Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

Xai Маляры

– Господа офицеры! Вынужден сообщить вам пренеприятнейшее известие!.. Нет, ревизора вы не дождётесь, нечего тут бельём своим грязным хвастать! А новость следующая. Проанализировав оперативную ситуацию в колонии (последнее место по Башкирии), главное управление пришло к выводу о необходимости проведения комплексных мероприятий воспитательного характера, направленных на… – зычный голос хозяина[101] привычно выдернул мозг из объятий Морфея, напомнив о том, что спать на оперативных совещаниях не гут и моветон.

Ага, революция, о необходимости которой так долго говорили большевики, наконец-то того… Если по-русски и без лишних соплей, весь личный состав ИК-NN на ближайшие два-три месяца становился малярами – нужно было перекрасить зону. Из «чёрной» в «красную». Столь короткий срок обусловлен простым фактором: или мы сломаем и перекрасим зону за три месяца, или же не сломаем, и тогда сами хапнем обратку в виде милых представителей общественных организаций «Демократы за зону» и добрых прокуроров по надзору за законом в местах ЛС.[102]

Чтоб было понятнее, поясню. Разница между чёрной и красной зоной заключается только в одном: степенью её управляемости. То, что так ярко и реалистично описывали Солженицин, Шаламов и другие, и то, что долгое время служило источником вдохновения для современных творцов шансона и блатного фэнтези, все это, конечно, было, но все это относилось ко временам ГУЛАГа, и к нынешней реальности не имеет никакого отношения. Кровавые войны воров и сук, массовый отказ от выхода на работы, сходняки и правило, зоновские короли – всё это, действительно, было, но было давно, обросло слухами и легендами, и на рубеже двадцатого века больше казалось байками, чем действительностью.

Сейчас же все проще. В зоне может быть только один хозяин. А вот от того, кто он, и зависит цвет зоны. Если хозяин в погонах – зона красная, если в лепне[103] – зона чёрная. Хозяин нашей зоны – мужик суровый, из варягов, «отмотал» червонец где-то в Заполярье, переводом пришёл к нам, но самостоятельно навести порядок в зоне так и не смог.

Начав непримиримую войну с пьянством зэков в зоне, проносом спиртных напитков, самогоноварением, администрация зоны за короткий срок успела внушить зэкам тезис о вреде зелёного змия, но потом наступила на те же грабли, что и США в тридцатые годы. Помните? Там «сухой закон», во-первых, обогатил и укрепил местные национальные формирования, после чего их обозвали мафией, а, во-вторых, познакомил американцев с иным способом развлекухи – наркотиками. Вот и у нас победа над зелёным змием в масштабе одной зоны привела к резкому увеличению количества наркоманов среди спецконтингента, ухудшению оперативной обстановки и управляемости зоной.

Некоторое время вынужденный нейтралитет соблюдался, но, судя по речи хозяина, мы получили карт-бланш от управления, и теперь должны были его отработать…

Задача № 1. Режиму быть!

В армии есть Устав. В зоне есть ПВР ИУ (Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений). Есть и распорядок дня. Вот на отдел безопасности и на наш отдел воспитательной работы (банда урядников) был возложен контроль за соблюдением пункта один: «07.00 – Подъём».

Время шесть сорок пять.

Мы с Сашкой стоим на балконе дежурной части и разглядываем ещё спящую зону. Я не выспавшийся и потому злой, слушаю Сашкино бормотание о том, что в гробу он видел такие подъёмы, что вставать в такую рань не дело, да и жена сильно недовольна тому, что осталась без привычного утреннего «Подъёма флага».

В дежурку подходит ответственный, и мы собираемся всей толпой внутри.

– Товарищи офицеры! В семь ноль-ноль проходим по отрядам, контролируем подъем осуждённых. Контрольное время – десять минут. В семь десять всех зэков, оставшихся в отряде на шконках, отправляем в дежурку на профилактическую беседу. Вопросы есть? Действуйте!

Разбегаемся по отрядам. У меня три отряда, один – лично мой, в двух я и.о., отряды нерабочие, встают зэки только к девяти на утреннюю проверку, и поднять пятьсот зэков за десять минут, конечно, нереально, но как писалось на бумаге, которую я когда-то подписал – обязан стойко и бодро переносить все, что упадёт на плечи… Хорошо хоть стажёр есть – Сашка, с ним управимся быстрее.

– Так, Саш! Сейчас заходим в пятый отряд, быстро делаем подъём и потом разбегаемся, я в седьмой, ты в шестой. Потом встречаемся и делаем контрольный обход. Ясно?

– Понятно, старший!

– Ну, начали.

Забегаем в отряд, лампочек в коридоре нет, темно как попе у афроамериканца, так, где-то здесь пожарный щит с ящиком для песка был. Ба-бах!! Судя по Сашкиному мату, щит слева, значит, выключатель справа. Начинаем…

– Граждане осуждённые! Подъем! Встали – выходим в локальный участок! Время пошло! Последние трое отправятся в ШИЗО! Старшина! А ну-ка, мухой по отряду! Почему свет не горит?

Проходим по отряду, доходим до «блатной» секции, внутри темно, зэки спят. Пытаюсь найти выключатель на стене, сослепу попадаю в заботливо расконтаченный и оголённый провод. Бдрень! Запах палёной кожи! Ух ты! Да я ж Бэтмен! В темноте вижу! Со злости пинаю шконарь, и споткнувшись об табурет, с матом кидаю его в сторону. Майкл Джордан отдыхает! В полной темноте с двадцати метров попасть табуретом в аквариум надо уметь!

– Маратыч! Чё за дела? Там же рыбки были!

– Так, Рашпиль! Я не понял! «Подъем» три минуты назад был! Какого хлора по шконкам валяемся? А ну-ка, вылетели все в локалку!

Выходя из секции, цепляю косяк, отвешиваю очередного пинка и под грохот сбитой с петель двери продолжаю орать.

– Отряд! Если через пять минут не наблюдаю в локалке строя, продолжать разбор буду в ШИЗО! Саш, давай по другим отрядам!

– Старший! Ну ты, блин, даёшь! Как рука-то?

– Рука? Да нормально… Ожог небольшой, жить будем.

Расходимся по отрядам, захожу в кабинет, закуриваю. В дверь забегает старшина:

– Маратыч! А чё за шум в пятом? Ты чё в такую рань на работе?

– Тайсон!!! Команда «Подъём» одна на всех! А ну быстро отряд в локалку вывел!

– А чё случилось-то, Маратыч?

– Режим случился! Время семь ноль пять! Давай, буди отряд!

Тайсон, успев увернуться от брошенного дырокола, скрывается в коридоре, и с криком «Мужики, выходим в локалку строиться! Начальник злой пришёл, гестапо делает!!!»

Ну, по поводу гестапо (это когда устраивают докапушки до любого косяка с неотвратимым далее наказанием) он, конечно, загнул, но, судя по шуму шагов, отряд в реальность угрозы поверил. Так, ну пойдём, посмотрим, что получилось, и Сашку заодно проверим.

Пятый отряд ещё тянется, мои уже стоят, а вот в шестом бардак – в локалке человек двадцать всего. Чё там у Сашки? Не успеваю дойти до локалки, как вдруг слышу страшный грохот из дверей шестого отряда. Мат, крики зэков, мощный рык Сашки, и понимаю, что в отряд зайти не смогу, так как оттуда живым потоком несутся полуодетые зэки. Принцип домино знаете? А вот Сашка, видимо, не знал, и поэтому после его хорошего пинка двухъярусный шконарь, начав свое падение в одном углу секции подобно костяшкам домино, остановился только в другом.

Время семь десять. Поднимаюсь в дежурку, докладываюсь. Операция «Доброе утро» удалась. После обеда получаем с Сашкой по мешку люлей. Ему мешок, мне как старшему – тележку. Актив – подъём сделали. Пассив – в ШИЗО отправлено двенадцать зэков (а нечего нецензурно с утра выражаться), в медсанчасть – тридцать восемь (Сашка постарался, не успели зэки со шконок вовремя спуститься). За них и получали.

– Вы их там что били, товарищи офицеры? Словами уже не можете? Почему все зэки в объяснениях пишут, что с койки утром упали? – Замполитр с наслаждением развращал нас с Сашкой на ковре.

– Никак нет! Спецсредства и физическую силу не применяли!

– А кто в шестом отряде разгром устроил?

– Не, ну товарищ капитан второго ра… – начинает Сашка, с его неистребимой привычкой к морской специфике офицерских званий.

– Товарищ капитан! Говорите нормальным языком! – Замполитр срывается (и за что он так Сашку не любит? Вы не во флоте!

– Товарищ полковник! – врубаюсь я, – травмы все бытовые, получены осуждёнными по собственной небрежности. Нужно было шконари скреплять!

– А с вами, старший лейтенант, я отдельно ещё поговорю! Что за дебош в пятом отряде? И почему половину секции в ШИЗО водворили?

– Невыполнение команды «отбой»! Нецензурная брань в адрес руководства колонии! Порча казённого имущества! – как всегда принцип Швейка срабатывает – врубай дурака по-умному и будешь прав!

После вечерней проверки проводим с Сашкой разъяснительную работу в отрядах, объясняя зэкам, что режим неотвратим, и что утренний беспредел будет продолжаться до конца срока каждого.

Уже на воле после работы сидим с Сашкой в кафешке, проводим работу над ошибками. Пить с Сашкой тяжело, вскормленный шилом из материнской груди возле ядерного реактора, он категорически не воспринимает пиво, а водку может пить не закусывая.

– Эх, старший! Ревун бы в отряд поставить!

– Это чё такое?

– Классная штука! У нас по авралу от шума даже крысы за борт прыгали!

– Ага, спасибо, Сашка! У тебя сегодня зэки уже попрыгали! Нам с тобой завтра по каждому отписываться придётся! (обязательное внутреннее служебное расследование по травмам зэков).

– А мы ещё годкам взрывпакеты в кубрик кидали!

– Саш! Ну откуда у нас взрывпакеты? Или ты их с подлодки вместе с торпедой прихватил? Нас же потом прокуратура без масла сожрёт!

Сашка, надувшись, ковыряется в салате, а я задумчиво разглядываю стоящего на барной стойке Санта-Клауса под искусственной ёлкой (скоро-скоро Новый год). Ужаленный алкоголем мозг вдруг просыпается и рождает идиотскую идею. А почему б и нет!

– Сашка, хорош кишкоманить! Слушай сюда!

Утро второе. Шесть сорок пять. Дежурка. Выдёргиваю дежурного на балкон, вполголоса объясняю ситуацию, и прошу, если чё, не поднимать тревогу раньше времени.

Семь утра! Наиболее сознательные зэки уже поднялись, оделись и вышли в локалку, но большая часть ещё дрыхнет по шконкам. Проходим с Сашкой по секциям, в зубах сигареты, в полной тишине нежными голосами объявляем:

– Граждане осуждённые! Подъем по отряду! – а в ответ тишина.

– Граждане осуждённые! Время пошло! Три, два, один!

Прикуриваем фитили от сигарет, и под шконари щедро разлетаются китайские хлопушки–петарды. Дёшево, сердито, действенно!

Уклоняясь от людского потока, выскакиваем в локалку, идём в шестой отряд. Умники! Дверь в отряд закрыта изнутри, и видимо, заклинена багром. Зэки не учли только того, что Сашка с его двухметровым ростом легко достаёт до форточек, и очередные петарды влетают в секции. Ну, пошумели, и хватит.

– Сашка, отбой! Пошли в отряд, чай попьём!

Сидим в кабинете, пьём купец. Сашка восторженно курит и фонтанирует предложениями в части того, что петарды – это, конечно, круто, но можно чё-нить ещё придумать!

– Не, Саш! В зоне прессовать долго нельзя! Дальше договариваться будем!

– А зачем?

– А ты что думаешь, нам зэки простят такие побудки?

– Кипешнут что ли?

– Не факт, конечно, но подлянок накидать могут. Думаешь, вчера в пятом отряде я случайно провод оголённый поймал? Или то, что сегодня в шестом двери заблокированы были тоже просто так?

– А чё могли сделать?

– Да всё что угодно….

В кабинет забегает старшина (Тайсон):

– Граждане начальники! Отряд в локалке! Подъём сделан!

– Добро, Тайсон! Что в остальных отрядах?

– Пятый стоит! Шестой почти весь вышел, строятся! Маратыч! А вы чё в натуре с калашами в зону зашли?

– Не, Тайсон! С калашами неудобно, нам по «УЗИ» выделили, удобно – и руки свободны и размеры небольшие. Чё вообще по зоне?

– Да подъем везде, только в девятый отряд чебурашки побежали.

– Понятно! Так, Тайсон, к двенадцати собрать в кабинете старшин и смотрящих пятого и шестого отрядов, разговоры говорить будем. Саш, пойдём до девятого прогуляемся, может, помощь какая нужна.

В девятом был прободной анус. Было видно, как работают в локалке «гробы» (произв. от ГБР – группы быстрого реагирования), по продолу в дежурку оттаскивали ушатанных зэков, издалека слышен громкий речитатив замполитра. Прикинув член к носу, мы с Сашкой благополучно смотались подальше и поднялись в дежурку.

– Иваныч! (ОД) чё стряслось?

– Да вон, ответственный пошёл подъем контролировать…

– Ну?

– Ведро с водой над косяком подвесили….

– Жесть! И кто ж там такой умный оказался?

– А вон, пол-отряда в кармане (задний дворик дежурки) торчат, половина в локалке забор толкает, у них и спроси. Щас ещё и Хозяин приедет…

Ближе к двенадцати на насквозь незаконной встрече администрации, актива и блаткомитета, учитывая моё и Сашкино нежелание приезжать в зону к семи утра, было принято соломоново решение: зэки встают самостоятельно без десяти семь и выходят в локалку на перекур. После проверки помещений на предмет отсутствия спящих все заходят обратно. В случае нарушения договора мы с Сашкой продолжаем развлекаться дальше.

Через неделю на очередном оперативном совещании хозяин, подведя итоги операции «Подъём», указал на увеличение числа водворений в ШИЗО, применения спецсредств, бытовых травм среди осуждённых, отодрал чересчур ретивых, похвалил нас с Сашкой за нестандартный подход к делу. Окончив свою речь, он внимательно посмотрел на нас и в духе старых партийных вождей заявил:

– Товарищи! Несмотря на хорошие показатели в деле укрепления режима в зоне, нельзя останавливаться на достигнутом! Начальникам отделов! К семнадцати ноль-ноль разработать и доложить план мероприятий по выполнению пункта 2 распорядка дня «7.10-7.25 Зарядка осуждённых»!

Зарядка!!! Ой, блин……

З.Ы. Но это уже совсем другая история про Маугли…

Xai Маляры-2

– Товарищи! Несмотря на хорошие показатели в деле укрепления режима в зоне, нельзя останавливаться на достигнутом! Начальникам отделов! К семнадцати ноль-ноль разработать и доложить план мероприятий по выполнению пункта 2 распорядка дня «7.10-7.25 Зарядка осуждённых»!

Зарядка!!! Ой, блин……

Всегда обожал начальство за конкретно-непонятные задачи. Нет, чего нужно было добиться, я уже понял, но вот как? Хорошо, поднимать зэков и выводить их в локальный участок мы уже научились. А вот дальше… Как говориться лошадь к реке и один человек отведёт, а вот заставить её пить и десятерых не хватит. К вечеру до нас довели ц/у руководства в части исполнения приказа хозяина. Тааак интересно…

Пункт 1. Из числа осуждённых, состоящих в секции дисциплины и порядка (СДиП – общественники, «красные зэки») назначить ответственного за проведение зарядки – физрука. (Ага, тоже мне инструктор по шейпингу, и кто ж его из зэков слушать будет?).

Пункт 2. Провести воспитательную работу среди спецконтингента, направленную на разъяснение и популяризацию ЗОЖ и утренней зарядки. (Щас! Шевчука им дать послушать что ли «Я завтра брошу пить, вот удивится свет!»)

Пункт 3. Осуществить выявление и изоляцию осуждённых пользующихся авторитетом среди спецконтингента, проводящих антирежимные мероприятия в том числе саботирование зарядки.(проще говоря, блатных закрыть в ШИЗО).

Пункт 4. Осуществить взаимодействие с отделом безопасности в целях повышения контроля за проведением зарядки (короче, бить будут).

Замечательный опус! Два первых пункта явно написано рукой замполитра, остальные два опера с безопасниками добавили.

Проще говоря, как обычно вся ответственность на нач. отряда, остальные службы типа на подхвате. Значить иметь и драть опять будут нашего брата. Весело нах!

Ещё один сюрприз! Сашку отправляют на две недели на первоначальные курсы повышения квалификации в учебный центр, и я опять один. Сашка пытался возмущаться и бузить, но против приказа не попрёшь. Устроив вечером прощание славянки, наутро похмельный и злой я приехал на работу в семь утра.

День первый

Подъём без проблем. Зэки стоят в локалке, ждут, пока их проверят и отпустят в отряд.

Семь десять.

По матюгальнику раздаётся шипение и громкий голос ОД объявляет на всю жилку:

– Граждане осуждённые, приступить к проведению зарядки!

Пауза, и …. Du hast!!! Mich gefragt und ich hab nichts gesagt!!! «Рамштайн» начал свой хит над утренней зоной. Хрена себя там подборочка треков в дежурке. Пока зэки замерли в недоумении, начинаю командовать.

– Отряд! Начать зарядку!

Несколько зэков, из числа лояльных начинают какие то судорожные движения, но, видя что остальная масса неподвижна, замирают. Я стою, курю, орать бесполезно, я своих зэков знаю, сговорились заранее. Ну что ж зоновский телеграф – он всегда высокоскоростной был. Отряд стоит, вижу, как особо вумные начинают закуривать. Так, это уже перебор, позволять себя так опускать нельзя!

– Куряги! Ганс! Мамон! Старый! Выйти из строя! Бегом в дежурку!

– Не, ну, начальник, а чё такого? Ты же куришь!

– Мамон! Ты грядки попутал? Я тут поставлен ваше здоровье беречь, а за своё здоровье сам отвечу! А ну, ушуршали!

Трое уходят, отряд напряжённо молчит. В соседней локалке идёт замес. Слышны глухие удары дубинок по мясу, всхлипы, мат, волочение тел по асфальту. Блин, это же пятый отряд! Я ж там врио!

– Отряд! Зарядка заканчивается в семь двадцать пять! Если кто уйдёт с локалки раньше, разбор будет короткий!

Ухожу в локалку пятого. Там полная ж… человек сорок «толкают» забор, часть лежит, остальные столпились в углу локалки.

– Лейтенант! Почему не контролируете зарядку? Ваша безалаберность повлекла массовое сопротивление осуждённых, что повлекло применение спецсредств! – это замполитр… Даже в такой ситуации говорит только канцелярским языком. У меня сносит башню:

– Во-первых, старший лейтенант! Во-вторых, мне чё, разорваться что ли? У меня три отряда! А вы сами Сашку на курсы отправили! Какого хера замес устроили? Могли меня вызвать, я рядом был!

– Да вы что себе позволяете! Чем это от вас пахнет? Вы что, пьяны? – учуял перегар всё-таки..

– Да пошли вы все! За отряд я отвечаю! А вы его подняли!!! Дубинками махать много ума не надо!!!

– Старший лейтенант! Немедленно пройти в санчасть на освидетельствование!

– Ага, щас!

– Чтооооо???

– Слушаюсь! Товарищ! Пполковник!

Разворачиваюсь, ухожу. Замполитр бежит за мной, следя, что б я вместо санчасти не завернул куда-нибудь ещё. Ну, это мне не страшно. Для таких случаев в нарукавном кармане всегда запас гвоздики и мускатный орешек валяется. Делаю вид, что закуриваю, и гвоздику в рот.

В санчасти майор с пьяной змеёй на петлицах, недовольно отрываясь от избитого тела зэка, выслушивает спич замполитра, делает замер давления, протягивает стакан для выхлопа, проверяет носом, ухмыляется, и бодро докладывает:

– Товарищ пполковник! Заключение в письменной форме подготовлю позже! Сейчас занят, много поступивших с травмами!

– Хорошо! Попрошу к девяти утра на оперативке у начальника колонии предоставить акт освидетельствования.

Поворачиваясь ко мне:

– А вам, лейтенант, немедленно покинуть зону, без десяти девять быть возле кабинета начальника колонии!

– Понял.

Через час замполитр на оперативке красочно рассказал, как своевременно, не щадя живота своего, установил и выявил подлеца и негодяя, который пьёт, курит, безобразия нарушает, старших посылает и тем самым зарядку срывает – короче, это всё про меня.

Хозяин, выслушав замполитра, недовольно рассматривает меня (этих проблем ему ещё не хватало), поворачивается к начальнику медсанчасти:

– Что там с освидетельствованием? – берёт протянутое ему заключение, вчитывается в текст, хмыкает и обращается к замполитру:

– Владимир Степанович! В заключении указано, что во время посещения медсанчасти двумя офицерами, запах перегара наличествовал, однако обследование старшего лейтенанта Х. показало, что он абсолютно трезв, спиртных напитков не употреблял, заместитель же начальника по воспитательной работе от обследования уклонился. Это как понимать?

Замполитр, охренев от такого оборота, зависает как Винда у Б. Гейтса (а надо лучше личные дела читать своих офицеров! Там же указано: отец – хирург высшей категории, к.м.н., ну а то, что батя в былые времена не один литр спирта на протирку медсестёр с нынешним начальником медсанчасти потратил, можно было догадаться.

Хозяин, повернувшись ко мне:

– Что, скажешь старлей?

– Товарищ полковник! У меня три отряда, во время зарядки был в седьмом, в пятый чисто физически не успел. Применение спец средств, считаю неоправданным, блатных в пятом не осталось, я их ещё за подъем в ШИЗО закрыл. Активистов там сорок человек, остальные мужики, если б напомнили о судьбе блатных, думаю, зарядку бы начали делать.

– А сейчас?

А сейчас отряд «подняли». Зэки злые. Скорее всего, пойдут к положенцу. А там…

– Ясно! Начальникам отделов! Назначить на каждый отряд по два персонально ответственных за подъём и зарядку офицеров, Список мне на стол! Начальникам оперотдела и безопасности остаться после оперативки. Старлей свободен! И больше с похмелья на старших матом не орать!

– Слушаюсь, товарищ полковник!

Весь день провёл в пятом отряде, разбираясь с материалами по травмам, оформляя документы на ШИЗО, до своих так и не дошёл, передав зэкам через старшину, что утром есть шанс повторить подвиг пятого.

День второй. Утро

До отряда даже не дошёл. Перехватили на продоле, в дежурке выдали бронник, резинку дубовую и в составе «гробов» сорвались в десятый отряд. Красавцы! Сто восемьдесят человек, у всех лепни болтаются на одном плече, левые руки оголены, в правых мойки! Понятно, зэки пошли на контрмеры – массовое вскрытие. Толку от этого немного, но в части огласки и поднятия шума ход беспроигрышный! Начнутся жалобы, письма родственников, визиты прокуратуры, депутатов и т.д.

Тишина… Зэки уставились на нас, мы замерли в ожидании приказа. Какой-то шакалёнок в задних рядах визгливым голосом накручивает зэков:

– Бедолаги! Менты беспредел творят! На положенное посягают! Лучше вором по жизни уйти, чем как сявки, на коленях жить!

Вперёд выходит зам по БОР (Безопасность и Оперативная Работа).

– Осуждённые! Немедленно прекратить противоправное поведение и приступить к зарядке!

– Начальник! Нас на зарядку не подпишешь! Убери ментов из локалки!!! Тогда и поговорим!

– Это кто тут такой говорливый решил, что я с вами говорить буду?

– Начальник! Зарядка – ментовской замут! Нам не по понятиям!

– Вот на мойку отряд сажать – не по понятиям! У вас блатных полтора человека! Остальные мужики! Смотрящий где?

Откуда-то из строя:

– Здесь я, гражданин начальник!

– Выводи блаткомитет из строя, коли по понятиям живёте, пожалуйста, вскрывайтесь!

– Начальник! Тут дураков нет! Хочешь чёрную масть гуртом повязать?

– А смысл? Вскроетесь сами, мне легче! Трупы сактируем, мне спокойнее будет!

– Убери ментов из локалки, начальник!

Зам по БОР подносит рацию к уху, что то уточняет и вдруг поворачивается к нам:

– Сводному отряду – покинуть локальный участок!

Мы в замешательстве начинаем выходить. Оказавшись на продоле, въезжаю в хитрость зама. Пока он им по ушам катал, к локалке подъехала наша пожарка и уже направила ствол водомёта над забором в локальный участок.

– Ну, так что, будете зарядку делать?

– Нет!

– Тогда переходим к водным процедурам!

Зам выбегает из локалки, дизель пожарки взревел, и струя воды ударяет по толпе зэков. На улице холодно, и через пять секунд зэки скрываются в помещении.

Уфф! Ну, вроде, отбой!

В дежурке сдаём снаряжение, слышу разговор хозяина с замом.

– То, что без жертв – хорошо! Но поставленной цели не добились!

– Главное, блатные сами себя скомпрометировали! Хотели устроить шум в зоне, подняли отряд, а ничего не вышло! Сегодня смотрящих с блатными закроем, остальные поломаются.

– Пока блатных не успокоим, у нас любое утро как в гостях у сказки будет! Чем дальше, тем страшней!

Уходя в отряд, обдумываю услышанное, и в голове начинает созревать какое-то подобие плана.

После обеда завожу отряд в клуб. Зэки рассаживаются, я встаю за трибуну. Выжидаю паузу (усе по Станиславскому) и негромким голосом обращаюсь к отряду:

– Ну что, мужики! Трахаться нравится?

Зэки в ахере замолкли.

– Да, да мужики! Трахаться! Сношаться! Под хвост баловаться! Я смотрю, вам в кайф, когда вас напрягают, то через зад, то в рот через голову!

– Начальник! Ты объясни нормально, чё надо?

– Мужики! Почему зарядку не делаем?

Шум, гвалт, отдельные выкрики! Терпеливо жду тишины.

– Ну что, уважаемые? Всё сказали? Вчера пятый отряд уработали, все в курсе? Сегодня десятый попытался попой ёжика родить, тоже обломались! А вы что, особенные? Думаете, вас это обойдёт? Думаете, завтра к вам на зарядку не зайдут? Обязательно зайдут! Так ведь?

– Ну…

– Гну! То есть весь отряд знает, что на днях всех жестоко поимеют, и никто, ни один не делает ничего, чтоб этого не произошло! Ведёте себя как шалавы! Знаете, что вечером трахнут, поэтому с утра лобок побрили, жопу подмыли, трусы поменяли, ракушкой кверху легли и ждём? Я всё правильно понимаю? Зашибательский мне отряд достался, как я посмотрю!

– Начальник! Ты за языком то следи! Зачем отряд форшмачишь?

– Я? Я вам правду о вас же говорю! Вы почему зарядку не делаете?

– Не по понятиям!

– Блин, кто б мне хоть раз показал эти понятия ваши! Что, там прямо так и написано? С утра зарядка – западло?

– По режиму ментовскому жить западло!

– А какого хлора вы в столовку по режиму ходите? Западло ведь!

– Начальник, ты не путай!

– Короче, мне ваши понятия глубоко фиолетовы! С меня хозяин спрашивает, а я с вас спрошу! Но учитывая мою доброту, я уговорил хозяина дать мне двое суток!

– Зачем?

– Официально объявляю! Завтра и послезавтра за зарядку вам ничего не будет! Можете даже в локалку не выходить! Но если всё-таки выйдете, просьба зарядку сделать.

Смех в зале. Зэки шушукаются.

– Если завтра я приеду и не увижу зарядки, я, как уже обещал, не буду ругаться и кого то закрывать, я закроюсь в кабинете и буду смотреть сразу шесть каналов по телевизору!

– Это как? Переключать что ли будете постоянно?

– Нет! Я просто все шесть отрядных телевизоров у себя в кабинете поставлю и смотреть буду!

– Начальник! Так ведь телики отрядные! Беспредел же!

– Уверены? Посмотрите внимательно, на каждом телевизоре сзади. Бирка, номер отряда, фамилия ответственного моя! Так что завтра я смотрю все телевизоры сразу! Далее! Послезавтра не будет зарядки – опять кипеш не поднимаю, но проведу общеотрядный шмон!

Зэки улыбаются. Смысл шмонать, если заранее предупредили.

– Все знают, у меня есть хорошая фомка. Так вот, послезавтра я возьму свою фомку и проведу в одиночку обыск отряда. Мне тут один хороший человек нашептал, что вы по аквариумам водку прячете, вот и проверю!

– Начальник, да ты чё в такой порожняк поверишь?

– Проверить обязан! Ну, а если случайно какое стёклышко повредю, так, мужики, без обид, это я не специально, а просто неуклюжий такой!

Тишина в зале.

– А вот через двое суток если зарядки не будет, то вы сильно не переживайте, я ещё что-нибудь придумаю!

День третий. Утро

Я опаздывал, и опаздывал неплохо… время было уже семь пятнадцать, когда я добежал до КПП. Инспектор на калитке, красавица Светка, увидев меня, округлила свои глаза и шёпотом забормотала:

– Ты чего? Сегодня ж начальник ответственный по зоне, беги быстрей!

Проматерившись про себя, забегаю в зону, и вижу, как на балконе дежурки хозяин распекает двоих отрядников, видимо, тоже опоздавших на подъем. Смысла оттягивать конец я не видел, и, махнув рукой, начал подниматься к хозяину на расправу.

– Товарищ полковник! Прибыл с опозданием на пятнадцать ми…

– Вот, товарищи офицеры! Полюбуйтесь! Раздолбай, на службу опаздывает, с замполитом только матом разговаривает! Но, бляха-муха, это единственный у кого отряд самостоятельно на подъем вышел и зарядку делает! Молодец, старлей! – энергично жмёт руку – Действуйте по распорядку!

Очумелый, я посмотрел в локалку, где двести зэков размахивают руками и ногами, и пошёл в отряд.

В кабинет забежал Тайсон со стаканом купца, и с улыбкой начал разглядывать меня.

– Тайсон! Блин! Доклад!

– Маратыч, после того как мужики узнали, что останутся без просмотра телевизоров (а чё им ещё делать в нерабочем отряде), а блатные без аквариумов (они стояли только у отрицал), вчера вечером собрали отрядный сходняк.

– И???

– Сходняк порешал, что порядочный арестант, должен за своим здоровьем следить, и поэтому зарядка утренняя не замут ментовской, а благо воровское.

– И???

– И будут теперь всегда зарядку по утрам делать!

Н-дя…. Мы зону из чёрной в красную перекрашиваем, а блатные под режим воровской закон меняют. И кто кого нае..ал??? А какая, в принципе, разница…

Важняк Замена

– Саня, подъем! – заорал вбежавший на свою кухню, где я мирно спал, свернувшись калачиком на маленьком диванчике, мой друг и сокурсник Валера Трошин. – Опаздываем на распределение! Да вставай же ты, е@лан!!!

– Сколько время? – тихо пересохшими губами спросил я, не открывая налитых свинцом век. – Дай водички. Зря вчера по «Амаретто» прошлись!!!

– Половина девятого, в девять построение!!!

– Б#я!!! – скатился я с дивана, и стоя на коленях, посмотрел на друга.

У Трошина в одной руке был бритвенный станок, в другой помазок, морда в мыльной пене, во рту зубная щётка, на голове фуражка, а между ног зажато полотенце.

Заржав от вида друга, я, аки молодой жеребец, снося на своём пути предметы кухонной утвари, табуретки и кота Пчёла, влетел в ванную комнату. Всосав из-под крана достойную дозу раствора «вода+хлор», я нашёл ещё какой-то станок и приступил скрести свою двухдневную щетину, именно столько мы зависали у Валеры, отмечая такое важное событие, как выход молодых офицеров милиции «в свободное плавание» на просторы оперативной работы. Увлеклись. С пути истинного сбили две подруги.

Через двадцать минут мы с Трошиным бежали к метро. Ну, естественно, доехать за десять минут от Строгино до Юго-Западной было не в наших силах. Короче, опоздали. На подходе к «Вышке»[104] нас встретил наш дорогой начальник курса подполковник Федяев, шедший в магазин за пирожками к чаю (любил, старый пас, мучное). Мы остановились, козырнули и приготовились к выслушиванию долгой и нудной воспитательной речи. Однако, посмотрев на нас, командир понял, что наши особо важные органы (мозг, печень, поджелудочная железа и желудок) в настоящий момент ведут тяжелейшие бои с медленно отступающим врагом, воюющим под флагом «Зелёного Змия».

– Ну и му#аки вы, товарищи младшие лейтенанты, что опоздали! – спокойно прокомментировал Федяев. – Теперь запихнут вас в какую-нибудь жопу. А ты, Селиверстов, между прочим, мог в МУР попасть.

– Разрешите бежать? – хором спросили мы.

– Да мне теперь до вас фиолетово. Только не вздумайте сейчас опохмелиться, засранцы! Трошин, пьянь, ты меня слышишь? – крикнул вдогонку подполковник и побрёл в магазин.

Мы взлетели на третий этаж. В рекреации около кабинета, где восседала тусовка покупателей, стоял лишь наш одногруппник Слава Гарбузенко, который каким-то блатным чудом с генеральскими погонами был переведён к нам из Харьковской высшей школы милиции ещё в начале второго курса.

– Ну чё, Арбуз, куда тебя? – спросил Валерка грустного Славу.

– Хлопцы, а вы не знаете, где находится аэропорт Домодедово? – вопросом на вопрос ответил наш украинский товарищ. – Меня туда определили, сказав, шо коль я знаю украинску мову, то мне там, молодому оперу, самое мистце.

– Х#й знает где, – ответил Трошин.

– Шо?

– Далеко, Слава, – перевёл я.

Гарбузенко приуныл и поплёлся к выходу. Его было жаль. Жил он в подмосковной Истре, и до Домодедова ему добираться столько же, сколько до Киева раком. Мы с Валерой оглядели друг друга, поправили форму, перекрестились и решили одновременно вдвоём зайти в комнату решений наших судеб.

За огромным столом, попивая уже не воду и чай, сидело человек 15 офицеров, где самым младшим по званию был какой-то слащавый майор.

– Разрешите? – гаркнули мы.

В «кают-компании» повисла тишина. Все старшие офицеры как по команде отставили стаканы в стороны и положили на тарелки бутерброды с икрой и балыком. Только один какой-то совершенно седой полковник с академическим ромбом на кителе поднёс рюмку ко рту, залпом выпил содержимое и тихо спросил, обращаясь к нам:

– Вы кто, рейнджеры? Откуда такие пришибленные?

– Младший лейтенант Селиверстов!

– Младший лейтенант Трошин! Виноваты, опоздали.

– А мы думали, что вы уже сами себе тёплые местечки нашли где-нибудь в министерстве.

– Никак нет.

Седой полковник взял наши личные дела, полистал и попросил выйти из кабинета, попросив явиться через 10 минут.

Стоя в курилке, мы с Валерой думали о своей судьбе.

– Саня, у меня такое чувство, – затягиваясь сигаретой, заговорил Трошин, – что через десять минут мы будем очень сильно завидовать Арбузу.

– А мне в принципе всё равно, главное, чтобы в область не упрятали.

Ровно через десять минут был оглашён «приговор» большой комиссии, решением которой я для прохождения дальнейшей службы направлялся в ЛОВД[105] на К-й вокзал в должности оперуполномоченного уголовного розыска, а Валера в угро на «Три вокзала» (Казанский, Ярославский и Ленинградский).

В кафе «Минутка», что у метро Беляево, мы с другом взяли бутылку «Пшеничной» и попросили знакомую хозяйку сего заведения по имени Аза Алиевна выделить нам отдельные апартаменты в подсобке, т.к. пить в форме на людях не подобает офицерам милиции, приговорённых бороться с преступностью на железнодорожном транспорте. В процессе релаксации Валера сказал:

– Нет, Саня, это Арбузу не повезло.

– Во-во. Ещё мне рассказывали, что «транспортники»[106] бесплатно на поездах ездят.

– Вот-вот.

Через два дня, выбритый до синевы, отутюженный, в белой рубашке и галстуке я прибыл к начальнику ЛОВД «К–я» подполковнику Синявину Сергею Сергеевичу. Протянув ему предписание, я отрапортовал:

– Младший лейтенант милиции Селиверстов прибыл для прохождения дальнейшей службы в должности оперуполномоченного отдела уголовного розыска.

– Это хорошо, – заулыбался подполковник. – Оперов у нас не хватает. Значит, пока молодой, закрепляешься за старым опером подполковником Соколовым Никитой Макаровичем. Опытный сотрудник, здесь уже 15 лет служит. Многому научит. Он в кабинете № 29а сидит. Иди, знакомься.

– Есть.

– Да, – остановил меня у двери Синявин. – Ты учись у него не всему и не слишком рьяно. Иди.

В поисках указанного кабинета я бродил по второму этажу, но кабинет под номером 28А обнаружен не был. Кабинет N 28 был, и за его дверью раздавались голоса. Но «моего» кабинета не было. У вышедшей из туалета уборщицы со шваброй я поинтересовался местонахождением необходимого мне помещения:

– Так это в подвале, – проворковала пожилая женщина, указывая орудием своего труда вниз. – За дежуркой направо вниз, первый кабинет налево. Там на двери табличка.

«Странно», – удивился я такому расположению кабинетов и последовал по курсу, указанному уборщицей. На обитой дерматином старой двери неровно висела табличка «Старший оперуполномоченный УР Соколов Н.М.». Ниже висел лист бумаги, на котором кривым почерком было написано: «Никишов, ростовщик, можешь не заходить – долг отдам только с зарплаты и без процентов. Учти: стреляю без предупреждения».

Я тихо постучался, и не дождавшись ответа, вошёл в дверь. Передо мной открылась картина из какогото патриотического фильма времён СССР о становлении Советской милиции в каком-то небольшом городишке, где днём закон в руках власти, ночью в лапах контры. Стены обшарпаны, под самым потолком небольшое зарешеченное окошко, два маленьких стола, сейф и старый, изъеденный каким-то насекомым диван. Глаз мог порадовать лишь пожелтевший от времени висевший на стене календарь олимпийского 1980 года с изображением символа того спортивного мероприятия, которому какой-то остряк подрисовал погоны старшего сержанта. За столом сидел небольшого роста пожилой (для оперативной работы) мужик в джинсах и лёгком сером свитере, с морщинистым лицом и усталыми глазами, желтизна белков которых мне, как родственнику медика, говорила о сложном положении его печени.

– Разрешите? Как я могу видеть Соколова? – спросил я, хотя уже понял, что это именно он.

– Это я, – не отрываясь от заточки карандаша, тихо проговорил опер.

– Младший лейтенант милиции Селиверстов прибыл для…, – начал я громко, чётко докладывать своему наставнику изъеденную фразу.

– Тише, тише! Ты чего раскричался, – поумерил мой пыл Соколов. – Тебя как зовут, парубок?

– Александр… Александр Селиверстов.

– Значит, Саша, – констатировал старый опер и достал из-под стола наполовину наполненный водкой стакан. – Пей.

– Я на службе не пью, – ответил я, подумав: «Не прокатит ваша проверочка, товарищ старший оперуполномоченный».

– Свободен, – спокойно сказал мне Соколов и указал на дверь. – Не получится у нас работать вместе. Я Синявину скажу, чтобы закрепил тебя за другим наставником. Иди отсюда!

В кабинете установилась гробовая тишина. Из небольшого окошка доносились звуки вокзала, голоса диспетчеров и гудки локомотивов. Наставник углубился в процесс заточки канцелярского предмета. Ошарашенный таким подходом к службе и встрече молодого пополнения, я несколько секунд поколебавшись, схватил стакан и в несколько глотков осушил до дна.

– Занюхай, – протянул мне засохший пряник опер. – Молодец. А теперь включи свои уши. Звать можешь меня просто Макарыч. Если хочешь стать классным опером, то слушай меня, делай только то, что я говорю, и не проявляй инициативу до тех пор, пока я не дам тебе на это добро. Уяснил, Шурик? И ещё: пить только со мной и когда я разрешу. На меня это правило не распространяется.

– Так точно!

– Да брось ты свой курсантский лексикон, – скривил недовольное лицо Макарыч. – Вот твой стол. Стул где-нибудь на вокзале спи@дишь, а всякую канцелярскую лабуду возьмёшь в секретариате. Ладно, я на территорию, а ты осваивайся.

Когда Соколов ушёл, я оглядел каморку и решил придать ей более приглядный вид. Вооружившись у уже знакомой уборщицы тряпками, щётками и порошком, я приступил к наведению порядка в теперь уже и в моем кабинете. После часовой уборки дышать стало легче, а по полу заиграл солнечный зайчик, который впервые за многие годы посетил сей неизведанный уголок.

Пришедший вскоре с территории Макарыч молча осмотрел кабинет и сел за свой стол. Из внутреннего кармана пиджака он достал чекушку и прямо из горла ополовинил её. Затем опять же из-под стола достал старую печатную машинку, и что=то бубня себе под нос, начал варганить какой-то документ. Из доносившихся обрывков фраз я сделал вывод, что наставник пишет рапорт о задержании. Закончив «литературное творчество», он расписался в документе, прикончил остатки водки и взял в руки трубку телефона:

– Алло, товарищ подполковник, – флегматично начал вещать доклад Макарыч, – Вчерашняя кража чемодана раскрыта, злодей в кутузке. Пусть присылают следака.

После этого, оглядев кабинет уже нетрезвым глазом и проведя пальцем по подоконнику, Соколов произнёс:

– Молодец, Шурик! Чистота – залог моего пошатнувшегося здоровья. На сегодня свободен, а завтра с девяти часов начнёшь познавать доселе неизвестный для тебя сумасшедший мир оперативной работы. Бывай, – протянул он мне свою клешню.

На следующий день понеслось и завертелось. Всё началось с ознакомления с территории, а это весь вокзал с перронами и прилегающие к нему территории с техническими и хозяйственными сооружениями. Затем Макарыч познакомил меня с, по его мнению, нужными людьми, без участия которых вокзал бы утонул в дерьме преступности: продавщицами магазинов и всевозможных ларьков, директорами вокзальных кафе и баров, кассирами (продажа билетов), грузчиками-носильщиками, таксистами и т.д и т.п. Через пару дней свою территорию я знал как «Отче наш». Параллельно наставник представлял меня своей агентуре, чем, честно говоря, вводил меня в недоумение. Из курса ОРД[107] я знал, что агент (осведомитель) – это личное, как зубная щётка или курительная трубка. Некоторые «стукачи» Макарыча шли на контакт со мной охотно, другие с неохотой, а третьи категорически отказывались сотрудничать.

– А сегодня, Шурик, я начну потихоньку знакомить тебя ещё с одним контингентом людишек, которые могут быть тебе весьма полезны как по службе, так и по личным делам. Это проводницы, бригадиры поездов и ДВРы.[108] Это Клондайк информации.

Целый день мы пропадали с наставником на перронах, знакомясь с людишками Макарыча. Особенно было приятно знакомиться с молоденькими проводницами и ДВРами, которые угощали «дорогих гостей» изысками дорожной кухни. При этом старый опер, представляя меня новым знакомым, пропускал по рюмочке коньячка, а мне просил подать томатный сок или кефир.

В пятницу Соколов, захватив в буфете пару бутылок водки и консервы, потащил меня за собой. На мой вопрос:

– Куда сегодня?

– Знакомится с бомондом, – сказал, как отрезал наставник.

Перелезая через какие-то постройки, свалки, железнодорожные сооружения мы вышли на тропу, «заминированную» местными собаками, которая вывела нас к какому-то спонтанному поселению.

– Вот, Шурик, смотри, – обвёл рукой Соколов ветхие сооружения, – вотчина Сифилитика и его команды. Местные БОМЖи. Твой основной контингент. Найдёшь с ними общий язык – проблем с раскрываемостью не будет.

– Макарыч, а такое прозвище у Сифилитика из-за того, что он болен этой болезнью?

– Нет. В прошлой жизни он был врач-венеролог. Я сам лет 7 назад, когда был ещё женат и по глупости от одной из проводниц подхватил «французский насморк», прошёл у него курс лечения. Он сторожил этого вокзала и здесь в большом авторитете среди клошар. Он у них и мэр, и судья, и родной отец.

Знакомство с «бомондом» прошло на высшем уровне. Макарыч позволил мне выпить с Сифилитиком за знакомство и дальнейшее сотрудничество. Мои дипломатические отношения с этим контингентом в дальнейшем складывались на взаимовыгодных условиях.

Несмотря на все эти ежедневные тренинги, консультации и знакомства, мы не забывали с Соколовым и про свои прямые обязанности: принимали заявителей, раскрывали преступления и проводили профилактику на вверенной нам территории. К слову сказать, раскрываемость у нас с Макарычем была более 80%. Порой преступления раскрывались, не выходя из кабинета. Иногда Макарыч говорил начальнику ЛОВД: «Я пошёл позвоню, а ты, Сергеич, поручи своим чистоплюям раскрытие в сводку дать». Боролись в основном с кражами, мошенничествами, хулиганкой. Но и без тяжких не обходилось. Куда же без них. Бывало, по пути в Москву в вагоне кого-то насильно жизни лишат, кого-то изнасилуют. Так что работы хватало.

Вот так интенсивно прошли два месяца. На улице наступил ноябрь. Я топтал территорию, всё больше набираясь опыта, бегал Макарычу за утренним «допингом» и раз в месяц, что меня радовало, на халяву на выходные мотался к бабушке на Украину, откуда я привозил Соколову домашнюю горилку и сало.

В один из промозглых ноябрьских дней, придя в 9 часов на службу, я не обнаружил в кабинете Соколова, хотя тот по сложившейся годами привычке приходил на работу в 8 часов. Подумав, что Макарыч борется с бодуном, я убежал на территорию. Кое с кем переговорив, я понёсся на платформу в сторону одного объекта, где находился интересующий меня субъект, нагло спи#здивший вчера ночью у женщины с ребёнком сумку с паспортом гражданки Украины, деньгами и билетами на обратную дорогу. В этот же момент ожила рация:

– Саня, ты где? – узнал я голос наставника.

– На третьей платформе.

– Когда будешь?

– Не знаю, а что?

– Да так, ничего. Я на месте.

– Загадочный ты сегодня, Макарыч.

Через пятнадцать минут я задержал вора, ещё через полчаса мы нашли сумку с документами и билетами. Денег не было. Но не беда. Допросив плакавшую от радости женщину и проведя вместе со следаком необходимые следственные действия, я сбегал в буфет, где знакомая официантка по моей просьбе собрала небольшой пакет с едой для потерпевшей. Посадив её с ребёнком на отходящий поезд и пожелав счастливого пути, двинулся в контору. На часах было 16 часов.

Зайдя в кабинет, я о#уел. За столом в новом тёмно-синем костюме, в голубой рубашке и в тон подобранном галстуке с уложенными в парикмахерской волосами сидел мой наставник и товарищ Макарыч. На столе лежал какой-то документ. Запаха перегара в кабинете не чувствовалось.

– Привет, Шура! – обрадовался мне Соколов. – Ну, где тебя носит?

– Кражу раскрывал, – пробубнил я, не отводя взгляда от пафосного вида наставника. – А у тебя чё, день рождения сегодня?

– Нет! Всё, Шурик, пи#дец, отслужил я своё, – улыбнулся Макарыч. – Вот сегодняшний приказ о выходе на пенсию. Квартиру сдам и уеду жить на дачу. Гусей, кур и козу заведу.

– Поздравляю, – растерявшимся голосом сказал я, не зная, что в таких случаях надо говорить. – Я и не знал, что тебя интересует сельское хозяйство.

– Спасибо! – рассмеялся Соколов. – Знаешь, Шурик, для всей нашей конторской халабалы я поляну завтра накрою, а сегодня я хочу напиться со своим лучшим учеником Александром Александровичем Селиверстовым. Ведь ты у меня четвёртый стажёр. Двух отшил сразу, третьего через неделю. Я ведь на пенсию должен был уйти ещё год назад, но Синявин, сучонок, условие поставил: подготовь замену. Вот я и подготовил и теперь со спокойной душой ухожу на заслуженный отдых. Устал я, Саша.

– Ну, я побежал?

– Куда? – удивился Макарыч.

– За водкой и закуской, отмечать же будем.

– Дурак, – заржал Соколов. – Мы с тобой в ресторан идём.

…И напились мы с Макарычем, и наелись, и наговорились. Не хотелось мне с ним расставаться. Привык. И ещё он был первым моим наставником в моей жизни. Настоящим наставником. 25 лет в уголовном розыске – это вам не баран чихнул.

PS: Я отработал ещё на вокзале полгода и перевёлся в криминальную милицию одного из округов Москвы. Опыт, набранный мною благодаря усилиям Соколова, мне оказывает посильные услуги до сих пор. С Макарычем мы частенько перезваниваемся. Он действительно занялся сельским хозяйством, а по ночам осуществляет функции сторожа дачного подмосковного посёлка, получая значительное материальное дополнение к своей пенсии. Летом мы ездим к нему с сыном в гости на пару дней. Старик радуется, как дитя. Ведь он одинок. Ему есть что вспомнить, но некому рассказать.

Важняк Контрразведка на страже судомоделизма

В детстве был у меня друг и одноклассник Димон Сомов. Любили мы с ним конструировать и создавать различные модели плавающих средств. Благо, жили в 30 метрах от отводного канала. Вот и в тот 1983 год, учась в 5 классе обыкновенной московской школы, мы за рубль приобрели у одного барыги из 7-го класса корпус от обыкновенного старого пластмассового игрушечного катера, который новый-то стоил 3 рубля с копейками. К процессу подошли творчески, приняли во внимание советы его отца – конструктора КБ «Энергия», плюс приложили наши необузданные фантазии собрать быстроходный катер. Если честно, то Димон от меня более отличался врождённой инженерной мыслью. Я в его проекте, учитывая, что он главный конструктор, являлся, наверное, начальником цеха сборки. Возможно, это так называется в промышленных кругах. Таким образом, мы решили создать суперкатер на подводных крыльях с высокооборотистым электродвигателем. Учитывая, что были летние каникулы, работы проводились у меня на балконе, который на тот момент являлся «верфью» изготовления нашего «особо секретного изделия» с определённым графиком работы. В 8-00, когда Димон приходил ко мне домой, научный совет КБ начинался с завтрака, который заботливо готовила и приносила к нам в «цех» моя бабушка. Затем работа и обед, ответственной за который была так же бабуля, и продолжение на благо отечественного судостроения. Через 3 дня кропотливого труда собранный и блестящий свежей нитрокраской катер «Волжанец»«, как мы его нарекли, стоял на стапелях нашей «верфи». Окончание сборки проекта было обмыто вишнёвым компотом. Правда, двухлитровую банку пойла мы об корпус катерка не разбивали. Ограничились тем, что моя набожная бабушка его перекрестила, а я натянул на мачту сшитый флаг СССР. Настало время испытаний и спуска на воду нашего детища. Церемония была назначена на 10 утра следующего дня. Ни я, ни, как я узнал позже, Димон, перед ответственным днём не спали. Спуск судна на воду – это вам не баран икнул. Тревожно…

В восемь часов утра «главный конструктор» стоял у меня в «цеху», внимательно оглядывая наше детище. Я подготавливал новую батарейку и с важным видом рапортовал о полной готовности судна к испытаниям.

– Леску взял?

– Вот…

– Запасную батарею?

– Конечно…

– Герметичность корпуса проверил? – серьёзно спросил «ГК».

– Да, конечно, проверил!!!

– Ну, пошли! – произнёс Димон, и мы двинулись к большой воде.

Выйдя на берег, мы начали приготовления к спуску нашего «Волжанца» на большую воду. Оказалось, что не было удачного причала, а посему пришлось срочно из подручных средств изготавливать то, о чем мы вовремя не позаботились. На ближайшей помойке были собраны бруски, доски и сооружена нехилая пристань.

Всё, день Х настал!!! Ура, товарищи!!! Я запустил двигатель, из-под кормы пошёл мощный бурун. Швартовые «ГК» «приказал» пока не отдавать, а проверить мощность судна на месте.

За всеми этими манипуляциями юных судостроителей наблюдала команда из 7 мудаков 16-18 лет от роду, которые на горке пили портвейн, горланили песни и загорали на летнем солнышке.

– Пацан, дай запущу катерок, – обратился ко мне тот, что был с гитарой и протянул лапы к нашему детищу.

– У нас первый запуск, – пытался я отогнать беду. – Сейчас испытаем, отправим в плавание и потом разрешим…

– Ты чего, салага!!! Ох@ел, старших не слушать!!! – в пьяном угаре сообщил гитарист и схватился за катер. Отдавать детище я не собирался.

– Э, хлопцы, чего до пацанят пристаёте, – послышался добродушный голос откуда-то справа.

Мы оглянулись, в трёх метрах от нас стоял небольшого роста старичок с поводком в руках, как две капли воды похожий на актёра Евгения Леонова. Рядом с ним, задорно виляя хвостом, носилась маленькая беспородная собачонка.

– Да пошёл ты…, – грубо ответил парубок и продолжил отбирать у меня катер. В это время к нам подошли остальные пьяные ублюдки, искавшие, куда бы выплеснуть пьяную энергию. Один из них сильно, носком кроссовки ударил псинке под ребра. Животина завизжала и опрокинулась на спину.

– Да что же вы за сволочи такие, – тихо произнёс дед.

В следующее мгновение произошло что-то невероятное. Какие-то движения, удары, вздохи, стоны, хрусты… Мы с Димоном стояли в ступоре. Мы такого раньше никогда не видели. Несколько секунд и всё… Все отморозки были в глубоком нокауте. Дедушка спокойно осмотрел собачонку, погладил по голове и как к человеку обратился:

– Ну ты как, подружка? Цела? В ответ псинка снова завиляла хвостом и лизнула морщинистую руку хозяина.

– Ребятишки, вы пока посидите вон там, а я с хулиганами поговорю, – улыбнулся старик и указал на лавочку. Дважды просить нас не надо.

Старик подошёл к «гитаристу», какими-то манипуляциями привёл его в чувство и минуты три что-то ему втолковывал. После этого в чувства были приведены остальные поверженные. Спустя некоторое время гоп-компания, хромая и держась за разные части тела, скрылись за домами. Дедок подошёл к нам:

– Ну что, морячки, катерок-то запускать будете? – простодушно спросил истребитель хулиганов, и, посмотрев на катер, грустно добавил: – Я почти на таком в 1944 за реку уходил. Красиво сделан, молодцы, дуже он у вас красивый!»

И мы запустили!!! Запустили так, что покорил он все рекорды, которые могли существовать на этом канале ранее.

Дед сидел и радовался, как дитя. Потом мы вместе сходили в магазин, где старик купил нам по большому пломбиру за 48 копеек. Мы были счастливы!!! Мы были счастливы тому, что посторонний человек оценил нашу работу. Нам было приятно, что мы в свои 12 лет смогли сделать то, что поразило и удивило взрослого. А вдвойне было приятно то, что он за нас защитился.

День удался. Испытания прошли удачно, работа оценена взрослым, злодеи наказаны, а пломбир в желудке.

Прощаясь с нами, старик произнёс:

– Ну что, морячки, пошли мы, а то старуха нас заждалась. И запомните, ребята, никогда не судите о человеке по его внешности.

– До свидания, дедушка! – помахали мы испачканными мороженым руками.

***

Прошли времена. Десяток лет. Я стал опером. В одно из дежурств начальник направил меня на адрес:

– Селиверстов, сходи на квартиру, тем более, твой район, заодно и пообедаешь.

– А что там?

– Да х#й его знает, – отмахнулся шеф. – Вроде бы сын отца мёртвым обнаружил с разбитой головой.

Пришёл на адрес. Следственно-оперативная ещё не приехала – ждала моего вердикта.

Дверь открыл приятный человек лет 50, и ознакомившись с моим удостоверением, вежливо пропустил в квартиру.

– Что произошло?

– Отец второй день на телефон не отвечает, вот я и решил заехать. Захожу, а он… – хриплым голосом проговорил мужчина и заплакал.

На полу на кухне в луже запёкшейся крови и растительного масла лежал… тот самый старик, так похожий на народно-любимого артиста, истребитель хулиганов, главный зритель испытаний «Волжанца», а главное, человек, преподавший нам с Димоном урок: «Не судите по внешности человека». В принципе, мне всё было ясно – пожилой человек разлил масло, поскользнулся и ударился головой о батарею. Только на душе было муторно. Как будто в детство вернулся, в то весёлое, интересное…, но каким-то извращённым способом, на какой-то неправильной машине времени.

Я накрыл лицо трупа полотенцем, вызвал судебного медика, и мы с сыном погибшего прошли в комнату. Я достал чистый лист бумаги.

– Как звали погибшего?

– Антон Николаевич Ващеев…

– Значит, дедушка Антон, – тихо себе под нос произнёс я.

– Что?

– Продолжайте, пожалуйста.

И рассказал мне его сын, детский хирург-травматолог, о своём отце. О добром, сильном, отзывчивом человеке. Достал с полки коробку из-под печенья и открыл её. Там были ордена и медали. Много. Я запомнил лишь два ордена «Красной Звезды» и орден «Боевого Красного Знамени».

– Кем ваш отец на фронте служил, в каких войсках?

– Сначала разведка армии, потом военная контрразведка «СМЕРШ», – вновь заплакал сын, – «Лесных братьев» гонял. Окончил войну капитаном.

– «СМЕРШ», – подумал я. – Значит, он пожалел тогда тех отморозков.

Не стал я мучить мужика. Не до воспоминаний ему. У него сейчас будут неприятные хлопоты и тягостные минуты.

Я вышел на лестничную площадку, закурил и дождался СОГ. Изложил своё мнение и ушёл. Не на работу, а на канал, где мы много лет назад запускали «Волжанца». Я пил, курил и вспоминал.

Через два дня я заехал в Бюро СМЭ.

– Моя версия по поводу причины смерти Ващеева подтвердилась?

– Почти, – ответил медик. – Обширный инфаркт, возможно, падая, зацепил масло, стоявшее на столе. Травма получена в результате падения с высоты собственного роста. Других повреждений нет.

PS: Каждое лето с Димоном мы ездим на могилу нашего старика. Пусть тот кораблик, пущенный нами по каналу, будет твоей душей, уважаемый Антон Николаевич. Удачи тебе там, капитан «СМЕРША».

Важняк Сколько верёвочке ни виться…

Преамбула

В один из декабрьских предновогодних дней красивая девушка решила посвятить законный выходной шопингу. На носу Новый год, но ещё не решён вопрос: каким нарядом удивить коллег на корпоративе. Нет, от недостатка нарядов куколка не страдала, но недавно ей на день рождения её дорогой и обеспеченный папа, владеющий небольшой сетью аптек, преподнёс подарок – золотой гарнитур, состоящий из колечка, серёжек и кулончика с цепочкой, инкрустированный сапфирами. Вот под него она и хотела подобрать что-то достойное. Измучив продавщиц и порадовав себя, через час довольная собой и покупками она выходила из бутика. У выхода на неё налетело что-то большое и довольно сильно толкнуло, сумки упали на пол.

– Ой, девушка, ради Бога извините, – раздался рядом с ней бархатный мужской бас, – Как же я так!!! Вот незадача, сейчас я вам помогу!

Собираясь отчитать нахала, девушка подняла глаза и застыла. Перед ней стоял красавец, этакий мачо с голубыми глазами. Его обворожительная улыбка, великолепная одежда (не Китай), атлетическая фигура и аромат дорогого парфюма дали команду её девичьему мозгу перезагрузиться, а мышцам лица изобразить соблазнительную улыбку. «Какой самец», – подумала девчушка, а вслух произнесла:

– Да, ничего страшного сама виновата.

– Вот возьмите, пожалуйста, – произнёс мачо, протягивая пакеты. Меня, кстати, Владимиром зовут. Извините ещё раз!

– Ангелина, – представилась девушка.

– Коль так получилось, разрешите помочь донести вам вещи?

– Но если только до машины…, – слегка улыбнулась красавица, передавая покупки новому знакомому.

– Указывайте путь, мадмуазель, – сделав поклон, произнёс Владимир, галантно пропуская спутницу вперёд.

Поставив сумки в багажник «Гольфа», галантный кавалер, смутившись, потупил глаза и спросил:

– Простите, Ангелина, Вы не могли бы меня обождать ровно 2 минуты? Только не уезжайте, пожалуйста, – сделал грустные глаза Владимир.

– Да, конечно…

– Тогда, один момент, я быстро.

Самец убежал, а Ангелина села в машину, запустила двигатель и стала фантазировать, мучаясь вопросом: «Что будет дальше?» Её мысли были прерваны открывающейся дверью со стороны пассажира. На сиденье лёг огромный букет алых роз.

– Ангелина, это вам, – произнёс Владимир, – Маленькое извинение за инцидент в магазине. А большое извинение я предлагаю преподнести сегодня вечером – приглашаю вас в ресторан. Вы согласны?

– Ну… Хорошо, а в какой?

– Это будет сюрприз. Как нам с вами состыковаться?

– Вот мой телефон, – сказала Ангелина и протянула красавчику визитку. – Позвоните в пять.

– До вечера, – ответила мечта сексуальных грёз Ангелины, смотря в след удаляющемуся авто.

«Столярова Ангелина Сергеевна… старший менеджер отдела…. телефон…» пробежал глазами по визитке Владимир и направился в сторону метро.

Амбула

– Гибкий прут для наказания. Пять букв? – спросил мой напарник и опер Олег Носов, оставшийся сегодня со мной на суточном дежурстве по причине приезда заботливой мамы к нему в гости и разгадывавший в настоящий момент кроссворд.

Покрутив карандашом в ухе, коллега по слогам изрёк:

– Пал–ка! Подходит.

– Розга, – разочаровал я друга и перевернулся на диване на другой бок.

Сутки сегодня шли неплохо. Заявителей практически не было. Совершено три преступления – два раскрыты по горячим следам. Это кража дорогого мобильного телефона в близлежащей школе у учительницы и бытовое убийство: сожитель радикально и навечно отучил свою вторую половину от пагубной привычки опохмеляться в одну глотку.

Я посмотрел на часы. Три ночи. В желудке заурчало.

– Олег, жрать хочется, – не открывая век, констатировал я. – Может, пиццу закажем?

– А мамка, наверное, пирожков напекла, – ответил мой друг.

– Ну, сгонял бы и привёз. Рядом ведь живёшь. Все равно старушка спит.

Нет, не подумайте ничего плохого. Олег очень любил свою маму. Просто раз в месяц она приезжала в его холостяцкую квартиру из подмосковного города Солнечногорска и начинала наводить генеральную уборку. Всё бы хорошо, но любые её телодвижения с тряпкой, шваброй, утюгом и тестом комментировались фразами такого рода, как: «когда же ты, кобель, женишься» и «я хочу внуков». Такого психологического прессинга тонкая натура Олега не выдерживала, и он под любым предлогом сваливал «по делам».

– А чё, можно, – посмотрев на часы, сказал Носов, и, взяв ключи от машины, пошёл к двери, – Заваривай чай, Саныч.

Через полчаса коллега ввалился в кабинет с огромным пакетом. Мой нос сразу учуял аромат капусты и картошки. Слюни сами собой заполнили рот. Эти ароматы учуял и эксперт-криминалист Шишкин, писавший в соседнем кабинете курсовую работу по философии для своей супруги, учащейся на первом курсе заочного факультета. Втроём мы браво уработали все пироги и закурили.

Неожиданно затренькал телефон внутренней связи. Это из дежурки.

– Селиверстов, слушаю, – ответил я.

– Квартирный разбой, адрес…, берите Шишкина и вперёд. Кинолог в машине, – голосом легендарного Левитана выдал информацию оперативный дежурный.

– Покушали, а теперь можно и погорбатиться, – вынес я вердикт и добавил: – поехали. Квартирный разбой. Все молча встали, потушили в пепельнице окурки и вышли из кабинета. На часах начало пятого.

На месте происшествия, то есть в квартире, кроме симпатичной потерпевшей и участкового Юры Прохорова, никого не было. Оставив девицу в комнате вместе с кинологом и Шишкиным, мы с околоточным вышли на кухню.

– Рассказывай, – обратился Носов к участковому.

– Значится, так, – начал рассказ Юра. – Сия молодая особа имела честь познакомиться сегодня, вернее, вчера, в магазине с кавалером. По её описанию, Клуни и Ди Каприо в одном флаконе. Вечером свидание, ресторан, целование ручек, секс, потом душ, а потом…

– Опять секс? – удивился Носов.

– Нет. Пока удовлетворённая девушка в неге томилась в постели, её ухажёр тихо открыл входную дверь и впустил в квартиру подельника. Карлика.

– Какого нах#й карлика? Ты чего, Гарри Поттер, пил сегодня? Ты ещё скажи, что в окно добрая фея с ПЗРК влетела? – ёрничал Носов.

– Подожди, Олег. Ну и…, – я попросил Прохорова продолжить занимательное повествование.

– Вот. Недавний любовник направил на неё ствол, а карлик…

– Изнасиловал девицу…, – подвёл итог напарник.

– Б@я, Олег, за#бал, – взбесился я, – Не успокоишься – пойдёшь поквартирный обход делать.

– Карлик… Ну, мужик ростом не больше 140 см., – флегматично продолжал участковый, – связал потерпевшую по рукам и ногам скотчем. В рот запихали кляп и приступили, собственно, к поиску и собиранию всего ценного. На всё про всё у них ушло 15 минут.

– Много взяли?

– Все драгоценные цацки и 14000 долларов США.

– А машину?

– Нет, ключи на полке возле ложа любви.

– Хитрые, суки, – прошипел Олег. – От тачки не так уж легко избавиться.

– А кто милицию вызвал, если она связанная была? – спросил я.

– Б#я, проще пареной репы, – засмеялся Прохоров, – Как только подонки ушли, девица скатилась с кровати, доползла до музыкального центра и носом врубила дискотеку на весь дом. А по вызову соседей пришёл я. Дверь оказалась открытой.

– Всё ясно, спасибо, Юрок. Можешь идти отдыхать. Мы здесь сами, – пожал я руку участковому и направился в комнату.

Потерпевшая с отрешённым взглядом сидела в кресле, укутавшись в махровый халат. Мне показалось, что она грустила не по похищенным ценностям – рухнула, разбилась, как хрустальная ваза, её мечта о принце на белом коне. Мне эту девчонку было по-человечески жалко. Кстати, она, действительно, была очень красива. Это отметил и мой циничный друг и ловелас Носов – он стоял, как истукан, не шелохнувшись. Её красота поразила его до самых пяток.

Я посмотрел на Шишкина. Тот жестом дал понять, что ни одного отпечатка пальцев нет, все затёрто. Вернувшийся кинолог с запыхавшимся псом сообщил, что след довёл лишь до трансформаторной будки, где, вероятнее всего, у злодеев стояла машина.

– Ангелина Сергеевна, – тихо обратился я к потерпевшей. – Разрешите представиться, старший оперуполномоченный уголовного розыска Селиверстов Александр Александрович. Вы в состоянии говорить? Может, «Скорую» вызвать?

– Не надо, – также тихо ответила она. – Я в норме… Почти.

– Вы сможете описать преступников и помочь нам составить их композиционный портрет. Фоторобот по-обывательски.

– Да, конечно.

– Тогда вам нужно проехать с нами. Тем более, что у нас с коллегой есть к вам несколько дополнительных вопросов.

Через час мы сидели в кабинете Шишкина, где со слов Ангелины Сергеевны составлялся фоторобот разбойников. Спустя некоторое время, на мой стол легли две композиции. Изображение лица на одной, действительно, напоминало физиономию голливудской кинозвезды, а вот харя на второй более походила на морду летучей мыши.

– Извините, Ангелина Сергеевна, а может вы ещё что-нибудь заметили? – аккуратно поинтересовался я, тактично намекая на тот факт, что она видела преступника обнажённым.

Слегка покраснев, потерпевшая сообщила:

– Во-первых, на шее у него был довольно большой шрам. А, во-вторых, у него на теле татуировки были. На левой груди тигр с раскрытой пастью, а на правой череп в колпаке Арлекина. И ещё… в районе лобка… написано «Бой нам только снится».

«Это уже что-то», – подумал я. Судя по тому, как Олег с серьёзным видом вылетел из кабинета, я понял, что Носов почуял добычу.

– Спасибо вам, Ангелина Сергеевна за помощь, – обратился я к уже немного успокоившейся девушке. – И пройдите на второй этаж в кабинет N 27. Там вас ждёт следователь, которому вы все расскажете, но уже под протокол.

– Скажите, Александр, а когда вы его поймаете, можно мне посмотреть ему в глаза?

– Не можно, а нужно. Вам ведь его опознавать. До встречи. Главное – живы и здоровы. Удачи.

Так, территория с Носовым наша – значит, об отдыхе можно забыть. Всё! Понеслась душа в рай. Усталости как и не бывало. Задания агентуре, справочные звонки и прочая оперская мутотень. Не прошло и часа, как в кабинет вбежал Олег:

– По Москве за этот месяц это четвёртый случай, – скороговоркой затрещал коллега. – Но есть одно «но».

– Не томи…

– Во всех трёх случаях терпилы были замужем, – азартно продолжал Олег. – И потому через пару часов заявления забирали, т.е. уголовных дел нет, и всё находится на уровне оперативной информации.

– Стоп, Олежек! Погоди! – остановил я его пламенную речь и набрал номер телефона следователя, допрашивавшего до сих пор бедную Ангелину Сергеевну.

– Караваев? Это Селиверстов, потерпевшая у тебя? Дай ей трубочку. Ангелина Сергеевна, скажите, а в момент знакомства с этим Владимиром у вас на правой руке кольцо было? А какое? Я так и знал. Нет, ничего, спасибо.

– Ну? – торопил меня с ответом Носов.

– Было!!! Похоже на обручальное, но с маленькими камешками.

– Ясно. Эти, суки, охотятся за женщинами, пожелавшими наставить рога мужьям.

– Ладно, поехали на Петровку. Нужен совет старых и мудрых товарищей.

Два месяца честно, практически без выходных мы отрабатывали это дело. Использовали всё, что можно. Искали там, где и не следовало искать. Наша агентура выла. Но всё безрезультатно. Серии прекратились. «Висяк» – он и в Арктике «висяк». Но нет худа без добра. Мой напарничек «для уточнения деталей преступления» сначала раз в неделю навещал Ангелину Сергеевну, через месяц под тем же предлогом раз в два дня, а в июне, в аккурат после вечерней оперативки, когда мы разлили чай по чашкам, он вытащил из сумки бутылку хорошего коньяка и вручил мне конвертик в виде сердечка. Мысля, написанная женским почерком, гласила: «Александр! С большой радостью приглашаем Вас на торжество нашего бракосочетания, которое состоится XX июля. С уважением, Ангелина и Олег». Кривым почерком напарника было дописано: «Меньше 100$ в конверт не класть».

– Ну что же, Олег, поздравляю, – порадовался я за коллегу и подумал о том, в каком экстазе находится его мать. – Дай Бог всего и главное – счастья!

– Знаешь, Саня, – после пары рюмок серьёзно сказал мой друг – А я ведь её с первого взгляда тогда полюбил. Хоть она сидела в махровом халате.

Мы оба рассмеялись и выпили ещё по одной.

Отгуляли свадьбу. Прошёл год. Олег с помощью связей тестя перевёлся в Главк. Я продолжал топтать землю. По каким-то служебным делам меня занесло в оперчасть СИЗО N 48/2, в народе более известного как «Бутырка». Решив все вопросы и пообедав, я направился к выходу. В коридоре следственного корпуса[109] я встретил моего хорошего приятеля, старшего следователя по особо важным делам отдела по расследованию дорожно-транспортных преступлений Юзофа Фабрикуса.

– Юзя! Хитит твоего Одина! – обрадовался я, – Ты ли это, старый викинг! Какими судьбами ты, обедающий только в лучших ресторанах Москвы, оказался в этих екатерининских казематах?

– Саня!!! – обрадовался следак. – Сколько же мы с тобой не виделись? Года два? Больше?

– Да х#й его знает, – обнял я товарища, – Пошли по сотке шлёпнем.

– Я бы с удовольствием, но не могу, – сказал и погрустнел Юзоф.

– В чём дело?

– Понимаешь, Саня, у меня окончательное предъявление обвинения, а доказухи нет. Обвиняемый, ссылаясь на статью 51 Конституции РФ, молчит, а его адвокат вола за хвост тянет. Бабки отрабатывает. У меня срока осталась неделя. А ещё ознакомление со всеми материалами дела. Короче, жопа!

– А что за дело?

– Эта гнида два месяца назад в хлам пьяная на пешеходе в Строгине на «Митсубиси» сбила троих людей – мать и её двух дочек. Девочек в морг, а женщина – инвалид. И по позвоночнику, и на голову. Зараз детей потерять. Этот-то сразу с места происшествия скрылся, машину за МКАД бросил, обеспечил алиби и заявил об угоне. Короче, банально и просто. Ещё, сука, 5000 баксов пытался всунуть. Мразь!

– Извините, Юзоф Вильгельмович, – из приоткрытой двери высунулось лощёное лицо адвоката. – Мы с моим клиентом обговорили наши позиции и хотим сообщить, что отказываемся от данной редакции представленного вами обвинения.

В приоткрытую дверь кабинета я увидел вальяжно сидящего и курящего на стуле молодого человека приятной наружности в белых спортивных штанах и чёрной майке. Я ещё подумал, что если бы ему нацепить очки в позолоченной оправе, то точно банкир в пятом поколении.

– Ладно, Юзоф, – недипломатично прервал я речь «бандитского» адвоката. – Звони.

– Бывай, Саня, – похлопал меня по плечу честный следователь и скрылся за дверью кабинета.

Я пошёл по «взлётке» коридора. Что–то меня терзало. Что? Что?? Что??? Ёбтыть!!! Меня обожгло. Внешность! Большой шрам на шее! Фрагменты татуировок!!! На правой виден череп в колпаке шута!!! Совпадение? Возможно. Назад!!! Бегом!!!

Без стука, «простите» и «разрешите» я ворвался в кабинет, представился и обратился к следователю:

– Юзоф Вильгельмович, я бы как сотрудник уголовного розыска хотел задать несколько вопросов вашему обвиняемому тет-а-тет. Вы против?

– Да нет, – махнул рукой Юзоф.

– Я против!!! – заверещал адвокат. – Только при мне!

– А вы? Согласны? Вам же нечего бояться. Ведь бой нам только снится, – обратился я к молодому человеку, улыбнулся и указал пальцем в сторону его паха.

Преступник побледнел и попросил следователя и адвоката остаться со мной наедине.

Как только за нами закрылась дверь, я подошёл к этому подонку и силой оттянул майку. Так и есть. Тигр и череп в колпаке Арлекина. Плюс голубые глаза и внешность киногероя.

– У тебя пять минут на раздумье, – спокойно проговорил я, – Или идёшь в сознанку за ДТП и подписываешься под всем, что тебе предоставит следак, или за серию разбоев на баб с коротышкой в группе. А это больше, чем ты думаешь. Время пошло.

Я посмотрел на часы и вышел из кабинета. Юзов и адвокат, разглядывавшие План эвакуации персонала в случае пожара, недоумённо посмотрели на меня.

– Господа процессуалисты, не мешайте будущему ЗеКа решать свою судьбу.

Я зашёл в туалет и втихаря[110] из запрятанного в носок мобильного телефона позвонил Носову. Объяснил что к чему. Минуту друг молчал.

– Саня, не будем ворошить старое. Ангелина на 5 месяце. Я доверяю тебе. Сделай красиво.

– Хорошо, Олег! Я всё понял. Привет жене.

Я вернулся в кабинет. И куда девалась только эта молодцеватая спесь доморощенного негодяя.

– Ну и? – строго спросил я бледного, как поганка, сучонка.

– Я согласен взять на себя ДТП со всеми вытекающими из него последствиями. Готов материально загладить причинённый вред. В тот день за рулём был я. Сбил я…, я готов…

– Вот это сейчас, – прервал я исповедь убийцы детей, – ты и сообщишь в присутствии трёх лиц, в том числе, и своего адвоката. И всё подпишешь. И не дай тебе Бог отказаться от своих слов в суде.

– Я знал, что татуировки меня погубят, – вслед мне шёпотом проговорил Владимир.

Я вышел из кабинета. Честно говоря, руки предательски тряслись.

– Прошу вас, – сделал я жест в направление двери. – Проходите. Гражданин обвиняемый хочет дать признательные показания. Товарищ следователь, я жду вас на улице.

Через час мы с Юзофом сидели в самой лучшей в Москве «Чебуречной» на Сухаревке (она до сих пор готовит лучшие чебуреки в Москве) и пили горькую.

– Саня, а как ты эту суку убедил?

– Юзик, а давай лучше помянём тех девочек, которые погибли под колёсами этого ублюдка.

Не чокаясь, мы подняли стаканы и выпили.

PS. По приговору суда эта гнида получила 7 лет. А разбой, возможно бы, развалился бы ещё на стадии предварительного следствия.

Важняк Нет плохих детей, есть плохие люди…

Сегодня суббота. Выходной. Пропищал будильник. Я открыл глаза и взглянул на солнце, лучи которого ласково играли в двух 150 литровых аквариумах, ярко подчёркивая красоту и грацию плавающих в них скалярий, вуалехвостов, гуппи, тетр, барбусов и неонов. Моя супруга, укутавшись в пуховое одеяло, продолжала видеть романтические сны – на её лице гуляла загадочная улыбка. «Что-то хорошее снится» – подумал я и вылез из под одеяла. Меня зазнобило.

– Ну что за безобразие! – возмутился я, щупая рукой еле тёплую батарею. – На улице январь, а этим коммунальщикам хоть кол на голове теши. Приду в понедельник на работу – обязательно позвоню в ЖЭК и всё выскажу по поводу их наплевательского отношения к жизни жильцов нашего района.

Приняв горячий душ, я, приготовив яичницу с помидорами и бутерброд с сыром, собрался сходить за покупками в «Пятёрочку», дабы порадовать вечером супругу каким-нибудь экзотическим блюдом. В то время, пока челюсти с двумя новыми керамическими коронками, вставленными два дня назад знакомым врачом, дробили хлеб и сыр, я обдумывал меню будущего стола, которое моя вторая половина должна была оценить по достоинству. Не так часто в последнее время я радовал её выходными, а про сюрпризы (приготовление ужина или кофе в постель) с кулинарными изысками и говорить не стоит. Прикинув в уме список продуктов и сделав на матрице мозга пометку «купить цветы», я оделся и вышел из дома. Хороший мороз сразу укусил за нос и уши. Хорошо, б@я!

Я закурил сигарету и направился в сторону магазина. Учитывая утро, в супермаркете народа практически не было. С серьёзным видом я затарил тележку, расплатился с кассиром, упаковал продукты в пакеты и двинулся в сторону цветочной лавки. Там, сделав пару достойных, но дежурных комплиментов флористу, заполучил прекрасный букет-ассорти из роз, лилий и хризантем. Обвешанный пакетами и с букетом цветов я двинулся домой. Буквально за десяток метров до подъезда один из пакетов оборвался. Меня это не озадачило, и я, присев на корточки, стал ликвидировать эту маленькую неприятность.

– Я тэба, ишак е@анный, научу харашо сэбя везти!!! – раздавался весьма недипломатический крик с детской площадки нашего двора. – Твая мать билять, отец твой билять, и ты крывой отросток х#я поганого пса.

Я взглянул в сторону инцидента и увидел, как взрослый здоровый кавказец по имени Зураб, живший в третьем подъезде и продававший кожаные куртки на рынке, избивал моего соседа – Гришу Морозова десяти лет от роду. Мать его работала на трёх работах, отец сидел за убийство собутыльника. Гришка каждый день был предоставлен сам себе и был немного не от мира сего. Я его про себя называл «Маркиз Сам себе на уме». Ко мне он всегда относился с уважением, здоровался, обращался по имени и отчеству. Порой шкодничал, но всё ограничивалось извинениями его самого или его мамы. Но в настоящий момент я видел беспредел!!! Нет. Это было не воспитание. Не порка ремнём, не таскание за уши. Конкретное, садистское, избиение ребёнка кулаками и ногами. Дитя не кричало, а лишь, тихо плача, пыталось закрыться от ударов в голову.

Я бросил сумки и цветы и кинулся на детскую площадку.

– Зураб! Ты о#ел!!! За что так ребёнка бьёшь? Что случилось?

– Что случилось, ментяра…? – зашипел кавказец, придавив Гришку ногой к холодной земле. – Сматри. Он мой «Пассат» краской под «графуту» разрисовал.

– «Граффити», – подправил я горца.

– Адин х#й! Кто отвечать будэт? Его мать потаскуха или ты, легавый???

– Отпусти пацана, я заплачу.

Зураб, почуяв материальный интерес, поднял Гришку, но продолжал удерживать того за шиворот старенького пальто. Я взял свои сумки и цветы и направился на площадку. Порывшись в пакетах, я достал бутылку хорошего марочного вина и протянул экзекутору:

– Возьми! Денег нет – в магазине потратился!

– А#уел, мусор, в конец, – засмеялся Зураб и ударил Гришку кулаком по затылку. Ребёнок застонал, ослаб и свалился на снег.

– Ну, как хочешь, – прорычал я и чётким ударом опустил полную бутылку вина на голову подонка. – Это тебе за Гришку, за его мать и за мусора. А завтра тебя свои же с рынка попрут. Поверь моему оперскому слову. И не жить тебе больше в нашем доме. Григорий, помоги!

Я взял в руки пару пакетов и цветы, а ребёнок разорвавшийся пакет. Ещё раз мы оба посмотрели на распластавшееся крестом на снегу тело.

– А вы его не убили, дядя Саша?

– Нет, пошли. Мамка дома?

– Не-а, – растирая слезы и кровь из носа по лицу, сказал сосед. – Вечером будет.

– Ты зачем этому муд… человеку машину раскрасил?

– Это не я!!! – глядя прямо в глаза, сказал Гришка, – У меня и денег на краску нет.

– Верю, Гриша! Тебе верю.

В квартире моя благоверная, увидев Гришку в крови и ссадинах, забегала по квартире. Через пару минут ребёнку была оказана первая медицинская помощь.

– Есть хочешь? – спросил я Гришку, с интересом разглядывавшего аквариумы.

– Ага…, – не отвлекаясь от подводного мира, прошептал сосед.

Через пару минут я принёс ему сосиски с горчицей и черным хлебом. Не отрываясь от грациозности плавающих рыб, мой юный друг проглотил пищу в два присеста.

– Нравится? – тихо поинтересовался я.

– Очень! – ответил Гриша. – У них свой мир: добрый и спокойный. Накоплю денег – обязательно куплю себе аквариум.

– А не надо копить, пошли.

Гриша заинтересованно посмотрел на меня и направился в моем фарватере. На балконе я достал из ящика старый, добротный 80-ти литровый аквариум и сказал:

– Сейчас, Григорий, мы пойдём к тебе и сделаем всё как нужно. Мамка придёт с работы, а перед ней подводный мир!

Если бы мне сейчас преподнесли в дар новый «Порш-Кайен», то не было бы в моих глазах столько света, радости, тепла и зачарованности, сколько было в глазах того мальчугана.

Занеся аквариум соседу домой, отмыв его и заполнив водой, мы с Гришей отправились за камнями на россыпи возле Химкинского водохранилища. Мой маленький друг в процессе ажиотажа не замечал боли саднящих ран. Он был там, где добро и спокойствие. Он был в мире подводного благополучия.

К 16 часам мы оборудовали аквариум, посадили в нём преподнесённые мною подводные растения, наладили фильтр и компрессор. В процессе этой кропотливой, но интересной работы моя супруга приносила нам бутерброды и сок.

– За рыбами поедем в следующую субботу, – сказал я. – Пусть вода в аквариуме отстоится и установится биологический баланс.

– Спасибо, дядя Саша! Я буду ухаживать за этим подводным миром!!! А можно мне с вами советоваться?

– Конечно, Гриша! Ладно, долго не сиди, дождись маму и ложись спать, – шёпотом проговорил я и оставил Гришу наедине с подводным, но пока пустым царством.

Я вернулся домой и принялся за приготовление ужина. Моя супруга сидела в комнате и время от времени бросала мне вслед знаки внимания.

Через час в комнате я зажёг свечи и внёс на подносе фаршированного миндальными орехами и маслинами судака, украшенного дольками лимона и авокадо. В связи с тем, что вино ушло на воспитание маргинала, то из бара я достал початую бутылку джина «Бифитер».

– Зай, тебе с тоником или чистым? – спросил я супругу.

– Мне сок.

– ??? Может, за вином или шампанским сбегать?

– Ты уже сходил! – засмеялась жена. – Мне нельзя спиртного, у нас ребёнок будет. Я беременна. Как бы там ни было, но я вышла замуж за опера. И пусть ты всегда будешь таким участливым в судьбе других людей. Только не перековывайся. Сегодня ты дал надежду и доброту одному человечку, а это уже много, что значит. Я люблю тебя!

PS: В понедельник я направился на N-ский рынок к директору Азиму. Популярно, возможно, грубо я рассказал ему о субботнем инциденте с его рабочим и земляком.

– Эх, нехорошо, очень нехорошо Зураб сделал, но и ты его, Сан Саныч…

– Азим!!! – я ударил чашкой чая по столу.

– Понял, понял я всё. Помню, что помог ты моему сыну и племяннику…

– Азим!!! Короче.

– Нет его больше на рынке. Отправил я его торговать в сельскую местность, в Тульскую область. Навсегда. Устраивает?

– За это спасибо. Слушай меня. Завтра я приду к тебе с тем пацаном, так дай команду своим торгашам обуть и одеть парня. Тебе же это не в падлу для меня сделать?

– Для тебя, дорогой, всё что хочешь.

– Бывай, Азим! Если что, звони.

– И тебе всего наилучшего, мой друг.

PSS: Прошло 10 лет. Григорий вырос. До сих пор занимается аквариумистикой и в своих кругах считается непревзойдённым специалистом. Открыл свой маленький зоомагазин на улице Тушинской, где его мать-старушка трудится продавцом в отделе кормов. Мне мотыль и коретру предоставляет еженедельно бесплатно. Попытки расплатиться расценивает как обиду. Каждый раз, встречая меня, Григорий говорит: «Спасибо вам, дядя Саша».

Важняк Дело случая

Экстренная послеобеденная оперативка. Начальник отдела уголовного розыска подполковник Виктор Андреевич Бабкин по прозвищу «Папа Дорсет», самолично расписавшийся вчера в приказе о впердоленном ему выговоре, разрывает на молекулы наши серые вещества, пытаясь зомбировать их идеей о необходимости повышения раскрываемости на вверенных нам территориях. Сей процесс происходит с применением ненормативной лексики и звуков, образующихся от соприкосновения его кулаков с казённой мебелью и оргтехникой. Следует отметить, что за последний месяц наш материальщик Тимур ибн Гейтс заменил Папе Дорсету третью клавиатуру. Мольбы завхоза о бережном отношении к материальным ценностям должного успеха не возымели, а привели к тому, что в кабинет шефа пришлось устанавливать новый факсимильный аппарат взамен другого, «случайно» уроненного на стену в ходе прочтения лекции оперу Диме Сычеву на тему «Пагубное влияние алкоголя на работоспособность сотрудника органов внутренних дел». Это единственный учебный материал, который навеки осел в голове старшего лейтенанта и был усвоен «студентом» до последней точки. То, что лекция проникла во все потаённые уголки организма Димы, было видно невооружённым глазом. При произнесении нами фамилии шефа старлей вжимал голову в плечи и машинально клал в рот таблетку «Антиполицая».

Сегодня лекция предназначалась всему личному составу отдела. Так как я со своим другом и напарником Костей Павловым слышали о вчерашнем турне начальника к руководству, то решили занять позиции у двери.

– Я вас в последний раз, дети мои, предупреждаю, – гласил Папа Дорсет. – Если я ещё раз буду подвергнут позорному групповому «изнасилованию», сопряжённому с лишением премии, то каждый из вас будет лично мною подавлен как морально, так и физически. Ты меня слышишь, Павлов?

– Так точно.

– Что так точно?

– Будет подавлен морально и физически, – повторил Костя и показал блокнот. – Я записываю.

– Нет, Павлов, тебя это не касается. Тебя я четвертую. Знаешь, о чем ты пожалеешь на смертном одре?

– О том, что отпуск не догулял?

– Нет! О своей доверенной бл@ди и выданной ей справке за моей, якобы, подписью о том, что она является внештатным сотрудником милиции.

– Вас не было на месте, я…, она…, ей…, надо было помочь, информацию хорошую сливает, – начал оправдываться друг.

– Согласен. А автограф мой зачем бездарно подделал на липовом документе, дитя Хиросимы!? – стучал по столу Бабкин. – Селиверстов, а ты чего ржёшь? Тебе весело? У вас с Павловым на территории 8 нераскрытых разбоев, а он лыбу тянет!

– Шесть, – осторожно поправил я.

– Что-о-о? – набрал в лёгкие воздуха шеф.

– Товарищ подполковник! – спасая меня от гнева шефа, обратился к Бабкину вошедший в кабинет помощник дежурного. – Изнасилование 9-летней девочки с грабежом. Второй случай по району, третий по округу.

– Что? – тихо переспросил Виктор Андреевич, усаживаясь в кресло.

– Серия педофила, говорю. Довёл, сука, ребёнка до квартиры и, как всегда, по той же схеме. В общем, решайте, кто поедет. Кстати, прошло по «02»,[111] – шокировал помдеж и закрыл за собой дверь.

– Господи, за что мне такое наказание? – забасил Папа Дорсет, прикуривая сигарету. – Селиверстов, Павлов езжайте. Потом доложите.

– Есть.

***

Возле дома потерпевшей, выслушивая пожелания старушек, нас ждал участковый Вася Галопенко. Увидев нас, он аккуратно папкой отстранил от себя свою пенсионную агентуру и направился в нашу сторону.

– Бонжур, Базиль, – поздоровались мы с околоточным. – Давай, начинай исповедоваться, а мы решим, какую экзекуцию тебе назначить за твоё халатное отношение к службе. Ведь это уже второй случай на твоём участке?

– Переведусь. В УВО[112] уйду, – заскулил грешник. – Но прежде найду эту мразь и своими руками яйца оторву. Значит, здесь так же, как и в первых двух случаях. Глаз положил у школы, довёл до дома, дождался, пока ребёнок вставит ключ в замочную скважину, зажал рот и втолкнул в квартиру. Только в данном случае ребёнку повезло.

– Это чем же? – удивился я.

– Во–первых, здесь 132.[113] Изнасилования не было, а лишь орально попользовал.

– А во-вторых?

– А во-вторых, повезло с потерпевшей.

– Слушай, Залупенко, – тихо прошипел Костя, – ты чего сегодня ересь несёшь? Ты думаешь, что говоришь? У ребёнка горе, а ты…

– В том-то и дело, что горе, – остановил он гневную речь Павлова. – А ей хоть бы хны. Понимаете, в тех случаях девочки были психически здоровы и понимали, что с ними происходит. У нас ведь до сих пор не было ни фоторобота, ни биологии преступника.

– Ну?

– Ребёнок этот учится в спецшколе, – Вася покрутил пальцем у виска, – и сегодняшнее приключение восприняла, как игру. Мало того, что подробно описала педофила, указала на отсутствие большого пальца на правой руке, так ещё и сперму случайно умудрилась на пол сплюнуть и это притом, что подонок заставил её зубы почистить и рот прополоскать.

– Так она не в больнице?

– Нет. В комнате сидит, в куклы играет и мультики смотрит.

Мы переглянулись. В тех случаях мы с детишками смогли переговорить только в больнице на следующий день. Да и то безрезультатно.

– А «Скорая» для кого?

– Мать её откачивают. Ведь если бы эта гнида золотые цацки её матери не захватил, то мы бы об этом случае и не узнали. Оно ведь как получилось? Сделав своё грязное дело, он прихватил с собой лежащие на комоде цепочки и колечки. А девочка, зная, что мать подумает на неё, позвонила той на работу и…, В общем, сами идите и поговорите. А мне ещё территорию отработать у школы надо.

– Костя, вызывай следственно-оперативную и сделай поэтажный, – сказал я и направился в подъезд.

Девочка, действительно, чувствовала себя хорошо, чего нельзя сказать о её матери. Произошедшее с единственным ребёнком она приняла близко к сердцу. Благодаря врачам через полчаса родительница смогла внятно ответить на все наши вопросы и обрисовать похищенные ювелирные изделия, а через час они с дочерью направилась к нам в отдел для составления композиционного портрета. Таким образом, к концу дня мы располагали хоть каким-то полезным материалом, о чём можно было смело, без страха за своё здоровье докладывать Папе Дорсету. С большим трудом удалось развести шефа на выделение нам дополнительных сил для «выпаса» возле школ района. Привлекли курсантов из средней и высшей школ милиции, раскинули агентурные сети, отработали всех ранее привлекавшихся за аналогичные преступления извращенцев. Безрезультатно. Над головой шефа сгущались тучи. Над нами – все «прелести» гнева подполковника Бабкина. Масло в огонь подлил пятничный «выход» нашего педофила. В понедельник нас дёрнули на заслушивание в ГУВД. Имели жёстко, но справедливо. Орали, но называли по имени и отчеству. Давали указания и определяли сроки. Мы кивали и тупо смотрели на свои ботинки, всем своим видом показывая, что осознаем, понимаем, исправимся. Каких бы мы не корчили из себя героев-по#уистов, а всё равно предательски вспотели.

В конторе с докладом нас ждал Папа Дорсет, который в менее корректной форме поставил перед нами задачи и отправил топтать территорию. При этом забил последний гвоздь в крышку гроба, заявив, что без маньяка в наручниках наш дуэт ему не интересен.

– Если наш Папа и дальше будет так переживать за дело, то до новогодних праздников он вряд ли доживёт, – сказал Костя, прикрывая дверь кабинета шефа. – Саня, давай за моим Андрюшкой в школу заскочим, а то тёща сегодня его забрать не сможет.

Возле школы нас уже ждал Костин сынишка со своим корешем. Они бурно обсуждали какую-то тему, активно жестикулируя руками.

– Эй, цветы нашей жизни, – позвал Костя из машины детей. – Пулей в машину. Обед стынет.

Друзья, весело подхватив рюкзачки, запрыгнули в машину.

– Здрасьте, дядь Саш, – громко поприветствовал меня Павлов-младший.

– Здорово, разбойник! Как дела?

– Нормально.

В этот же момент от резкого торможения я впечатался головой в торпеду.

– Ты чего творишь? – заорал я на друга, – дорога пустая!

– Смотри, – указал мне пальцем в сторону школьного забора Костя, у которого в десятке метров от нас стояла точная копия с нашего фоторобота.

– Что?

– Рыжий, очки, зелёная кофта.

– Жаль руки в карманах, а так похож.

– Точно, он! – сделал преждевременный вывод Павлов.

– Сейчас проверим, – сказал я и вышел из машины.

Походкой не слишком трезвого человека с «нарисованным» на лице похмельем и с сигаретой в зубах я подошёл к субъекту.

– Братан, зажигалка есть?

– Пожалуйста, – протянул мужик мне зажигалку и с привычным выкрутасом чиркнул указательным пальцем по кремню.

– Где потерял? – спросил я, глазами показывая на правую руку.

– Отморозил.

– Значит, ты отморозок?

– Простите, не понял…

Удар и подсечка.

– Лежать, милиция, – закричал подбежавший Костя и закрепил на его запястьях наручники.

– Вы чего, мужики, – заорал задержанный, – Э-э-э, люди! Помогите!!!

– Что же вы творите! – закричала какая–то старуха сзади.

– Сейчас милицию вызовем, отпустите человека, бандиты, – верещала с какого-то балкона женщина противным голосом.

– Всем молчать. Мы из ФСБ. Это террорист и на нем взрывчатка! – гаркнул Павлов, и улица опустела.

– Ну что, сучонок, детей любишь? – заорал я на мелко трясущегося педофила.

В том, что это именно тот, кого мы ищем, ни я, ни Костя не сомневались. Пятой точкой и спинным мозгом чувствовали, что в цвет попали. Весь его облик (бегающие глаза, испарина на лбу, дрожь, учащённое дыхание, а главное, испуг) говорил о его звериной сущности, о его страхе перед ответом за содеянное.

– Вы чего, вы чего? – повторял слюнявыми губами упырь.

– Ну и куда его? – спросил Костя, незаметно подмигнув мне.

– На водохранилище, топить, – флегматично заметил я.

– А ты камеру взял?

– Зачем?

– Мы же обещали родственникам девочки снять процесс умерщвления?

– Нет, но сейчас заедем и возьмём.

– Мужики, ребята, товарищи…, – размазывал сопли по лицу подонок.

– Заткнись! – хором гаркнули мы.

– Слушай, – продолжал игру Павлов. – Давай лучше в лес, пулю в затылок и закопаем.

– Точно, давай, – поддержал я друга. – Только сначала для доказательства член отрежем.

– Не надо-о-о! – впал в истерику педофил, – Я хочу в милицию, я во всем признаюсь!

– А может, действительно, не будем брать грех на душу? – предложил Костя.

– Да-да, не надо, – ревел преступник.

– Рот закрой, – прошипел я и отвесил лёгкий подзатыльник. – А вдруг он не признается?

– Я признаюсь, – заёрзал на коленях ирод. – Прямо сейчас признаюсь.

– Короче, если этот пи@дюк сейчас не напишет чистуху, – обратился я к коллеге, – то за свои действия я не отвечаю. Иди, решай пока с нашими пацанами.

Костя построил у машины Андрюшку со своим другом, дал 100 рублей на проезд со «Сникерсом» в трамвае и прочёл инструктаж, где последними были такие слова: «Ни маме, ни бабушке ни слова, что папа отправил вас домой общественным транспортом».

Через полчаса в салоне нашей служебной «восьмёрки» педофил сотворил шедевр на пяти машинописных листах, признавшись в совершении девяти преступлений. После прочтения нам своего жуткого произведения мы удовлетворено кивнули и выдвинулись в Управление.

На сидящего в «обезьяннике» монстра приходили смотреть со всего Управления. Через некоторое время приехал следователь городской прокуратуры с пристёгнутой к нему прессой и телевидением. Пока в нашем офисе творился хаос, мы с Костей под шумок смылись. Затарившись в магазине спиртным и закуской, мы расположились в заброшенном парке на одиноко стоящей лавочке. Майское солнце слегка пригревало наши головы.

– Слушай, Саня, а ты смог бы этого педофила завалить?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю.

– Тогда наливай.

Мы сидели, выпивали и слушали тишину. А Папа Дорсет в это время, грозя кулаком в телевизионную камеру, вещал всему российскому народу об изобличении особо опасного преступника, нарушавшего на протяжении двух месяцев сон и покой честных граждан.

PS: По приговору суда за совершение 8 (доказанных) преступлений упырь получил 7,5 лет. Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!

Важняк Дед Мороз

Саня, восьмой дом по Волжской улице твой? – без вступления начал утреннюю речь следователь Гашин.

Нет, был бы мой, я бы здесь не служил, – попытался я сострить, а заодно избавиться от какого-нибудь мероприятия. Всё-таки 31 декабря, праздник на носу, пьянка через пару часов в отделе: женщины уже столы–салаты–нарезки накрывают, а здесь Гашин со своим срочным делом – других у него просто никогда не бывает.

– Да, ладно выё#ываться, – настаивал следак, – Давай на часок смотаемся на адресок, я обвиняемую допрошу и как раз к столу вернёмся.

– А сам чё, не можешь?

– Так притон там наркоманский. Мало ли что…

– Квартира 222, живёт Нутрия? Она твоя обвиняемая?

– Ага…

– Хрен с тобой, – согласился я, – Только туда и обратно. Кстати, вискаря вкатишь на ход ноги? Мне здесь один терпила из новых русских подогнал за то, что я злодея поймал, который по утрам с капота его «мерина» значки «трилистника» регулярно снимал.

– Чё за злодей? Чай, с авторынка? – выпив рюмку и занюхав куском сахара, из любопытства поинтересовался Гашин.

– Да нет, народный мститель 12 годков от рождения. Просто один нувориш поздней осенью его котёнка насмерть раздавил. Вот пацанёнок и затаил зло. Ребёнка понять можно, конечно. Но этот бизнесмен такую бучу развёл, что пришлось искать будущего представителя «Гринписа».

– Ну и …., – требовал Гашин продолжения истории, и наливая себе в стакан повторную рюмку буржуйского пойла.

– Да, нех@я, поймал я этого мстителя, прочёл лекцию и сдал на поруки родителям. А владельцу «мерса» популярно объяснил, что негоже лихачить во дворах жилых домов и лишать жизни братьев наших меньших, а то среди сотрудников ГИБДД слишком много почитателей животного мира. Мужик оказался с понятием: во двор на тачке стал въезжать со скоростью улитки, перед родителями и пацанёнком извинился и подарил тому котёнка, а мне за профилактическую беседу с ним преподнёс этот нектар. Ладно, хватит жрать ханку, поехали. Время не ждёт.

Я припарковался около восьмого дома, и мы со следаком вошли в подъезд. В нос ударил запах мочи, фекалий, кошачьих испражнений и продуктов варки наркотического зелья. Повсюду валялись пустые бутылки, кондомы и использованные одноразовые шприцы. Нужная нам квартира № 222 была не заперта. Я открыл дверь и машинально прикрыл нос ладонью. В коридоре было темно. Из туалета появилось какое-то тело неопределённого возраста, которое я толчком в груд не замедлил отправить назад для испражнения организма. В комнате на грязной кровати без постельного белья в полном наркотическом угаре лежал объект допроса следователя Гашина – в миру Инга Румбова, в тусовке – Нутрия. На просьбы и толчки проснуться наркоманка не реагировала. Вдруг за кроватью в груде грязного белья я почувствовал шевеление. Заглянул и ужаснулся. В промежутке между какой-то коробкой и батареей сидело совершенно синее от холода и голода маленькое существо 3 лет. Оно было в одних трусиках и огромными голубыми глазами смотрело на меня. Оно меня не боялось. Когда я протянул руки – оно с большим удовольствием вскарабкалось на них и обвило мою шею своими ледяными ручонками. Он был описан и обкакан, кожа была покрыта опрелостями.

– Как тебя зовут, малыш? – обратился я к находке.

– Миса, – тихо и шепелявя, содрогаясь от холода и голода, пролепетал ребёнок и крепче схватил меня за шею.

– Значит, ты у нас мальчик, – подвёл я итог и двинулся по комнате искать хоть какие-то тёплые вещи.

Следак пытался привести в чувство его мать, но это результатов не приносило. В соседней комнате я нашёл более менее чистое полотенце и мы отправились в ванную комнату. Как мог, в этих антисанитарных условиях, я сполоснул Мишку, завернул его в полотенце и в свою дублёнку. На кухне я закрыл форточку и зажёг конфорки. В холодильнике, кроме майонеза, ничего не было. Посадив завёрнутого и уже порозовевшего Мишку на стул, я двинулся в комнату, где Гашин пытался привести в чувство наркоманку.

Не долго церемонясь, я одним ударом за ухо вывел эту сволочь в женском обличии из угара:

– Где вещи ребёнка, сука?

– Нету, – промямлила наркоманка и отрубилась.

– Значит так, Гашин, ребёнка я забираю с собой и пристрою его сам, – начал я. – А ты вызывай экстренную наркологию и пакуй эту гниду. Я поехал. Доберёшься сам. С Новым годом, Гашин!

– А-а?

– Всё потом!!! В отделе скажи, что я поехал в Дом ребёнка.

– Но ведь…

– Гашин, б@я, я не по-русски изъяснился?!

– Ладно, все уладим, – успокоился следак, увидев в моих глазах огромную «Хиросиму».

Я очень хорошо прогрел машину и поверх полотенца натянул на малыша свой свитер. Сверху укутал дублёнкой. Пока Мишка отсиживался в машине, я вышел покурить. Меня терзало много сомнений, разочарований, порывов ненависти и главный вопрос: «Что делать?».

– Да начхать мне на всех и всё!!! – сказал я, потушил окурок и сел в салон. Согревшийся и успокоившийся ребёнок с каким-то восторгом смотрел на меня.

– Ну, что Миша, Новый год будешь со мной встречать? Меня дядя Саша зовут.

– Буду, – тихо потупив глаза, пролепетал малыш. – А шоколадка будет?

– Будет, дружок, будет!!! Ну, тогда на встречу к Деду Морозу, – весело прокричал я и направил машину домой.

Прискочив домой я набрал полванны воды, кинул туда модели самолётов, которые собирал ещё со школы, и, усадив Мишку, пообещал скоро вернуться.

Соседка, находящаяся вся в приготовлениях к Новому году, встретила меня с удивлением тепло.

– Саня, ты чего так рано, рюмку налить или деньги нужны?

– Тома, короче, у меня дома трёхлетний ребёнок. Он в ванной сидит, но у него нет вещей. У тебя же трое, может, есть что одеть? Я заплачу.

– Дурак ты, Саня, ты чего ребёнка одного в ванной оставил? – ответила мне Тамара и поспешила со мной в мою квартиру. Дальше я не участвовал. Моя добрая соседка, мать троих детей, отмыла ребёнка, причесала и одела во все чистое, что осталось от её детей. То есть через полчаса я не узнал того Маугли, подобранного в притоне наркоманов. А ещё спустя некоторое время он с большим удовольствием хлебал свежеприготовленный Тамарой куриный супчик.

Пока ребёнком занималась моя добрая соседка, я, заняв денег, смотался по магазинам: купил ёлку, игрушки, санки, куртку и подарок – большую машину на радиоуправлении. Когда вернулся, Михаил вовсю играл с детьми соседки. В его глазах я видел только радость. Новый год встречали с семьёй Тамары. Там, кстати, тесть Тамары выступил в качестве фольклорного старика: в красном тулупе и с бородой. Около часа ночи я отнёс Мишку к себе в квартиру и расположил на своей кровати, не забыв положить его подарок под ёлку. Маугли уснул моментально, нормальным детским сном. Я вышел на кухню, подумав о том, что завтра надо сходить купить молоко и фруктов, достал початую бутылку водки и залпом засадил граммов 200. В тот момент я был готов взять Нутрию за ноги и со всей силы уе@ать об угол стены. И никакого чувства от увиденных мозгов на стене я не испытал бы. Нечему таким женщинам жить на этом свете.

…Сам я уснул в кресле. Когда проснулся, то Мишка с детским восторгом рассматривал свой подарок, вытащенный им из под горящей ёлки, и не верил при этом в Деда Мороза. Мне на обывательском уровне пришлось объяснить малышу, что ночью случаются волшебства, и Дед Мороз приходит к хорошим ребятам.

– А я хороший? – спросил меня Мишаня.

– Конечно, хороший, а иначе бы подарка не было.

– А мама говорит, что я ей всю жизнь испоганил и папа мой последний барыга в Струпино…

– Н-да?… Знаешь, Миша, сейчас я схожу в магазин, мы покушаем и поедем в парк кататься на санках. Согласен?

– Да, папа, – закричал Маугли, – и бросился мне на шею. По его щёкам текли слезы. Мои глаза тоже были влажными.

Мы катались на санках, играли в снежки, пытались лепить снежную бабу, кушали мороженое, а меня терзала мысль как я послезавтра отвезу его в Дом ребёнка.

Но час Х настал. Я собрал его сумку. Мы сели в машину.

– Папа Саша, ты хочешь отвезти меня в чужой дом? – спокойно спросил ребёнок.

– Да, Миша, – стараясь говорить спокойнее, ответил я. – Твою маму, возможно, вылечат, и вы будете счастливы!

– Я хочу быть с тобой, а не с мамой, – закричал Мишка и разрыдался.

Потом всю дорогу ребёнок молчал, уставившись в окно и обнимая мой подарок.

На оформление малыша ушло не более 20 минут. Когда за ручку шёл с воспитательницей, таща за собой свои пожитки, он обернулся и произнёс: «Папка, я никому не дам играться машинкой, которую ты мне подарил…». Он скрылся за углом коридора, я выбежал на улицу и разрыдался. На капоте «шестёрки» рыдал опер, рыдал старший лейтенант, рыдал человек, предавший невинного малыша.

1998 г.

Важняк «Я её посажу…»

– Рыба, Саня! – констатировал наш водитель и мой напарник по «Козлу» дед Афанасий, шлёпнув фишкой по столу. – Продолжаем, товарищи рогатые?

– Сейчас мы отыграемся, – сказал эксперт Шишкин, размешивая домино по столу.

– Конечно, с твоим талантом догоним и перегоним! – ехидно проговорил коллега криминалиста по игре следователь Лёша Живцов. – Особенно при счёте 9:2, и заметь, не в нашу пользу!

Не успела заходная фишка нового кона упасть на стол, как в комнату отдыха СОГа[114] зашёл оперативный дежурный по УВД:

– Ахтунг! Домино в стол, рога в руки и на выезд. Ножевое в грудь. Мать дома, сына в 67-ю увезли.

Посмотрели на часы. Стрелки показывали 22 часа.

– С бытовухой долго не задержимся, – сообщил я, надевая куртку. – Так что, Шишкин, пусть в тебе тлеет надежда на реванш.

Возле квартиры, где произошло неприятное событие, нас ждал участковый Гриша Разин, вид которого вызывал сочувствие. Держась одной рукой за левую щеку, другой он пытался прикурить сигарету.

– Чё, Гриня, зуб бастует? – посочувствовал я приятелю. – Подойди к Шишкину, у него в чемоданчике половину места занимает его личная аптечка. Вообще-то у этого наглядного «пособия» для студентов медицинских ВУЗов с его хроническими заболеваниями она должна быть размером со стиральную машинку, но анальгин или кетанов в ней точно имеет место быть. Только прежде чем идти к эксперту и слушать от него байки о методах народной медицины в борьбе с зубной болью, поведай-ка мне историю о том, как любящая мама порезала горячо любимого сына.

– В принципе ничего особенного, – корчась от боли, начал Разин. – Нормальная многодетная и интеллигентная семья московских врачей-гомеопатов. После того, как старший сынок отказался помыть за собой посуду и почистить зубки, мать случайно воткнула ему в грудь столовый нож.

– Ты чего несёшь? – с недоумением я посмотрел на участкового. – Какие на#уй зубки, какие интеллигенты?

– Нормальные здоровые детские зубы, – констатировал Гриша, двумя руками держась за щёку. – Ребёнку 8 лет!!! Короче, поднимайтесь в квартиру, а я пошёл в круглосуточную стоматологию. Понятые наверху. Пока.

– О, как… – удивился я, и мы двинулись на место происшествия.

Встретил нас хозяин квартиры. Врач одной из клиник столицы. Он был спокоен, лишь немного трясущиеся руки выдавали его психологическое состояние.

– Здравствуйте, оперуполномоченный Селиверстов, а это следователь нашего управления и эксперт-криминалист, – представился я, указывая на своих коллег. – Рассказывайте, что произошло.

– Здравствуйте, меня зовут Геннадий Васильевич Ващин, а это, – мужчина указал на молодую плачущую женщину, сидящую на кухне, – моя жена Светлана Валентиновна. Понимаете…

– Извините, – перебил Ващина следователь, – прошу вас пройти вместе с супругой и нашим сотрудником в другую комнату, а я начну осмотр места происшествия с кухни. Как я понимаю, именно там и произошёл инцидент?

– Да, конечно, – засуетился супруг подозреваемой, и мы втроём прошли в большую комнату. Пока следователь Живцов, эксперт Шишкин и водящие «жалом» понятые творили протокол осмотра места происшествия, я в ходе беседы установил всю картину произошедшего.

Обыкновенным осенним вечером после ужина супруги Ващины решили провести воспитательную беседу со своим старшим сыном Егором восьми лет от роду на предмет его плохого поведения дома. Дело в том, что у них из кошельков стали пропадать деньги. Так как остальные дети о предназначении дензнаков имеют такое же представление, как папуас о термоядерной реакции (мальчику 2 года, девочке 3 месяца), то, естественно, родителям стало ясно, что это их первенец тайно таскает их честно заработанные на поприще медицины деньги. Кроме того, постоянно врёт, выкручивается, пререкается с ними и полностью игнорирует все просьбы родивших его людей о помощи по хозяйству. Ремень и постановку в угол чада супруги считали методами непедагогичными. После сорокаминутной лекции на тему: «Что такое хорошо и что такое плохо» Егор в присвоении денег не сознался, но пообещал вести себя хорошо. Родители, посчитав урок законченным, занялись домашними делами. Новорождённая уже давно видела сны, папа укладывал среднего сына спать, а мама на кухне готовила на завтра обед, шинкуя на столе морковку. Там же Егор доедал кусок торта. Утолив жажду к сладкому, первенец кинул тарелку в раковину и собрался идти к себе в комнату. Однако мама настойчиво попросила чадо помыть тарелку и пойти почистить зубы перед сном. Просьба была проигнорирована словами: «Не хочу, завтра помою».

– Нет, ты помоешь сейчас и отправишься чистить зубы!!!

– Не буду!!!

– Будешь!!! – не отрываясь от резания корнеплода, повторила мать.

– Тебе надо – ты и мой. Дура!

– Что!? – возмутилась родительница и резко повернулась, не зная о том, что Егор стоит к ней вплотную.

Кухонный нож, который она держала в руке, вошёл ребёнку в грудь. Он посмотрел удивлёнными глазами на мать и заорал: «Ты меня убила!!!»

Этого Светлана Валентиновна не слышала – обморок повалил её на пол. На крики прибежал отец. Положил ребёнка на кровать, осмотрел и обработал рану, вызвал «Скорую помощь» и пошёл приводить в чувство жену. Потом все ясно. Приехали медики, и, вызвав милицию, отвезли ребёнка в больницу. За все то время, пока глава семейства рассказывал мне о происшедшем, его супруга молчала, уставившись в одну точку. «Уж не тронулась ли умом бедная женщина?» – подумал я, и, поблагодарив, отправился на кухню.

– Скажите, Александр Александрович, – остановил меня вопросом Ващин, – а какие жене вещи надо с собой взять? Я соберу…

– Да успокойтесь вы, – махнул я вяло рукой, – лучше за Светланой Валентиновной приглядывайте, а то мало ли что…

На кухне я, Живцов и Шишкин собрали курултай и принялись думать, как быть. Этих родителей было по-человечески жаль.

– Да, за причинение тяжкого вреда по неосторожности, – начал Шишкин, – как ни крути, но срок она получит реальный, хотя и небольшой.

– А с чего ты взял, что там тяжкие телесные? – спросил я.

– Действительно, – поддержал меня Живцов.

– Вот, – Шишкин предъявил на обозрение обыкновенный кухонный нож с тонким лезвием, упакованный, опечатанный и скреплённый подписями понятых. – Видите, где граница кровяного следа? Значит, клинок вошёл в тело сантиметров на 5.

– Не факт, – отмахнулся следак. – Надо ехать в больницу.

Мы вышли в коридор и пригласили главу семьи.

– Геннадий Васильевич, мы едем в больницу к вашему сыну, – сказал Живцов. – Поинтересуемся по поводу его состояния здоровья и поговорим с врачами. Вы с супругой оставайтесь дома. Вы врач и сами понимаете, что её в таком состоянии одну оставлять нельзя. А завтра с утра подходите в следственное управление. Детей есть с кем оставить?

– Да, сейчас тёща приедет…

– Всего доброго.

По дороге в больницу мы молчали. О чём каждый из нас думал, объяснять не надо. Дед Афанасий тихо крутил «баранку» и всматривался в ночную дорогу.

В клинике Шишкин остался стоять у закрытого аптечного ларька, рассматривая новинки фармакологии. Мы с Живцовым поднялись в хирургию. В ординаторской нас встретил читавший газету пожилой врач.

– Вы по ножевому у мальчика?

– Ага. Ну что там? Сильно его? Когда из наркоза выйдет?

– Никакого наркоза не было, – спокойно ответил хирург. – Под местной анестезией наложил ему два шва и вколол обезболивающее. Я хотел позвонить родителям, чтобы его забрали, а он слёзно просил оставить его здесь, так как дома его хотят убить, разрезать на куски и закопать в песочнице за домом. А сейчас он живёт только местью матери. Непростой мальчик. Поверьте, у самого уже внуки. В детях разбираюсь. Чувствую, Егор этот подонком растёт.

– А…? – мы тупо переглянулись.

– Бывает такое. Нож кухонный и с заточенным до гибкости тонким лезвием? – спросил медик.

– Да.

– Ну вот. Нож вошёл в кожу, встретился с ребром, изогнулся и прошёл параллельно ребру под кожей. Если хотите с ним поговорить, то он в рекреации на диване лежит и с медсёстрами о своей тяжкой судьбе беседует.

Пройдя в холл, мы увидели полулежащего Егора с личиком ангелочка. Голубые добрые глаза. Розовые щёчки. А главное, хорошо поставленная речь восьмилетнего ребёнка, душевно и по-детски флиртующего с девицами в белых халатах.

– Здравствуй, Егор, – начал я разговор. – Мы из милиции.

– Здравствуйте. Вы уже арестовали мою мать?

– За что?

– Как за что? – возмутился ангелочек. – Она же хотела меня убить?

– Понимаешь, Егор, – увидев, как кровью налились мои глаза, продолжил беседу Живцов, – никто тебя не хотел убивать. Твои родители тебя очень любят и переживают. Это произошло случайно. Хочешь, мы отвезём тебя домой?

– Нет, каждый должен отвечать за свои поступки. Я её посажу. Если мать (от авт. – не мама!) хотела убить ребёнка, это плохая мать, и её место в тюрьме! Мне нужен адвокат!

– Чего?! – не выдержал я.

– Саня, иди вниз, – сказал следователь. – Шишкин даст тебе валерьянку.

Через минут пятнадцать вернулся Живцов и лишь тихо прошипел:

– Сучонок, вундеркинд, х#й ему, а не матушку на нары. Жопой, Саня, чувствую, что там лёгкие телесные. Поехали.

Дело, конечно, возбудили по ст. 115 УК РФ[115] и вёл его, естественно, Живцов. Вдаваться в тонкости предварительного следствия не буду, т.к. в нем участия не принимал, но лишь скажу, что Алексей, «грамотно» побеседовав с родителями малолетнего подонка (простите, но других слов я не нахожу), поставил Егора в такое положение, что ему пришлось пойти на примирение с мамой. Вы спросите, как? Элементарно. Во-первых, заключение судебно-медицинской экспертизы гласило, что у мальчика лёгкие телесные повреждения. Во-вторых, родители вместе с бабушками и дедушками написали заявление, что отказываются от него и просят милицию направить его в детский дом. Егор, поразмыслив своими хитрыми, но все же детскими мозгами и не найдя союзников ни в лице родственников, ни в лице милиции, «потух».

Когда мать Егора пришла к Живцову за копией постановления о прекращении уголовного преследования, я как раз в его кабинете писал рапорт о проведённых мною мероприятиях по его следственному поручению, но по другому делу.

– Знаете, Светлана Валентиновна, это, конечно же, не моё дело, – ласково, но серьёзно начал разговор Алексей. – Но мне, кажется, что вам пора менять методы воспитания детей. С этими словами коллега скосил взгляд на вешалку, на которой висела старая портупея.

– Спасибо вам, – поблагодарила женщина, и, проследив за взглядом Живцова, улыбнулась. – Уже изменили. Действует.

PS: Предвижу следующую реакцию, но в обсуждения вступать не буду.

Ну что, сказать, опять менты закон нарушили!

Как можно считать ребёнка подонком?

Почему спирта в больнице не выпили? Повод был – нервы на пределе.

Зачем нанесли психологическую травму мальчику, запугав его отправкой в детский дом?

А судмедэксперты свои, наверное? За пузырь сварганили нужное заключение.

Какое право милиция даёт советы по воспитанию ребёнка его матери?

Важняк Засада на помощника депутата

«Пасли» мы как-то одного хитрого перца, который, видимо, глумясь над органами правопорядка, с упорным постоянством выставлял квартиры честных и не очень граждан в одном из районов-новостроек Москвы путём банального разбоя. При этом все потерпевшие являлись далеко не бедными людьми, среди них не было матерей-одиночек, нищих учителей, дворников и пенсионеров. Формула совершения его злодеяний проста, как дырка в потолке моего кабинета. Одевшись в костюм прекрасного покроя, повязав галстук и напялив очки для важности, злодей звонил в дверь, представляясь помощником депутата Мосгордумы. Разглядев в глазок корочку помощника избранника народа, будущие жертвы с улыбкой на лице впускали к себе в квартиру «представителя» законодательной власти, усаживали за стол и угощали «чем Бог послал». Пока материально обеспеченные жильцы с энтузиазмом рассказывали о своих социальных проблемах и проблемах малого и среднего бизнеса, «помощник», в свою очередь, уплетая угощенья, намётанным взглядом приёмщика ломбарда оценивал предметы и обстановку в жилплощади. После утоления голода, долго не думая, «помощник» доставал ствол и делал электорату такое «предложение», от которого те не могли отказаться. Через несколько минут довольное лицо, приближенное к депутату, с деньгами, ценностями, а иногда и с предметами искусства, уходило из квартиры, предварительно протерев белоснежным платочком следы своего пребывания, а связанные потерпевшие с кляпом во рту оставались лежать на полу, размышляя о расстановке политических сил в государстве.

Когда такой 20 или 21 выход в народ «помощника» депутата дошёл до начальника ГУВД, то не надо быть экстрасенсом, чтобы понять смысл слов, сказанных генералом своим подчинённым руководителям управлений и отделов: «Фас! Десять суток, б@я!» Эту фразу наш начальник точь в точь, лишь немного облагородив её угрозами в адрес нашей интимной жизни, передал нам на оперативке и нагло урезал срок поимки засранца ровно наполовину.

Учитывая, что все эти злодеяния «помощник» депутата проделывал в нашем округе, решили действовать жёстко и быстро, так как все хотели в отпуск только летом, и чтобы при прохождении ежегодной медкомиссии в санитарном листке не стояла графа «врач-проктолог». Собрав в ЭКО[116] всех потерпевших, повторно сварганили единый фоторобот преступника, доведя до истерики терпил[117] и эксперта-криминалиста Ползунова Гришу, которому после этого пришлось раньше закончить рабочий день и убыть в пивной бар для приведения себя в чувство. Через час из принтера выползло изображение злодея. С него на нас смотрело добродушное, пухленькое личико в очках с залысинами и с ямочками у рта. Этакий «А ля Гайдар» (от авт. – младший). Размножили композиционный портрет и приступили ко второму акту нашей увертюры. Подняли на уши весь агентурный аппарат, наркоманов, алкашей и, конечно же, сделали визиты к добрым и вечным скупщикам краденого. На всякий случай, прошлись по ломбардам, что, естественно, положительного результата не дало. Мы давно поняли: «помощник» не дурак, и у него свой канал сбыта. Наиболее наивные, по большому счету, молодые опера подняли на уши Мосгордуму, где им сначала помогли, предоставив фотографии всех помощников депутатов, а потом вежливо попросили не чернить в дальнейшем ангельский образ народных избранников, если они не хотят к следующим выборам стать избирателями без погон, готовящих избирательные участки с мётлами в руках.

На следующий день после работы я отправился за продуктами в магазин. Моя дорогая супруга, находясь на пятом месяце беременности, изъявила желание схомячить несколько ананасов. Стоя в очереди в кассу, меня окликнул до боли знакомый голос:

– Сан Саныч, а не дорога ли закусь? Нет, чтобы огурчиков маринованных взять?

Я обернулся. За мной стоял один из моих лучших осведомителей под псевдонимом «Волчок». В одной руке у него была бутылка водки, в другой пучок зелёного лука и пачка макарон. На удивление, он был трезв.

– Нынче, – хитро прищурившись, произнёс я, – крепкое спиртное нужно закусывать этими тропическими плодами. На утро похмельем не страдаешь.

– Иди ты…

– Испытано! Попробуй, не пожалеешь.

– Дорого…

– То-то.

– Слышь, Саныч, разговор есть.

– Жду на улице.

Через несколько минут, купив себе и «Волчку» в ларьке по бутылке «Клинского», мы удобно расположились на каком-то спиленном и заснеженном дереве.

– Ну и? – подтолкнул я осведомителя к беседе. – Рассказывай.

– Я слышал, вы депутата ищете с харей поросёнка и в очках? – риторически начал речь «Волчок», медленно отхлёбывая из бутылки пиво.

– Мы ищем разбойника в личине помощника депутата, – поправил я собеседника.

– Да мне по#уй, кто он. Знаю я, где этот человечек бывает часто. В том доме-новостройке у меня братан живёт, а в квартире под ним тёлка обитает. Ниной зовут. Красивая деваха. Вот к ней этот хорёк пару раз в неделю и приходит.

– Ты уверен?

– Точняк. Я как-то в лифте с ней ехал, ну и спрашиваю: «Где это ты, Нинок, такого хахаля себе нашла?», а она мне: «Ну, не в забегаловке же. В Думе. Депутат он».

– Мало ли депутатов в городе? – спросил я, но записывал на корку все говоримые мне слова.

– Саныч, дело говорю!!! – заобижался «Волчок». – Точно, он!!! Я же сегодня, когда мимо отделения милиции проходил, то на вашем стенде «Лица года» его физиономию видел. Копия, б@я!!!

– А по каким дням он к ней ходит?

– Да я откуда знаю!!! Как приспичит ему палку кинуть, так и приходит.

– Адрес…

«Волчок» назвал адрес, и я вручил ему один из ананасов.

Забежав домой и вручив супруге оставшуюся пару фруктов, я под предлогом «забыл закрыть сейф» поехал на указанный адрес. Так сказать, провести рекогносцировку осуществления засады на месте. Внимательно осмотрев интересующую меня одиноко стоящую новостройку, я пришёл к выводу, что будут проблемы.

На следующий день машина оперативного розыска закрутилась с неимоверной мощью. На оперативке начальник от перевозбуждения курил одну сигарету за другой. Засесть у любовницы злодея не катит. Во-первых, она может быть пособницей, а во-вторых, у них могут быть как у бывалых разведчиков пароли типа «горшок на окно» или «громко включённая музыка». Рядом с домом отпадает. Около подъезда все перекопано и завалено снегом, ни одной машины нет (заселившиеся жильцы оставляют своих стальных коней за домом), лавочки, а соответственно сидящие на них бабушки, отсутствуют. Через пятнадцать минут мыслительной деятельности шеф принял лишь одно грамотное решение:

– А хули думать! На улице холод собачий, в подъезде не будем светиться. Сидеть будете в прилегающем к дому детском садике. Другого выхода нет. Работаете вшестером. Больше людей нет. Трое днём, трое ночью. Дневная смена – женатики: Селиверстов, Чугунов, Шестак. В ночь холостяки: Кузьмин, Репин и Айвазян. Всё, понеслась.

Пока решался этот штабной вопрос, у того дома нёс своё дежурство «Волчок», которого я с семи утра поставил там контролировать ситуацию, подогрев бутылкой водки и бутербродами.

– Добрый день, – хором поздоровались мы втроём, входя в кабинет директора детского сада. – Мы из милиции, и у нас к вам просьба.

Вкратце Татьяне Петровне (так звали директора) мы обрисовали ситуацию и попросили её оказать помощь уголовному розыску в поимке опасного преступника.

Петровна оказалась женщиной ушлой и с радостью согласилась помочь нам, но с одним условием:

– Конечно, пожалуйста, сидите если надо, – мило замурлыкала директриса. – Только, если у вас вдруг окажется минутка свободного времени, а она у вас обязательно окажется, не соблаговолите ли вы починить в 3-й группе пару шкафчиков, а для 4-ой группы сделать настольное пособие для изучения правил дорожного движения. Это же такой пустяк.

1– Поможем, – вздохнули мы и приступили к несению службы.

Один сидел у окна и наблюдал за подъездом дома, другие чинили, клепали, прибивали, красили, разнимали потасовки, возникающие иногда между главными обитателями детского сада, и отвечали на совершено недетские вопросы малышей. Через три часа менялись. Тогда один отдыхал у окна, другие пахали как Папы Карло. Небольшой отдых наступал, когда дети уходили на прогулку и спали. Очень раздражали молоденькие воспитательницы и нянечки, которые, сидя за своими столами, гоняли чаи, и, глядя на нас, о чём-то шептались. Иногда до нас доносились обрывки фраз из их разговоров: «ничего самец…», «интересно, а он женат…», «ой, у него такие глазки сексуальные», «к его попе идут эти джинсы в обтяжку…».

В один прекрасный момент Чугунов Валентин, ремонтировавший до этого столик под аквариум, не выдержал, и подойдя к женскому контингенту, басом прорычал:

– Уважаемые барышни! Мы женаты. Своим супругам верны. Право обсуждать наши достоинства принадлежит только им. Если уж вам невтерпёж, то в ночную смену вместо нас заступают три молодых холостых коня, ежеминутно страдающих спермотоксикозом. Я уверен, что они будут рады не только обсудить с вами их прелести, но и продемонстрировать наглядно. Вам остаётся решить лишь один вопрос: «Оставаться вам на ночь или нет?»

Закончив речь, Валя достал из кармана отвёртку и пошёл продолжать свои столярные работы. Обескураженный педагогический персонал разбежался кто куда. Ясно, в ночь оставаться им не хотелось. Через пару часов нас сменила ночная группа. С хитрыми улыбками на лицах мы передали коллегам, приготовившимся по очереди спать, лист бумаги, на котором Петровной был написан план работ на ночь. Пожелав спокойной ночи, мы разъехались по домам.

Уже засыпая, жена задала вопрос:

– Как дела на работе, чем занимался?

– Проходил курс молодого отца.

На следующий день всё повторилось. Замученная ночная группа в пятнах краски и шпаклёвки покидала детсадовское учреждение. А мы начинали следить за новостройкой и поочерёдно выполнять обязанности сантехника, столяра, плотника и маляра. Только на этот раз работа проходила на улице, где, по словам Петровны, необходимо было привести в божеский вид беседки, качели и всякие игрушечные постройки. Только мы с Димой Шестаком докрасили последнюю доску на каком-то сказочном домике, как рация разразилась криком Чугунова: «Работаем!!!»

Дальше? А что дальше… Как говорил герой Папанова из кинофильма «Бриллиантовая рука», взяли «без шуму и пыли». Лжепомомощник депутата с левой ксивой чистосердечно признался во всех своих разбоях, был опознан потерпевшими и по суду получил свои законные 12 лет. Финита ля комедия.

PS: Спустя три месяца после описанных событий, мы втроём: я, Чугунов и Шестак двигались на день рождение нашего коллеги. В руках были подарки: микроволновка и пакет со спиртным. Вдруг в наши уши влетело громкое и отчётливое: «Здрав-ствуй-те!!!» Мы повернули головы и увидели, как за забором того самого детского сада стояла ребятня и махала нам ручонками.

– Смотри-ка запомнили, – заулыбался Шестак.

– Ты бы меня тоже запомнил, если бы я тебе в квартире ремонт сделал! – засмеялся Чудаков.

– На халяву! – добавил я.

Мы дружно помахали малышам и продолжили свой путь.