Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

Глава XVI. Пора взросления

Дни летели за днями, лето незаметно перешло в осень, а потом подошла и зима. Жизнь в кирпичном доме пошла спокойнее, поскольку Ребекка изо всех сил старалась добросовестно исполнять возложенные на нее обязанности, не вносить в свои забавы излишнего шума и отвечать кроткими словами на гневные выпады.

У тети Миранды все меньше становилось поводов показывать свой характер, но когда повод возникал, то она не считала нужным сдерживаться.

Главным образом, она обрушивала свой гнев на Ребекку за то, что, взрослея, та делалась еще более одержимой манией гостеприимства, выливавшегося у нее порой в самые неожиданные и драматичные формы.

Однажды — дело было в пятницу — Ребекка спросила, нельзя ли вынести на крыльцо молоко и хлеб для ее товарища.

— Что еще за товарищ? — в недоумении спросила тетя.

— Дело в том, что у Симпсонов малышка осталась на ночь без присмотра. Можно я приведу ее сюда и познакомлю с вами? Мы ее одели в старое платьице Эммы Джейн, так что она выглядит очень мило.

— Можешь привести, но у меня нет никакого желания на нее смотреть. Привела — и увела. И скажи, чтобы мать ее больше не бросала. Тебе что, нечего делать, как только целую субботу возиться с младенцем?

— Вы так привыкли жить в доме, где нет детей, что даже не понимаете, до чего же это тоскливо! — вздохнула Ребекка и направилась к двери. — У нас на ферме всегда было с кем поиграть, понянчиться… Конечно, нас очень уж много, но все же это гораздо лучше, чем совсем никого. Хорошо, я покормлю ее и тут же уведу. Девочка, конечно, очень опечалится и миссис Симпсон тоже: она намечала в субботу поехать в Миллтаун.

— Придется ей изменить свои планы, — с ехидством заметила мисс Миранда.

— А может, вы отпустите меня переночевать у Симпсонов, чтобы я побыла с малышкой? — стала убеждать Ребекка. — Я возьму туда учебники и тетради.

— Ты забыла, что у тебя еще есть дела по дому. Не упрашивай меня, полно! Можешь накормить ребенка ужином, а потом уведи туда, где ему надлежит быть.

— Вам не нравится, когда я вхожу с парадного крыльца, а можно мне провести ее через эту комнату? И я хочу, чтобы вы на нее посмотрели. У нее золотые волосы и огромные синие глаза. Миссис Симпсон говорит, что она вылитый отец.

Мисс Миранда при этих словах ядовито ухмыльнулась и не преминула заметить, что если ребенок в отца, то надо опасаться пропажи вещей из дома…

Тетя Джейн возилась в бельевом чулане, подбирая на выходные дни простыни и наволочки, когда к ней подошла Ребекка.

— Я привела сюда дочку Симпсонов — думала, что девчушка скрасит нам выходные дни, а тетя Миранда не хочет ее оставить. В следующие выходные ее возьмет Эмма Джейн, еще через выходные — Алиса Робинсон. Но миссис Симпсон хочет, чтобы первая взяла ее я, потому что у меня есть опыт, ну, в том смысле, что мне приходилось нянчить. Тетя Джейн, пойди посмотри, какая прелесть сидит у меня на кровати! Очаровательная девочка! Она полненькая, добродушная. Худых и крикливых детей я меньше люблю. А полненькие, они тихие, послушные. Я бы ее без конца одевала и раздевала. Вот если бы у меня еще была книжка, в которой написано, что надо делать, тогда я бы чувствовала себя совсем уверенно, — говорила Ребекка, вводя тетю в свою комнату.

— Никакие книжки в данном случае не помогут, потому что никто не может знать наперед, как поведет себя ребенок. Как же ты донесешь ее до дома? Она же тяжелая.

— Нет, я отвезу ее в тележке, где были коробки с мылом. Не бери палец в рот! Ты сейчас поедешь с Бекки кататься! — Она подхватила своими сильными, юными руками раскапризничавшуюся крошку.

Ребекка села на стул, смело развернула девочку, сняла с нее поясок, с недовольным видом отложила гнутую булавку; потом, держа малышку попкой кверху, прошла с ней к письменному столу, отыскала безопасную английскую булавку и ловким движением пристегнула рубашечку к нижней юбке. Малышке очень даже нравилось, что ее держат вниз головой. Она смеялась, колотя воздух пятками и будто понимая, что пребывает в надежных руках и с ней ничего не случится. Уже через минуту, сидя на коленях у Ребекки, девочка безмятежно ворковала.

Тетя Джейн с изумлением и страхом наблюдала эту молчаливую сцену.

— О Господи, Ребекка! — воскликнула она. — До чего же ты смело обращаешься с детьми.

— А как же иначе? На моих руках выросло, можно сказать, три с половиной ребенка, — отвечала Ребекка, подтягивая девочке чулки.

— Тебе бы еще в куклы играть! — вздохнула тетя Джейн.

— Я люблю кукол, но куклы — они всегда одни и те же. Надо все время фантазировать, что кукла шалит, болеет, любит тебя или ты ей надоела. С детьми больше хлопот, но они лучше.

Тетя Джейн протянула тонкую руку, украшенную поцарапанным и помятым золотым кольцом, и маленькая гостья сразу ухватила ее за палец.

— Тетя, я все время хотела спросить… Если вы носите обручальное кольцо, значит, собирались выйти замуж. Почему вы остались одна?

— Так получилось.

— Но почему?

— Мы не успели пожениться. Он умер.

— Ах! — глаза Ребекки сделались печальными.

— Он был солдат. Его ранило, и он умер в госпитале на Юге.

— Милая тетя Джейн. Значит, он умирал без вас!

— Нет, он умер на моих руках.

— Он был молодой?

— Да, молодой, отважный, красивый. Его звали Том. Это был родной брат мистера Картера.

— А когда вы приехали в госпиталь, он обрадовался?

Разговор этот воскресил в памяти Джейн полузабытое прошлое. Том предстал перед ней как живой — осунувшееся лицо и радость в глазах. Протянутые к ней навстречу руки и едва слышный голос: «О, Дженни, милая Дженни, я ждал тебя, я знал…» Какая это была возвышенная минута в ее жизни! Еще ни одному человеческому существу не рассказывала она о том дне, потому что некому было ей посочувствовать. И вот, стыдливо пряча глаза, Джейн уронила голову на плечо племянницы и прошептала:

— Это было так тяжело, Ребекка!

Малышка уже задремывала на коленях у Ребекки, запрокинув головку и довольно посасывая большой палец. А Ребекка гладила седеющие волосы тети Джейн, словно прося у нее прощения.

Взгляд Ребекки был в этот миг мягким и кротким, а сердце напряженно стучало и взрослело, наполняясь сладким томлением, пониманием и глубиной чувств, — оно слилось с другим сердцем, ощущало его биение, проникалось его мукой. Так обычно взрослеют все детские сердца.

Эпизоды, подобные этому, оживляли размеренный ритм повседневной жизни, которая сделалась особенно скучной после того, как Дик Картер, Ливинг Перкинс и Хильда Мезерв уехали продолжать обучение в Уорехам, а в школе объявили о приостановлении занятий из-за холодов.

Но для активного, деятельного существа жизнь никогда не обходится без радостей и приключений. Ребекка всегда отличалась непоследовательностью, восприимчивостью и умением приноравливаться к обстоятельствам. Она легко заводила знакомства и приобретала друзей.

То она выносила во двор молоко для усталого охотника или рыболова, то вникала в семейные истории разъезжающих по стране лудильщиков и зеленщиков, то просила разрешить ей поужинать или заночевать у ребят из соседней деревни — порой тети и слыхом не слыхивали о тех, к кому уходила Ребекка. Если говорить о природе всех этих знакомств, которых, казалось, было больше чем надо, то они весьма сильно различались. Девочка заводила их порой с горячностью и упорством, но они всякий раз оставляли ее неудовлетворенной, даже разочарованной. Настоящей близости не возникало, поскольку в большинстве окружающих не было содержательности и глубины.

Больше других Ребекка любила Эмму Джейн. Девочки в чем-то походили друг на друга, но и тут не было настоящего душевного родства. Добрососедская привязанность, постоянство, преданность — все это нравилось Ребекке в Эмме Джейн. Однако за этими хорошими качествами хотелось отыскать и другое: неординарность, ум, — а как раз этого и не хватало. Эмма Джейн, будучи годами старше Ребекки, оставалась еще наивной и незрелой девочкой. Умом и чувством юмора, несомненно, обладала Хильда Мезерв, и Ребекке всегда было о чем с ней поговорить. К тому же у Хильды были более обширные интересы, потому что она регулярно ездила к своим замужним сестрам в Миллтаун и Портленд, однако Хильда была язвительной, резкой, не умела сочувствовать, и это отталкивало в ней Ребекку. А вот с Диком Картером она могла вести интересный разговор об уроках. Это был весьма честолюбивый мальчик, строивший смелые планы на будущее и обсуждавший их с Ребеккой, но, как только она начинала делиться своими планами, его интерес к разговору заметно угасал. Стремления поразмыслить над чем-то возвышенным не было ни у Хильды, ни у Дика, ни у Эммы Джейн, и от этого в их отношениях с Ребеккой существовала недосказанность.

С Кобами, «дядюшкой Джерри» и «тетушкой Саррой», была дружба иного сорта — очень приятная для Ребекки, но в некотором отношении и опасная. Визиты Ребекки всякий раз повергали их в трепет восторга. Ее шутки, экспромты и просто наблюдения над жизнью неизменно поражали пожилых супругов. Любое ее высказывание они готовы были воспринимать как пророчество. И Ребекка, не избалованная похвалами, стала находить удовольствие в том восхищении, которое она внушала людям, пусть даже это были всего лишь милые скучные старички мистер и миссис Коб.

Тетушка Сарра бросалась в погреб или к буфету, как только маленькая фигурка возникала на гребне холма, и ставила на стол желейный торт или пирог. Один вид дядюшки Джерри, всегда в одной и той же белоснежной рубашке с длинными рукавами, приятно согревал сердце Ребекки, когда она заглядывала в окно кухни. Пока не выпадал снег, мистер Коб часто выходил посидеть на досках, сваленных возле дома, в надежде увидеть, как Ребекка шагает по тропинке, ведущей прямо к их порогу.

Осенью Ребекка помогала старику выкапывать картошку или выбирать из стручков бобы, а зимой, когда дядюшку Джерри сменял на почтовой службе младший помощник, она частенько прибегала к нему на вечернюю дойку. Пожалуй, он был единственным мужчиной в Риверборо, с которым Ребекка могла откровенничать. Она поверяла ему тайны своего сердца, делилась своими надеждами, мечтами и честолюбивыми помыслами. У себя в кирпичном доме Ребекка упражнялась в гаммах и этюдах, а у кабинетного органа Кобов пела пташкой под собственный аккомпанемент — неискушенные слушатели воспринимали ее выступления как чудо.

Здесь она была счастлива, здесь ее любили, здесь она превосходила себя и выкладывалась сполна. И все же ей хотелось найти кого-то, кто бы не только любил, но и понимал ее, говорил с ней на одном языке, считался с ее желаниями, разделял ее увлечения. Может быть, в огромном мире Уорехама и обретались где-то такие родственные души…

Пожалуй, Джейн Сойер понимала свою племянницу ненамного глубже, чем ее сестра Миранда. Обе они недоумевали по поводу характера и поведения Ребекки. Разница же была в том, что Джейн, недоумевая, в то же время и сочувствовала, и если она не понимала каких-то чудачеств юной племянницы, то при этом никогда не сомневалась, что мотивы поступков Ребекки хорошие и добрые. А Миранда Сойер в чем-то изменилась за время нашего повествования, правда, перемены эти были так малы, что никому не бросались в глаза.

Семья больше не обедала на кухне, хотя раньше это казалось вполне приличным. Однако теперь их было трое и они вкушали пищу в столовой на белой скатерти. Трапеза стала обильнее и аппетитнее, поскольку стали считаться с присутствием в доме ребенка. Утренние часы проходили веселее благодаря сборам Ребекки в школу: надо было позаботиться о корзинке с завтраком, а в непогоду — о зонтике, дождевике, калошах. У сестер вошло в обычай стоять возле окна, дожидаясь, пока Ребекка в последний раз махнет с дороги рукой. Джейн в глубине души гордилась тем, что у девочки округлились подбородок и щеки, улучшился цвет лица. Младшая тетя обращала внимание на то, как у племянницы быстро растут волосы, и, когда миссис Перкинс принималась расхваливать пригожесть Эммы Джейн, тетя Джейн сразу заводила разговор о том, какие у Ребекки толстые и блестящие косы.

Джейн всякий раз брала сторону Ребекки, когда заходил спор о том, шить ей платье из коричневой или малиновой шерсти; она выдерживала настоящую войну с сестрой, горячо обсуждая покупку плюмажа из красных перьев или черной фетровой шляпки. Никто не догадывался, какое наслаждение испытывала Джейн в глубине своего сердца, когда смотрела на темную головку, склоненную над школьной тетрадью. А как она радовалась, когда Миранде случалось уйти вечером на молитвенное собрание! Тогда Ребекка читала ей вслух «Гайявату», «Барбару Фритчи», «Песню рожка», «Ручеек»! Ее тусклое, унылое существование расцветало под благодатными каплями этой духовной росы. Ее притупленный ум светлел от общения с юностью. Она зажигалась от «живительной искры небесных огней» в присутствии Ребекки.

Девочка больше не мечтала о том, чтобы стать художницей, подобно мисс Рос. На этом пути вставало непреодолимое препятствие: не находилось учителя. Тетя Миранда не считала, что Ребекка обладает таким редким талантом, ради которого стоит делать затраты. «Доморощенная живопись» мало ценилась в Риверборо. Хромолитография и замечательные гравюры на стали уже входили в моду. У Ребекки могла лишь теплиться весьма слабая надежда, что ей позволят брать уроки музыки у мисс Мортон, которая играла на большом церковном органе. Тут все зависело от матери молодой органистки — достаточно ли будет стога сена, чтобы расплатиться за уроки. Старшая Мортон пока не принимала окончательного решения, соображая, выгодно ли кормить корову чужим сеном и при этом отдавать внаем собственные травяные луга.

Вообще, тетя Миранда считала уроки музыки, равно как, и все прочие изыски воспитания, банальным, бессмысленным и дурацким времяпрепровождением. Но иногда она милостиво позволяла племяннице один час в день играть на старом домашнем пианино и была не против прибавить еще время на уроки, если Джейн все же осуществит сделку с миссис Мортон.

С фермы «Солнечный ручей» приходили обнадеживающие новости. У кузины Энн умер муж, и Джона, любимого брата Ребекки, взяли управлять хозяйством вдовы. Энн бралась оплатить его обучение в хорошей школе, а он за это должен был ухаживать за лошадью и коровой. Но самое главное, в распоряжении Джона оказалась домашняя библиотека покойного доктора — около сорока томов медицинской литературы.

Джон страстно мечтал о том времени, когда станет деревенским доктором, а Ребекка займется хозяйством у него в доме. Ему представлялось, как он сквозь снежные заносы скачет верхом по зову милосердия. А порой являлось не столь драматическое, но не менее заманчивое видение: у него свой выезд, лошади везут дилижанс вдоль обсаженной деревьями дороги, на сиденье рядом стоит большая докторская сумка, а у другого окна сидит Ребекка в черном шелковом платье.

Ханна теперь носила обруч для волос и длинные платья, все это было подстать ее высокому росту. Марк однажды сломал ключицу, но она благополучно срослась. Мира подросла и обещала стать очень хорошенькой. Еще одна новость состояла в том, что на проектируемом железнодорожном перегоне между Темперансом и Пламвиллем предполагали сделать станцию неподалеку от фермы Рэндаллов, и тогда их земля, сейчас ничего не стоящая, будет иметь хоть какую-то цену. Миссис Рэндалл не желала задумываться над тем, как можно было бы улучшить жизнь. Аурелия была готова от зари до зари гнуть спину ради куска хлеба для своих детей, но жила сегодняшним днем, а не будущим. Таков удел всех матерей, чья собственная судьба сложилась тяжело и безрадостно.