Разбитая любовь

Глава 21

Джеймерсон

Понедельник наступил слишком рано. В пять тридцать, когда прозвенел будильник, я взмолилась о тех нескольких часах сна, которых мне не хватило прошлой ночью. С закрытыми веками я поплелась в душ, желая, чтобы на меня вместо воды полился кофе. Может, и глупо пить кофе перед тем, как идти в кофейню, но мне было все равно. Мое ворчание по кровати половину ночи требовало кофеина, прежде чем я сяду в машину.

В доме было тихо, и я подумала, что все еще спят, пока не увидела бабушку Пенни, сидящую за стойкой кухонного стола. Ее сломанная нога лежала на пустом стуле, она пила кофе и читала газету.

— Доброе утро, — тихо сказала я, поцеловав ее в щеку. — Думала, я буду единственной, кто встал в этот нечеловеческий час.

— Расплата за старость, — она опустила газету. — Засыпаешь в позорные восемь часов вечера и просыпаешься раньше петухов.

— Да ладно, ты не старая, — я потянулась к кофеварке и налила себе чашку. — Ты ведешь себя моложе всех, кого я знаю.

— А ты ведешь себя старше любого подростка, которого я знаю, — она усмехнулась, откидывая назад волосы, в основном с проседью. — Пожалуйста, скажи мне, что ты хорошо повеселилась в Италии, потому что когда-нибудь ты оглянешься назад и пожалеешь, что не воспользовалась этими возможностями. Не вела себя безумно и молодо. Взрослая жизнь не так весела, как тебе пытаются внушить. У тебя есть все время на свете, чтобы быть ответственной и скучной.

— Мне правда было весело, — я улыбнулась ей через кружку с кофе, вспоминая бесчисленные случаи, когда мы с Сэмми оказывались танцующими на барной стойке или целующимися с каким-нибудь случайным симпатичным парнем. Месяцы слились в одно пятно, когда я использовала все эти возможности. Мы прыгнули на рейс из Рима в Шотландию, потому что группа парней, которых мы встретили в хостеле, хотела, чтобы мы приехали на Эдинбургский фестиваль. Но затем мы с Сэмми встретили другую группу, пока спали на вокзале, и отправились с ними на Октоберфест. В последнюю минуту мы съездили на выходные в Барселону и танцевали, пока снова не встало солнце. Танцы на барной стойке быстро надоели, а вот путешествовать — нет; этим я могла бы заниматься всю оставшуюся жизнь.

— Ты так сильно выросла за последний год, Джейм. Мне нравится наблюдать, как ты расцветаешь.

— Я чувствую здесь какое-то «но».

Бабушка вздохнула.

— Мне все еще кажется, что ты поступаешь в Вирджинский политехнический институт ради отца, а не ради себя. Это уж точно не то место, где ты хотела бы учиться искусству, верно?

— Да, — я облокотилась на стойку. Это было сделано, чтобы угодить папе. Я поеду в Италию, потом вернусь и поступлю в Технологический институт Вирджинии.

— Тогда где ты хочешь учиться?

— Честно? — в моем животе запорхало нервное чувство. — Есть такая стажировка в Смитсоновском институте… Я имею в виду, это же чертов Смитсоновский институт!

— И? Что тебя останавливает?

— Заявки уже несколько месяцев не принимают. И это одна из самых сложных программ для поступления. Она рассчитана на два года, так что подать заявку снова я смогу только через это время, — я поставила кружку. — Коллин отправила рекомендацию, но сомневаюсь, что на нее даже посмотрели, прежде чем выбросить. Катерина, которая является одним из лучших специалистов в области искусства, сказала, что у нее там есть подруга, но…

— Но что? — воскликнула бабушка. — Ты должна позвонить Катерине и попросить замолвить за тебя словечко.

— Я не могу этого сделать.

— Почему нет? — бабушка Пенни покачала головой. — Джейм, этот мир суров и жесток. Связи — иногда единственный способ подняться наверх. Конечно, упорная работа и талант важны, но не бойся идти за тем, чего ты хочешь. Жизнь не поднесет тебе это на блюдечке. Она даст возможность тому, кто к ней стремится. И что плохого в звонке? Скажет нет, так нет. По крайней мере, ты спросила, и тебе никогда не придется думать «а что если бы…?» Не поступай в тот колледж, куда хочет твой отец, просто чтобы ему угодить. Ты слишком многое пережила, чтобы снова поддаваться этой привычке.

Бабушка взяла меня за руку, и я наклонилась, ее пальцы сжали мои.

— В конце концов, Ной любит тебя больше всего на свете. Он просто хочет, чтобы ты была счастлива. Это естественно для родителей — хотеть обернуть своих детей пузырчатой пленкой и навязать им свои идеалы, даже не осознавая этого. Я делала тоже самое с твоей мамой, и мы обе не обрели счастья в наших отношениях, пока я не позволила ей быть собой. Ты была так близка к тому, чтобы вообще не появиться на свет. Не позволяй ни единому дню пройти впустую, если ты несчастлива и не стремишься к тому, чего действительно хочешь.

Сжав губы, я проглотила ком в горле.

— Я так тебя люблю.

— И я тебя люблю, моя девочка. Ты действительно особенная. С того момента, как ты родилась, я это почувствовала, — она погладила меня по руке. — А теперь отправляйся на работу, пока не опоздала.

Я улыбнулась, обняв ее через стойку, прежде чем схватить ключи со стола.

— И позвони Катерине прямо сейчас. Не сомневайся, а то начнешь себя отговаривать, — крикнула она мне вслед, когда я вышла из дома к своей машине.

Я вздохнула и решительно расправила плечи, глядя на номер Катерины.

«Не позволяй ни единому дню пройти впустую, если ты несчастлива и не стремишься к тому, чего действительно хочешь».

Я нажала кнопку вызова.

— Какой прекрасный день, не правда ли? — прощебетала Тринити, на ее лице постоянно сияла счастливая улыбка, в то время как очередь за кофе становилась все длиннее и длиннее. — Солнце светит, птички поют.

Обычно ее чрезмерно восторженное настроение сводило меня с ума. За последние два года я обнаружила в себе темную черту, которую никогда не признавала. Благодаря Стиви появилась и еще большая стойкость. Но сейчас я не могла сдержать улыбки, нервное волнение кружилось в моем животе, как балерина. В голове проигрывался телефонный разговор с Катериной:

— Ciao (прим. пер. — Алло), — резкий тон Катерины ударил мне в уши, мгновенно возвращая меня обратно в Италию.

— Катерина, это Джеймерсон, — я облизнула губы. Она по-прежнему заставляла меня чертовски нервничать.

— О, это ты. Buona giornata (прим. пер. — Здравствуй), Джеймерсон, — произнесла она ровным голосом. — Девушка, которая продолжает доставлять мне головную боль, при этом находясь в другой стране, — я научилась не воспринимать ее прямоту на свой счет. Она была полной противоположностью стереотипной приветливой итальянской женщине. Она была чуть менее требовательной версией Анны Винтур, главного редактора Vogue, которая заставляла плакать или увольняться больше половины сотрудников к обеду, но только Катерина была из музейного мира. От нее нельзя было получить одобрения или похвалы просто за выполнение своей работы; их нужно было заслужить, выходя за рамки. Выходя далеко за рамки.

— Buona giornata (прим. пер. — Здравствуй), Катерина. Наверное, перейду сразу к делу, — одно из ее главных раздражений — пустая трата времени. — Я звоню, чтобы узнать, не могли бы вы… — я смогу это сделать. — Порекомендовать меня вашей подруге из Смитсоновского института.

Я не могла ее видеть, но по тишине могла представить, как ее брови удивленно взлетели вверх.

— Ты же знаешь, что заявки на эту стажировку закрыли несколько месяцев назад, — вдалеке я услышала скрип ее офисного стула, словно она откинулась на нем.

— Я в курсе, — я попыталась сглотнуть, но в горле было слишком сухо. — Знаю, что это большая просьба. Но когда вы только начинали, вам же кто-нибудь помогал? Я ничего не хочу больше, чем быть там. Вы знаете, я упорно работаю, а благодаря вам буду работать в два раза больше.

Последовала напряженная пауза, во время которой мое сердце билось так сильно, что я положила руку на грудь, чтобы оно не вырвалось наружу.

Используя некоторые слова бабушки, я добавила:

— Возможно, я не заслуживаю этого больше, чем кто-либо другой, кто подает заявку, но я должна попробовать. Жизнь не поднесет мне это на блюдечке, если я не буду стремиться к этому.

— Ну и дела, Джеймерсон, — она почти насмешливо произнесла это. — Возможно, у тебя больше сил, чем я думала.

— Это «да»?

— Ты же знаешь, я никого раньше не рекомендовала. Никогда. Зачем мне начинать с тебя?

Раннее утреннее солнце усиливало мою тревогу, но что-то в ее тоне внушало в меня надежду.

— Потому что вы знаете, что я идеально подхожу для этой стажировки. Я докажу, что достойна вашей рекомендации.

Она резко рассмеялась, но затем почти сразу же остановилась.

— Я поговорю с ней. Только не питай особых надежд.

— О боже. Правда? — я попыталась сдержать визг. — Спасибо, Катерина. Огромное спасибо.

— Да. А теперь ты снова просто моя головная боль, — вызов оборвался. Катерина повесила трубку, даже не попрощавшись.

Минуту я неотрывно смотрела на телефон, прежде чем из меня вырвался радостный визг, а ноги сами собой пустились в пляс.

— Черт возьми! — выдохнула я. Я понимала, что шансы на самом деле получить стажировку ничтожно малы. Но то, что она согласилась замолвить за меня словечко, безумно много для меня значило. Катерина никогда не вела себя так, будто я ей нравилась, но то, что она пошла на это, говорило о том, что я заслужила ее уважение.

Теперь мои ноги никак не могли перестать прыгать по кафе. На моем лице сияла улыбка, такая же широкая, как у Тринити. Наша совместная радость озадачивала хмурых, лишенных кофеина посетителей.

Но все мои радостные прыжки резко прекратились, когда в кафе вошел Хантер. При виде его всплыли воспоминания о нашем поцелуе, о том, как он касался меня, о приятной тяжести его тела. Именно из-за него я не могла спать и сосредоточиться на чем-либо все оставшиеся выходные.

— Привет, — улыбка тронула его губы, глаза сузились, впитывая мое ликующее настроение. — Кажется, кто-то сегодня необычайно счастлив. Я знаю, ты жаворонок, чего я так и не смог в тебе исправить, но такая веселая?

Моя ухмылка стала еще шире, щеки покрылись румянцем.

— Моя начальница в Италии, глава галереи Академии, порекомендует меня для стажировки в Смитсоновском институте, — слова вырвались из меня потоком, мое волнение нельзя было сдержать.

— Правда? В Смитсоновском институте? — его глаза расширились, улыбка тронула уголки рта. — Это чертовски круто, Джейм. Вау… Я так впечатлен.

— Спасибо, — я взяла его термокружку и наполнила ее кофе. — Шансы невелики, ведь подают заявки со всего мира, но если бы ты знал Катерину, то понял бы, что получить ее одобрение — равнятся выигрышу в лотерее.

— Я рад за тебя, — он потянулся за кружкой, наши пальцы соприкоснулись, из-за чего моя рука дрогнула и кофе разлился. — Ты заслуживаешь всего, Джейм, — он склонил голову набок, повторив слова, которые я сказала ему той ночью.

Когда здесь стало так жарко? Я вдохнула, отворачиваясь от его пристального взгляда.

— Думаю, я возьму еще и бисквит, — он достал кошелек из заднего кармана. — В честь праздника.

Я подошла к выпечке, щеки болели от глупой улыбки, пока я брала для него угощение.

— Вот, держи, — я протянула ему пакет, его пальцы снова коснулись моих. — Уверена, у итальянцев все намного лучше.

— Надеюсь, не все, — он пристально посмотрел на меня, прежде чем повернулся к двери и быстро пересек улицу к гаражу.

— Ух ты, здесь жарче, чем у домашней кошки Сатаны, — Тринити театрально изогнула бровь, переводя взгляд с меня на Хантера. — Даже Сатана вспотел бы от страсти между вами двумя.

Я рассмеялась, покачала головой, поправляя чашки рядом с собой, чтобы справиться с румянцем.

— Да ладно, — она махнула рукой в сторону окна. — Между вами двумя кипит больше химии, чем в научной лаборатории.

Я продолжала игнорировать ее слова, занявшись тем, чтобы наполнить салфетницу.

— Вот так было и у меня с моим Эндрю, — подтолкнула она меня локтем. — Когда мы встретились, мир вокруг нас словно растворился. С ума сойти, но я до сих пор так к нему отношусь. Да, он может меня бесить, но стоит ему войти и улыбнуться, и я — как масло на сковородке. Мы женаты почти сорок пять лет.

— Ничего себе, это здорово. Большая редкость.

— Да, так и есть, — она схватила меня за руку. — Не многим удается найти такую любовь. Если тебе повезет встретить ее, не позволяй ей выйти за дверь.

— Все гораздо сложнее.

— Так всегда, моя дорогая, — она подмигнула мне. — Но это не делает борьбу за нее менее стоящей.