Герман
Мне с детства вбивали, что девочки они слабые и не самые умненькие, поэтому мириться должен идти всегда мальчик. Типа кто умнее тот и берет на себя ответственность. И я за все годы брака так привык к этой ответственности, что после полуночи ноги снова понесли меня в спальню, но на середине пути я остановился и замер. Прислушался к тишине дома и печально улыбнулся.
Кристинка снова меня пошлёт и будет права, потому что нет дерьмовее, когда точно знаешь, что поступаешь неправильно, но все равно делаешь.
Знал ли я о последствиях своей измены? Знал. Я просто думал, что Крис не узнает никогда. Раскаивался ли за то, что совершил?
Миллион раз да, потому что находиться в состоянии войны это было ещё хуже чем проиграть ее. Потому что страдала и вторая сторона. Страдала Крис. Которая не могла простить и не могла отпустить, потому что любила.
Любила. Это я точно знал. Она любила меня всем своим большим сердечком, всей своей израненной мною душой, а я не оценил, подумал, что смогу стать неуловимым, настоящим вершителем судеб одной маленькой семьи.
Но я просчитался. Никакой я не вершитель, а обычный зажравшийся мудила, который единственное светлое в своей жизни окунул в грязь. И как теперь отмыть не знал.
Я зачем-то все равно дошёл до спальни и тяжело опустился на пол, прижавшись спиной к двери. За ней было тихо. И хорошо. Каждая пролитая слеза Кристины была для меня отравленной иглой, которая впивалась прямо в сердце.
Конечно после такой всепоглощающей боли я дам развод, отдам бизнес, Боже, да я все готов отдать, если от этого Кристина перестанет хотя бы плакать. Только она все равно плакала и отказалась от компании. Восприняла как будто я старался так купить ее прощение. А я просто хотел, чтобы получила все чего желала.
Я упёрся затылком в дверь и тяжело выдохнул.
Что же делать?
Как вымолить у Крис прощение?
Если только действительно дать развод и исчезнуть как она того хочет.
Я встал и снова пошёл в гостевую. Бесила эта спальня. Матрас на кровати неудобный и пахло от постельного белья лавандой хотя у нас в спальне Крис использовала ваниль. И солнце вставало с этой стороны дома и слепило по утрам. И вообще спальня бесила, потому что в ней не было ее.
С трудом заставляя себя заснуть, утром я был как старая телега, хорошо хоть не скрипел. Мирон зашёл ко мне и встал у кровати, полными ожиданиями глазами наблюдая, как я потянулся и сонно моргнул:
— Скоро, пап? Пап? — нетерпеливо спросил сын и я только сейчас понял, что я действительно отец. Скорее всего не самый лучший, но все же отец. Самая большая вера в то, что все будет отлично для одного маленького человечка.
— А мама проснулась? — спросил я, поднимая сына к себе, и Мирон прополз по мне в прямом смысле, а потом признался:
— Еще нет, но ведь мы должны собраться.
— Да ты прав, мама пусть спит пока… — отозвался я и потрепал сына по пушистым волосам. Но Крис и не думала спать. Зайдя тихо в спальню, я услышал из ванной всхлипы и сдавленные стоны. Толкнул дверь и увидел Кристину сидящую возле унитаза в одной строчке и с покрасневшими глазами.
— Этот чертов токсикоз доведёт меня… — простонала жена, сгибаясь в новом рвотном спазме. Я тяжело вздохнул, потому что не имел права у неё просить оставить ребёнка. Не имел права вынуждать ее оставить ребёнка. И не имел права обрекать этого ребёнка родиться с клеймом нежеланного.
— Идём, я помогу, — сказал я, наклоняясь к Крис и поднимая ее с пола, помог найти зубную пасту, включил воду.
— Мирон? — спросила устало Кристина и снова наклонилась над унитазом.
— Собирается в горы, пошёл складывать в рюкзак машинки, — признался я, придерживая жену за талию, чтобы не потеряла равновесие и не расшибла себе лоб о кафельный угол. Неправильное интерьерное решение. Нельзя так располагать инсталляцию. Надо исправить.
Спустя два часа мы наконец-то выехали из дома. Крис устало смотрела в окно, а Мирон развлекался на заднем сидении. Я развернулся и достал дорожный тонкий плед и положил Кристине на колени.
— Укройся, вдруг задремлешь… — сказал я неловко.
— Нет, я не хочу спать, все норм… — быстро сказала Кристина, как будто ее наругают за то, что она уснёт в дороге. Я вскинул бровь и перевёл взгляд на плед, типа, ты подумай, а потом отказывайся. Крис закатила глаза и все же расправила плед.
До домика в горах было три часа на машине, два с половиной из которых мы провели с Мироном под детские мультики, которые сын смотрел на планшете, а Крис все же уснула. Я знал, что так и будет. В первый триместр с Мироном Крис тоже вот так же выключалась постоянно. Она становилась удивительно беспомощной и нежной во время беременности. Даже сейчас. Хоть и отчаянно старалась выглядеть сильной и независимой. Только сильная и независимая с меня шкуру бы с бизнесом спустила, а Крис не смогла.
Сила это была или слабость? Скорее первое, потому что сила женщины в том, что даже в патовой ситуации она остаётся женщиной, хрупкой и нежной, которой нужна защита.
Домик был в одном курортном посёлке, который располагался вблизи целебных источников. Маленький, по сравнению с нашим домом, полностью из дерева. На первом этаже спальня с видом на реку, кухня с гостиной, санузел и второй балконный этаж.
— По-моему меня укачало, — сказала Крис как только мы зашли в дом и быстро шагнула к туалету. А посмотрел вслед жене и кивнул, сам себе делая зарубку, что надо ещё раз съездить к врачу и сдать анализы.
Пока жена была в туалете нам занесли все вещи. Сумочка Крис постоянно вибрировала. Я психанул и вытащил мобильник, чтобы ответить, но замер, увидев сообщение от Ольховского.
«Кристина, мы должны повторить ужин. Жду ответа»