Развод. Ошибку не прощают (СИ)

Глава 11

Как только целую, взрываюсь в буквальном смысле. Разносит в щепки, разматывает вхлам. Я, блядь, умираю прямо сейчас. Долго не трогал ее. Как же долго! На миг отрываюсь. Хочу видеть реакцию. Кроме сумбурного дыхания ничего не улавливаю.

Не даю одуматься, вновь набрасываюсь. Придавливаю к стене, надежно держу. От тесного контакта кровь закипает сильнее. Бурлит, огромными пузырями лопается. Терзаю рот, кусаю губы и вновь одержимо ласкаю.

Не контролирую почти ничего, просто как оголтелый пиздюк хочу, чтобы ощущения не заканчивались.

— Горячая. Сладкая. Скучаю.

Толкаю мелкими выходами. Едва хапнув кислорода, тянусь снова и снова за дозой. Мне плевать, что Ириша почти не отвечает. Вцепилась в запястья и судорожно сдавив, почти задыхается. Не даю крошечного шанса на отступление. Замыкая кольцо, отсекаю побег.

— Ты не имеешь права меня целовать.

Измученный выдох вибрирует зудом на распаленных губах. Располосованным юзом елозит. Почти что больно, но какая же нужная эта боль. Туман в голове сгущается. Ирина, чтобы не говорила тоже дрожит. Я же легкие как кузнечные меха надуваю до предела, кольцую жену цепко, пальцы отдают колким ознобом.

— Не смеши, — затягиваю паузу. — Я не только целовать хочу. Не только!

— Не смей!

Зажимаю руки в капкан, затискиваю над головой. Лезу напролом, присасываюсь к шее. Под задушенных стон прохожусь по воспаленной коже. Волочет от того, что недоступна теперь. Не моя.

Мысли одна на одну лезут, пытаюсь понять почему, когда жена стала запретной, тянет со страшной силой. Мне нужно больше. Обычные ласки не покрывают потребности рвущегося желания.

Вновь нахожу губы. Вновь проталкиваю голодный язык, глотаю дыхание. Память открывает канал, где возвращаются старые эмоции, которые со временем брака притупились. Я тону в ее запахе, недоступности, недосягаемости.

Заводит. Заводит. Заводит!

Член рвет брюки, наливается болью и похотью. Жжет, разрывает. Чтобы как-то унять, толкаю набрякшим членом. От соприкосновения, от того, как съехавшая кожа обнажает детонирующую головку, от того, что ткань проезжает юзом по стояку, выдаю звериные звуки.

— Едем ко мне. Пожалуйста. Пожалуйста, Ириш.

Умоляю между поцелуями. В одержимом беспамятстве собираю ткань, поднимаю выше и выше. Трогаю бедра, сжимаю сочную задницу. Скучал пиздец. Не хочу знать с кем она тут и почему, мне неинтересно. Как только Гарин сказал, что она здесь, сразу понесся на поиски и не ошибся. Не могу больше.

К нам домой не предлагаю. Понимаю, что воспримет плохо. Если честно, то я прямо здесь готов. Вопрос в том, захочет ли она. Ловлю каждый импульс, стараюсь вычитать согласие. Если мы переспим, то дальнейшую судьбу решить проще. Может она все же растает и прекратит мариновать меня.

Ведь не воюет сейчас явно. Пусть не отвечает так пылко, как хотелось бы, наплевать. Я один дам за двоих.

Внезапное сопротивление встречаю, когда добираюсь пальцами до края белья. Ошизеваю от напора, на миг теряюсь. Со всей дури жена выдергивает руки, выворачивается змеей и заряжает зверскую пощечину.

Лицо загорается, печет и немеет, но я и не такое бы стерпел. Пусть заведется и отхлещет. Пусть вытолкнет всю боль. Пусть что хочет делает, лишь бы избавилась от запертого внутри замка. Я же ее знаю.

— Ты решил, что я сейчас с тобой пересплю? Я? С тобой?!

Даю свободу, отшагивая назад на полшага. Вижу, что начинает жалеть, что позволила себе лишнего. Засовываю руки в карманы. Дыхание усмирить очень сложно и как не стараюсь, выходит с трудом. Грудь словно насосом накачали.

Ирина поправляет волосы, нервно и резко одергивает платье. Гневно смотрит, как крутым кипятком ошпаривает. Но будь я проклят, в самой глубине глаз сверкает капелька возбуждения. Не ошибаюсь точно.

— Да. Решил. Ты подсказала.

Выходит из себя окончательно, чем подтверждает мои подозрения. Палится девочка. Возмущенно цокает, совершенно по-девчоночьи закатывает глаза. Всем видом презрение выражает. Мне от этого не легче, реально все на счет принимаю. Слишком натурально и быстро переходит из одного состояния в другое. Даже несмотря на ту самую усмотренную капельку, плющит от внезапного безразличия.

— Хм, ошибаешься. Тебя ждут в випке. Разве нет? Кстати, — по-змеиному улыбается. — Стриптизерки отличные. А у тебя тоже две? Как и Гарина?

— У меня никого, — и это, блядь, правда. — Я пришел за бухичем. Устроит такой ответ?

— М-м-м. Пить начал? — презрение зашкаливает. — Смотри… Опять включится камера нечаянно и отправишь видео кому не нужно. С двумя.

Ясно, не поверила. Думает, что со шлюхами развлекаюсь. Устало прикрываю веки и растираю шею. Сколько еще игнорить будет? Я заебался доказывать, что мне никто не нужен. Она даже цветы на помойку выбрасывает. Оставляет только Варюшино.

— Ириш, хватит пожалуйста. Объяснял уже. Может объявим перемирие?

— Андрей, я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда, — совершенно спокойно бросает убийственные слова. — Этот поцелуй ничего не значит. Ни-че-го! Считай, что прощальный. Хватит заваливать меня цветами. Лучше кредит быстрее погашай. От души советую. Подожди, стой на месте, — выбрасывает руку вперед. — Давай как взрослые. Нас больше нет. Все. Да, мне тяжело, не спорю. Но ты не изменишься, — кивает в сторону Игоря и стриптизерок. — А я каждый раз вздрагивать не хочу.

— Да блядь! Только начало все получаться, — рассекаю рукой воздух, начинаю злиться. — Что ты уперлась? Нет у меня блядей. За тот случай миллион раз прощения просил. Да вскружило голову, понесло меня, пойми. Но я не …

— Замолчи! Мы разведемся в ближайшее время. Точка.

Ну вот и конец. Да и на хрен всё!

Засвистела фляга от злости. Заебало уговаривать. Сколько можно в ногах валяться, выслеживать и предлагать ненужную помощь. Хочет разбежаться — без проблем. Может и правда будет лучше. Дочь мне никто не запрещает видеть, а это главное. Пусть катится к чертям, задерживать не стану.

— Похуй! — включаю скотомразь. Не могу остановиться. Я взрослый мужик, а как пиздюку обидно, что меня не поняли. — Присылай бумаги подпишу. В суд не пойду. Некогда. Наслаждайся свободой, Ирин. Больше не побеспокою.

В бреду возвращаюсь к Игорю. Замахиваю полный стакан вискаря. В висках долбит дробно и больно. Вот и всё. Пододвигаю бутылку и наливаю еще. Вкуса не чувствую, как вода льётся.

С трудом понимаю, что Гарин транслирует. Перекрывая шум орет что-то о командировке. Просто киваю, следом отправляю в рот еще пойло. Рядом садится стрипушка и кладет руку на бедро. Ясно, Игорян точно взял с продолжением.

— Проблемы? — игривый голос подсекает слух. — Могу помочь.

— Конечно! — мрачно киваю, снимая цепкую ладошку. — Давай набухаемся.