Раздели мою боль

Глава 13

Старая, как мир, истина: семья для мужчины — это, прежде всего женщина, однажды заменившая ему мать. Вначале она предмет вожделения и безудержной страсти, по прошествию лет, когда любовный пыл начал угасать, те маленькие удобства, которыми она незаметно привязала к себе. Но сама женщина думает иначе. Пусть, по крайней мере, внешне мужчина продолжает оставаться для нее самым главным, в сознании она все больше живет с детьми.

Какое-то время ты стараешься этого не замечать, пока однажды наступает миг, когда внезапно осознаешь, что чье-то мироощущение предпочли твоему. И уязвленное мужское самолюбие начинает бунтовать, городя немыслимые логические переплетения из женской недальновидности и предательства.

К разговору Олег с Никой больше не возвращались. Но уютная квартира, которую оба привыкли считать прибежищем от житейских невзгод, да и весь спальный микрорайон, прежде так радовавший глаз своей удобной планировкой кварталов и организованным бытом, теперь воспринимался Олегом лишь скопищем одинаковых безликих жилых коробок и ничего, кроме глухого раздражения не вызывал.

Правда, его протест принял весьма неожиданные формы. Не желая выплескивать негодование на жену и сына, Олег при всяком удобном случае отлучался из дома и бесцельно слонялся по местам, где они с Никой однажды встретили друг друга. Раз за разом он нарезал круги по старым переулкам, пока не выматывался окончательно и в изнеможении плюхался на скамейку где-нибудь у Патриарших или на Тверском. Подобные экскурсы в старину не просто успокаивали. Постепенно обидные недавние слова стали терять прежнюю значимость, а то и забывались вовсе, клубки спутанных мыслей распрямлялись, обретая былую простоту и ясность.

«Допустим, мы преодолеем всевозможные препоны и вслед за Витькой переберемся в Штаты. А со стариками как быть? — ведь они упрямы. Хорошо, у Ники есть еще брат, и ее мать живет с сыном. А моей куда деться? — после смерти отца она, скрепя сердце, смирилась с одиночеством, копается у себя в огородике и, как манну небесную ждет встреч с внуком. Вряд ли она захочет еще раз менять свою жизнь. А этот переезд может оказаться последним, — эта житейски нехитрая мысль звучала так просто и здраво, что Олегу даже стало немного обидно, что она сразу не пришла в голову. — Изложу все соображения жене спокойным рассудительным тоном, — решил он. — Может, поразмыслив, она поймет, что благими намереньями вымощена только дорога в ад», — и впервые с легким сердцем направился домой.

Ника встретила мужа озабоченным лицом.

— Мне так стыдно, — виновато произнесла она. — За нашими заботами мы совсем забыли твою мать. Она звонила только что, спрашивала:

«Почему Витя не приезжает? Не случилось ли чего?»

— Ты ей поведала о его проамериканских настроениях? — стараясь держаться как можно спокойнее, небрежно поинтересовался Олег.

— Не решилась, — вздохнула Ника. — Хотела было, но вовремя прикусила язык. Пожилой человек, неизвестно, как отреагирует. Ты-то сам, что об этом думаешь?

— Ума не приложу, — честно признался Олег. — Все ходил и размышлял на эту тему, так ничего и не надумал. Да и не телефонный это разговор.

— Пока говорить не надо. Ей все равно не до того: у нее какая-то старая подруга детства померла, — вздохнула Ника. — Она просила тебя съездить вместе с ней на похороны. Сказала, обернетесь одним днем.

— На ее малую родину? — встрепенулся Олег.

Ника утвердительно кивнула:

— Поезжай, проветрись немного. Заодно, о Викторе расскажи, если возможность будет…

На протяжении всего пути матушка скорбно молчала, на вопросы сына отвечала односложно, давая понять всем своим видом, что не расположена к задушевной беседе. А Олег не понимал, какие обстоятельства могли вывести из душевного равновесия настолько, что она без колебаний отправилась навестить городок, который не посещала ни разу после смерти отца. Терзаясь в догадках, он перебрал в памяти всех стародавних знакомых и ни на ком не остановил выбора. И только выйдя из вагона и заметив, как при виде родных мест у матушки потеплело лицо, он осторожно поинтересовался, кого собираются хоронить.

— Помнишь, я тебе рассказывала о даме из «бывших»? — напомнила та. — У нее росла дочка моего возраста, с которой мы были большими подругами. Собственно, благодаря дружбе с ней, я и попала в их дом.

Олег понимающе кивнул:

— Вы с ней поддерживали отношения и после нашего отъезда?

— Поздравляли друг друга, как водится, на праздники. И раз в полгода посылали весточки. Совсем недавно она вдруг прислала письмо, в котором написала:

«Берия любил устраивать в монастырях и дворянских имениях тюрьмы и секретные „шарашки“, но никогда их не разрушал. А после того, что сейчас происходит, жить больше не хочется»…

И действительно, где-то, через месяц умерла.

— Они с ее матерью долго жили в ссылке, и после этого жизнь была несладкая. Что же ее могло на старости лет так ужаснуть? — вздохнул Олег.

— Сначала отдадим долг умершей, — предложила матушка. — А потом я все расскажу.

Похороны прошли тихо. Детей у покойницы не было, свое нехитрое имущество она завещала церкви, прихожанкой которой была многие годы. На отпевание собрались несколько старушек-соседок, да Олег с матерью. Батюшка с теплотой говорил о покойной, особенно подчеркнув, что, несмотря на многочисленные тяготы, выпавшие на жизненном пути, она оставалась светлым, жизнерадостным человеком, и отпустил ее душу с миром…

— О чем ты хотела мне рассказать? — вспомнил Олег, когда положенные ритуальные действа подошли к концу, и они с матушкой вышли на улицу.

— Пойдем, прогуляемся до знакомых тебе мест, на имение посмотрим, — предложила та.

По пути Олег то и дело озирался по сторонам. Контраст между обшарпанной окраиной, на которой он только что побывал, и центральной частью с блестящими свежими красками старинными купеческими особняками и вновь отстроенным зданием горсовета на базарной площади, был настолько сильным, что это невольно резало глаз.

Незаметно они подошли к месту, где стоял их дом и….не узнали окрестностей родного жилища. От старого парка с могучими вековыми деревьями осталась лишь одна небольшая липовая аллея. Для удобства проезда автомобилей дорожку вдоль нее расширили и заасфальтировали. На месте срытой до основания старинной усадьбы поблескивали окнами на солнце недавно отстроенные ряды кирпичных особнячков, разгороженных узорчатыми решетками.

— Так вот, что она имела в виду, — задумчиво заметила матушка. — На ее месте мне бы тоже больше не хотелось жить, — окинув парк с новыми постройками еще раз долгим мрачным взглядом, она повернулась к Олегу, — пойдем сынок на вокзал и сядем на ближайший проходящий поезд, здесь нам больше делать нечего.

«Неужели прошлое ушло безвозвратно? — с грустью подумал Олег, обводя на прощанье остатки старого парка долгим печальным взглядом. Он внезапно вспомнил, как прошлый свой приезд заглянул в подземный ход и столкнулся с охранявшим его монахом. — Интересно, где он сейчас, если существовал на самом деле?»

Словно желая его ободрить, вековые липы возбужденно зашумели под налетевшим порывом ветра, над кронами внезапно сгустились облака, и на их фоне проступил лик монаха в капюшоне. С их прошлой встречи прошло уже достаточно времени, но Олег сразу узнал его и теперь смотрел, как завороженный. Монах внимательно посмотрел на Олега, понимающе покачал головой и растворился в облачной дымке.

— Что с тобой, сынок, привиделось что-то? — встревожено повернулась к нему матушка.

— Нет-нет, все в порядке, — торопливо пояснил Олег, отряхиваясь от сковавшей его оцепенелой дремы. — Давай поспешим, а то на поезд не успеем.

В вагоне матушка думала о своем, а Олег, механически отслеживая взглядом мелькавшие за окном белоснежные в частых оспинах стволы березок, старался понять, что должно означать нынешнее появление монаха.

— Ты мне так и не сказал, как поживают ваши американцы? — неожиданно поинтересовалась матушка. — По Москве еще не соскучились?

— Ну что ты, как можно! — вздохнул Олег. — Вспомни, что сказал Остап Бендер:

«Америка — это великая страна, где гуляют и пьют без закуски».

Наши дети без ума от нее настолько, что внесли взнос за дом и собрались получать американское гражданство.

— Интересно, как бы ты поступил в их возрасте, окажись в Америке, — возразила матушка. — И потом, не забывай, эту страну развалили не они, а кучка либералов-дилетантов при молчаливом попустительстве большинства.

— Хочешь сказать, наши дети не могут простить нам молчаливого предательства? И готовы бежать, куда глаза глядят, чтоб забыть об унизительном прошлом и отвратительном настоящим? Ведь просвета пока не видать, — саркастически усмехнулся Олег.

Матушка внимательно посмотрела на сына:

— Раньше ты был настроен более оптимистично. У вас с Никой после их отъезда разлад произошел?

— Есть немного, — виновато признался Олег. — Понимаешь, Витька собрался в Америке учиться, а Ника встала на его сторону.

— Заело, что теперь слушают не тебя? — кстати, как мать, я ее понимаю, — матушка смолкла и испытывающе посмотрела на сына.

— А меня кто поймет? — возразил Олег, и сразу почему-то вспомнил монаха и историю усадьбы. — Хватит об этом. Раз уж мы здесь оказались, лучше расскажи, что стало с хозяином усадьбы и его детьми после смерти полячки. Если помнишь, конечно. Интересно, как детям объяснили отсутствие матери?

— Старший брат сказал, что мать заболела и уехала лечиться заграницу. В те времена это было в порядке вещей. А когда дети немного подросли, их отвели на ее могилу. Так что все приличия были соблюдены. Мальчика, как это было принято в семье, вскорости определили в военную службу, и он, как говорится, надолго покинул родной дом…. — матушка задумалась, вспоминая. — В Петербурге он поступил в один из гвардейских полков, стал завзятым картежником, вел разгульный образ жизни. Однако, несмотря на молодость и вздорную польскую кровь матушки, в картах ему везло. Однажды во время крупной игры какой-то придворный хлыщ, сильно проигравшись, обозвал его шулером и отродьем каторжника. Молодой гусар дал обидчику пощечину, в ответ тот вызвал юношу на дуэль, и гусар застрелил его. Дело дошло до самого государя, родственники убитого постарались, причем представили все в самом невыгодном свете. Юношу сначала разжаловали в солдаты, потом посадили в карцер и хотели отправить на каторгу.

— А его отец как все это пережил?

— Несмотря на ампутированную ногу и преклонный по тем временам возраст, ему стукнуло уже 60, он выехал хлопотать за сына в Петербург, добился аудиенции у государя, и тот из уважения к заслугам старика заменил каторгу отправкой в действующую армию, в Крым. И под Севастополем молодой гусар сложил голову…

— Откуда ты так все хорошо помнишь? — удивленно спросил Олег.

— Ты же помнишь повести Пушкина: «Выстрел» например, — пожала плечами матушка. — А тут непридуманная история… Она мне рассказывала, а я приходила домой и записывала по памяти. Думала, настанет время, эти воспоминания пригодятся. А перед похоронами достала и перечитала. Как в воду глядела.

Олег согласно кивнул:

— Как ты думаешь, перед смертью юноша узнал, кто его настоящий отец?

— Не исключено, — пожала плечами матушка. — Приемный отец навестил его в карцере, думаю, мог и сказать.

— А что стало со стариком после смерти сына?

— Он хоть и был отменного здоровья, известия о смерти не выдержал.

— Значит, в живых осталась только сестра, и род по мужской линии на этом оборвался? — задумчиво заметил Олег.

— Да, — подтвердила матушка. — Пока был жив старик, она так и не вышла замуж, а потом было уже поздно. Жила одна в имении, часто принимала гостей. После реформы 61-го года стало модным понятие: «хождение в народ». Занимались этим в основном молодые люди, окончившие университет, или «вечные студенты». Их стали принимать в обществе, в основном в дамских провинциальных гостиных. Интерес проистекал, конечно, больше от скуки.

Один такой земский учитель объявился однажды и в имении сестры. Она с восторгом слушала его речи о просвещении народа, пока однажды не выяснилось, что он уговаривал местных крестьян, жаловавшихся на тяжелую жизнь, пойти и отобрать у барыни-хозяйки имение, а если не отдаст по-хорошему, поджечь дом. Староста донес на него уряднику, учителя кто-то вовремя предупредил и тот успел скрыться, а сестра узнала об этом от полицейских, явившихся к ней с обыском. А вскоре ей принесли записку с просьбой приехать в город. Там в обшарпанных номерах ее встретил несчастный учитель. Стоя на коленях, он слезно каялся, что бес попутал и просил на время приютить маленького мальчика, своего сына. У сестры была добрая душа, и она согласилась.

Учителя больше никто не видел. Экономка говорила, что после случившегося сестра перестала принимать у себя, вела уединенный образ жизни, и ей как-то призналась, что даже рада, что за мальчиком так никто и не явился. Иначе ей было бы совсем одиноко. И еще добавила: однажды ей было видение в образе монаха, и она сделала этого ребенка своим наследником, чтоб искупить грехи предков. Конечно, ни о какой военной службе речи теперь не шло. Когда мальчик подрос, его отдали в гимназию, потом он поступил в университет. После окончания у него успешно сложилась ученая карьера на кафедре.

— А дочки у ученого не было? — внезапно вспомнив свои детские злоключения с гранатами, горячо поинтересовался Олег.

— Была, — подтвердила матушка, удивленно посмотрев на сына. — Хорошая девушка, перед первой мировой гимназию оканчивала. Этот профессор был хорошо знаком с Львом Николаевичем Толстым и дочку назвал в честь Наташи Ростовой — Натали. Во время революции, когда имение разграбили и подожгли, они вдвоем с отцом исчезли. То ли погибли, то ли заграницу удалось бежать, никто не знает.

«Выходит, мне все это не привиделось», — подумал Олег, глядя в потемневшее окно, и вдруг ему почудилось, как из кромешной темноты за ним наблюдают глаза давешнего монаха.