Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

Штурм Чтобы помнили…

Долго думал, публиковать или нет. Ведь обычно несу улыбку и позитив друзьям, а тут… Потом всё–таки решил, что надо! Чтобы помнили!!!

Шесть утра… Навязчивый звонок мобильника… Блять! С трудом разлепляю глаза, хватаю верещащий аппарат с неясным предчувствием чего–то нехорошего… Так и есть! На АОНе мигает надпись: «Олег». Начальничек, ёбтыть… От начальства никогда хорошего не жди, особенно в шесть утра!

Выхожу на кухню, чтобы не разбудить дочек.

– Алё!

– Серёга, подъём, блять, тревога!

– Чё за нах? Учебная, что ли?

– Какая, в … учебная! Дом на Каширке рванули! Выезжай срочно!!!

Стремительно одеваюсь, застёгиваю кобуру. На завтрак уже времени нет. Быстрей, быстрей!

Бегу к метро, лечу по эскалатору, еду. В виски стучится вместе с пульсом мысль: «Неужели? Быть может, ошибка?»

Выхожу из метро. Нет, не ошибка! Слышен вой сирен «Скорых», в воздухе запах гари и ещё чего-то незнакомого, страшного. Доезжаю до работы, навстречу уже спешат коллеги: «Заворачивай, поехали! Каширка, шесть-три!»

Прибыли на место. Дом, тот самый дом, где столько раз бывал… Нет его!

Вместо этого – гора из развалин, на которой копошатся спасатели МЧС, пыль на листьях, дым и… первые трупы…

Грудной ребёнок… Мальчуган лет пяти в трогательной пижамке с Микки-Маусами, пол-лица которого расплющено… Беременная женщина… Глаза у всех пустые… Мёртвые…

Суки! Суки! Суки! Какие же СУУУУУУУКИИИИИИИИИИ!!!

Шок проходит. Надо работать!

Вместе с судебно-медицинскими экспертами участвуем в осмотре трупов, заполняем опознавательные карты, носимся между местом осмотра и прибывающими «труповозками», с трудом продираясь сквозь кордон солдат Внутренних войск и окружающую толпу. Скорее! Подбегают двое с видеокамерой, интересуются:

– А что ви можетье казать об этом собитии?

Какой-то иностранный телеканал.

Кратко информирую их:

– Пошли нах!!!

И снова туда, туда, на место! Руки, головы, ноги, куски кожи, остатки порванных, обожжённых, искалеченных тел, вылезшие через промежность кишки. Старики, молодые, дети… Сукиииииииииии!!!!!!!!! Что же вы натворили!

«Вон, смотри, похоже, татуировочка! Запиши!». «А у этой зубы жёлтого металла, глянь, на верхней челюсти два справа и три на нижней слева!»

От писанины уже устала рука и сводит пальцы.

Водка! Да, она сейчас на вес золота! Выпьешь стакан, закусишь заботливо принесёнными кем-то бутербродами, и опять туда! Водка не берёт… Она и не может взять, поскольку нервы на пределе!

Конвейер смерти…

И пахнет ею… Да-да, это её запах, запах крови, пыли, горелого мяса, дурной, тяжёлый…

Глубокая ночь. Похоже, достали всех. Всех? Несколько человек на всякий случай остаются до утра. Едем домой. Куртка от пыли из светло-серой превратилась в коричневую. Брюки по колено в грязи и в крови. Домой, под душ и спать! Спать…

***

Утро. Опять надо ехать туда. Проснувшаяся старшая дочь, глядя на меня, спрашивает:

– Папа, а почему у тебя волосы белые на усах? А можно мне в кроватку мишку и зайку положить?

– Зачем тебе, солнышко?

– А чтобы, когда дом будет рушиться, вместе с ними умереть…

Ну что ей сказать?

Младшая тоже проснулась, смотрит на меня:

–Папочка, а почему ты плачешь?

– Нет, доченька, я не плачу! Просто что-то в глаз попало…

Xai Сашка

Откуда-то сзади и сверху на плечо упала здоровенная лапа, и до боли знакомый голос пробасил над плечом:

– Здорово старший!

– Сашка!!!

Здороваться с двухметровым майором было не очень удобно, тем более что после его медвежьих объятий что-то ощутимо хрустнуло в спине.

– Ты куда, откуда?

– Да вот, в командировку, поезд через час, стою, смотрю, а тут мой старший с наглой мордой гуляет… Пошли, присядем…

Старший… Так называл меня только он – Сашка.

***

За несколько лет до описываемых событий.

Утро. Зона. Штаб.

Стою возле крыльца, в зубах сигарета, хлопаю себя по карманам в поисках зажигалки. Откуда-то сверху что-то большое и чёрное протягивает мне зажигалку и басит сверху:

– На, прикури, малой, коль здоровья не жалко…

Я, охреневший от такого обращения (в зоне в чёрной робе только зэки), отпрыгиваю в сторону с целью последующего разворота и пробивки борзометра зэка и замираю на месте. Такого в зоне я ещё не видел! Надо мной в чёрной форме возвышался двухметровый капитан-лейтенант, который, судя по нашивкам, прежде украшал собой ряды Тихоокеанского ВМФ.

– Э-э-э… Здрасьте, – пробормотал я.

– Здравия желаю, ты чего такой дёрганый, малой? Или напугал кто?

– Так нехрен сзади подкрадываться, капитан!– начинаю борзеть я.

– Во-первых, капитан-лейтенант, а во-вторых, где тут у вас начевра сидит?

– Начевра??? А, начальник ОВР.[59] На втором этаже, возле отдела кадров.

– Тоже неплохо! Ну, давай, малой, удачи!

Глядя в спину высоченному представителю морской фауны, я начинал потихонечку догадываться, что скоро наш отдел пополнится ещё одним дембелем. Учитывая, что в ВС РФ творился примерно такой же бардак, как и во всей нашей грешной стране, кадровики из управления охотно закрывали вечный недокомплект офицеров в зоне с помощью уволившихся в запас офицеров. На рубеже двадцать первого века в нашем отделе уже трудились бывшие вертолётчик, ракетчик и танкист, ну а теперь, видимо, и до моряков очередь дошла.

Докурив и забежав к операм с целью остаканивания чаем и обмена инфо, я попытался заныкаться у себя в отряде в кабинете, но был перехвачен дневальным зэком, который завидев меня, начал издали канючить:

– Гражданин начальник! Вас начальник отдела уже двадцать минут вызывает!

Мысленно матюгнувшись в адрес начальника, топаю на ковёр. Узрев в кабинете знакомого моремена и видя радостного начальника, который сразу начинает меня расхваливать, начинаю подозревать всякие недобрые вещи.

– А вот, пожалуйста, знакомьтесь, товарищ капитан-лейтенант! Это у нас начальник отряда NN, несмотря на молодость, один из наших опытных сотрудников, отлично знает специфику работы со спецконтингентом…

Прерываю начальника отдела, интеллигентно интересуясь, а за каким, собстно, хреном меня дёрнули с отряда?

– Ну, Маратыч! Радуйся! Вот, подспорье тебе. Ты ведь у нас уже два месяца на трёх отрядах сидишь?

– Четыре!

– Ну, так вот! Начальником отряда № 5 (соседний через стенку) назначен вновь прибывший капитан Александр Д. Прикреплён к тебе стажёром, ты уж ему первое время помоги, объясни, что, куда и как.

– Товарищ майор! У нас в отделе что, наставники кончились?

– Так, Маратыч, умничать за забором будешь, ты у нас ещё родине не переслужил, бери человека и вводи в курс дел, а вы, товарищ капитан, имейте в виду, что на время стажировки вам назначен наставник, который как старший и будет отвечать как за вас, так и за ваши косяки!

Выходим на крыльцо. Моряк, задумчиво оглядывая меня сверху, протягивает руку:

– Ну, здорово, старший, меня Сашка зовут.

Я, оглядывая вручённое мне на ближайшие три месяца чудо, жму руку, представляюсь.

– Ты че такой смурной, старший? Не гони волну, головняка от меня не будет.

– Да не в тебе дело, Сашка! Просто своих проблем хватает, а тут ещё тебя в стажёры дают. У меня три отряда, времени не хватает. А тебя один хрен первую неделю одного оставлять нельзя – это ж зона!

– А че такого, с годками посложнее бывало.

– С кем?

– Ну матросы, старослужащие оборзевшие.

Н-дя, бывший командир БЧ какой-то, гроза годков и гордость ВМФ явно чего-то недопонимал.

–Сашка! Это зона! Зэки – это не годки! Тут многое по-другому. Вон, смотри, видишь, зэка возле форточки сидит, продол высматривает?

– Ну!

– Вот чем он занимается?

– Он? Так он же, сука, ногами на подоконнике стоит! Эй, боец! А ну-ка прилетел ко мне, баклан ощипанный!!! Обрез в зубы, и чтоб через пять минут палубу отодраил, осьминога тебе в зад!

Ой, блиннн!!! Тяжёлый случай.

Зэк недоуменно посмотрел на здоровенную фигуру в чёрном бушлате, пожал плечами и на всякий случай скрылся в секции.

– Сашка!!! Это зона! Не боец, а гражданин осуждённый, Баклан по фене – хулиган, обрез – ствол, а не тазик, полы в секции моют отъехавшие. А зэк просто сидел на цинке, чтобы предупредить остальных жуликов на случай захода в отряд администрации.

Сашка, немного охренев от количества полученной информации, недоуменно потоптался на месте, пробормотал что-то по поводу бардака у сухопутных и направился за мной в кабинет.

Учился Сашка быстро, весело и задорно. Завёл себе чёрный блокнот, куда вписывал особенно непонятные обороты по фене. Расписал в тетради служебной подготовки на несколько страниц иерархию зоны как со стороны зэков, так и со стороны руководства, аккуратно снабдив каждого моими комментариями. После сдачи тетрадей на проверку замполитр был приятно удивлён, узнав о себе, что гандон он штопанный но пи***бол знатный. Вызванный на ковёр Сашка обозвал замполитра капитаном второго ранга, предъявив ему его же приказ слушаться во всем старшего, всё запоминать и всё записывать. Выгнав Сашку, замполитр устроил мне истерику через обструкцию, но быстро поняв, что наказывать за такие вещи глупо, ибо сам ославится на весь Башлаг, попытался отобрать у меня как у плохого наставника Сашку. Я же, уперевшись рогом, заявил, что назначение меня наставником произведено хозяином по инициативе замполитра, и начал интересоваться, когда бухгалтерия начислит мне положенную надбавку за стажёра. В результате стороны разошлись без особых потерь, а Сашка, глубоко зауважав меня, вывел простую для себя формулу службы о том, что его зад всегда прикроет старший.

Через неделю над нами ржала вся зона. Учитывая, что из-за разницы в росте мы выглядели как Штепсель с Тарапунькой, вид двухметрового капитана, который постоянно озирался в поисках маленького старшего и умышленно не выполнял ничьих приказов, не получив моего одобрения, ничего, кроме смеха, не вызывал.

Опасаясь, что Сашка в одиночку может натворить делов, я договорился, чтоб в суточные дежурства нас ставили двоих.

Ночью, находясь в составе группы быстрого реагирования, куда Сашку взяли за комплекцию, а меня за компанию, нас по тревоге выдернули в ШИЗО[60] – массовая драка осуждённых. Четверо зэков в камере чего-то не поделили и устроили побоище два на два. Остальные камеры, проснувшись от шума, сочли, что менты по беспределу камеру прессуют, устроили гвалт.

Прибыв вместе с дежурным на место и посмотрев через открытую основную дверь на грызню, решили разнять зэков вручную (лучше б рукав подтащили). По команде открыв вторую решетчатую дверь, Сашка ворвался в камеру и в течение трёх секунд выкинул всех четверых в коридор, забыв при этом, что следом за ним, прикрывая его со спины, пытались зайти мы с дежурным. Сбитые телами зэков, мы образовали хорошую кучу-малу на пороге камеры, после чего разнимать пришлось уже нас. Сашка, увидев меня под грудой тел, с криком «Старшего бьют!» попытался помахать дубинкой, но из-за узости камеры дважды промахнулся, поочерёдно зацепив и сломав два отстёгнутых шконаря.[61] От грохота зэки, поняв, что злые менты переманили к себе на службу Терминатора, быстро расползлись по углам и прикинулись ветошью. Напуганный Сашка вытащил меня на руках во дворик ШИЗО, где был нещадно отруган и наказан с занесением выговора в грудную клетку (всё равно бесполезно, ибо в брониках были).

Через пару месяцев Сашку у меня забрали, вверив ему персональный отряд, но от своей привычки называть меня старшим и звонить мне по любому вопросу он так и не избавился.

А ещё через полгода я тащил поймавшего электрод Сашку на спине через живой коридор спецназовцев, отбивающих заложников от поднявшихся на бунт зэков. Матерясь и волоча на себе его тушу, я дотащил его до экипажа «Скорой помощи» и потом три часа сидел перед операционной, чтоб услышать усталый голос хирурга:

– Повезло ему с ростом… был бы нормальный, попали б заточкой в сердце. А так ниже мотора – жить будет.

– Сашка! Живой!

– Полежит пару недель, выпишем. Да, старлей, договорись со своими, пусть человек десять доноров найдут, а то мы на него резерв потратили, а когда восстановят, хрен его знает. Сам понимаешь.

– Да, конечно, завтра весь отдел притащу.

– Ну и ладно. Пойдём спиртяги бахнешь, а то лица на тебе нет.

На следующее утро, обманув медсестру, мы всем гуртом ввалились в палату к Сашке, который, не умещаясь на стандартной койке, лежал, положив ноги на табуретку, и при виде меня виновато забубнил:

– Старший, не шуми, мне броник маленький достался, вот застёжка и разошлась, он и упал…

– А какого хрена ты тогда в локалку ломанулся?

– Старший, ну ты же пошёл, вот и я за вами…

Прибежавшая на громкий ржач медсестра с трудом выгнала нас из отделения.

ЗЫ: Сашка до сих пор в органах.

ЗЫЫ: А парень он классный! (Моё почтенье ВМФ!!!)

Xai Голодный бунт.

– Всем офицерам, находящимся в жилой зоне! Срочно прибыть в штаб! Внимание! Всем офицерам… Над зоной расходился рёв матюгальника.

Интересно, время пять вечера, и вдруг срочный сбор… ЧП что ль какое, да вроде тихо в зоне всё. С огорчением прекращаю партию в нарды, хватаю бушлат и вылетаю из кабинета. За забором возле штаба уже кучковались ребята с отдела.

– Мужики, чё за дела?

– А хлор его пойми, в зоне вроде тихо, может, у соседей побег?

– Или бес[62] ушёл?

– Да нет, Паша (нач. отряда бесов) только что мимо проходил, спокойный был, без кипеша.

На крыльцо вылетел замполитр:

– Так, чё стоим, че за перекуры, товарищи офицеры? Всем пройти в актовый зал!

Поднимаемся наверх. Почти все в сборе. Хозяина нет. Несколько минут ожидания.

– Товарищи офицеры!

– Вольно!

К трибуне поднимается Хозяин, откашливается, и глядя куда-то вниз, негромко начинает:

– Товарищи офицеры! Сегодня для приготовления обеда осуждённым был использован НЗ зоны по муке и хлебу. На ужин пайки не будет… Запас картошки, свёклы и жиров – один день. Хлебокомбинат отгружать хлеб без оплаты отказался в связи с двухмесячным долгом. Я только что приехал из управления, денег в ближайшие двое суток не будет…

Дальше Хозяин мог и не продолжать… Вот и до нашей зоны докатилась европедизация… Из-за перевода из структуры МВД в МЮ[63] выделенный на зоны бюджет где-то потерялся. Мы сидели без зарплаты уже два месяца. О том, что деньги нужны, в том числе, и на прокорм зэков, мы в силу молодости и наличия собственных проблем особо как-то не заморачивались… Чтоб понять специфику проблемы, поясню, что для зэков баланда и суп из семи за**п не являлся основной едой. Основная пища зоны – пайка. Хлеб можно было есть просто так, если найти мамку,[64] то можно сделать гренки, нарезать и насушить сухариков и добавлять в кипяток вместе в кубиком бульона. Проще говоря, перед нами вырисовывалась невесёлая перспектива наличия двух с половиной тысяч некормленых и очень злых зэков…

Хозяин с плохо скрываемой ненавистью продолжал что-то говорить, потом замолчал, и уже глядя на нас, выдохнул:

– Мужики! Управа запретила мне вводить режим чрезвычайного положения (естестно.. нет у нас в наших человеколюбивых законах такого основания для ЧП – голод в зоне). Я не имею права приказывать, я прошу остаться на рабочих местах для стабилизации положения в зоне. Каждый из вас может сейчас пойти домой, и клянусь, я никому слово плохого не скажу и не попрекну… Но, мужики, если вы их не успокоите, на бунт кинут военизированный спецназ…

Курилка, задумчивый разговор…

– Народ, я в Комилаге видел, как машки-шоу военизированные работают… Там жопа была… Вариант – броня[65] заходит в зону, и огонь из калашей по всему, што двишшется…. – это Димыч, тридцатилетний железнозубый пенсионер, перебравшийся после пенсии из северных лесов поближе к теплу.

– А у вас из–за чего кипешнули?

– Да фигня, воровской замут… Пришёл новый хожяин, начал жону перекрашивать, вот щерные и поднялись…

– Ясно… Ну чё, мужики, потопали по местам?… (Врать не буду, трое из пятнадцати поехали домой, и ничего ни им, ни нам за это не было… Просто как-то вычеркнулись они из какого-то непонятного и никому необъяснимого понятия – братство…)

Вечер. Ужин. Столовка.

– Начальник! А пайка где???

– В Караганде! Хлебовозка сломалась! Сегодня сухари свои догрызёте, завтра хлеб привезут…

– Не, ну беспредел же начальник…

– Я не понял, если ты такой умный, чё за решкой сидишь?

– Не, начальник, умный здесь тока ты… У тя даже диплом есть…

Ржач зэков вокруг (пока ещё добродушный)…

– Так, ну раз смеётесь, значит, рты пищей не заняты. Отряд! Прекратить приём пищи! Выходим строиться!

Довожу отряд до локалки, захожу в кабинет. Забегает старшина:

– Маратыч! А ты чё седня на сутках, а чё не предупредил?

– Да, на сутках! Не мельтеши. Так, Ватсон (положенец зоны, был в моём отряде) где?

– Так его опера в штаб дёрнули.

– Ладно, как придёт – ко мне. Пока чай сделай и пропади, поработать надо.

Таак, сидим голову напрягаем…

У меня нерабочий отряд. Если договорюсь с Ватсоном, блатные (человек пятьдесят) минимум сутки борзеть не будут. Красных двадцать, на них старшины хватит, остальные сто с лишним человек – мужики, но они-то самые опасные, пищеблок (консервы, чай, сало и т.д.) у них пустой – эти ор поднимут первыми, к тому же мозгов мало, могут и быкануть…

Составляю список горлопанов, начинаю готовить материалы на ШИЗО (якобы, курение в неположенном месте). Да, не по закону! Но эти пустобрёхи своими речами поднимут голодный отряд за десять минут… А мне чё-то жить ещё хочется. Левой рукой настрочил бумаги, ухожу в штаб к хозяину.

Тот уставший, злой, немного потерянный, сидит и гипнотизирует городской телефон.

– Товарищ полковник! Разре…

– Да заходи, что у тебя?

– Материалы на ШИЗО.

– Кто такие?

– Возможные подстрекатели…

– Понятно, что ж, умно… По трое суток хватит?

– А это не от меня зависит…

Ловлю бешеный взгляд хозяина, тот с шумом выдыхает:

– Прав, лейтенант, не от тебя…

Задумывается и проставляет каждому по пять суток…. Блин, значит, хлеба точно явно не трое суток не будет. Захожу в дежурку, по телефону выдёргиваю восьмерых зэков и вместе с постановлениями сдаю дежурному.

– Начальник, а за что нас?

– Там написано, узнаете.

– Не, ну начальник…

Возвращаюсь в кабинет, курю, стук в дверь, заходит Ватсон. По его глазам понимаю, что тот уже в курсе…

– Что, Ватсон, присаживайся, разговоры говорить будем…

– Маратыч! Я со своими поговорю, но за мужиков не отвечаю…

– А за них никто не ответит! Окромя меня… Сам что думаешь?

– Цинк[66] по зоне я кинул. Скоро мои подтянутся, будем кумекать.

– Они сделают что ты скажешь, что по делу думаешь?

– По понятиям зону поднимать надо, если ваши накормить не могут, пусть мировая общественность «подогреет», но тока объяснили мне уже, что вашим главным звезды дороже, потому и не будет нам масти, спишут всё на захват заложников, маски-шоу с оружием зашлют…

– Кто это такой грамотный у нас?

– Да как раз перед тобой с хозяином общался…

– Понятно, и что?

– Сегодня всех коммерсов за жабры берём, тащим на телефон, пусть с корешами по воле трещат…

– И?

– Ну, глядишь, кто-нить зону и подогреет…

– А если не срастётся?

– Маратыч! Удержите мужиков, на пару дней общака хватит, а дальше меня свои на сходняк потащат… У меня корона не вечная…

С Ватсоном мне повезло. Вор староновой формации, поэтому умён, в меру гибок, поэтому для него договор с администрацией не западло…

– Значит, так и порешаем.

– То, что болтунов закрыл, это ты правильно задумал, только и про бичей не забудь, их с воли не греют, они первыми скулёж поднимут, а там отряд и сам настропалится.

– Хорошо, утром разберусь.

Бичей с утра хозяин не подписал – ШИЗО не резиновый, камеры не утрамбуешь. А зоновский телеграф уже работал на полную катушку.

В обед меня в первый раз взяли в заложники. Четверо вломились в кабинет, подняли шум с гамом.

– Начальник! Вызывай прокурора и президента! Беспредел творите!

– Циля! Ты здесь самый крутой, что ли? За захват ты паровозом идёшь?

– Аа-а-а…

– Ну вот и всё нахрен! С тобой президент общаться не будет, иди положенца спросись или у смотрящего! Кончай балаган!

Через десять минут зашёл Ватсон, стрельнул сигарету и объявил, что я теперь должен «общаку» банку тушёнки. (цена затыкания четырёх ртов).

На вечернюю проверку зэки выходили уже злые… Чтоб избежать галдежа, отвёл отряд в клуб, где попытался ещё раз объяснить ситуацию и договориться с зэками.

– Мужики! То, что столовка закрыта и склад пустой, сами знаете и видите!

– Начальник! Мы ж чужого не просим, положняк дайте!

– Или отпускайте всех! Че за дела! Беспредел мусорской!

– Так, я не понял, говорливые мои! Вы тут кого мусором называете? Думаете, мне весь этот бардак нужен? Сами видите, я вторые сутки из отряда не вылезаю! Да я щас домой уеду, и по барабану мне, что отряд у колючки положат!

– Да не грози, начальник!

– А я и не грожу! Поднимите бучу, с вами разговаривать не будут! Доложатся наверх, что зона встала, броню подтянут, и всех, кто на коленях стоять не будет, на гусеницы намотают. А мне-то пофигу, справку напишу, а зэков новых пригонят! В России по тюрьмам народу хватает! Мужики! Ну не будьте вы кишкоманами! У вас же в голове мозги, а не ливер!

– А чё с пищеблоком-то тянут?

– Блин, мужики, ну это уж не ко мне, это у министра спрашивайте.

– А вот если мы администрацию под нож нагнём, то он, глядишь, и быстрее к нам с хавкой приедет…

Всё! Прозвучала всё-таки эта фраза. Сейчас начнётся…

– Щас! Приедет он! Смысл меня в заложники брать, я и так рядом с вами сижу. Ну, подставите вы мне пику под горло, и чё? Половину положат, половину отмудохают, а как хлеба не было, так и не будет. У министра патронов до хрена, а вот бабла на пищеблок нет! Он же тоже не дурак, за погоны держится! Никому этот замут с голодом даром не нужен! Потерпите вы немного!

– Сколько терпеть-то?

– Мужики, давайте так! Если вы сейчас бучу поднимете, а потом выяснится, что у вас по тумбочкам хавчик заныкан, то все поймут, что вы с жиру беситесь!

– Да какой хавчик, начальник?

– А то я не знаю? Посылки и дачки каждый день приходят!

– Так греют-то не всех!

– Вы семейками живете? (семейка – маленькое сообщество три-четыре зэка, живут и едят вместе). Вот и делитесь! Короче, мужики, кина не будет! Идём в отряд! У кого вопросы есть – я у себя!

После отбоя в отряде начался замес. Мужики трясли с блатных общак. Вмешиваться не стал. Когда всё стихло, перетащил четверых в медсанчасть. Все колото-резаные, но вроде живые. Комок безнадёжно испачкан кровью.

В час ночи оскорблённые и униженные блатные завалились ко мне.

– Начальник! В зоне беспредел, в отряде мужики поднялись!

– А вы чего хотели, делиться надо было. А не в долг давать! Кто там у вас такой умный?

– Короче, Маратыч! Базар кончаем. Звони в дежурку!

Двое с заточками подошли сбоку.

– Тааак, что, Рашпиль, решил всё-таки в захват заложников поиграть?

– Звони, я сказал.

– Да бога ради! Алё, Иваныч! Слушай, я в захвате, в кабинете пока пятеро, паровозом – Рашпиль. Чё? Щас спрошу.

– Рашпиль! В дежурке спрашивают, кто на переговоры пойдёт?

– Ну… я и пойду.

– Иваныч! Из отряда Рашпиль выйдет! Свет над локалкой выруби, а то бликует. Ага, давай. Отбой!

– Маратыч! А свет зачем вырубаете?

– Так снайперам мешает, они ж на дежурке сидят, им свет в глаза бьёт, а темнота им пофигу – прицелы ночные.

– Гонишь! Какие снайпера!

– Приказ хозяина! Если из отряда ночью выходит зэк без сопровождения – огонь на поражение. Рашпиль, я ж предупреждал, всё серьёзно! Ты кинь цинк по зоне! В четырёх отрядах уже урядников захватили…

– И чё?

– Чё-чё. А ничё! Из калиток выйти боятся. Ну, раз ты решился – иди! Или, если жить хочешь, пошли вдвоём!

– Ага, чтоб меня в дежурке повязали, а тебя из зоны выпустили?

– Не, ну Рашпиль, тебе не угодишь! Ты определись, чё ты хочешь? В заложники ты меня взял! Молодец! Зачем взял, и чё требуешь, непонятно. В дежурку ты не идёшь! Со мной идти не хочешь. И вообще, поздно уже, и я спать хочу. Ты иди пока думай, а я на диване массу придавлю!

– Начальник! Так за меня братва ж с тебя спросит!

– Уверен? Я братве ничего плохого не сделал! Тебя завалят возле калитки, меня резать и раскрутиться на пожизняк твоим торпедам не резон. Я вас честно предупредил, что на выходе подлянка будет. О, вот и свет вырубили. Так что давай, Рашпиль, уводи своих орлов, и я сделаю вид, что вы мне приснились!

Через пять минут в кабинет зашёл Ватсон, угостил куревом, и улыбаясь, заговорил:

– Классно ты, Маратыч, Рашпиля на понт взял! Он теперь в окошко выглянуть боится.

– А я и не понтовался.

– В смысле?

– В прямом!

– Так там чё, в натуре снайпера?

– Врать не буду – сам не видел, мне сверху сказали, я вам передал.

– Н-да, Маратыч, с тобой лучше в карты не играть, ты и каталу обуешь.

– Ладно, Ватсон! Поздно уже, я спать ложусь. Если там кто опять решит в заложников поиграть, передай, чтоб не будили, я спросонья злой бываю…

– Слушай, Маратыч, ну мы-то понятно, здесь сидим, ты чё здесь потерял?

– Знаешь, Ватсон, если б я знал, я б давно уже ушёл бы…

З.Ы. Фуры с хлебом в зону зашли только вечером.

З.З.Ы. Девушка, с которой я тогда жил, в мои отмазки по поводу трёхдневного отсутствия поверила только после того, как обнаружила первую седину…

Xai Психоделии…

Что означало это красивое и вкусное слово «психоделия», не знал никто, но штатный зоновский психолог Гриня им козырял постоянно, вставляя его к месту и ни к месту, вводя тем самым в ступор любого оппонента. К примеру, только он мог на строгий вопрос хозяина:

– Почему зэк, не склонный к суициду, утром был найден висящим на верёвке с запиской «Мама, прости»? – гордо ответить:

– Так психоделия такая у него образовалась товарищ полковник! Тут уж ни начальник отряда, ни психолог не виноват!

В ходе возникшей паузы, хозяин проглотил, что-то матерное и, поднатужившись буркнул:

– Ну, ты там тогда чё-нить напиши для служебки посообразнее….

Вообще психологическая служба (психологические лаборатории) возникла в системах ИУ благодаря трудам профессора Макаренко, который в раннешние времена достаточно неплохо проработал в воспитательных колониях и рекомендовал внедрение этой службы во всей системе. Учитывая, что по настоящему хороших психологов в зоне было с гулькин нос, если не считать, конечно, зэков, должность эта казалась синекурой, и поэтому начальство, чтобы не показывать свою неграмотность, глубоко в психологическую лабораторию не лезло. Да и, честно говоря, для нас, отрядников, заключение психолога о зэке как о холерично-импативной личности, отягчённой проблемой развития внутреннего эгоцентризма, ни о чем толковом не говорило…

Поэтому для нас психологическая лаборатория была местом отдыха (злоупотребление спиртными напитками в комнате психологической разгрузки после работы) и развлекухи на компьютере.

Гриню, занесённого в зону не самым попутным ветром, как единственного выпускника мужского пола какого-то психологического факультета, наше начальство берегло и ценило. На что он отвечал своей полной взаимностью… Хотя, иногда….

Психоделия 1

Время обеда. Штаб. Приёмная хозяина.

Я завалился в приёмную с полной папкой материалов на водворении в ШИЗО. Секретарша Олечка чего-то деловито набивала на клавиатуре, вполуха слушая поползновения дежурного бабника – Руслана.

– Олечка! Салют! Хозяин у себя?

– Привет! Да у себя, только у него психолог.

– Как настроение у хозяина?

– Ой, тут бумагу спустили с управления, он уже минут двадцать Гриню как на ковёр выдернул.

Из-за плотно закрытой тамбурной двери доносилось порыкивание хозяина. Ну что ж, в принципе, мне это и нужно. У хозяина прослеживалась интересная тенденция – в хорошем настроении он вчитывался в каждую бумажку, размышлял о чём-то своём, и мог, обуреваемый чувством христианского всепрощения, ограничится объявлением выговора. А вот если наоборот, настроения у него не было, то тогда, прокалывая авторучкой бланк постановления, он за пять секунд рисовал немалые сроки для моих зэков.

– Маратыч! А ты знаешь, как к хозяину правильно заходить?

– Как, Руслан?

– Не знаешь??? Темнота! В первый год службы ты идёшь на ковёр, и несёшь с собой банку вазелина и коврик, чтоб коленкам помягче было. На второй год, если ты, конечно, порядочный офицер, у хозяина на полке уже заранее лежат твой персональный коврик с баночкой. А вот на третий год мозоли уже в коленях, а смазка вырабатывается автоматически!

– Руслан! Ты б при Олечке не пошлил! А то она решит, что тебе только пассивный секс нравится, а отъехавших на зоне, сам знаешь, не уважают.

– Ты кого тут отъехавшим назвал?

В это время дверь кабинета открылась и оттуда вышел местами потрёпанный Гриня. Руслан, увидев потерянное лицо Грини, шёпотом, участливо спросил:

– Ну чё, Гринь? Сильно трахнули?

Гриня улыбнулся и, забыв, что дверь в кабинет хозяина все ещё нараспашку, презрительно ляпнул:

– Это разве трахнули! Так, по старости лет, вялым по губам провели!

Пауза… Рёв начальника:

– Психолог! А ну-ка назад!

Гриня влетел обратно, мы с Русланом переглянулись и решили смотаться от греха подальше, чтоб не попасть под компанию с Грининой психоделией.

Психоделия 2

– Маратыч! Привет! Твои же вчера тестирование проходили?

В кабинет влетел Гриня, прервав идиллический процесс чаепития, курения и игры в нарды с Русланом (тоже урядник).

– Здорово, Гриня! Ну, мои, а чё? Чикатилу выявил?

– Маратыч! Ты представляешь! Такие результаты! Такая психоделия! Я сам в шоке!

– Гринь! Выдыхай!!! Присядь, чай попей! Не кипешуй, спокойно объясни.

Пока Гриня усаживался и разливал чай, я в очередной раз с тоской подумал, что зря согласился на провокационную инициативу помочь Грине в психотестировании своего отряда.

– Маратыч! Общая масса осуждённых у тебя относительно стабильна, но вот некоторые – уникумы!!!

– А конкретнее?

– Я вчера весь вечер просидел! Специально литературу поднял! В мире только два таких случая было!

– Значит, бог троицу любит.

– Маратыч! Ты не понимаешь! Это ж надо исследовать! Провести дополнительные тесты, это же диссер готовый!!!!

– Ясно, от меня чё надо?

– Ты мне можешь кабинет на пару часиков уступить? Я б тут с людьми пообщался бы!

– С кем?

– Гм.. Маратыч, понимаешь, по этическим нормам я не имею права открывать тебе личности исследуемых!

– Гриня! Ты грядки не перепутал? Мы не в твоей дурлаборатории! А у меня в отряде! Это ты щас с ними поколдуешь, мне не скажешь, а мне с ними ещё работать потом!

– Ну, Маратыч! Пожалуйста! С меня литр! Ради науки!!!

В разговор вмешался Руслан.

– Маратыч! Да хрен с ним! Только играть мешает! Пошли ко мне в отряд, заодно у ширпотребщиков пару начек вскроем, а там пока опишем, пока сактируем… Пусть развлекается! А лишний литр нам с тобой не помешает!

– Да ладно, пошли! Гриня! Кнопка вызовы старшины сбоку. Он тебе любого зэка в три минуты на беседу выдернет. С зэками особо не балуй, грешно это.

Выйдя в коридор, я объяснил старшине, чего от него требуется, ну и по вредности своей добавил парочку своих пожеланий.

Через два часа в кабинет Руслана постучался и бочком прошёл Тайсон (старшина отряда)

– Маратыч, вот.

Я прочитал список из четырёх фамилий и вопросительно взглянул на Тайсона. Тот, с трудом сдерживая смех, объяснил, что к чему. Я со вздохом матюгнулся, отправил старшину обратно, и набрал внутренний телефон:

– Гриня! Это Маратыч! Как оно?

– Да блин, Маратыч, фигня какая-то выходит…

– А теперь слушай сюда! Ты какого хрена сорок минут гонял Мутного по цветному тесту?

– Мутного? А, Петренко, что ли? Это тест Люшера, он предназначен…

– Гриня!!! Ты идиот! Мутный – дальтоник! Он тебе сейчас там такого наговорит!

– Как?

– А вот так! Дальше. За Клопа спасибо! Он, оказывается, вчера днюху праздновал, ну и пользуясь кипешом во время теста, герычем ужалился. Поэтому что он в глюках видел, то и нарисовал. Сегодня его закрою. Мамону ты тоже зря тест дал, он по-русски говорит-то хреново, а читать вообще не умеет! Уже третий год второгодником в ШРМ[67] числится! Ну, и наконец! Ты сейчас с Шаманом общаешься?

– Да.

– Тогда спроси у него, почему у него самая большая в зоне коллекция книг по психологии, в основном по НЛП. И подумай, кто там из вас и кого сейчас тестирует!

– Как?

– Каком кверху! Разгоняй симулянтов! И топай за литром! С тебя сегодня поляна вечером!

– А откуда ты все это знаешь, Маратыч???

– Психоделию мою регулярно! Ладно, жди, скоро подойдём! Отбой!

Психоделия 3

Штаб. Актовый зал. Общее оперативное совещание.

Замполитр зачитывает спущенные с управы приказы.

– Учитывая возросший уровень суицидов среди сотрудников ИУ в состоянии алкогольного опьянения (Ага, по пьяни, делать им больше нефиг было! По три месяца народ без зарплаты держат, вот и не выдерживают мужики – уходят) осуществить проведение психотестирования среди сотрудников ИК на предмет выявления склонных к употреблению спиртных напитков по предложенному управлением тесту.

Хозяин, подняв голову, приказал:

– Психолог! В недельный срок провести тестирование, о результатах доложить!

– Слушаюсь!

Начальник отдела воспитательной работы по окончании совещания, стремясь в очередной раз бляснуть яйцами и исполнительностью, собрал толпу урядников и погнал в сторону психологической лаборатории. Кстати, с вопросом алкоголя у нашего начальника был свой пунктик. По молодости лет, перепив свою канистру, он закодировался, после чего стал ревностным бойцом за ЗОЖ и трезвость в быту и на службе. Пройдя тестирование, мы разбежались по отрядам и забыли о нём.

Неделю спустя.

Оперативка вяло тянулась, пока замполитр не вытащил из пачки документов очередной пасквиль соседнего РУВД, в котором указывалось на то, что накануне неустановленная группа офицеров в зелёной форме после распития спиртных напитков в кафе «Солнышко» громко выражалась бранью с использованием выражений «зоновской фени» и размахивало руками. (Враньё! Не было такого!) На замечания экипажа ППС о недопустимости подобного поведения отреагировали некорректно (а нефиг сержантам матом в адрес офицеров выражаться), обезоружили патруль, приковали трёх сержантов отобранными наручниками к служебной машине (а чё, их бить что ли?) и скрылись в неизвестном направлении. Пистолеты и рацию через час передала в стационарный пункт милиции (стакан, проще говоря) девушка, которая заявила, что обнаружила их в пакете, висящими на двери данного стационарного пункта милиции (Гульнара очень умная девочка!!!) Просим принять меры по установлению личности и принятию мер…

На гул зала (Не, не наши, наши такого не могли) хозяин рявкнул и вспомнил о тестировании алкоголиков.

– Психолог! Доложите, что там по тестированию.

Гриня, поднявшись на сцену, достал свой блокнот:

– Товарищ полковник, к сожалению, в связи с уклонением сотрудников от тестирования на сегодняшний день обследовано только тридцать процентов личного состава.

– Начальники отделов! Я не понял! Почему приказ не выполнен?

Пока остальные виновато бубнили о нехватке времени, наш начальник, торжествуя и победно глядя вокруг, доложил, что отдел воспитательной работы единственный в колонии полностью прошёл тестирование.

Хозяин удовлетворённо хмыкнул, с подозрением оглядел сидящего рядом со мною Руслана, на шее которого виднелось пара ссадин (это не сержанты, это Гульнарка) и кивнул Грине:

– Понятно, а что там у тебя по воспитательному отделу?

– Товарищ полковник, отдел протестирован, результаты разрешите доложить лично!

– Почему?

– Ну, чтоб не сложить у выявленных сотрудников психоделического настроя!

– Давай без фамилий!

– В отделе двадцать человек, обследованы все! Склонных к употреблению спиртных напитков – один!

– Кто???

– Товарищ полковник разрешите доложить лично!

– Хорошо, зайдёшь после оперативки.

Мы в шоке оглядывали друг друга, кто ж этот таинственный алкоголик в нашей среде? Не, ну так-то пьют все, но кто же больше всех?

Дождавшись в курилке Гриню, мы взяли его в оборот.

– Гриня, колись!

– Не могу, мужики!

– Гриня, не раздражай нас! Колись, пока бить не начали!

– Ну, мужики, хорош, а! Это секретная информация!

– Гриня!!!

– Ну ладно, ладно! Тока никому! Начальник это ваш!

– Как??? Он же закодирован!

– Так пить ему все равно подсознательно хочется! Вот и проявился на тесте как склонный к употреблению алкоголя!

– Ржач! А остальные чё, нормальные?

Гриня с грустной улыбкой оглядел нас:

– Мужики! Хозяин спросил, сколько склонных в отделе. Я честно сказал – один! Остальные уже ни склонные, остальные – алкоголики! Вот такая она сложная вещь – психоделия….

Мэйджо Два лентяя

Роднило их одно: у обоих одинаковые ФИО и тяга к радиотехнике. Правда, ещё их роднило то, что оба были завзятыми лентяями.

Один был сущим монстром.

Был он доцентом и начальником кафедры радиосвязи и телевиденья. При этом он был ещё и полковником.

Второй был просто салабоном-курсантом. Рядовым.

Полковник Александр Иванович Подзорин, воплощение современного аристократического сословия (мама домработница, а папа главный инженер в каком-то там почтовом ящике). Маленькое отклонение только от аристократичности было. Матерился Александр Иванович не по-детски (как говорят сейчас наши дети).

Курсант Александр Иванович Подзорин не мог похвалиться такой родословной… Увы… (Сашенькины мамка и папка загибались в близлежащем колхозе около города Орла, и откуда у парня образовалась «радиотехническая грусть», остаётся секретом по сей день).

***

Взаимная неприязнь у полных тёзок образовалась с первой же пары, когда полковник любезно попросил курсанта отточить кучку разноцветных карандашей, которыми он любил оперировать на схемах-портянках.

– Не буду! – решительно ответил салага.

– Простите… э-э-э… Почему? Мля?! – культурный доцент оторопел…

– А я, в военное училище пришёл не для того, чтобы карандаши чинить!

– Простите, а как ваша фамилия, товарищ курсант?

– Дык… Курсант Подзорин… Александр Иванович…

Вторично обалдевший полковник дал команду на приведение карандашей к нормальному бою другому чайнику от радиосвязи, страждущему лейтенантских погон.

***

Подзорин-старший очень любил радиосвязь. Особенно он любил телевизионные приёмники. На них он собаку слопал, и, хотя никогда паяльника в руки не брал (брезговал, наверное), но неисправность мог определить, как у нас говорят, «навскидку»:

– Э-э-э… Любезнейший… Во-о-он… В том контуре гетеродина, во-о-он ту ёмкость проверьте…

После чудесных рекомендаций телевизор чудеснейшим же образом начинал работать. Мастер!

Подзорин-малый (так к нему прилепилось после афронта с карандашами) радиосвязь начал потихоньку «разлюбливать» после двух месяцев обучения в нашем благословенном училище. Оказалось, что помимо специальной подготовки есть ещё и физическая, огневая, строевая и даже топография. А ещё надо было подшиваться каждый день, чистить сапоги и даже изредка стирать ХБ. Поэтому Сашка стал лениться.

Впрочем, всё это фигня полнейшая.

Самым паршивым было то, что «старший» Подзорин гнобил бедного Сашеньку по своему предмету категорически.

Не было пары, на которой бы Малый не потел перед схемой какого-то паршивого телевизионного приёмника или простенького осциллографа.

– Не куя… Я этого тёзку научу родину любить. И карандаши мне починит… сука… – злился полковник.

***

Всё течёт… Всё изменяется…

Время проходит, а мы остаёмся, как и прежде, идиотами упёртыми. Вот как упёрлись своими дурными и лысыми лбами, так и будем упираться до самой смерти, если…

Хотя… Какое там «до смерти»… Вру я, конечно…

Мы ведь грустим о своих женщинах, с которыми когда-то встречались. Мы с мужской нежностью вспоминаем о своих друзьях и даже врагах прошлых, с которыми служили когда-то… Мы становимся ещё взрослее и ещё старее…

***

Нет! Это «если» всё-таки есть!

***

Звонок.

– Разрешите?

– Пожалуйста… Вы по вызову? Извините, потише. Муж сейчас спит. Он болеет очень…

– Что с телевизором? Пройти разрешите?

– Да, проходите. А с телевизором непонятно что… У нас старенький ещё, «Рубин». По всем шести каналам помехи идут, а у мужа сейчас только одно развлечение – телевизор. Говорит хреновенько(?) Я его в коляске вывожу, он часа два посидит и успокаивается… А вчера что-то случилось… А… вы военный?

– Почему так решили?

– Это просто… Только военные всегда спрашивают: «разрешите»…

– Кхм…

***

Ну, да… Конечно!..

Я этот проклятый 3УСЦТ двадцать лет назад последний раз ремонтировал… Откуда они выкопали этот анахронизм? Бабка вообще странная… Матерится… И зачем она этот «Рубин» вывозит?.. Хотя… старенькие ведь люди… Ладно…

Млять, похоже, что-то с переходным фильтром в селекторе каналов… Чего бы он помехи по всем выделёнкам гнал… У меня и конденсаторов таких нет, русских…

Тихонько скрипнула дверь и ещё чего-то тягомотно заскрипело:

– Идыот! У тыба, пробыт транзистор кыты триста пяннацать–Бы в мытровом блоке. Который по питанию стоит!.. Выпаяй из дыцыметрового и поставь… Ставь, тебе говорю! Малый! Мать тебя в перебабушку и три мощных динистора с ребристыми радиаторами в жопу!.. Сволочь! Облысел уже, а всё, как курсант около доски, хренотень несёшь себе под нос… Карандаши не хотел точить?! Сейчас обедать идём, а потом – карандаши! И не вздумай сказать, что не будешь затачивать! Лентяй, мля…

***

…Да ладно тебе, Александр Иванович… Подкрался ты, конечно, незаметно на колясочке своей… Заточу я твои карандаши… Куда мне деться…

А знаете, Александр Иванович? Если бы не вы, то я после увольнения бутылки собирал бы… Хоть я и хреново сейчас помню 3УСЦТ, зато хорошо науку вашу помню, ибо это не КТ-315Б, а именно переходной кондёр слетел! Спасибо вам, Иваныч!

КЕБ Записки из НИИ. Оскорбление

Вжжжик, вжжжик, вжжжик… звучал матричный принтер, выводя на печать документацию в графическом режиме.

– Ну и долго ещё? – спросил Саныч.

– Ещё минут 15…

– А чего так? На прошлой неделе эта хрень минут за пять распечаталась.

– Ага. А вот напомни мне, на чём ты вертел современные технологии, ежели тебе какие-то две жалкие формулы приходится рисовать вручную?

– И что с того?

– А вот и то – твои формулы я вставил, но теперь принтер вынужден печатать всё в графическом режиме, а это много дольше, чем в текстовом…

Принтер закончил печатать, Саныч схватил листы, обложил их двумя заранее заготовленными полосками стеклотекстолита и скрепил болтами на 4.

Вообще-то я ему сначала предлагал на 3, но Саныч сказал, что это несерьёзно, и стал коситься на коробку с М6. Ну не было тогда брошюровальных машин…

– Ну, всё. Я пошёл к конструкторам.

– Давай. Не забудь завтра проставиться.

– А чего это я? Вместе же работали?

– А то, что тебе военпред премию 20 определил, а мне только 8.

– Ха! Так ты его почаще «ебанутым пиздоболом» в туалете называй, вообще ничего не получишь.

– Ну да. Я что теперь должен проверять все кабинки на предмет того, не серет ли там наш военпред?

– А кто ему на любимые ботинки излишки припоя стряхнул, будто кончил?

– Так откуда же я знал, что он у меня за спиной стоит? Ты же с ним трепался.

– А второй раз зачем стряхнул?

– Так я думал, что он после первого раза отошёл…

***

– Ладно, ни пуха тебе.

– Иди нах.

– А не к чёрту?

– Нах – оно надёжнее.

– Тьфу, блин…

***

Саныч захлопнул дверь. Я отключил приборы, отодвинул всякую хрень на столе и взялся за курсовик по РТС, который здорово запустил с этой тематикой.

Саныч появился примерно через полтора часа. Вошёл, как-то тихо прикрыл за собой дверь, сел и закурил, глядя в окно в противоположном конце лаборатории.

– Что случилось?

– Да… Ерунда…

– Но всё-таки. Что с тобой?

Саныч затушил беломорину, поднялся и сказал:

– Другие расскажут. Или завтра на собрании узнаешь. Если кто спросит, скажи, что я домой ушёл.

***

Что же так могло расстроить Саныча? Поразмышляв об этом минут пятнадцать, я обесточил его стол и ушёл в курилку.

Мне так и не удалось выяснить, что же произошло в КБ. Максимум, что я узнал, так это то, что ну очень уважаемая тётка сидит в истерике в санчасти и хлещет корвалол стаканами.

Утром, как только закончилось полуофициально отведённое время на чаепитие, т.е., примерно часов в 8.00, весь отдел созвали на товарищеский суд. Саныч уже давно был на работе – я это видел по включённому на его столе оборудованию, но сам он где-то отсутствовал. Он страдал на старости лет жуткой бессонницей и часто приходил на работу то 4, то в 5 утра, чтобы спокойно посидеть за любимым занятием.

В самую большую по площади лабораторию набилось человек 60-70. Здесь были наш отдел и сотрудники КБ. Машинально я подошёл к Санычу и, отодвинув что-то шепчущего девушкам комсорга, нагло уселся рядом со своим Наставником. С другой стороны от Саныча также облокотился на верстак парторг, а чуть поодаль стоял начальник отдела.

– Ты это, приготовься, – сказал мне парторг. Скорее всего, тебе придётся что-то умное сказать.

Угу. Если бы я не был готов постоять за своего Наставника, я бы не пришёл на собрание.

– Ну что же, товарищи. Давайте начнём, – начал суд секретарь профкома.

– Как вы все уже знаете, ведущий инженер отдела ХХХХ оскорбил словами ведущего инженера-конструктора КБ. В результате оскорбления пострадавшая провела в санчасти остаток рабочего дня, и решался вопрос об её госпитализации. Давайте её заслушаем. Расскажите, как вас оскорбили?

– Ну… Я была на своём рабочем месте, когда вот он, принёс мне свою документацию. Я пролистала её, и мне стало непонятно в одном абзаце. Я решила уточнить и спросила у Валентина Александровича. А он… Он показал мне уравнение и сказал, что я должна эти параметры по этому уравнению посчитать…

– Да вы понимаете, что вы сказали женщине!? – это резко возбудилась представитель женсовета института.

– Она же мать двоих детей! Победитель соцсоревнования! Член КПСС! Активист, в конце концов! Да как вы вообще посмели показать ей это… хм… уравнение!

– Хм… Минуточку… – это потёр переносицу наш парторг, доктор технических наук. А что там было такого оскорбительного в этой формуле?

– Да какая разница! Вы что, не понимаете??? Вы бы сами двоих детей воспитали, хозяйство вели, а вам бы потом уравнения в нос пихали!!! Зачем оно там вообще нужно???

– Может, мы всё-таки выясним, что же это было за уравнение?

Тут взял слово Саныч.

– Да там сложнее логарифма ничего не было. Это можно и на калькуляторе посчитать, если в столбик не умеете.

– А нельзя было заранее посчитать и вставить в документацию?

– А тогда нормоконтроль заставил бы переписывать из-за одной строчки всю документацию. И получилось бы 60 экземпляров, по числу телевизионных каналов, и каждый экземпляр пришлось бы сдавать и нормоконтролю, и КБ, и на завод-изготовитель. А так – подставил значение и готово. Логарифмы – это вообще 8-й класс.

– Так что же, вас оскорбили логарифмом? – спросил у тётки наш парторг.

– Ну да. Я не обязана считать всякие там логарифмы!

Парторг КБ был готов провалиться сквозь пол.

Пытался возмущаться женсовет, пытался качать права профком. Но уже было ясно – дурака исправит могила.

Итогом собрания было следующее. Тётку заново аттестовать на должность ведущего инженера-конструктора, парткому обратить самое пристальное внимание на деятельность женсовета. Женсовету компенсировать стоимость потраченного на бессмысленное собрание рабочее время двух отделов. (Один месяц без прогрессивки – всего-то).

Тётку вышибли из КБ и до самой пенсии она заседала в профкоме.

Мы с моим Наставником вышли с собрания. Краем глаза я обратил внимание, как начальник отдела тормозит желающих отправиться за нами. В своей лаборатории мы сели и закурили, молча глядя друг на друга.

– У тебя на обед какие бутерброды? – спросил Саныч.

– Два с котлетами по 16 копеек,– ответил я.

– У меня с колбасой и помидорами. Доставай.

Саныч извлёк из нижнего ящика бутылку «Алабашлы» и, ловко срезав скальпелем пробку, налил по полстакана. Тем временем я порезал наши бутерброды пополам. Саныч хмыкнул и, взяв мой скальпель, порезал их ещё пополам.

Накатили. Не закусывая, подумали, и Саныч налил ещё по столько же. Вот тут уже закусили и закурили.

– Знаешь, что самое херовое во всем этом деле? – спросил Саныч.

– Что?

– Понимаешь, у них молодёжи до хрена. Толковые ребята. А они не могут расти из-за того, что эти ведущие дуры сидят на местах, которые должны были бы занять молодые инженеры… И хрен их оттуда сдвинешь. Они тут же прикроются профсоюзом, женсоветом, своими бывшими заслугами. А ребята уйдут через год-два, если не будет у них роста…

PS В те времена далёкие, теперь почти былинные, мы возлагали большие надежды на зарождающийся хозрасчёт, при котором каждый будет получать зарплату по труду. Но даже в самом кошмарном сне мы не могли допустить, что, спустя более двух десятков лет, возникнет новое явление – офисный планктон. И это явление будет намного страшнее той тётки, которую оскорбили логарифмом…

КЕБ Записки из НИИ. Радиолюбительство

Радиолюбительством у нас занимались почти все. Да и как не заниматься, если приличный магнитофон стоит в магазине бешеных денег, а ты и сам прекрасно знаешь, что надо сделать со своим старым магнитофоном, чтобы он зазвучал лучше. Или, к примеру, сколько тогда стоил какой-нибудь «Амфитон»? А если ты сам инженер и прекрасно можешь самостоятельно сделать усилитель под свои нужды?

Руководство института всё это прекрасно понимало и даже поддерживало. Например, при заказе комплектующих, после подсчёта потребностей по имеющейся тематике обязательно учитывались «любительские» интересы. Именно в кавычках.

Вы никогда не вчитывались в журнал «Радио» начала-середины 80-х годов? Если вчитаетесь, то обнаружите, что предлагаемых к использованию комплектующих попросту нет в продаже. Иногда даже у спекулянтов. А используемые технологии предполагают наличие неплохо оборудованной лаборатории и, как минимум, опытного производства.

Как-то раз забрёл я на ВДНХ, где проходила радиолюбительская выставка. И запомнился мне там один мужичок. Не помню, что именно он там выставлял, но он рассказывал всем желающим, что всё это он сделал у себя на даче, в сарае, переоборудованном в домашнюю лабораторию. Ага. Как в той песне поётся: «… я тебе, конечно, верю…» Корпус имел отличное гальваническое покрытие разных видов, а точность и чистота обработки деталей подразумевали отнюдь не ржавый драчовый напильник, а вполне приличный станок с ЧПУ. Да за одно покрытие олово-висмут его бы соседи-дачники повесили за одно место. А может, и не за одно…

Тем не менее, подобное радиолюбительство приветствовалось. Хотя бы потому, что было полезным для общего развития инженеров и рабочих. Любительствующий радиомонтажник лучше понимает, что именно он собирает, что повышает качество работы. Именно поэтому у нас появилась такая традиция. Время от времени какой-нибудь отдел или лаборатория устраивали разбор своих завалов с макетами и прочими прототипами. А перед тем, как вынести все это на свалку, просто выставляли в коридор для разбора на детали. Часто получалось так, что через день на свалку уже нечего было нести. Впрочем, некоторые вещи спросом не пользовались вообще или от греха подальше не выставлялись. Из-за этого их разработчики немного морально страдали. Ну, кому, например, нужен фильтр на спиральных резонаторах весом в 2-3 кг? Или антенны. Впрочем, антенны были нужны, но их разработчик, Лев Михайлович, после одного случая зарёкся их выставлять. А дело было так.

Однажды Лев Михайлович выставил здоровущую антенну, представляющую собой этакую сложную пространственную конструкцию. Почти сразу прибежал мужичок, который поинтересовался: а на дачу для телевизора подойдёт?

– Подойдёт, – заверил того Лев Михайлович. И, узнав удалённость дачи и особенности расположения, посоветовал:

– Только повыше поднимите, чтобы лес не мешал.

В следующий понедельник мужичок не вышел на работу. Не вышел он и во вторник, и в среду. Появился только в понедельник с дрожащими губами и дёргающимся глазом. Причина оказалась трагикомической.

Установив антенну, мужичок начал наслаждаться под пивко качественным телевидением. Тем временем, по дороге неподалёку проезжал на уазике особист ближайшей воинской части. Углядев торчащую над лесом сложнейшую конструкцию, которая смотрела прямёхонько на его часть и ну никак не походила на привычную в деревнях прокладку от блока цилиндров, особист схватился сначала за сердце, а затем за пистолет и приказал ехать в деревню. Проведя рекогносцировку, внук Дзержинского обнаружил логово вражеской разведки и решил провести образцовую операцию по обезвреживанию шпиона. На операцию выехал взвод автоматчиков, представители милиции и КГБ.

Шпион был обезврежен и заперт в камере. К счастью для мужичка, улыбчивые люди в штатском быстро разобрались в ситуации, и, извинившись, отпустили его примерно через сутки. Особиста, как водится, погладили по головке за проявленную бдительность и содомизировали за ложный шухер.

Мужичок же сутки отпаивался на даче, а на следующий день снёс к чёртовой матери всю эту конструкцию.

Со Львом Михайловичем он перестал разговаривать, а сам Лев Михайлович зарёкся впредь раздавать свои творения.

Сапёр Конец «Императора тайги»

«Тук-тук-тук… Тук-тук… Тук-тук-тук…»

Деликатно постукивают. В дверь? Ага, в дверь. Встать, что ли, открыть? Да ну…

«Бух! Бух! Бух!»

О, а это уже, похоже, ногами стучат.

«Бух! Бух! Бух-бух-бух!»

– Женька, гад, открывай! Я знаю, что ты дома!

Блин. Знакомый голос. Этот – точно, знает. Похоже, действительно пора вставать и отпирать дверь. А то ведь он не угомонится.

– Юрьич, сука! Ты ещё живой?

– Саныч, падло, а ты уже готовый?

– Ни хера ещё не готовый! С тобой готовиться буду!

– К чему?

– Если я отвечу, ты сядешь!

– Га-га-га!

– Хи-хи-хи!

Хохот после каждой фразы – это обязательно. Бывший опер Комитета Государственной Безопасности Саныч – мой друг. А я – его друг. И подружились мы не за бутылкой. А как мы подружились, сейчас и расскажу. Уже, наверное, можно…

Было это в 1989-м, кажись, году. Я тогда трудился заведующим отделом в одной из многочисленных районных газет на Тюменском Севере. Обычное рабочее утро, как говорится, не предвещало, но… Голос сверхнаглой редакционной секретарши, с которой я, честно говоря, не всегда мог справиться, блистал ангельской кротостью:

– Тут… к вам тут… пришли, в общем…

– Да ладно, я сам представлюсь, чё, не мужики, чё ли?

Деликатно оттерев секретаршу локтём, ко мне в кабинет то ли ворвался, то ли просочился здоровенный мужик с широченной белозубой улыбкой на лице.

– Здоров, коллега! Я из центральной прессы…

Он протянул к моему лицу удостоверение, в котором я прочёл…

– Ага-ага, газетка известная, и авторитетная – аж по самое не могу! Ну чё, чайком побалуешь, коллега? – балагурил гость.

– Побалую, только ты не «чёкай» больше, если под журналиста косишь, да ещё и перед секретаршей расшифровался.

– Ути-пути… Какие мы слова-то знаем – то «косишь», а то «расшифровался», надо же… Чё, «Огонька» начитался?

– Про милицию много писал, вот и нахватался, так что нечего «Огоньком» попрекать, – сухо ответил я.

– Читал я, про кого и про что ты писал. Кстати, к нам в Афган из того «Огонька» корреспондент приезжал, так он, между прочим, «чёкал».

– Да ну? К вам… к ВАМ в Афгане корреспондентов пускали?

– Ну, не совсем к нам… Ладно, замнём для ясности. Статью «Император тайги» ты писал? Про дядю Пашу? С фотографией?

– Да.

С год тому назад я действительно написал неплохой, по тогдашним меркам, очерк об одном из лучших в наших краях охотнике-промысловике. Материалом даже заинтересовалась одна из центральных газет, но потом как-то «не срослось»… Я не узнавал, по какой причине – некогда было.

– Ну, на, погляди на своего «императора». В молодости.

Незваный гость выложил на покрывающее мой письменный стол стекло три фотографии. Одна – как у нас говорят, портретная. Молодое лицо с улыбкой во все зубы. Вот только фашистская фуражка и мундир с медалями всякую возможную симпатию отбивали напрочь. А улыбка напоминала оскал бродячей собаки – был в ней тот самый затаённый страх, намертво спаянный с наигранной, выставляемой напоказ наглостью.

На втором фотоснимке – тот же человек в половину роста. Со снайперской винтовкой в руках.

Персонаж третьего снимка стрелял из пистолета в затылок человеку, стоящему на коленях со связанными за спиной руками.

– Это – дядя Паша?!

– Он.

– Но не похож же совершенно.

– Мало ли кто на кого похож или не похож… Совершенно… Фотки – из его фашистского личного дела. Штаффельман СС. Обер-солдат по вермахтовским чинам.

– Ефрейтор, что ли?

– Нет, ефрейтор – это, вроде, роттенфюрер СС. Да не один ли хрен? Фашисты предателей чинами не шибко-то баловали, особенно эсэсовскими. А насчёт того, он, или не он, так ознакомьтесь, товарищ свидетель, с заключением соответствующей экспертизы.

– Чего ж вы… Год же с лишним, как очерк вышел… Да я б его сам, суку…

– Что ж, это можно. Даёшь соответствующую подписку, проходишь инструктаж, получаешь оружие… Рука-то не дрогнет?

– Не волнуйся. Не дрогнет.

– А вот этого не надо, товарищ. Всё будет по закону. Органам оказать содействие готов?

– Да пошёл ты… Шутник херов!

– Понял. Пошёл.

– Чего надо-то?

– Надо мне – только мне! – войти в дом к этому дяде Паше. Остальное – моё дело.

***

Я постучал в дверь заимки. После двух стопок водки, выпитых мной по наущению Саныча, бронежилет, который он на меня напялил, почти не тяготил. Я постучал ещё раз.

– Кто там?

– Да пресса, дядя Паша, кто ж ещё-то! Вот, мимо проезжали, куропаток по дороге нашмаляли… Как у вас насчёт самогоночки-то? Под дичь-то, а?

Дверь приоткрылась. Я улыбнулся, и, протягивая руку хозяину, пробормотал:

– Вы уж простите за беспокойство, это вами из центральной газеты заинтересовались…

Саныч, лыбясь от уха до уха, щёлкнул вспышкой фотокамеры, и тут же, одним неуловимым движением оттерев меня в сторону, быстро шагнул вперёд на дядю Пашу, громко бормоча себе под нос:

– Нам бы портретный снимочек, ага…

Дядя Паша вдруг отшатнулся от Саныча – резко, всем телом… И протянул куда-то правую руку…

Саныч ударил один раз.

Как-то всё очень быстро произошло.

И, кажется, совсем беззвучно.

Я вообще ничего не понял.

Потом на хозяина заимки надели наручники. Здесь же, за длинным столом, сколоченным из струганных досок, приехавший вместе с нами следователь начал первый допрос. Я, впрочем, на нём не присутствовал. Обыск, понятые – всё это тоже прошло мимо.

Мы с Санычем вышли во двор и закурили. Он вдруг посмотрел на меня как-то беззащитно…

– Слышь, ты прости меня … Я тебе не говорил, чтобы ты не боялся… И не волновался… У него ведь кличка среди своих была – «Меткач». Ну, от слова «меткий». Снайпер он. Из всех видов стрелкового. У него на совести столько… А в доме, только с твоих слов – три ствола. Я очень… опасался… что он успеет хоть один схватить. Не, я бы успел тебя прикрыть, если что. Да и броник, опять же… Но все равно – опасался.

– За кого опасался-то?

– За тебя. Мне–то в Афгане хватило. Как из госпиталя выписали, бабка моя сказала, что в меня больше хрен попадут, до ста доживу.

– Ну и живи на здоровье…

– Слышь, у меня тут есть…

– У меня тоже есть…

– Снежком зажуём? Говорят, он тут экологически чистый.

– Ага. Если с Новой Земли ничего не принесло.

– Га-га-га!

– Хи-хи-хи!

Зажевали снежком… Ох, и зажевали. В машину Саныч меня грузил бережно, я бы даже сказал – трепетно…

К сожалению, «дядю Пашу» не расстреляли. Очень надеюсь, что он сдох на зоне. Хотя вполне может быть, что этот фашистский ублюдок, благодаря «гуманизации законодательства», доживает свои последние денёчки где-нибудь на свободе. Ему ведь в 1945-м было только 24 года.

Да и хрен с ним.

Жаль, что Саныч…

«При проведении спецоперации».

Ошиблась его бабушка. Попали в него всё-таки. Правда, не до конца, но левую руку Санычу, как он сам деликатно выражается, «удалили». Сейчас, несмотря на увечье, подполковник госбезопасности в отставке, кавалер медали «За боевые заслуги», Ордена Красной Звезды и Ордена Мужества Саныч лихо рулит собственным охранным агентством – небольшим, но очень уважаемым во всех соответствующих кругах.

Есть у него кое-какие деловые интересы в наших краях, вот и навещает меня иногда. Внезапно. Собственно, с одного из таких визитов я и начал свой рассказ.

P.S. Ну, и для порядку. Как водится, все факты – вымышлены, все имена – придуманы, все рассказанное – фантазия автора, и не более того.

Стройбат-2 Камушек

Взрывали в Гремихе часто. И ничего не поделаешь: в некоторых местах гранит находился на глубине 25-30 см. Конечно, фундамент можно опереть прямо на скалу. А вот канализация, как известно, должна прокладываться ниже уровня промерзания грунта и иметь определённый уклон. Так что приходилось вгрызаться в гранит.

Именно с такой проблемой в виде гранитного «пупка» столкнулся начальник участка майор Анатолий Суховий при прокладке канализации. Впрочем, «проблема» – это сильно сказано. На следующий день на участок прибыли: буровая установка, несколько ящиков амоннала и взрывник Владимир Иванович.

– Ну что, Толян, где взрывать?

– Иваныч, ты поаккуратнее. До дома всего пять метров. Тут точный расчёт нужен.

– Не учи отца… Сделаю в лучшем виде. Говорят, ты здесь хату получил?

– Ага. Трёшку.

– Небось отделку супер[68] делаешь?

– А то. На кухне и в ванной плиточка, двери в столярном цеху заказал. Ну и зам по МТО расщедрился – двадцать метров паркета для зала выделил.[69]

– Паркет Джафаров стелит?

– Он самый. Побольше бы таких призывали. Жалко, скоро на дембель уходит. – Суховий помолчал и добавил:

– Ладно, пойдём, покажу, где бурить.

Следующие три дня были посвящены бурению и зарядке шурфов. К концу третьего дня Анатолий проводил совещание прямо на месте производства работ.

– Ну что, Иваныч?

– Порядок. Можно взрывать.

– Не сильно разлетится?

– Не должно. Но бережёного и бог бережёт. Укрытие лучше сделать.

– Понятно. – Суховий повернулся к лейтенанту Зинину, месяц назад прибывшему по распределению и назначенному на должность прораба.

– Значит так, Вадик. На триста семьдесят пятом доме должны быть щиты опалубки. Надо все окна аккуратно закрыть. А то ещё половину стеклить по новой придётся. Место взрыва грунтом засыплем. Скала тогда раздробится, но останется на месте. Полметра грунта, наверное, хватит. Иваныч, как думаешь, нормально будет?

Иваныч потёр лоб:

– Плитами бы дорожными закрыть ещё сверху да блоками фундаментными придавить. Для гарантии, так сказать.

– А где я тебе дорожные плиты возьму?

– Да сам знаю, что негде взять. Хрен с вами, засыпайте. Смотрите, провода, что к детонаторам идут, не порвите.

–Ладно, давайте готовится. Завтра взрываем.

Настилка паркета была закончена. Салех Джафаров потянулся и с удовольствием посмотрел на выполненную работу. Затем, пинками выгнав из квартиры двух «духов», пытавшихся по приказу лейтенанта заколотить окна, и швырнув вслед принесённые ими гвозди на «сто пятьдесят» Джафаров, бурча на своём языке что-то нехорошее про родителей, производящих на свет таких баранов, снял оконные рамы и аккуратно закрепил щиты. (За испорченные двадцать окон в других квартирах Зинин впоследствии получил от Суховия… Ну то, что обычно получают лейтенанты в таких случаях). Закончив и это несложное дело, Салех попил чайку и не спеша принялся налаживать паркетношлифовальную машину. В квартиру заглянул взводный прапорщик Маллер.

– Джафаров, ты здесь?

– Я.

– Ещё кто есть?

– Адын.

– Сейчас взрывать будут. Из квартиры не выходи. И к окнам не подходи. Понял?

– Харашо. В коридор посидеть буду.

– Эх, Салех. Вот хороший ты солдат. Добросовестный, сообразительный. А по-русски никак говорить не научишься…

Прапорщик поспешил вниз по лестнице. Джафаров перетащил механизм в коридор. Минут через пять он закончил работу. Устроив из временно позаимствованных у молодого пополнения ватников лежанку, Салех прилёг и начал думать о том, что скоро дембель, и как он вернётся домой, и как там обрадуются его возвращению, и что дочка соседа за прошедшие два года уже выросла и, пожалуй… На улице грохнуло. Послышался треск. Над головой Салеха просвистел кусок доски….

Майор Суховий и Владимир Иванович стояли на месте взрыва. Гранитный «пупок», препятствующий производству работ, исчез. На его месте лежала куча щебня.

– Ну что, Толь, как и обещал – никакого разлёта. Всё лежит на месте. Можешь подгонять экскаватор.

Сверху послышался голос:

– Товарища майор!

– Джафаров? Что случилось?

– Камушек…

– Чего?

– Окно камушек летел. Паркет царапал.

– Ну, блин, Иваныч… А хвастался…. «Не учи отца….»… «В лучшем виде…» Салех, выкинь камень нафиг.

Джафаров исчез в оконном проёме. Послышался его голос. «Помогать нада. Камушек тяжёлая сильно». Анатолий и Иваныч бросились в квартиру. Посреди зала, разбросав во все стороны паркетные плашки и обломки щита, лежал здоровенный гранитный валун.

PS.А вот этот самый дом.

http://gremicha.narod.ru/foto_albom/gorod/gremiha/gal_03/str/03.htm