Глава V. Дороги мудрости

Ребекка приехала к сестрам Сойер в пятницу, а в понедельник она уже начала посещать школу, расположенную в центре Риверборо, в миле от дома. Мисс Миранда Сойер одолжила у соседа лошадь и повозку и отвезла ее в школу. Она переговорила с учительницей, мисс Дирборн, заплатила за учебники — словом, поставила девочку на дорогу, которая поведет ее в безграничный мир знаний.

Скажем несколько слов о мисс Дирборн. Никакой специальной учительской подготовки у нее не было. Это, как говорили ее родные, дано было ей от природы.

В одной книге рассказывается про бобра, который, по свидетельству натуралиста, «с такой же серьезностью будет строить запруду на трех ступеньках лондонского дома, как если бы он возводил ее на озере в южной Канаде. Его природное назначение, — продолжает натуралист, — строить, а отсутствие воды или нужного результата — всего лишь случайность, которой животное пренебрежет». Точно таким же образом мисс Дирборн закладывала в детские умы то, что являлось, на ее взгляд, основами знаний.

Ребекка отправлялась в школу рано утром. Она любила эту часть своей дневной программы. Когда не было большой росы и светило солнце, Ребекка срезала путь, проходя через лес. Она сворачивала с главной дороги, пробиралась через огороженный участок Джона Вудмена, хлопками в ладоши разгоняла буренок миссис Картер, вступала на скошенную траву пастбища, где торная тропинка вилась среди зарослей лютиков и всевозможных сорняков, и ныряла в заросшую голубым папоротником рощицу кустарников, усыпанных словно вырезанными из слоновой кости цветами.

Потом она спускалась по склону небольшого пригорка, перепрыгивая с камня на камень, преодолевала лесной ручей, распугивая задремавших лягушек, чьи зеленые спинки удивительно сверкали в лучах утреннего солнца. Дальше начиналась лесная часть пути, где ее нога ступала на скользкий коричневый коврик опавшей сосновой хвои. Лес радовал утренней свежестью и одаривал всякими неожиданностями. То попадались ослепительно-рыжие скопления поганок, то сверкали ярко-багряным мхом мертвые стволы. Все эти чудеса рождались под покровом ночей. То там, то тут являлись восхитительные соцветия «индейских дудочек», своей красотой спасавших себя от спешащих детских ног. Потом она поднималась по земляным ступенькам, пересекала травянистый луг, пролезала еще под несколькими изгородями и вновь выходила на дорогу. Вот таким образом Ребекке удавалось сократить дорогу на полмили.

Дни были восхитительны! Ребекка открывала грамматику Квакенбоса и арифметику Гринлифа с радостным чувством, что знает урок. Судки с едой подпрыгивали у нее в руке, и она уже с наслаждением представляла себе пару содовых бисквитов, намазанных маслом и сиропом, румяные драчены, жареный пирожок и тяжелый кубик имбирного пряника. Часто по дороге ученица громко декламировала «отрывок», который готовила к школьному вечеру, — такие вечера проводились каждую пятницу.

Из Легиона один молодой солдат

Ранен был на алжирской войне.

Женские руки все нарасхват,

И женские слезы в большой цене.

Какой красивый ритм, какое сильное чувство! Как трепетал ее юный голос, когда она доходила до рефрена:

Когда я умру, товарищ, свези от меня привет

В Бинген на Рейне, мой город, которого краше нет.[2]

Так чудесно вызванивало в ушах эхо, когда ее плачущий дискант разрывал чистый утренний воздух! Еще с раннего детства она любила (заметим здесь, что с мировой поэзией Ребекку знакомили книжечки «чтецов-декламаторов», составленные из популярных текстов) следующие строки:

Прошу, лесник, это дерево не калечь,

Не губи его на корню!

Я любила под кроной его прилечь,

И теперь я его храню.

Отойди, положи топор,

А иначе я дам отпор!

Если с Ребеккой «коротким» путем шла Эмма Джейн Перкинс, подруги превращали эти стихи в драматическую сценку. Эмма Джейн всегда выбирала роль лесника, потому что не надо было говорить — знай себе только размахивай воображаемым топором. Однажды она попыталась сыграть романтическую защитницу дерева, но почувствовала себя очень глупой в этой роли и впредь отказалась ее играть, чему Ребекка втайне обрадовалась, потому что скромная роль лесника не отвечала ее амбициям. Она упивалась пылкой мольбой поэтессы и заставляла безжалостного лесника быть как можно более жестоким и грубым — для того, чтобы строки звучали еще более проникновенно. Однажды утром, придя в еще большее, чем обычно, исступление, она упала на колени и зарыдала в юбчонку «лесника». Но чувство меры взяло в ней верх, и такое решение образа девочка отвергла раз и навсегда.

— Нет, Эмма Джейн, это не то. Выглядит глупо. А вот когда мы начнем разыгрывать «Три кукурузных зернышка», там коленопреклонение как раз нужно. Ты будешь отец, а я — голодный ирландский ребенок. Ради Бога, убери куда-нибудь топор. Ты не лесник и не мясник! Ты отец ребенка!

— А куда же мне девать руки?

— Куда угодно! — усталым голосом отвечала Ребекка. — Главное для тебя — быть отцом. Можешь вместо топора взять в руки молот, как твой папа-кузнец. И вот, слушай, что говорит твой сын:

Три кукурузных зернышка —

Отец, мне нужно это,

Я обязательно должен

Дожить, дожить до рассвета!

Эмма Джейн в подобных случаях очень страдала и нервничала, но все равно считала себя рабыней Ребекки. Ее тяготили цепи, однако она ни за что не согласилась бы их снять.

Возле последних двух изгородей подруги иногда натыкались на целый отряд детей Симпсонов. Симпсоны жили в черном доме с красной дверью и красным сараем позади дома, там как раз проходила тропинка на голубичные поляны. Ребекка с самого начала прониклась живым интересом к Симпсонам, потому что их тоже было семеро и они тоже ходили в старой, заштопанной одежде, совсем как ее братья и сестры на ферме.

Небольшое здание школы с флагштоком на крыше и двумя дверями спереди (одна предназначалась для мальчиков, другая — для девочек) стояло на вершине холма, по одну сторону которого тянулись поля и луга, а по другую темнел сосновый бор и блестела вдали река.

Внутри не было ничего особенного. Все голо, неприглядно, неуютно. Но иначе и быть не могло: жители приречных деревень так много тратили денег на ремонт и переустройство мостов, что им поневоле приходилось экономить на всем остальном, включая и школу.

На возвышении в углу стояли учительский стол и стул, рядом помещалась неказистая печурка, которую раз в год красили в черный цвет, а на стене висели географическая карта и две доски. Кроме того, в углу на подставке стояло большое ведро с водой, на нем висел ковш с длинной ручкой. На скамейках за небольшими столами сидели ученики. Их было двадцать. В заднем ряду скамьи и столы были выше, и там сидели либо лучшие, либо старшие ученики. Считалось, что это завидные места: поближе к окну и подальше от учительницы.

Все это только условно можно было считать классом. Потому что каждый занимался по своей учебной программе, имея свой, не совпадающий с другими уровень знаний.

Оценить уровень Ребекки для мисс Дирборн оказалось делом нелегким, и к концу второй недели она поняла, что и не стоит пытаться. Литературным чтением Ребекка занималась вместе с Диком Картером и Ливингом Перкинсом, которых уже прочили в среднюю школу; задачи по арифметике она решала вместе с малышкой Симпсон (Сюсянной Симпсон, как произносила Сусанна свое трудное имя); по географии шла вровень с Эммой Джейн.

Ну а грамматикой мисс Дирборн занималась с ней отдельно. При том что Ребекка умела думать и обладала живой фантазией, ей почему-то нелегко давались сочинения. Трудности английского правописания, знаки препинания, заглавные буквы сковывали ее свободу самовыражения.

Историю Ребекка штудировала вместе с Алисой Робинсон, хотя Алиса едва дошла до периода войны Севера и Юга, а Ребекка, которой пришлось начинать с открытия Америки, уже доучила до периода современности, а весь класс добрался до него лишь к летней четверти.

Решив, что Ребекка слишком быстро добивается успехов, занимаясь со старшим из мальчиков Симпсонов, мисс Дирборн умышленно притормозила ее, потому что «дороги мудрости не сплошь поросли цветами». Однако не только цветов, но и просто спокойного путешествия не получается, если топать в компании с еще одним представителем клана Симпсонов — Сэмом-Подсолнухом. Это был мальчик во многих отношениях странный. Надо ли было о чем-то спросить, что-то разъяснить, или просто сходить на речку искупаться и поудить рыбу, или выбрать в магазине что-нибудь из сладостей — всякий раз он так долго не мог принять решения, что, в конце концов, его желания направлялись прямо в противоположную сторону. За это его и прозвали Сэмом-Подсолнухом. Это был беловолосый, бледный, голубоглазый, с покатыми плечами подросток, несобранный и безвольный. Когда Сэм нервничал, то всегда сильно заикался.

Возможно, потому, что сам он был натурой слабой, решительный характер Ребекки вызывал у него восхищение. Она пренебрегала Сэмом как существом болезненным и невзрачным, зато он не мог отвести от нее глаз. То, как она моментальным движением завязывала развязавшийся шнурок на башмаке, как перебрасывала через плечо косу, когда волновалась или чего-то не могла вспомнить, как она сидела на уроках (книга всегда на столе, руки сложены вместе, глаза устремлены вперед), — производило неизгладимое впечатление на Сэма-Подсолнуха.

Когда, спросив разрешения, Ребекка подходила к полке и зачерпывала ковшом воду, чтобы напиться, — какие-то тайные силы повелевали Сэму срываться с места и быть следующим в очереди к воде. Дело было не только в том, чтобы постоять рядом и выпить воды следом за Ребеккой, Сэм-Подсолнух находил какую-то неизъяснимую радость в том, что, беря у нее из рук ковш, он ловил на себе холодный и презрительный взор ее удивительных глаз.

Однажды жарким летним днем на Ребекку напала нестерпимая жажда. Когда она в третий раз попросила у мисс Дирборн позволения напиться из общедоступного источника, мисс Дирборн утвердительно кивнула, однако недовольно опустила глаза, когда Ребекка проходила мимо стола. Как только девочка положила ковш на место, тут же поднял руку Сэм-Подсолнух, и мисс Дирборн опять устало кивнула. Но потом она обратилась к Ребекке:

— В чем дело?

— Я сегодня ела соленую скумбрию.

Казалось бы, ничего смешного не было в ее ответе, содержавшем лишь констатацию факта, но неудержимое хихиканье пробежало по классу. Мисс Дирборн не любила шуток в свой адрес, кровь прилила к ее лицу.

— Выйди сюда, Ребекка. Мне кажется, что, если ты пять минут постоишь у ведра, твоя жажда исчезнет сама собой.

Сердце Ребекки затрепетало. Ее поставят в угол у ведра с водой, и на нее будет глазеть весь класс! Она привстала и тут же села, протестующе взмахнув рукой. Однако мисс Дирборн скомандовала жестко и строго:

— Встань к ведру, Ребекка. А ты, Сэмуэл, скажи, сколько раз ты сегодня просил пить.

— Это б-был ч-ч-четвертый…

— Положи ковш на место. Школа не только водопой, но еще место, где учатся. Может быть, ты съел за завтраком что-нибудь соленое? — последний вопрос она задала с нескрываемой издевкой.

— Я тоже ел с-скумбрию на з-завтрак, как Ребекка.

— Я так и думала. Вот что, Сэмуэл, встань у ведра с другой стороны.

Ребекка, пристыженная и разгневанная, опустила голову. Жизнь показалась ей в этот момент невыносимой. Мало самого наказания, но быть выставленной на правеж рядом с Сэмом Симпсоном, Сэмом-Подсолнухом — это уже за пределом всякого унижения.

Последним в этот день был урок музыки, и Минни Смелли выбрала песенку «Мы пойдем, пойдем на речку». Название песенки прозвучало зловеще, выбор явно таил в себе намек на создавшееся положение и на вероятное дальнейшее развитие событий. Подозрительны были и озорные лица, и та энергия, с которой ребячий хор повторял:

Мы пойдем, пойдем на речку,

Красивую речку…

Мисс Дирборн бросила взгляд на опущенную голову Ребекки, и ей сделалось страшно. Лицо девочки побелело как мел, и только на щеках выступали багровые пятна. На ресницах повисли слезы, дыхание ее сделалось прерывистым, носовой платок задрожал в руке.

— Ты можешь сесть, Ребекка, — сказала мисс Дирборн, как только первая песенка была окончена. — А ты, Сэмуэл, будешь стоять до самого закрытия школы. Все очень просто: тебе нечем себя занять и ты блуждаешь по классу взад и вперед. Стоило сегодня Ребекке попросить пить, и ты устремился следом к ведру. Она-то в самом деле хотела пить, и мне вообще-то следовало наказать тебя за то, что последовал ее примеру, а не ее — за то, что его подала. Что мы еще споем, Алиса?

— Можно спеть «Старый дубовый черпак»?

— Давай оставим в покое водную тематику. Может быть, «Флаг, усыпанный звездами» или что-нибудь еще?

Ребекка села на место и достала нотную тетрадь. Публичное объяснение мисс Дирборн сняло тяжесть с ее души, и она сразу оживилась, повеселела. Песня тоже оказала полезное, успокаивающее действие. А потом она стала принимать «покаянные» приношения. Ливинг Перкинс по дороге к доске положил ей на колени кусочек сахара. У него не было музыкального слуха, и поскольку он не мог петь, то ему надлежало в это время рисовать на доске карту штата Мэн.

Алиса положила на пол красивый карандаш и подтолкнула его носком туфли, чтобы он докатился до Ребекки. А Эмма Джейн (соседка Ребекки по парте) наделала бумажных шариков, собрала их в пакетик и надписала: «Пули — сама знаешь, для кого».

Короче говоря, жизнь стала радостней, и когда Ребекка осталась вдвоем с учительницей на урок грамматики, самообладание почти совершенно вернулось к ней, зато мисс Дирборн все еще не могла прийти в себя. Последние башмаки протопали по классу, и запоздалое раскаяние, мелькнувшее во взгляде Сэма-Подсолнуха, было встречено холодным презрением.

— Ребекка, боюсь, я наказала тебя строже, чем следовало, — проговорила мисс Дирборн. Ей было всего восемнадцать лет, и за недолгое время своего учительства она еще не сталкивалась с детьми, похожими на Ребекку.

— Я на все вопросы сегодня отвечала, на уроке не разговаривала, даже шепотом, — с дрожью в голосе говорила «преступница», — только пить бегала — неужели за это?

— Видишь ли, поскольку некоторые последовали за тобой, то получалось, что ты как бы зачинщица. Я уже давно замечаю: что делаешь ты, потом делают все. Засмеялась ли ты, заскучала, написала записку, попросилась выйти или попить — сразу все за тобой. И надо было как-то положить этому конец.

— Сэм Симпсон всегда всем подражает, — вырвалось у Ребекки, — и то, что меня поставили в угол, это ладно, но вот что меня поставили вдвоем с ним…

— Я поняла, что именно это было для тебя невыносимо. Поэтому и посадила тебя на место, а его оставила стоять. Но ты подумай про то, что ты новенькая в классе, на каждое твое действие обращают внимание. Тебе надо быть осмотрительней. Ну хорошо, давай займемся придаточными. Дай пример на сослагательное наклонение.

— Если бы я была хозяйкой кошки, я ни за что не утопила бы котят.

— Да, я тоже спасла бы бедных крошек… Ну, еще примеры.

— Если бы я не любила скумбрию, я так часто не просила бы пить, — с лучезарной улыбкой сказала Ребекка, закрывая учебник. — Если бы вы по-настоящему меня любили, вы не поставили бы меня в угол. Если бы Сэмуэл не был озорником, он не ходил бы следом за мной к ведру.

— Если бы Ребекка уважала школьные правила поведения, она переборола бы свою жажду, — ласково завершила урок мисс Дирборн. Потом она поцеловала Ребекку, и они расстались по-дружески.

Загрузка...