублей, квартирных двадцать два рубля семьдесят копеек, на конюшню шесть, на отопление двадцать пять рублей в год…»

«Жж-уть!»

«А счет от от портного – на пятьдесят рублей!»

«Мм-да!»

«Лизанька, тебе, солнышко, следовало бы…»

«Ты толстый и глупый парниша!»

«Я попросил бы… Кто там еще?!»

«Извините, господин капитан, ежели помешал Вашей приватной беседе… но мы к Вам по неотложному делу…»

«Что такое? Кто Вы такой, что Вам от меня надо…»

«Я, видите ли, из полиции…»

«Позвольте Вам выйти вон! Все вопросы – только через разрешение военного губернатора Приморской области генерал-майора фон Флуг… хр-хр…»

«Я тебе дам фона-барона, сволочь ты такая, продажная… где карта?»

«Владимир Иванович, отпустите Вы его Бога ради, удушите последнего свидетеля… не извольте визжать, барышня! Без Вас тошно. А Вы, господин ШТАБС-капитан, будьте уж так любезны, уделите нам пару минут Вашего драгоценного внимания, лицам, старшим Вас по чину…»

«Где карта, сволочь?»

«Да хватит Вам его трясти, Владимир Иванович, шею ему свернёте… эк Вас расследование-то увлекло! Что значит, новый человек – сплошной энтузиазм, огонёк в работе… не рекомендую запираться, уважаемый господин фон Бреннер… мой невольный коллега – человек горячий, увлекающийся, законных процессуальных тонкостей не знает, а подноготную – узнать очень стремиться… а Вы знаете, что такое подноготная правда? Это когда под ногти щепочки такие специальные загоняют…»

«Где карта, сволочь?!»

«Владимир Иванович, остыньте… он уж посинел… как бы не… по щёчкам его похлопайте…»

Хрясь-хрясь-хрясь!

«Где карта, сволочь?!!!» ХРЯССЬ!!

«Не шкащу!»

«Какой же Вы, Владимир Иванович… неосторожный. Челюсть сломали… ну нельзя же, господин подозреваемый в особо тяжких преступлениях, быть таким неосторожным, чтобы упасть прямо на ровном месте – ведь так дело было? Та-ак… и где же карта?»

«Не шкашу.»

«Бросьте его, Владимир Иванович – видите, в глухую несознанку пошел… Зайдём с иной стороны… Сударыня! Я старый, одноглазый солдат, и не знаю слов, чтобы выразить восхищение Вашей прелестью и красотой!»

«Жж-уть!»

…«Ну вот, видите, и договорились… на что Вам, сударыня, этот гадкий, жалкий клочок ненужной Вам абсолютно не для чего бумаги… передайте мне его сюда, пожалуйста…»

«Лиша, не дафай! Это жолотой кдад!!»

«Ах ты, с-с… Владимир Иваныч, хватай ея за глотку, не давай жевать!! У-у-у… падл… проглотила? Нажмите с боков, там на лице есть две такие точки, рот сам раскроется… проглотила! У-у-уу!!!»

«Павел Васильич, может – ей соли английской дать?»

«Дадут нам теперь соли! Амурско – лиманной! У-у-у-у… особенно мне… у-у-у-у… Чжан Цзолинь…»

«К услугам преждерождённого… нижайше прошу меня простить, недостойного, но – я вижу, что лао Пётр находится в некотором затруднении?»

«Вот… карту проглотила…»

«Осмелюсь спросить уважаемого лао Петра, ТУ самую карту?»

«Похоже, что да…»

«Давно проглотила?»

«Да только что…»

«Не жевала?»

«Да нет, как удав, заглотнула одним глотком…»

«Ну, так нет никаких поводов для беспокойства, лао Пётр! Сейчас мы её достанем… только рекомендую Вам, лао Владимир, выйти – Вы человек тонко чувствующий, Вам это видеть будет неприятно… сейчас я ей горлышко пёрышком Феникса пощекочу…»

БЛУАААА… ш-ш-шлёпп…

«Вот, и желудок даже резать не пришлось… да, похоже, это та самая карта… нижайше выражаю Вам покорность, Лао Пётр… Вас приглашает выпить чая Королева Водяных Драконов!»

«А што со мною буфет?»

«Тюрьма тебе будет… позор, докатился до уголовщины… впрочем, с такой половиной… м-да… Господь тебе судья. Далеко не уходите, за Вами придут… жандармы…»

«Я бы, на вашем месте, господин капитан, не стал бы позориться… суд, разжалование…»

«Греха боюфь…»

«Раньше надо было бояться… а теперь, чего уж. Прошу меня извинить за резкость – служба. Честь имею…»

И трое мужчин вышли из разорённого семейного гнезда – из которой тут же послышался истошный визг:«Дряяя-янь! Трряяя-пка! Слизняяя-к! Почему мне не сказал про золото-ооо!!!О-ооо, как я несчаааастнаааа!»

«Не верю! – на манер известного театрального мессии восклицает Взыскательный Читатель – Откуда Шкуркин узнал, что карта у штабс-капитана?»

Ниоткуда, отвечу я… мой герой мог только предполагать, что штабс-капитан, играющий НАВЕРНЯКА, вестимо обладает изрядной ловкостью шаловливых рук… и вполне мог бы эту карту позаимствовать… без отдачи.

Предчувствия его не обманули…

И теперь наш герой вновь опускался на загадочное дно Миллионки, где водились в мутной воде изумительные золотые карпы – являющиеся даосским символом мудрости и долголетия…

(Ретроспекция.

Шан Кайши стала вдовою в восемь лет… только не надо выражать ей соболезнования! Своего почтенного супруга она даже ни разу не увидела… просто в день свадьбы её, с накрашенным белым, точно фарфоровым – лицом и в ярко-алых траурных одеждах – усадили за вращающийся столик с восемью блюдами рядом с деревянной доской, где были вырезаны иероглифы с именем её супруга… Ну вот так повелось – умереть холостым для китайца являлось бесчестьем… И свадьбу сыграли заочно. А что потом – жизни у девушки больше не будет, потому что вдова обязана вечно хранить верность своему господину – никого уже не волновало.

Уже то хорошо, что Кайши не закопали живой в землю, вместе с её супругом, или в угоду цивилизованной гуманности – не удавили шёлковой красной подушкой… впрочем, за неё были деньги плачены, целых три таэля… а давить бесплатную прислугу было бы, верно, не по-хозяйски…

Итак, судьба девочки была предопределена… безгласная рабыня… сексуальная игрушка для всех мужчин рода… нищая старуха, выброшенная помирать с голода в придорожной канаве…

Когда старший в роду, преждерождённый лао Ван, решил ею воспользоваться, Шан осторожно вытащила из своей взрослой причёски бронзовую заколку с целующимися лягушками, и вонзила её в промежность пыхтящему дядюшке…

Дальше ей – забывшей дочернюю почтительность, не оставалось ничего – как бежать…

Долго и далеко… в Кантон!

Мало что известно о ее жизни до конца девяностых годов.

Красавица Шан была танцовщицей в одном из ночных клубов Кантона, когда однажды за кулисы к ней зашел шикарно одетый господин средних лет и заявил Шан, что она ему нравится и он хочет на ней жениться, что зовут его Вонг Кунгкит и что он служит у самой императрицы Цыси.

Танцовщица была так поражена манерами и костюмом господина Вонг Кунгкита, что сразу согласилась на его предложение, даже не подозревая, с кем связывает свою дальнейшую жизнь…

Свою карьеру Вонг Кунгкит начал с деяний уголовных. Торговал детьми, женщинами, наркотиками.

Имел тесную связь с так называемым «Братством нищих» – тайной гангстерской организацией, у которой повсюду были свои глаза и уши. «Братья» похищали детей богатых родителей и требовали за них выкуп, но это было не страшное зло. Гораздо ужаснее выглядело другое занятие – уродовать, по примеру средневековых компрачикосов, краденых детей, чтобы потом зарабатывать на них деньги.

То, что Вонг Кунгкит, будучи самым настоящим гангстером, одновременно состоял на службе у китайской императрицы, вполне объяснимо. В своей деятельности Её Императорское Величество опиралась на темные силы Шанхая, Гонконга, Тяньцзиня и других китайских городов.

К 1900 году, когда Вонг Кунгкит решил уйти с государственной службы, у него уже был солидный капитал, дававший возможность начать любое дело.

Господин Вонг Кунгкит выбрал пиратство – и через некоторое время стал грозой торговцев на реке Янцзы, в устье которой расположен Шанхай, где пересекались интересы всех преступных кланов тогдашнего Китая и где можно было сбыть любое количество награбленного и «отмыть» какие угодно деньги.

Начав с Янцзы, Вонг Кунгкит вскоре вышел в Южно-Китайское море, где грабил торговые и пассажирские суда, независимо от того, под флагом какого государства они плавали

Но в 1902 году Вонг Кунгкит погиб. История его смерти загадочна, полагают, что в ней повинны конкуренты пирата.

Когда в конце концов два ближайших помощника Вонг Кунгкита пришли к вдове, чтобы та чисто формально (поскольку все уже было решено этими двумя) одобрила бы названную ими кандидатуру на пост руководителя корпорации, мадам Вонг спокойно выслушала помощников своего погибшего мужа.

Дело происходило в будуаре мадам, где она, сидя перед трюмо, занималась вечерним туалетом. Пришедшие, рассевшись в небрежных позах, говорили о том, что «фирме» больше нельзя оставаться без хозяина, что за дело должна взяться твердая мужская рука и они готовы взвалить на себя тяжелую ношу руководства, пусть только мадам укажет, кого из них двоих она предпочитает.

«К сожалению, вас двое, – ответила мадам, не отрываясь от туалета, – а фирме нужен один глава…»

После этих слов мадам круто повернулась, и мужчины увидели, что в каждой руке она держит по револьверу. Небольшие, даже изящные (их изготовили по заказу в спецмастерской, украсили перламутром – и потом их подарил жене в день рождения покойный Вонг), они напоминали красивые игрушки, однако грянувшие выстрелы разрушили эту иллюзию.

Потрогав носком туфельки головы трупов, и брезгливо сморщив прелестный носик, спрятав револьверы в ящик туалетного столика, мадам вызвала охрану и приказала убрать… мусор.

Первой крупной операцией, проведенной под руководством мадам Вонг, стало ограбление в 1902 году голландского парохода «Ван Хойц». Он шел из Кантона в Шаньтоу, когда темной ночью его атаковали семь джонок. Пароход был взят на абордаж и ограблен дочиста. Как утверждала впоследствии полиция, «улов» пиратов составил 40 тысяч фунтов стерлингов. Особенно ужаснуло голландцев то, что возглавляла пиратов юная, с очаровательным нежным личиком девушка, в одной руке которой был дымящийся револьвер, а в другой – малайский крис, с лезвия которого стекали капли ещё дымящейся человеческой крови…

Однако – в материковом Китае было слишком тесно! Там издревле вели свою почтенную деятельность тайные союзы и общества с прелестными названиями:«Белая, Голубая и Красная кувшинки», «Большие и Малые ножички», «Два дракона», «Старые братья», «Белое облако», «Белый лотос», «Три палочки ладана», «Общество благоденствия Неба и Земли» и, наконец, знаменитая «Триада»!

Надо было осваивать новые территории, и мадам Вонг обратила взгляд своих миндалевидных глаз на таинственный Северо-Восток… )

…«Седая бабуся в Шанхае

Была постоянно бухая:

Сторожила музей-

Заспиртованных змей

И ходила, не просыхая!»

«Павел Васильевич, это Вы про что?»

«Да так, Владимир Иванович, навеяло… идём черте куда, к черте кому… черте зачем… вот увидите, кроме какой-нибудь мерзкой старушенции, раскрашенной на манер янтайской фарфоровой куклы – да, поди, к тому же слегка выжившей из ума – ничего мы путного не увидим…»

«Ну почему же – слегка? Какая нормальная женщина назовёт себя королевой драконов, да ещё и водяных? Водяной… плесень, лягушки, сырость… тьфу…»

«Ага… пиявок добавьте! Уважаемый Чжан, куда Вы нас завели?»

«Нижайше прошу преждерождённых извинить недостойного Чжана… вот сюда, прошу вас, направить ваши драгоценные стопы по этой грязной лестнице, достойной лишь уборщика падали…»

«Владимир Иванович…»

«А?»

«Обратите внимание на ступеньки…»

«Что такое?»

«Да они, никак, самшитовым шпоном отделаны…»

«Осмелюсь, недостойный, почтительно заметить высокомудрому лао Павлу – это не самшитовый шпон, как он изволил милостиво отметить, эти недостойные его внимания ступеньки – сделаны из цельного китайского самшита…»

«Ёкарный бабай! В первый раз в жизни по золоту ступаю…»

«Осмелюсь, недостойный, заметить ещё другой раз высокоучёному лао Павлу – золотые ступеньки у нас тоже есть… только не практичные они, скользкие, быстро истираются – самшит куда как долговечней!»

Спустившись по казавшейся бесконечной драгоценной лестнице куда-то чуть ли не к центру земли, гости секретной королевы вступили через тяжёлые, бесшумно растворившиеся им навстречу двери в обширный, украшенный пурпурно – парчовыми с золотыми кистями полотнами, низкий сводчатый зал, освещённый пылающими в тяжёлых, желтого металла с маслянистым блеском (уж и в правду – не золотых ли), чашах тускло-красными огнями…

Посреди зала на обильно позолоченных козлах был привязан обнажённый, упитанный китаец средних лет, прикрытый лишь набедренной повязкой, и два других китайца, обнажённых только до пояса, в шёлковых шароварах, медленно отпиливали ему ноги двуручной деревянной пилой… судя по всему, пила была тупая…

Кровь казнимого, в такт движениям пилы, сопровождаемых ритмическими вскриками, брызгала на заботливо и обильно рассыпанные по полу ароматные кедровые опилки… пахло лесопилкой и бойней.

Семёнова опять замутило… Шкуркин тоже изрядно побледнел, и стал лихорадочно нашаривать в кармане верный «Бульдог»…

«Осмелюсь, недостойный, обратить внимание преждерождённых – перед Вами Ян Синьхай, хирург…»

«Неужели тот самый?»

«Тот самый, из Шанхая…»

«Ну, спасибо, господин Чжан… утешили! Эк, его, собаку, плющит-то… по делам вору и мука!»

«Ничего не понимаю! Какой ещё Ян? И почему Вы так к ЭТОМУ зверству относитесь?»

«Да вот, уважаемый Владимир Иванович… до нас давно стали доходить слухи – что в китайском квартале малые дети пропадать стали… озадачил я свою агентуру, и что же? Вот этот господин, выпускник парижской L'йcole Mйdicale, своё профессиональное мастерство на детишках совершенствовал… заманит ребёнка – конфеткой ли, ещё чем – рот зашьёт…»

«Как это – зашьёт?»

«Обыкновенно-с… шелковою ниткой-с… и оперирует… да всё без наркоза! Да ещё карточки надагерротипирует, и своим учителям во Францию отошлёт-с… большие деньги, говорят, любители за его творчество платили!»

«Так что же вы медлили?»

«Доказательств, собранных в установленном Уголовным Законодательством процессуальном порядке, не было… суд бы его оправдал.»

«Осмелюсь заметить, Королева, да хранят боги Её Величество, очень любит маленьких детей… своих детей у неё, к несчастью, нет, и я, ничтожнейший, коленнопреклонённо прошу Вас о маленьких детях с ней не говорить, дабы не расстраивать Её Величество – это опасно для Ваших жемчужных жизней… и только поэтому она изволила обратить своё драгоценное внимание на этого навозного червя… однако, сей опарыш не заслуживает того, чтобы оскорблять своим гнусным видом алмазные очи дорогих гостей… пройдёмте, яшмовые повелители моего сердца…»

Семёнов ещё раз внимательно посмотрел на мучимого хирурга и осторожно попросил:«Нельзя ли – пилить его чуть-чуть помедленнее? А то прочувствовать, боюсь – до конца не успеет…»

«Владимир Иванович, а эта Королева мне положительно начинает нравиться…»

… Уж не известно в каком по счёту зале – у Семёнова сложилось впечатление, будто они ходят по замкнутому кругу… на высоком троне, к которому вели восемь – неужто и впрямь золотых? – сияющих ступенек, на блистающем золотом троне восседала недвижная, как сам Китай, фигура в золотой, негнущийся парче… густо набелённое, и впрямь – будто фарфоровое лицо-маска, алые губы, нарисованные кармином, чёрные, причудливо изогнуты – тоже нарисованные – брови…

Гости почтительно склонили головы… выскочившая откуда-то сбоку молоденькая, по виду – лет семнадцати, служанка – в белой тончайшей блузке с широкими рукавами, в чёрных шелковых брюках – мгновенно поставила перед ними черно-лаковый столик с двумя такими же табуретками…

Потом, склонив черноволосую голову с двумя смешными хвостиками, перевязанными белыми бантиками, расставив крохотные прозрачные стеклянные чашечки, налила в них кипятку из серебряного чайничка, серебряными щипчиками достала из серебряной шкатулочки какие-то серебристые – туго сплетённые, словно из тончайших, будто волос, нитей – узелочки… бросила их в горячую, дымящуюся паром воду…

И Семёнов с изумлением увидел – как в чашках расправляют свои прозрачные лепестки восхитительно – прекрасные цветы… Это был легендарный Майский Императорский чай… который под страхом мучительной смерти запрещалось пить кому-либо, кроме обитателей Запретного города…

Пригубив из крохотной чашки, Чжан Цзолин на коленях, не поднимая головы – подполз к восседающей на троне Королеве – протягивая ей развёрнутый клочок бумаги… Королева царственным, полным величия жестом – указала на служанку…

Та бойко подскочила, приняла из рук Чжана карту Острова Сокровищ… и восседающая на золотом троне Королева милостиво кивнула головой, всем своим обликом показывая, что аудиенция – закончена…

Шкуркин, с уважением обращаясь к служанке:«Ваше Величество, Вы так и не удостоите нас беседы?»

Та прыснула, как девчонка – и с таким же уважением произнесла:«Разумеется, лао Пётр… если Вы думаете, что пустой разговор с простой деревенской девушкой доставит Вам хоть какое -то удовольствие, от чего же нет? Садитесь поудобнее, выпейте со мной чаю… великий Кун Фу Цзы говорил, что „ша“ очищает мысли и даёт покой душе…»

…«Честно говоря, меня волнует даже не то, что в Хейлудзян придут японские солдаты… хотя, например, мой верный советник Чжан ожидает от них большие неустройства для нашего дела… меня волнует, что за ними придут якудза…»

(Ретроспекция.

«О-о, иссё!»… молоток ударяет по тинто – и фаланга мизинца левой руки отлетает в сторону… вакисё восстановил свое потерянное лицо перед грозным оябуном…

Термин «якудза» пришёл из японской карточной игры ойчо-кабу (в которую играют картами ханафуда и кабуфуда) и означает «никчёмный». Так же, как в игре в «баккара», значения карт складываются вместе и последняя цифра суммы считается количеством очков. Худшее сочетание карт в игре: восьмёрка, девятка и тройка, что даёт в сумме 20 и 0 очков. В традиционной японской форме счёта эти числа называются соответственно «я», «ку» и «са», откуда и возникло слово «якудза».

Якудза взяли себе это наименование, так как игрок, имеющий на руках такую взятку, должен обладать самым большим умением и, очевидно, наименьшей удачливостью, чтобы выиграть (так как взятка является наихудшей из того, что можно получить, только совершенный мастер способен преодолеть своё невезение и выиграть).

Якудза состояли почти без исключения из людей «низкого происхождения», главным образом выходцев из сословия торговцев, а также крестьян и ремесленников. Терял ли человек всё своё имущество в результате проигрыша, стихийного бедствия или мародёрства ронинов, бежал ли от беспорядков или уголовного преследования, остался ли он без средств существования, приехал ли он нищим и голодным в незнакомый город – ему не оставалось ничего иного, как обратиться к якудза. Те давали ему приют и работу. Нередко добровольцев притягивало также желание укрыться в «семье» или страсть к приключениям и надежда на признание и уважение среди сельского люда.

При вступлении в якудза крестьяне и ремесленники получали новые, воинственно звучащие имена, такие как Тигр и журавль, Девять драконов, Ревущая буря, которые затем наносились в виде картин на спину или грудь. И нередко узорами покрывалось всё тело вплоть до головы, кистей рук и ступней, а также область гениталий.

Якудза не знали жалости к своим врагам – например, к самураям, поступавшим на службу в полицию… классовая война в чистом виде! В свою очередь, самураи презирали их, так как считали «выскочками в самураи без почитания Буси До».

Однако – противоположности сходятся… ко времени нашей повести якудза не только отрубали себе мизинец, если считали себя виноватыми – но и могли совершить классическое сеппоку…

Безжалостные к себе – они тем более были чудовищно жестоки по отношению к «скоту» – как они ласково называли трудящихся… впрочем, говорят, что во время сильнейших землетрясений в Японии якудза оставляли на улице продовольствие и медикаменты для пострадавших от стихии, таким образом помогая семьям погибших… впрочем, хороший хозяин заботится о своей скотине… )

…«Вот только этих разукрашенных отморозков нам здесь и не хватало! Нам как-нибудь с доморощенными японолюбивыми пиратами хотя бы разобраться…»

«Я – Ваш смиренный должник… думаю, что я, недостойная, попробую в силу своих ничтожных возможностей оказать Вам, лао Пётр, маленькую помощь… три тысячи бойцов Вам хватит?»

… Когда товарищи по нелегкому делу подходили к маленькому, белёному домику, за окошками которого горел такой уютный, домашний свет, Шкуркин всё восхищённо повторял:«Нет, какая женщина… эта пиратская королева… какая исключительная женщина… эх, умна как черт, мила чертовски… эх, эх… Владимир Иванович, зайдём-те на минуту? Олечка, у нас го…»

ТРАХ! «Вот тебе, кот паршивый!»

Трах! «Вот тебе – королева пиратская!»

Трах! «Вот тебе – чертовски мила…»

Нижнетагильский чугуно-литейный! Изготовитель домашних сковородок! Ты всегда думаешь о нас!