Глава XVIII. Ребекка представляет семью

Была и еще одна важная «веха», даже не веха, а целое событие, повлиявшее на жителей Риверборо и повлекшее за собой череду событий меньшего масштаба. После путешествия в Сирию возвратились на родину священник-миссионер, преподобный Амос Барч, и его жена.

В одну из мартовских сред должно было состояться собрание общества благотворителей. К этому времени Ребекка уже окончила школу в Риверборо и продолжала свое образование в Уорехаме. День стоял сырой, холодный, ветреный, на земле лежал снег, и тучи в небе обещали новые снегопады. Миранда и Джейн простудились и решили по такой погоде никуда не выходить из дому. Миранду огорчало вынужденное уклонение от долга, поскольку она выполняла важные обязанности в обществе благотворителей. С расстроенным видом накладывая в тарелки еду за завтраком и не переставая сокрушаться, что и Джейн заболела одновременно с нею, она вдруг вспомнила про Ребекку и решила отправить ее на собрание вместо себя.

— Все-таки будет представитель от нашего дома, — сказала Миранда. — Послушай, Ребекка, Тетя Джейн напишет в школу извинительное письмо. После утренних занятий возвращайся поездом в Риверборо и сразу же, не заходя домой, ступай в Дом собраний. Надень только резиновые боты. Этот мистер Барч, если мне не изменяет память, дружил с твоим дедом Сойером. Однажды он останавливался у нас в доме. Может быть, он и теперь захочет нас навестить. А сегодня ты должна достойно представить семью на собрании и засвидетельствовать мистеру Барчу наше почтение. Веди себя как подобает. Во время молитвы совершай поклоны, пой гимны вместе с хором, но только, пожалуйста, не выставляйся, не хвались, что у тебя красивый голос. У миссис Страут не забудь спросить, как здоровье ее мальчика. Скажи, что у нас очень серьезная простуда. Если представится случай, не пожалей носового платка и вытри пыль с мел одеона до того, как кто-то за него сядет. И если будут собирать пожертвования, внеси от нас двадцать пять центов.

Ребекка охотно согласилась. Она проявляла живой интерес ко всему, в том числе к собранию деревенских миссионеров. И потом, ведь это же честь — представлять семью.

Собрание происходило в помещении воскресной школы. Когда Ребекка вошла, в комнате было человек десять, среди них и его преподобие мистер Барч. Будучи слишком юной для того, чтобы присутствовать на таких ассамблеях, Ребекка робела и стала искать глазами знакомое лицо, чтобы ощутить хоть какую-нибудь поддержку. Увидев в первом ряду миссис Робинсон, девочка прошла между стульями и села рядом с ней.

— У моих тетушек — у обеих — очень сильная простуда. Меня прислали, чтобы я представляла семью.

— Смотри, вон там, на помосте, миссис Барч с мужем, — зашептала миссис Робинсон, — ух, как она загорела! Кстати, если ты захочешь спасать души африканцев, то имей в виду, у тебя самая подходящая внешность. Евдоксии Мортон Африка не подходит, ей надо куда-нибудь на север. А жена дьякона Милликена собирается запрятаться в такую глушь, которой даже нет на картах. Что же, Миранда теперь не скоро поправится?

Миссис Барч была тоненькой, хрупкой брюнеткой с широким выпуклым лбом и горькой складкой у рта. На ней было поношенное шелковое платье, и выглядела она до того усталой, что у Ребекки сжалось сердце.

— Они бедны как церковные мыши, — продолжала нашептывать миссис Робинсон, — но подарки им делать бесполезно — все уйдет к язычникам. Видишь золотые часы на руке у его преподобия? Их ему подарила парсонфилдская конгрегация. Он бы их отдал, да только язычникам они не нужны — язычники определяют время по солнцу. Евдоксия сегодня не придет. Не хочешь сесть на ее место, впереди дьяконши?

Собрание началось молитвой, а потом его преподобие стал декламировать на мотив Мендона:

Сияй, о церковь, нощно, денно,

Как светоч правды, над вселенной,

Сияние лучей простри,

Где правят варваров цари.

Тебя возлюбят простецы,

И полководцы, и жрецы,

И прянет идолопоклонник,

Как голуби — на подоконник.

— Скажите, кто-нибудь из вас мог бы сопроводить мою декламацию игрой на этом инструменте? — вдруг спросил он, прервав чтение.

Присутствующие обменивались взглядами, однако никто не тронулся с места. Из дальнего угла прозвучал вопрос:

— Ребекка, а ты почему не хочешь?

Мендона Ребекка могла играть даже с закрытыми глазами. Она прошла к мелодеону и стала уверенно аккомпанировать, втайне радуясь, что члены семьи не смущают ее своим присутствием. Результат превзошел все ожидания.

Миссис Барч патетически призывала к распространению Святого Писания и молитвенно испрашивала у тех, кому не довелось лично просвещать народы, погруженные во тьмы, хотя бы маленьких пожертвований.

А потом произнес слово мистер Барч. Будучи одаренным оратором, он вплетал в свое обращение рассказы о жизни людей в далеких краях — их традициях, обрядах, языках, на которых они говорили. В то же время он обращался и к сегодняшнему дню, к делам своего дома, к тому, чем занимается его преданная помощница миссис Барч, а также их воспитанники — дети, рожденные под небесами Сирии.

Ребекка слушала как зачарованная. Ей словно вручили ключи от другого мира. Риверборо отходил на задний план, а вместе с ним — красная шаль миссис Робинсон, сделанная из шотландского пледа, накладные волосы дьяконши Милликен, кривоногие некрашеные скамейки и потрепанный сборник духовных гимнов. Вместо всего этого Ребекка видела синеющее небо, ослепительные звезды, белые тюрбаны, веселые краски праздничных одежд. Были там, должно быть, и мечети, и буддийские храмы, и минареты, и финиковые пальмы. Сколько же всяких историй могут рассказать эти дети, рожденные под небом Сирии!

Потом Ребекку попросили сыграть «Всюду под солнцем да верят в Христа». По рядам пронесли ящик для пожертвований, и мистер Барч, закрыв глаза, начал молиться. Когда он пропел последние слова гимна, вновь глянул на горстку людей, на купюры и монеты, рассыпанные по дну ящика, и подумал о том, что его миссия не сводится к сбору средств на строительство церкви, что он должен еще животворить в среде дальних и заброшенных племен Любовь к Тому Единственному, на Кого они могут возложить свои упования в грядущем веке…

— Если кто-то из сестер даст нам приют, — сказал он, завершив молитву, — то мы с миссис Барч останемся с вами еще на вечер и на завтрашний день. Вторая часть нашего мероприятия будет светская. Моя жена и одна из дочерей придут в сирийских национальных костюмах, мы представим некоторые образцы сирийских ремесел и расскажем о методах нашей образовательной работы с детьми. Такое светское собрание, с вопросами и ответами, должно заинтересовать и тех, кто не ходит регулярно на церковные службы. Я повторяю, что, если кто-то из женщин, членов нашей конгрегации, окажет нам гостеприимство, мы рады остаться и поведать вам о своих деяниях на ниве Господней.

Завеса молчания окутала маленькую ассамблею. Сестры не поспешили ответить на призыв духовного отца, чему имелись весомые объяснения. У одних не было в доме свободного помещения, у других кладовые пустовали в эту унылую пору, у кого-то болели дети, кому-то не нравилось, что в этой затее приглашают участвовать неверующих, а кому-то священник показался уж очень необычным.

Миссис Барч нервно перебирала тонкими руками складки черного шелкового платья. «Неужели никто не отзовется?» — думала Ребекка, проникаясь все большим сочувствием к новым знакомым. И вдруг миссис Робинсон привстала с поклоном и произнесла негромко, но многозначительно:

— Обычно миссионеров у нас принимали в кирпичном доме. Ваш покойный дедушка нигде больше не желал останавливаться на ночлег.

В сущности, миссис Робинсон хотела просто поиронизировать над мисс Мирандой, которая не только скупится на угощение, но еще годами держит запертыми две комнаты. Однако Ребекка восприняла ее слова как подсказку, намек.

Если уж установился такой обычай, то тетушки, видимо, и хотели бы устроить у себя прием. Иначе зачем им было посылать сюда Ребекку как представительницу семьи? Обрадованная тем, что ей выпала такая неожиданная и почетная миссия, она обратилась к его преподобию тем приятным голосом и в той выразительной манере, которая так отличала ее от всей деревенской молодежи:

— Мои тети мисс Миранда и мисс Джейн Сойер почли за честь оказать вам прием в кирпичном доме, под гостеприимным кровом которого при жизни их отца имели обыкновение останавливаться миссионеры. Мне было поручено огласить приглашение и засвидетельствовать почтение.

Речь была прямо как на открытии конной статуи или статуи Свободы. Тетушки содрогнулись бы, если бы заранее предвидели такой оборот дела. Но на публику речь произвела большое впечатление. Многие заключили, что, видимо, Миранда Сойер почувствовала приближение кончины и возжаждала вечного блаженства. Иначе чем можно объяснить такую перемену в ее настроениях?

Мистер Барч раскланялся, ответил на приглашение в таком же вежливом тоне и затем попросил брата Милликена приступить к молебну.

Если можно заставить Всевышнего замкнуть руками слух, то это едва не сделал мистер Милликен, уже сорок лет без малого воссылавший к Престолу Благодати один и тот же набор молитв с самыми незаметными перестановками. Затем подошла очередь миссис Перкинс. Маме Эммы Джейн поручено было зачитать несколько воззваний, составленных из евангельских цитат. Ребекка удивлялась, почему эти воззвания даже в самые мирные времена завершаются на такой грозной ноте: «Да пребудет с нами, солдатами Армии Спасения, Господь сражающихся. Да ведет он нас на битву».

И в то же время Ребекке нравились эти воинственные слова. Она чувствовала себя посвященной в высшие тайны. Все сказанное мистером Барчем волновало и возбуждало ее. Она подняла голову — и в этот самый миг священник посмотрел ей прямо в глаза и произнес:

— Не изволит ли наша младшая сестра провести заключительную молитву?

Ребекке показалось, что кровь останавливается у нее в жилах и сердце перестает биться. Среди воцарившегося молчания слышно было прерывистое дыхание миссис Коб, В просьбе мистера Барча вообще-то не было ничего необычного. Он немало встречал мальчиков и девочек, начавших приобщаться к церкви с девяти или десяти лет. А Ребекке было тринадцать. К тому же она играла на мелодеоне, солировала в хоре, весьма умно и искусно передала приглашение своих тетушек. И мистер Барч, решив, что девочка представляет собой «молодую опору церкви», запросто обратился к ней с такой ответственной просьбой.

Ребекка пребывала в самом жалком и растерянном состоянии. Как может она ответить отказом? Какими словами ей объяснить, что она не является членом церкви? Как может она молиться при таком стечении взрослых женщин? Джон Роджерс во время своей казни едва ли страдал больше, чем эта бедная девочка. Она сразу вскочила на ноги, забыв о том, что женщинам положено молиться сидя и что только дьякону подобает стоять на молебне. Ее сознание похоже было на тот африканский лабиринт, который рисовал на доске мистер Барч.

Принятая форма молитв была ей, конечно, известна. Она все-таки часто посещала молитвенные собрания. Но дома Ребекка предпочитала молиться своими словами. И вот она робко и сбивчиво начала говорить:

— Отче наш, Сущий на небесах, Единый повсюду, в Сирии и в штате Мэн, под синими небесами, желтыми звездами и пылающим солнцем… Там, где огромные деревья колышутся в раскаленном воздухе, и тут, где ноги путников утопают в снегах, и нет для тебя неодолимых расстояний… Сегодня Тебе молится человек, давно утвердившийся в вере, а завтра окажется так, что

Прянет идолопоклонник,

Как голуби — на подоконник.

Не всем нам выпало быть миссионерами и учить людей добру… Многие из нас еще сами не научились творить добро… Но если придет царствие Твое и будет воля Твоя на небесах и на земле, то каждый должен помогать слабым и немощным. Однако помогать надо также здоровым и сильным.

Мы услышали сейчас о детях, рожденных под небом Сирии. Они совершают ради Тебя, Господи, необычные, интересные дела. Многим из нас тоже хотелось бы отправиться в далекие страны и совершать смелые подвиги на благо языческих народов, осторожными перстами забирая у них каменных и деревянных идолов… Но может оказаться, что мы останемся дома и будем делать изо дня в день то, что нам положено… иногда то, что неприятно и скучно… но вспомним тогда слова церковного гимна о сладком аромате наших утренних жертвоприношений… Таким образом Господь учит нас быть кроткими и терпеливыми, Он помышляет о том, чтобы мы без страха переносили тяжелые времена. Аминь.

Бедная наша фантазерка, эксцентричная и невежественная! Ее молитва представляла собой набор полубессвязных реминисценций. Там соединились строчки общеизвестных молитв с цитатами духовных гимнов, а также сочинений преподобного мистера Барча. Но она так сумела склеить эти кусочки, придать им такую неожиданную последовательность, что все восприняли «молитву» как ее собственное сочинение. Бывает так, что те или иные слова входят в сокровищницу мысли и культуры, а люди так и не узнают, кому они принадлежали. А тут все вышло наоборот: слова все сплошь были чужие, но авторство однозначно принадлежало нашей героине.

Произнеся «аминь», Ребекка опустилась — не на скамейку, как она думала, а на ящик для жертвоприношений. Чуть позже, дождавшись, когда комната опустеет, она подошла к миссис Барч, которая, поцеловав ее с нежностью, проговорила:

— Моя дорогая, как я рада, что мы проведем время в твоем обществе! Если мы появимся в половине шестого, это не будет слишком поздно? Сейчас три, а нам надо съездить на станцию за чемоданами и за детьми. Мы оставили их там, поскольку пребывали в неведении, задержимся мы тут или последуем дальше.

Ребекка сказала, что как раз в половине шестого они садятся ужинать, а потом приняла предложение миссис Коб довезти ее до дому. Щеки у Ребекки пылали и губы подрагивали, как вспоминала впоследствии тетушка Сарра, и почти всю дорогу она молчала.

Однако сильный ветер и успокаивающее присутствие миссис Коб понемногу возвращали ее на грешную землю, так что дома она появилась радостная и воодушевленная. Ее так распирало от нетерпения, что она даже забыла оставить боты на боковом крыльце и только в гостиной опомнилась, откинула коврик и принялась разуваться.

— Твои туфли греются у очага, — сказала тетя Джейн. — Они теплые-претеплые. Скорее влезай в них и рассказывай.

Загрузка...