Река Вуду

Глава 3

Я отлично пообедал зубаткой в ресторане, рекомендованном офисом Люсиль Шенье, а затем снял номер в отеле «Риверфронт Говард Джонсон», расположенном на набережной. Я попросил номер с видом на реку, и они с радостью выполнили мое пожелание. Южное гостеприимство.

Я заказал в номер две бутылки «Дикси» и сидел, потягивая пиво и наблюдая за буксирами, тащившими вверх по реке и против течения длинные цепочки барж. Мне пришло в голову, что если достаточно долго смотреть на реку, то можно будет увидеть плот, на котором плывут Том, Гек и Джим. Естественно, в 1800-х движение по реке было совсем не таким, как сейчас. В прежние времена по ней ходили колесные пароходы и баржи, которые волокли мулы. Теперь Геку и Джиму пришлось бы маневрировать между нефтеналивными танкерами, японскими торговыми судами и бесконечными сливными устройствами для отходов химических заводов. Однако я ни секунды не сомневался, что Гек и Джим легко справились бы со всеми трудностями.

На следующее утро я выехал из отеля, перебрался на другой берег реки, повернул на север и покатил по шоссе, идущему между полями хлопка и сахарного тростника, мимо крошечных городков с названиями вроде Ливония или Кротц-Спрингс. Хлопкоочистительные и сахароперерабатывающие заводы выплевывали вверх дымные струи, наполнявшие воздух горьковатым ароматом.

Я включил приемник, и автоматическая настройка пробежала по станциям: две местные, еще одна, где мужчина с писклявым голосом бубнил по-французски, пять религиозных станций, на одной из которых женщина объявила, что все дети Божьи рождаются в грехе, живут в грехе и умирают в грехе. Она надрывалась на тему, что грех может победить только другой грех и что греховные силы прямо сейчас стоят у нее за дверью, пытаясь ворваться к ней и положить конец передачам, несущим людям истинную христианскую веру, и что остановить их может только Дьявольская Долларовая Банкнота. Минимальное пожертвование — двадцать долларов, «Мастеркард» и «Виза» принимаются, «Американ экспресс», извините, нет. Наверное, один грех лучше другого.

Я съехал с шоссе возле Опелусаса и направился на север по двухполосной проселочной дороге, следуя, если верить карте, вдоль реки Байю-Маму. Река была грязно-коричневого цвета и больше напоминала стоячее болото. На противоположном берегу торчали рогоз и кипарисы, а ближний зарос травой и был усыпан ракушками. По реке в плоской лодке плыла молодая пара, обоим лет по двадцать. Юноша был одет в футболку с надписью «Университет штата Луизиана» и мешковатые джинсы, на голове грязная бейсболка с мятым козырьком. Стоя на корме, он уверенно вел лодку вперед. Девушка была в светлом летнем платье, широкополой соломенной шляпе и толстых рабочих перчатках. По мере продвижения лодки она вытаскивала сеть, проверяя улов. Молодой человек улыбался, и мне стало интересно, о чем думал Джон Фогерти,[9] когда писал «Тот, кто родился на Байю». Может быть, о Байю-Маму.

Я проехал мимо деревянного щита с надписью «РЫЦАРИ КОЛУМБА, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВИЛЛЬ-ПЛАТТ, ЛУИЗИАНА, „ДОМ ФЕСТИВАЛЯ ХЛОПКА“», и тут без всякого предупреждения шоссе вдруг перестало быть шоссе. Оно превратилось в главную улицу. Я миновал несколько заправочных станций и громадную католическую церковь, и довольно скоро моим глазам предстали банки, магазины по продаже одежды и продуктов питания, аптека, пара ресторанов, музыкальный магазин и все прочие достопримечательности маленького южного городка. Большинство магазинов украшали плакаты, сообщавшие о мероприятии «Фестиваль хлопка».

Я выключил кондиционер, опустил стекло и тут же покрылся испариной. Да, здесь и впрямь жарко. У маленького заведения под названием «Свиной прилавок» стояли несколько человек, которые с аппетитом поглощали что-то вроде жареных говяжьих ребрышек. На улице, наверное, миллион градусов, а эти ребята среди бела дня поедают говяжьи ребрышки. Напротив «Свиного прилавка» расположилась крошечная семейная лавочка, скорее всего бакалейная. На витрине красовалось объявление: «У НАС ЕСТЬ КРОВЯНАЯ КОЛБАСА», а чуть ниже и чуть помельче: «И свежие шкварки». Внизу кто-то приписал: «Без холестерина — ха-ха».

«Классные ребята эти каджуны».

Я ехал очень медленно и думал о том, что, возможно, кто-то из этих прохожих имеет отношение к Джоди Тейлор. Я посмотрю на него, улыбнусь, а он улыбнется в ответ. У меня вдруг возникло какое-то странное ощущение: я вдруг начал искать людей, похожих на Джоди Тейлор. Вот такие же глаза? Или нос? Если бы Джоди Тейлор сидела рядом со мной и не была телезвездой, может быть, кто-нибудь из прохожих, увидев ее, назвал бы другим именем? Неожиданно я подумал, что Джоди Тейлор, наверное, иногда тоже посещают такие мысли.

Если я хочу найти настоящих родных Джоди Тейлор, то придется разговаривать с разными людьми. Только вот с кем конкретно? Я мог бы проверить медицинский персонал, но врач, принимавший участие в процессе удочерения, по закону должен хранить молчание. Так же, как священники и представители местной власти. Кроме того, они будут задавать мне вопросы, на которые я не хочу отвечать, и, скорее всего, сообщат о моих расспросах в полицию, а те заявятся ко мне с такими же точно вопросами. В маленьких городках копы славятся трепетным отношением к своим обязанностям.

Таким образом, мне придется отказаться от очевидных источников информации. Может быть, стоит вообще забыть про расспросы и воспользоваться фамильным сходством, чтобы отыскать вышеназванных родителей. Я могу развесить по всему городу плакаты с изображением Джоди Тейлор: «Знаете ли вы эту женщину?» Разумеется, так как она знаменитость, все скажут, что знают. Но, возможно, есть какой-нибудь способ избежать этого. Ну, скажем, попросить Джоди нацепить нос Граучо Маркса,[10] когда я буду ее фотографировать. Это наверняка их обманет. Но тогда все подумают, что она Граучо Маркс. Нет, от носа тоже придется отказаться.

Тридцать шесть лет назад на свет появился ребенок, которого отдали на попечение штата. Вряд ли такое часто случается в городках вроде Вилль-Платта. Наверняка были какие-то разговоры и даже тридцать шесть лет спустя кто-нибудь помнит те события. Сплетни — лучший друг детектива. Я, конечно, мог выборочно начать расспрашивать жителей старше пятидесяти, но решил, что такой подход отдает непрофессионализмом. Профессионал сузит поле своих поисков. Так. Хорошо. Кто любит поговорить про младенцев? Ответ: мамаши. Задача номер один: найти женщин, чьи дети появились на свет девятого или около того июля тридцать шесть лет назад. Детектив начинает действовать, и на него невозможно смотреть без благоговения. Мозг у этого парня как компьютер. Настоящий Шерлок Холмс, уж можете не сомневаться.

Я вернулся к маленькой лавочке с вывеской, обещающей «кровяную колбасу», остановился у тротуара и вошел внутрь. За прилавком сидел паренек в футболке с надписью «УЛ. Неистовые каджуны», курил «Мальборо» и читал журнал про буксиры. Он даже не поднял головы, когда я вошел. В Лос-Анджелесе, стоит тебе войти в магазинчик, работающий допоздна, и продавцы тут же тянутся за пистолетом.

— Привет, — поздоровался я. — Есть местная газета?

Он махнул сигаретой в сторону стойки с газетами, я взял экземпляр и прочитал название: «Вилль-Платт газетт — основана в 1908». Отлично. «Ежедневная». Еще лучше.

— У вас в городе есть библиотека? — спросил я.

Паренек затянулся и, прищурившись, посмотрел на меня. Он был бледным, с вьющимися светлыми волосами, легким пушком над верхней губой и парой созревших на лбу громадных прыщей. Лет восемнадцать, но, может быть, и больше.

— Библиотека имеется? — повторил я свой вопрос.

— А как же! Мы не в Арканзасе.

Похоже, у них тут пунктик по поводу Арканзаса.

— А могу я надеяться, что ты мне скажешь, как туда попасть?

Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.

— Вас какая библиотека интересует?

Одно очко в пользу деревенщины.

Через шесть минут, объехав городскую площадь и миновав пресвитерианскую церковь из красного кирпича, я припарковался около библиотеки. Пожилой афроамериканец за стойкой складывал книги в металлическую тележку. Молодая женщина с заплетенными в косы волосами сидела за читальным столом, парнишка, прихрамывая, шел вдоль полок, чуть склонив голову набок, чтобы было удобнее читать названия на корешках. Я подошел к стойке и улыбнулся библиотекарю:

— Хорошо, что у вас здесь кондиционер.

Он продолжал складывать книги.

— Это точно. Как поживаете, сэр?

Он был ниже меня, худой, лысоватый, с выступающим адамовым яблоком и очень темной кожей, в клетчатой рубашке с коротким рукавом и с бордовым вязаным галстуком. На стойке я заметил табличку с именем: «Мистер Альберт Паркс».

— У вас есть «Газетт» на микрофишах? — спросил я.

Я мог бы зайти в редакцию, но газетчики непременно стали бы задавать мне вопросы.

— Да, сэр, есть.

Он перестал складывать книги и подошел к стойке.

Я назвал год и спросил, есть ли у них то, что мне нужно.

Мистер Паркс широко улыбнулся, радуясь, что может мне помочь.

— Думаю, есть. Схожу посмотрю.

Он скрылся среди полок и вернулся с картонной коробкой, а затем проводил меня к древней машине, стоящей по другую сторону от картотеки, вытащил одну катушку и заправил ее в машину.

— В коробке двадцать четыре катушки, по две на каждый месяц. Я вставил январь. Умеете обращаться с машинкой?

— Конечно.

— Если пленка застрянет, не тяните слишком сильно. Ребятишки из средней школы часто пользуются этой штукой и рвут пленку.

— Я осторожно.

Мистер Паркс окинул хмурым взглядом маленькую коробку и принялся перебирать катушки.

— Что-то не так? — спросил я.

— Похоже, не хватает одного месяца. — Он еще сильнее нахмурился, поднял брови и взглянул на меня: — Мая нет. Вам нужен май?

— Не думаю.

— Может, я положил в другой год.

— Вряд ли она мне понадобится.

Он задумчиво кивнул, сказал, чтобы я его позвал, если потребуется помощь, и вернулся к своей тележке. Когда он ушел, я достал январскую катушку из машины и, покопавшись немного в коробке, нашел те, что относились к июлю. Вставив первую, я просмотрел ее до девятого июля. Оказалось, что это был вторник, и никаких сообщений о рождениях. Я изучил десятое число, одиннадцатое и двенадцатое, иными словами, следующую пятницу. В ней имелось три сообщения о рождениях: два мальчика и девочки-близнецы. Мальчик родился у Чарльза и Луизы Фонтено, а еще один — у Уильяма и Эдны Лемойн. Девочки-близняшки — у Мюррея и Карлы Смит. Когда я записывал имена в желтый блокнот, появился мистер Паркс.

— Нашли, что искали?

— Да, спасибо, — ответил я.

Он кивнул и отправился по своим делам.

Я прокрутил маленькую катушку снова на начало июля и переписал сообщения о рождениях, опубликованные в конце каждой недели, затем сделал то же самое с июнем и августом. Когда я занимался августом, мистер Паркс остановил около меня свою тележку и принялся демонстративно выравнивать полки, делая вид, что ему абсолютно не интересно, чем я занимаюсь. Я поднял голову и заметил, что он смотрит на экран через мое плечо.

— Что?

— Хе-хе, — прокряхтел мистер Паркс и ушел вместе со своей тележкой.

Смутился. В маленьких городках такая скучная жизнь.

Когда я покончил с августом, у меня набралось восемнадцать имен. Я вернул маленькие катушки назад в коробку, выключил машину и отдал коробку мистеру Парксу.

— Быстро вы справились, — заметил он.

— Расторопность. Расторопность и целеустремленность — вот ключи к успеху.

— Я про это слышал.

— А телефонная книга у вас есть? — спросил я.

— На справочном столе рядом с каталогами.

Я подошел к справочному столу, чтобы найти в телефонной книге имена, которые выписал.

На четвертом имени ко мне подошел мистер Паркс:

— Похоже, вы кого-то ищете.

Он снова стоял у меня за спиной и заглядывал через плечо.

Я накрыл имена рукой.

— Это личное.

— Личное? — нахмурился он.

— Частное дело.

Мистер Паркс уставился на мою руку, словно надеялся увидеть сквозь нее, что написано на листке бумаги.

— Вы ведь не из здешних?

— Нет, я из правительства, — ответил я. — Центральное разведывательное.

Лицо у него стало обиженным.

— А грубить-то зачем?

Я выпрямил свободную руку.

— Вы переписывали сообщения о рождениях. Теперь ищете имена в телефонной книге, — сказал он. — Думаю, вы пытаетесь кого-то найти. Мне кажется, вы частный детектив.

«Отлично. Профессионального сыщика из Голливуда сделал простой библиотекарь».

Он сделал шаг в сторону.

— Может, стоит вызвать полицию.

Я схватил его за руку и принялся демонстративно оглядываться по сторонам, всем своим видом показывая, что не хочу, чтобы нас услышали.

— Моя клиентка родилась тридцать шесть лет назад в этом районе, и ее отдали приемным родителям. И вот она заболела лейкемией и нуждается в пересадке костного мозга. Понимаете, что это значит?

— Для таких операций требуется кровный родственник, — медленно произнес он. — Так ведь?

Я кивнул. Кидаешь наживку, и иногда они ее заглатывают, а иногда — нет. Мистер Паркс оказался грамотным человеком. Могло так быть, что его интересуют проблемы пересадки костного мозга и он все про это знает. Он мог захотеть переговорить с моей клиенткой или ее врачом, и, если я не наврал, они не только не откажутся с ним разговаривать, но будут просто счастливы. Он мог спросить, какая стадия лейкемии у моей клиентки — острая или хроническая — или какие белые кровяные тельца пострадали. Короче говоря, мог задать мне сотню вопросов. На некоторые я сумел бы ответить, но большинство из них моментально вывело бы меня на чистую воду.

Он посмотрел на мою руку на листке с именами, затем — снова на меня. И я заметил, как у него ходит челюсть.

— Я успел увидеть кое-какие имена из тех, что у вас записаны, — сказал он наконец. — Некоторых я знаю. А эта дама, ну та, на которую вы работаете, она умрет?

— Да.

Он облизал губы, затем пододвинул стул и сел рядом со мной.

— Думаю, я могу сэкономить вам время.

Из восемнадцати имен в моем списке мистер Альберт Паркс знал четыре, а еще троих мы нашли в телефонной книге. Остальные либо умерли, либо переехали.

Я переписал имена и адреса тех семерых, что все еще жили в этом районе, а мистер Паркс рассказал мне, как найти тех, кто жил не в городе. Он предложил позвонить тем четверым, которых знал, чтобы сказать, что я к ним заеду, и я его поблагодарил, но попросил, чтобы они с уважением отнеслись к желанию моей клиентки остаться инкогнито. Он ответил, что не сомневается в их порядочности, и пожелал мне найти донора для моей клиентки. А ей пожелал полного выздоровления. Я видел, что он сделал это от чистого сердца.

Мистер Альберт Паркс провел со мной почти час, и я вышел из прохладной тишины библиотеки во влажную жару луизианского дня, чувствуя себя на три дюйма выше.

Ложь затягивает.