Ратник

Глава 12 Служба для воеводы

Только-только рассвело, Ярослав с трудом проснулся. А Неждан, оказывается, уже был на ногах. Он даже успел сбегать в избу брата и принес два каравая хлеба, четыре луковицы и кувшин с квасом. Завтрак, конечно, так себе, но Соколов уже понял, что в этом мире нужно руководствоваться простым правилом: Ешь, что дают и не выпендривайся. Радуйся и хлебу с луком, потому что может так статься, что завтра и этого у тебя не будет. А яичница с ветчиной, или омлет с сосисками, как он любил, остались где-то там, не то в прошлом, не то в ином мире. Впрочем, он был согласен и на рисовую кашу, которую так мастерски варила бабушка, а еще и на пироги. Нет, лучше не травить душу.

Позавтракали сами и пленников накормили. В запас еще осталось половина каравая, его хозяйственно прибрали в мешок.

Тот, молодой, очухался, но был хмур и поглядывал на Ярика с лютой злобой и пытался придерживать обеими связанными руками ушибленное место. Вслух, правда, ничего не произносил. Да и фингал, в половину лица, уже накатился синевой. Возможно, урок, полученный ночью пошел впрок. А если нет, так можно еще поучить дурня уму-разуму.

Воин постарше ел спокойно, не привередничал, а тот, что помоложе, поморщил, было, морду, покривился, но и ему делать было нечего — принялся за простую еду.

Глядя, как молодой дружинник морщится, да и жует с трудом, Ярик беззлобно подумал, что может, он слишком уж сильно «приложил» беднягу? Ну да сам виноват. Нечего было пытаться сбежать.

Но челюсть не сломана, а то, что в отключке побывал… Ну, так он воин, такое не впервой. И фингал через неделю пройдет.

Явился Зозуля. Довольный и даже румяный. Наверное, успел позавтракать чем-то более существенным. Но Зозуля еще и принес новость:

— Знахарь Вторака осмотрел, травок привязал к ране. Питье оставил целебное. Сказал — что до свадьбы все заживет.

Эх, сколько раз в своей жизни, (особенно, если на тренировке или на соревнованиях ему рассекали бровь, или подбивали глаз), Ярик слышал такую фразу. А вот как заживет удар от меча?

Еще Зозуля притащил Ярославу подарок — что-то такое, напоминающее осеннее пальто, только пошире и подлиннее и без пуговиц, а еще шапку.

— Армяк тебе родители Вторака велели отдать — мол, парень-то голый ходит, а шапку мамка моя тебе дарит. От батьки от моего покойного осталась. Негоже тебе простоволосым-то ходить.

Вот это армяк? Ну ладно, спорить «попаданец» не стал, а напялил «пальто». А вроде и ничего. Лето, но утро прохладное, уж лучше армяк чем зябко ёжится. А шапка напоминала те шапки, в которых мужики парятся в бане. Только эта была не из войлока, а из какого-то другого материала. Вроде, просто взяли несколько слоев ткани, сшили вместе, вот тебе и шапка.

— Вот, теперь ты уже на человека стал похож, — с удовлетворением сказал Неждан. — Сейчас я тебя опоясаю, совсем за доброго человека сойдешь.

— А я что, на злого был похож? — хмыкнул Ярослав.

— На злого или нет, не знаю, но когда такое чучело пустоголовое из леса вышло, мы и струхнули, — пожал плечами Неждан, занимавшийся тем, что подпоясывал Ярика каким-то поясом. Вроде, такой пояс кушаком называют?

Ишь, струхнули они. А коли струхнули, так чего в драку-то лезли?

С непривычки, шапка налезала на уши, но Ярик только вздохнул, решив, что надо привыкать. Он еще вчера заметил, что отсутствие у него головного убора удивило народ больше, чем странная одежда. Может, в этом мире ходить без шапки — все равно что у нас прийти на пляж без плавок?

Неждан и Зозуля начали собираться в дорогу. Оседлали коней, опять привязали торбу к седлу, да и остальной скарб, включая доспехи и оружие воинов, тоже приторочили.

Ярослав, улучив момент, отвел в сторону Неждана, (чтобы убедиться: уж если он скажет какую-нибудь глупость, никто не услышит), и спросил:

— Слушай, а почему народ этих коней себе не оставил? Кони-то хорошие, пахать на их можно. Или почему нам их в телегу не запрячь? Доедем, телегу потом вернем. Или из здешних кто смотается, заберет телегу.

Неждан с неким сожалением посмотрел на чужака:

— Кони-то добрые, только проку-то от них в нашем хозяйстве? Они ни к плугу не приучены, ни в телегу их не запряжешь. Да у нас и упряжи такой нет, чтобы их запрячь. Глянь, какая грудина широченная? Вот-вот. Боевой это конь, таких у нас в деревне нет. Такие кони только у дружинников. Их учили под воином скакать, который в доспехах и со щитом, в бой ходить, а не землю пахать. Ежели этот конь полдня пахать станет — то копыта откинет. Такой конь больших денег стоит. Может, как штук пять наших кобыл, а может и больше. А переучивать — так и времени нет. Да и опасно. Оставишь такого коня в хозяйстве — прежний хозяин нагрянет, всю деревню спалит.

Ярослав не понял, отчего боевой конь может ходить в бой, неся на спине воина в доспехах, а полдня пахоты не выдержит, но переспрашивать постеснялся. Может, все дело в выносливости? Вон, боксер-тяжеловес с одного удара его если не калекой сделает, то вырубит напрочь, но это если попадет. А если удастся от ударов увернуться, вокруг побегать, то быстро у него силы иссякнут.

Сравнение, конечно же, так себе, потому что тяжеловес все равно умудрится такого как он отправить в нокдаун, но других версий нет. Но он уяснил, что для лошадей имеется своя специализация. Одни крестьянские лошади, а другие боевые кони.

Вот так и двинулись. Впереди шел Зозуля, ведя в поводу одного коня, потом второй жеребец, привязанный уздечкой к седлу первого, потом оба пленника, а уже потом Неждан и Ярослав.

За полдня дошли до села, прозванного Клёстово. Интересно, это воеводу прозвали в честь села, или село именуют в честь воеводы?

Село мало чем отличалось от деревни. Вот, разве что, размером было побольше, да вокруг него имелась ограда из заостренных бревен. Ворота открыты, стражников у них нет. И башен надвратных не видно. А Ярослав уже начал думать, что село здешнее должно напоминать какой-нибудь старинный городок, который он видел на картинках. Стены — пусть и бревенчатые, но со всеми вытекающими — башнями на углах, главной башней посередине. И, разумеется, у ворот непременно должны стоять два бородатых мужика с топорами на длинных древках.

Еще Ярослав помнил, что село отличается от деревни тем, что в селе имеется церковь, а в деревнях ее нет.

А вот тут они уже прошли по широкой улице (видимо, центральная?), но никаких храмов впереди Ярослав не увидел. Ладно, здесь еще нет христианства, но какой-нибудь языческий-то храм наверняка должен быть? Или капище какое.

А в центре села мужики сразу же подошли к самому большому дому. Он был не просто высоким — в два этажа, но еще и длинным, словно конюшня. А вокруг дома главы местной администрации рассыпались постройки поменьше — какие-то домики, сарайки.

Около входа в дом обустроена коновязь, к которой привязаны две лошади. Или это кони? А кто его знает.

Когда народ подошел к самому дому, из-за коновязи появился человек. Невысокого роста, в кожаном панцире, в такой же кожаной шапке, что и на пленных, и с мечом на поясе. По возрасту — лет двадцать пять, от силы тридцать. Похоже, ровесник молодого пленника, только шрамов на физиономии поменьше. Бороды нет, зато имеются пышные усы.

— Здравствуй Крень, — поприветствовали мужики воина. Но шапок снимать не стали, и поклоны бить тоже.

— И вам здоровья, — отозвался парень. Посмотрев на Ярослава, перевел взгляд на пленников. — Раненых привезли?

— Каких же это раненых? Целых привезли. — возмутился Зозуля. Мы пленных привезли. Дружинников воеводы Замайло в полон взяли!

— Ну и ну! И что теперь хотите? — задумчиво спросил Крен.

— Воевода нам нужен, — сказал Неждан.

— Воевода-то вам зачем? Пленников сдать? Так занят наш воевода. А пленников и я приму. И все прочее тоже.

«Кажется, здесь всё тоже, как и у нас, — мрачно подумал Соколов. — Большой начальник занят, а дела решает либо заместитель, либо секретарь».

— Рассказать, как мы этих двоих в честном бою победили, да как одного нашего в руку ранило, — принялся разливаться соловьём Зозуля.

— Да? — удивленно вскинул брови Крень. — Прямо таки в честном? Или спящими поймали? А где взяли-то таких? Ну-кось, сказывайте.

Зозуля начал рассказ о том, как они пошли ремонтировать мост, а заодно брали оплату с проезжих. Скромная плата — только-только чтобы на инструменты хватило. А тут торговец с солью проходил, испугался, да и побежал к своему воеводе жалобиться. А соль они даже не трогали — вот она, на коняшке висит. А потом эти двое приехали, сказали, что они разбойники и решили без разговоров насмерть зарубить.

— Это они на чужой земле разбойников искали? — нахмурился Крень. — Как же осмелились-то? Да их за такое дело самих надо зарубить.

— Мост этот не на вашей земле стоит, а на нашей, — оживившись, вдруг вступил в разговор молодой воин. — И мой отец вправе наказать разбойников, которые на его земле торговцев грабят.

Чувствовалось, что битая челюсть мешает разговаривать, и речь у парня была невнятной, но он был готов спорить.

— На своей земле вы что угодно вольны делать, — прервал его Крень. — А мост этот наш. Даже если бы наши мужики на разбой тут пошли, то только воевода Клёст имел право их повесить.

Пленный воин был готов спорить дальше, но Крень прервал:

— Помолчи-ка лучше, с тобой сам воевода разговаривать станет. Вот пусть он твою судьбу и решает. — Посмотрев на Зозулю, спросил: — Чего еще-то скажете?

— Вторака они сильно ранили, мало, что до смерти не зарубили. Но знахарь сказал, что оклемается.

— А как это вам, троим… ну, пусть даже и четверым? Но все равно никак в ум не возьму — как это вам удалось двоих воинов с оружием завалить? — недоумевал Крень. — Да, два воина десяток мужиков зарубят, и не запыхаются.

Неожиданно в разговор вступил пожилой воин, до этого молчавший:

— Повезло им, — сказал он. — Им повезло, а от нас вот воинская удача отвернулась. Перун иной раз отворачивается от своих детей.

Крень закивал. Видимо, его тоже больше устраивало, что мужикам сиволапым, сумевшим взять в полон двух воинов с оружием, просто-напросто повезло, и Перун отвернулся, а не потому, что у этих крестьян оказалось больше умения и сноровки. А то, что мужики эти свои, а воины чужого воеводы, может даже и врага, роли не играло.

Помощник воеводы еще раз оглядел и пленников, и коней (на них он смотрел уже хозяйским взглядом), потом сказал:

— Ну так чего мужики? Спасибо вам. Сделали доброе дело, ворогов привели, добычу сохранили, а дальше мы и без вас разберемся. Ну и ступайте себе лесом.

— А чего вдруг так — ступайте лесом? — возмутился Ярослав. — мы тут ему пленников привели, добычу притащили, а нас лесом послали?

— Ты че, парень, глухой, что ли? — вытаращился Крень. — Каким это лесом я вас послал? И зачем лесом посылать?

Ярослава дернул за рукав Неждан?

— Ярик, он нам сказал — ступайте с Велесом, с богом то есть,

— А… — протянул Соколов. — Если с богом, тогда ладно. Прощения, так сказать, просим.

Крень, кажется, только сейчас обратил внимание на Ярослава:

— А ты вообще кто такой? Чей-то я тебя раньше никогда не видел? Беглый, что ли?

— Пришлый он, — торопливо заговорил Зозуля. Потом пояснил: — Этого парня злой колдун сначала под землю завел, а потом к нам забросил. Но дерется он — залюбуешься. Он же этих кметей-то и оглоушил. К-как даст им обоим в челюсть — они и с ног долой!

Кажется, тот факт, что его сюда закинул какой-то колдун, помощника воеводы — или, кто он там, нисколько не удивил.

— Пришлый, это ладно, — хмыкнул он. — Если ты добрый человек, так и мы с добром. В деревне крепкие парни всегда нужны. Девку себе найдешь, дом тебе построят, станешь пахать и сеять.

Зозуля и Неждан, вроде бы, были уже и рады такому развитию событий. Их не выругали, и не приказали выпороть. Наоборот, Крень их даже и похвалил. Они собирались повернуться и уйти, а Ярослав продолжал стоять. Глядя на своего нового товарища, оставались на месте и остальные, недоумевая — а чего это пришелец стоит?

А Ярику сейчас пришла в голову одна мысль. Но как бы ее правильно сформулировать? И говорить о том следовало не с помощником, а с начальником. Так надежнее.

Видя, что мужики не спешат уходить, помощник воеводы с недоумением спросил:

— Так чего вам надо-то? Я же сказал — воевода занят. Перескажу ему все, пленников покажу. Понадобитесь — позовет он вас.

— С воеводой поговорить желаем. Может, мы с парнями в дружину воеводы вступить хотим? — заявил Соколов.

С Зозулей и Нежданом у них об этом разговора не было. Да и самому Ярославу эта мысль пришла только что. Он даже понял, что мысль возникла, когда Крень сказал о том, что он станет крестьянином, будет пахать и сеять. Но сеять и пахать парню из двадцать первого века не хотелось. А хотелось ему попасть обратно домой. Но из деревни ему к бабушке точно не вернуться. А вот если он станет поближе к «сильным мира сего», то шанс есть. Может, если один колдун его сюда зашвырнул, так второй и отправит назад?

— Мужики, да вы дурной травы объелись? — растерянно произнес Крень. — Вы сами-то понимаете, куда вы проситесь?

Неждан и Зозуля молча хлопали глазами. Вот, они-то точно не собирались проситься в дружину. Но не стали ни спорить, ни заявлять, что они не согласны. А может, и у них где-то в глубине души было желание вырваться из деревни? Не зря же они отправились в мостоблюстители.

— Зозуля, ты знаешь, где воеводская поварня? — спросил вдруг Крень, а когда парень кивнул, сказал: — Веди своих друзей на поварню, скажи — что я вас накормить приказал. Идите-ка мужики поешьте, может, на сытое брюхо поумнеете.

Ярослав такому решению не порадовался, но и спорить не стал. Уж он то найдёт способ добраться до воеводы.

Поварня воеводы располагалась шагах в двадцати от дома, в глубине просторного двора. Зозуля уверенно шагал впереди, а следом торопились Неждан и Ярослав. И на самом-то деле — завтрак был скудным, а время уже к обеду.

Зозуля провел товарищей внутрь невысокого здания, внутри которого стояли длинные столы и лавки. В углу, около очага хозяйничала какая-то тетка, а ей помогали двое мальчишек.

— Кого это принесло? — не слишком приветливо спросила тетка.

— А Крень распорядился, что бы нас накормили, — весело отозвался Зозуля, усаживаясь на лавку. Устроившись, похлопал по сиденью. — Усаживайтесь, сейчас кормить станут.

Удивительно, но только фразы — мол, Крень распорядился, было достаточно, чтобы мальчишки притащили каждому из парней по миске со щами. Потом поставили на стол деревянную тарелку с кусками черного хлеба.

Ярослав, только понюхал божественный запах и, едва не завыл от счастья! Щи! Настоящие! С мясом и со сметаной!

Парень накинулся на еду, словно изголодавшийся волк. Кажется, он сейчас урчал и пищал от счастья. Такие щи только бабушка умеет варить. Правда, почему-то не хватало картошки. А, точно, в этом мире Колумб еще не отплыл в Америку, и не привез картошку.

Парень сам не заметил, как опустошил целую миску — а она, надо сказать, была немаленькой. Только-только доел, как один из мальчишек утащил пустую посуду прямо из-под носа, потом вернулся, с этой же миской — но щей в ней было поменьше. Именно столько, сколько парень бы и хотел на добавку.

Расправившись и с этой порцией, получил еще и миску с густой кашей, щедро сдобренной каким-то мясом. Жестковатым, но все равно — ужасно вкусным.

Смолотив и кашу, парень понял, что для полного счастья надо совсем немного — вкусную еду и набитый живот.

Зато теперь можно не спеша попить — ну, применительно к этому миру следует сказать — испить, настоящего вкусного кваса.

— Если так всех дружинников кормят, то я тоже хочу стать дружинником, — заявил Зозуля, тоже уже успевший поесть и тоже, как и Ярик, сидевший с осоловевшими от сытости глазами и с кружкой кваса в руках.

Неждан помалкивал, наворачивая уже вторую порцию каши. Удивительно, но на этой поварне у поварихи имелось чутье на то, кому и сколько нужно съесть.

— Я, поначалу-то, как услышал, что ты нас в дружинники привел поступать, подумал — с ума ты сошел. А с дурнем-то чего спорить? — сообщил Зозуля. Помолчал немного, допивая квас. — А теперь-то и точно — хочу в дружинники.

— Ну и дурак, — донесся вдруг голос Креня.

Помощник воеводы, оказывается, тоже явился в поварню. Усевшись за стол напротив троицы, махнул рукой. — Квасу мне, а больше пока ничего не надо.

Смочив усы в пене, молодой воин сказал:

— Вы, парни, сами не знаете, чего лишитесь, если в дружинники пойдете. Пахарь, он может и ест поплоше, да и пореже, зато он до старости доживает. Тебе, Неждан, сколько лет?

— Так кто его знает? — пожал плечами молчун. — Не то двадцать пять, не то — двадцать семь.

«Елы-палы, так он же меня ненамного и старше», — подумал Ярослав.

— Вот видишь, тебе двадцать пять, — покачал головой Крень. — Небось, отцу уже лет сорок пять или пятьдесят? А мой отец в тридцать погиб. У нас, если кто до сорока доживает — великое счастье. Но коли и доживает, то вернее всего калекой.

— Ну так что такого? — хмыкнул Неждан. — И у нас так бывает, что калекой в юные годы становятся. Все под Велесом да под Перуном ходим.

Соколов отметил, что и Неждан вдруг загорелся идеей стать дружинником.

Помощник воеводы не спеша цедил квас и с усмешкой посматривал на троицу. Наконец, что-то решив, стукнул кружкой об стол:

— Вот что, парни… Друг ваш, может этого и не знает. Может, когда его тот колдун сюда зашвырнул, он себе башку ушиб… но вы-то знаете, что в ваши годы воином становится поздно. Меня с пяти лет учили и мечом владеть, и на коне скакать, и все прочее. Если вас в дружинники взять — то после первой же сечи для вас могилы копать придется. Так что, идите вы хоть с Велесом, а хоть и лесом.

— А как же мы тогда двух воинов осилили? — усмехнулся Ярослав.

— Вот, от того, что вы воинов-то осилили, я с вами и говорю. А не то приказал бы вас накормить, а потом плетьми гнать. Но один раз свезло — во второй раз может и не свезти.

— И что тогда делать? — поинтересовался Ярик.

— Я же говорю, землю пахать, жить себе, детей растить.

— Может, есть что-то, — не сдавался Ярослав, — что можно сделать чтобы воеводу впечатлить? Да так, чтобы ни у тебя ни у него не возникло вопроса, достойны ли мы звания воина?

— Что сделать? — хмыкнул в усы Крень. — Службу нашему воеводе отслужите кое-какую, вот и будет дело. Сделаете — возьмет вас воевода Клёст в дружину, это я вам обещаю.

— А что за служба-то? — вытянул шею от любопытства Зозуля.

— Трудная служба. Слыхали, что волкодлак обезумевший в наших краях объявился? Так вот, хотите в дружинники пойти, отыщите этого паскудника, убейте, а потом воеводе принесите.

— Волкодлак? Да как же его убить-то? — обомлел Зозуля.

— Как убить-то? — хмыкнул Крень. — Да как угодно. Можете голыми руками, коли вы драться умеете, можете оружием. Но можете и не убивать, дело ваше. Никто не неволит. Но тогда не задавайте глупых вопросов, а вертайтесь домой, в деревню, да землю пашите.