В городе расположены: гимназия мужская, женская, реальное училище, кадетский корпус, учительская семинария, коммерческое 8-классное училище, приходских училищ мужских — 2, женских — 3, русско-узбекских школ — 7…
Прямо с вокзала Кадыр-ата направился с внуком к своему старому приятелю. Хозяин очень обрадовался гостю. Не успели путники умыться, как на столе, словно по мановению волшебной палочки, появилось угощение.
Вернулся из университета сын хозяина — аспирант, высокий, стройный молодой человек, с буйной шевелюрой черных волос, тонким, словно чеканным лицом и удивительно живыми глазами.
— Будущий профессор истории. Академик! — с улыбкой кивнул на сына хозяин.
Аспирант весело расхохотался.
— А что, — вступился Кадыр-ата, — у русских есть такая поговорка: «Плохой тот солдат, который не мечтает стать генералом».
Аспирант оказался веселым, общительным человеком. Через каких-нибудь полчаса они разговаривали с Усманом, как давние знакомые. Усман рассказал о своем увлечении историей, о кружке.
— Выходит, мы коллеги! — подхватил аспирант. — Значит, вместе будем двигать историческую науку! — Он дружески хлопнул Усмана по плечу.
Узнав, что гости приехали поближе познакомиться со столицей, аспирант вызвался быть их экскурсоводом. И, разумеется, прежде всего привел путешественников к своему университету, познакомил с его историей.
…По коридорам мужской гимназии шел необычный посетитель. В новом халате, в белоснежной чалме. Он шел медленно, часто останавливался.
Все восхищало его. Классы, учебные кабинеты, библиотека, приборы.
Потом, через несколько дней после посещения гимназии, этот человек напечатал в ташкентской газете стихи:
Течет по меди ток, что порожден
Вертящимся стеклянным колесом.
Глядишь — и разбегаются глаза:
Здесь чудо скрыто в опыте любом…
Под стихотворением стояла подпись: Закирджа́н Фуркат.
Великий узбекский поэт впервые был в гимназии в 1890 году. Все увиденное в стенах этого лучшего в то время учебного заведения его не только восхитило.
Из гимназии поэт вышел грустный, полный раздумий.
«Ни одного узбекского юноши… — думал он. — Ни одного! Путь в науку закрыт им. Только мне удалось побывать в этом здании несколько минут… Гостем…»
В сквере перед гимназией стояла чугунная статуя первого губернатора Туркестанского края, полновластного хозяина Кауфмана.
Поэт долго, внимательно смотрел на всадника. Вероятно, в эти минуты родилось и другое стихотворение. Это был гневный голос против несправедливости.
Нет, такие стихи не появятся в газете. Рукопись будет уничтожена, а Фурката вышлют из Ташкента. И вскоре он уедет за границу.
Но поэт увидит, как прогрессивные люди России — учителя, врачи, инженеры, работающие в здешних краях, — стараются передать свои знания молодежи. И родятся горячие призывные строки:
О юноши! Затмил преданья прошлых лет
Российской мудрости неоценимый свет.
Изобретениям науки нет числа.
Нам их великая Россия принесла.
Но двери институтов и школ открылись для узбекской молодежи только после Великого Октября.
— Вот смотри, — сказал аспирант Усману, показывая на мемориальную доску, на которой были высечены строки из декрета об основании университета и подпись Владимира Ильича Ленина.
— Да, — протянул Кадыр-ата. — Помню, это был тысяча девятьсот двадцатый год. Тяжелое было время! В России разруха, голод, а Ильич подумал и об этом. — Старик кивнул на университет. — Можно сказать, на краю земли создал такой институт высшего класса.
— Между прочим, — заметил аспирант, — Ленин не только подписал декрет, а прислал несколько поездов с книгами, приборами. Прислал русских ученых.
Много узбекских юношей и девушек прошло через аудитории этого старейшего учебного заведения Средней Азии. Где только сейчас не работают его выпускники! Они уже сами воспитали тысячи специалистов: преподавателей, геологов, физиков.
Усман был, что называется, настоящим историком и интересовался всем.
— А где же тот чугунный губернатор? Как его?.. Кауфман.
— А! — рассмеялся аспирант. — Сняли…
Потом они ездили по всему городу, и аспирант указывал то на здание новой школы, то техникума, то института.
— Ташкент — город студенческий, — не без гордости сказал он.
Усман не отрывал взгляда от окна автобуса. На некоторых улицах ветви деревьев почти сплелись, образуя зеленые туннели.
Раньше город был одноэтажным. Теперь и там и тут поднимаются вверх огромные здания, словно хвалятся друг перед другом своей высотой и величавостью. Их много сейчас, таких зданий…
Трудно представить, что вместо широких площадей, на которых переливаются всеми цветами фонтаны, вместо прямых улиц тянулись ряды глиняных кибиток.
Вместо теперешних гостиниц в грязных переулочках располагались караван-сараи, караван-дворцы. Название громкое, но в жизни выглядело все куда скромнее. Под навесами отдыхали кони, верблюды, ослы. В глинобитных комнатках приехавшие пили чай и спорили о ценах на товары. Многим из этих путников ранним утром предстояло раскладывать свои товары на базарных площадях.
— «Таш-кент» — «Каменный город», — рассказывал аспирант. — Ему более двух тысяч лет. Много в нем древних названий. Сохранились названия двенадцати ворот города: Бешага́ч, Сагба́н, Лабза́к… Но это только названия. Вот, например, «Бешагач» — «Пять деревьев». Нет теперь таких ворот. А вместо пяти деревьев раскинулся сейчас большой парк — «Комсомольское озеро». Особенно хорошо на озере в жаркий день. Лучшего места в городе не найдешь.
— Мы съездим туда? — спросил Усман.
— Обязательно! И на стадионе «Пахтакор» побываем. Знаешь, сколько там мест? До шестидесяти тысяч болельщиков умещается. Рядом со стадионом — Дворец искусства. Съездим и туда. Очень интересное сооружение. Этакий серебристый цилиндр.
— Вот здесь на моей памяти позвякивала конка… — улыбнулся Кадыр-ата.
— Русский писатель Салтыков-Щедрин когда-то упоминал о Ташкенте, как символе глухой окраины, — сказал аспирант. — Я наизусть помню его слова: «Если вы находитесь в городе, о котором в статистических таблицах сказано: жителей столько-то, приходских церквей столько-то, училищ нет, библиотек нет, богоугодных заведений нет, острог один и т. д., — вы можете сказать без ошибки, что находитесь в самом центре Ташкента». С большой горечью были написаны эти слова!
— Можно, я их запишу? — попросил Усман.
— Дома я дам тебе книгу… А теперь мы говорим так: если вы находитесь в городе с миллионом жителей, о котором сказано, что здесь есть Академия наук, университет, пятнадцать институтов, тридцать семь техникумов, сотни школ и училищ, десятки библиотек, более шестидесяти больниц, телецентр, шесть театров, десятки кинотеатров, клубов, дворцов культуры и т. д., то вы можете сказать без ошибки, что находитесь в Ташкенте.