Реликт

Договор овец и волков

— Не совсем точная аналогия. Ты — уроженец и обитатель Земли. Землянин, как и мы. Нет ничего глупого или циничного в попытке объединиться против общего внешнего врага.

— Нет, — покачал головой я, — все немного не так. Я — реликт. Меня больше не интересует борьба за выживание, потому что мой вид ее уже проиграл и вымер. У меня больше нет будущего. У меня больше нет всего того, что заставляет цепляться за жизнь вас. Меня не пугает и не волнует инопланетное вторжение. И я уже сказал вам, что не буду с вами ни о чем договариваться и работать на вас. Во-первых, потому что принцип. Во-вторых, потому что мне это не нужно. Мне больше не за что бороться, понимаете?

— Конечно, — кивнула Ева. — Но это как раз можно исправить.

— Исправить что?

— Отсутствие мотива для борьбы. Слыхал про попытки возродить мамонтов? Возродить твой вид будет намного проще.

Я несколько секунд молчал, а потом искренне захохотал, вероятно, впервые за последние столетия.

— Гениально! Овцы решили возродить вымерших волков! Ге-ни-аль-но! Чувствуется размах! Вам мало инопланетных врагов, и вы решили вернуть из небытия природных⁈ Замечательная идея! Брависсимо, маэстро!

Еву моя тирада не обескуражила.

— Вы плохо понимаете людей, Владислав. Почему люди задумываются о воссоздании мамонтов? Потому что могут. Если уж на то пошло, то это мы им когда-то «помогли» вымереть. Чем отличаетесь от мамонтов вы?

— Тем, что мы — хищники-людоеды, и к тому же очень опасные.

— Люди всячески охраняют вымирающих тигров, хотя они тоже людоеды, ежегодно убивающие десятки людей. Владислав, а ты сколько убил, ну, скажем, за последние семьдесят-восемьдесят лет? Кроме известных мне мафиози и нацистов?

— Еще нацистов. Много их.

— Так за это я бы тебе медаль вручила. И не только я. А кроме нацистов?

Я промолчал, чтобы не рассказывать об отчиме одной девочки, которого я съел за дурное обращение с приемной дочерью, лет тридцать назад.

— Вот то-то и оно, Владислав. Ты отличаешься от любого хищника наличием разума и рационального мышления, с тобой можно договориться. Собака — друг человека, но даже собаки порой нападают на людей. И ничего, люди не считают редкие случаи поводом прекратить дружбу. А тут не только вымерший вид, но еще и разумный. Люди давно ищут братьев по разуму… Нашли вот, правда, инопланетных, которые оказались ни хрена не братьями, к сожалению.

Я усмехнулся.

— Я понял твою точку зрения, Ева. А скажи, много ли людей ее разделяют?

Она тоже улыбнулась:

— Достаточно. Пока ты лежал в отключке, мы уже провели совещание на высшем уровне. Результат тебя удивит: никто из участников — а участвовали главы самых влиятельных департаментов — не поинтересовался, насколько ты опасен. Главный вопрос, заданный наибольшее число раз во всех вариациях — а точно ли ты не пришелец. Если ты не пришелец — то все в порядке. Представитель вымершего давным-давно вида хоть и удивил всех фактом своего существования, но не вызвал беспокойства. У нас проблемы другого порядка, понимаешь ли. Так вот, Владислав, возвращаемся к главному вопросу. Если твой вид вымер в древние времена, то сейчас он человечеству тем более не угроза. Скорее, наоборот. Мы пока имеем очень слабые представления о твоих способностях, но возможность вернуть твой народ из небытия открывает перед нами определенные перспективы в том числе и в вопросе защиты от вторжения пришельцев.

Я покачал головой.

— А вы уже провели хоть какие-то тесты?

— Пока нет, только кровь успели взять на анализ, и пока что из лаборатории сообщили только, что ты стопроцентно не биоробот.

— Ну тогда я немного дополню эту картину. У меня биохимия, отличная от вашей. На меня не действуют ваши лекарства, а то, что действует — действует не так, как на вас. Я генетически с вами не совместим, и хотя я занимаюсь сексом с человеческими самками — ни о каком воспроизведении речи не может быть. Я как бы не совсем темнота, и вопросом возрождения мамонтов интересовался. Так вот, в этих проектах фигурирует самка слона, которая, будучи родственным видом, сможет выносить геномодифицированный эмбрион. В результате получится некий гибрид слона и мамонта. Но мы с вами ни хрена не родня, не получится нас никак скрестить. Я не знаю, какой зверь в природе мой родственник, где вы возьмете самку родственного вида?

Тут толстый ухмыльнулся:

— А нам и не нужен такой сложный метод. Владислав, тебя можно просто клонировать. А если разобраться в твоей генетике и суметь изменить мужской ген на женский — получится женская версия тебя. Да, генетическое разнообразие будет не фонтан, но лиха беда начало.

— Не надо держать меня за полного идиота, ладно? У вас не получается клонировать не то что людей, но даже животных. Овечка Долли, если на то пошло, не была клонирована в буквальном смысле, потому что технология работает по принципу «поместить ядро соматической клетки исходного существа в лишенную ядра яйцеклетку того же вида». Где вы возьмете яйцеклетку моего вида, а? А если вы доработаете клонирование как таковое — сами понимаете, что при клонировании сорокалетнего человека из одной его клетки клону в момент рождения будет сорок один год, и праздновать совершеннолетие будет седой старик!

— Все так, — кивнул толстый, — это не позволяет клонировать людей. Но тебе-то на эту проблему чихать, ты же не стареешь, верно? Так какая разница, сколько лет будет клону при рождении — один год или десять тысяч?

Я несколько секунд сидел неподвижно. Да, этот момент я упустил. Мне, впрочем, простительно: это у людей склад ума, позволяющий делать изобретения, а у меня склонности к техническому мышлению нет.

— Ладно, допустим, — согласился я и перевел взгляд на Еву. — Предположим, вы действительно в состоянии клонировать меня или женский вариант меня. Или, вернее, будете в состоянии после дорогостоящих исследований. В чем ваша выгода? Если вы собираетесь клонировать армию сильных и быстрых солдат — эта армия будет боеспособной лет через двадцать в лучшем случае, потому что взрослеем мы даже медленнее вас.

— Мы полагаем, что борьба с пришельцами затянется на очень долгий промежуток времени, — сказала Ева. — Если наша гипотеза верна и корабль, предположительно прячущийся от нас где-то за спутниками Марса, летел сотни или тысячи лет, то пришельцы не располагают серьезным наступательным потенциалом, но зато у них немеряно терпения. В принципе, теоретическая способность построить и отправить «корабль поколений» у нас может появиться в ближайшие годы, следовательно, пришельцы могут опережать нас технологически всего лишь на десятки лет. Еще проще было бы отправить корабль с поселенцами в состоянии анабиоза, но пока нет рабочей технологии анабиоза… В общем, идея заиметь если не армию, то хотя бы спецподразделение бойцов, превосходящих по своим возможностям обычного человека, сама по себе весьма привлекательна.

Я хмыкнул.

— Есть проблема. У вас склад ума направлен на создание и использование новых изобретений, потому что в процессе борьбы с неандертальцами и нами выживали именно те из вас, которые умели создавать оружие и приспособления. У нас склад ума направлен на мимикрию. Я способен выучить незнакомый язык в пару недель, но до сих пор не освоил компьютер. За тысячи лет я не сумел научиться хорошо стрелять из лука. Мне сложно использовать технически продвинутые устройства. Я и стрелять хорошо стал только потому, что арбалет и пистолет — условно единая вещь, которую нужно просто правильно направить. В общем, научить мне подобного всему тому, что знает спецназовец, будет очень непросто.

— Не особая проблема, — ухмыльнулся тощий, — потому что это нужно сделать только один раз. Вы не стареете и не уходите на пенсию. Строго говоря, если бы мне дали группу… сотрудников с вашими данными, я бы нашел им много применений везде, где главное требование к силе и скорости. Те же спасатели на пляжах, чтоб далеко не ходить.

Ева кивнула.

— В целом, верно. Вы вообще как вид были бы интересны науке, а лично ты — историкам, ты переживал и был свидетелем многих событий, не так ли? Но конкретно у нашей организации интерес вполне простой: нам приходится реагировать на многие угрозы и готовиться в полной тайне к противостоянию с неизвестным противником, и мы готовы использовать любые средства, не исключая и твой вид, Владислав. И для того, чтобы мы могли вернуть его из небытия, необходимо выполнение двух условий. Первое — это исследования, которые сделают клонирование возможным. Главная трудность в замене мужского гена женским, но это вопрос для генной инженерии. Второе… как вы сами и заметили, мамонты, будучи возрожденными и реинтродуцированными в природу, не доставят больших хлопот. А вот насчет твоего вида сомнения все-таки есть. Потому тебе придется доказывать, что тебе подобные могут играть по правилам, руководствоваться рациональными мотивами и, в общем и целом, уживаться с доминирующим на планете видом, извини за прямоту.

Я забарабанил пальцами по столу.

— Что ж, резонно и справедливо.

— Я рада, что мы одинаково смотрим на вопрос. Это я обрисовала ситуацию в целом, а теперь перейдем к конкретике. Вариантов два, и первый заключается в том, что мы передадим тебя научному сообществу. Ну, просто потому, что наш профиль — внеземная угроза, а не земная криптожизнь. Тут для тебя есть как плюсы, так и минусы. Маловероятно, что тебя захотят уничтожить, ты заключаешь в себе тайну к вечной молодости и уникальные исторические познания. Ну и вообще, борьба за права животных…

— Блджад, это овца говорит волку…

— Уж поверь, в спорах о том, являешься ли ты разумным или просто мастерски притворяешься, будут сломаны миллионы копий. Из минусов… ну, про ограничения свободы молчу, маловероятно, что тебя так просто согласятся выпустить, не имея доказательств твоей вменяемости. Второй минус — попытка воссоздать тебе пару натолкнется на множество преград. Генетические исследования стоят больших денег, это раз. Общественное мнение — это два. Мамонты это мамонты, а узкоспециализированный хищник все-таки немного другое. Законодательство — это три, клонирование человека в репродуктивных целях запрещено практически везде, и тебя могут счесть подпадающим под этот закон. Короче говоря, стену, отделяющую тебя от возрождения твоего вида, тебе придется пробивать либо в одиночку, либо в сотрудничестве с активистами «за свободу и права стригоев», уверена, такие появятся, но особых возможностей у них не будет. И самое неприятное… как ты думаешь, сколько среди влиятельных людей найдется таких, чью прабабушку ты когда-то спас от нацистов? Риторический вопрос.

— Да-да, я уже давно понял, к чему ты клонишь.

— Ну так вот второй вариант. Мы — секретная организация с особыми полномочиями. Например, законом о запрете на клонирование мы просто подотремся. Мы не совсем независимы, но путей обойти мешающие юридические препоны у нас много, наконец, от нас ждут эффективной защиты Земли от вторжения, на методы, если что, закроют глаза. У нас огромные средства, и мы в состоянии профинансировать нужные исследования. Только вот восстановление вымершего вида — это не то, на что нам эти самые средства дают.

Я молча вздохнул, прекрасно понимая, что прозвучит дальше, а Ева закончила свою мысль.

— Потому тебе придется средства, потраченные на твой проект… отработать, попутно доказав, что ты вменяемый и поддаешься контролю. Когда мы однажды скажем всему миру, мол, смотрите, какое у нас есть секретное оружие, а еще мы собираемся клонировать таких целый полк, чтобы они противостояли внеземным роботам на равных — считай что общественное мнение уже сформировано. Мысль о сосуществовании с вампирами уже не бог весть как нова, со всеми этими сериалами вроде «ТруБлад», нам просто понадобится подкрепить утверждение о том, что «стригои» клевые и полезные, твоим послужным списком.

Я снова вздохнул.

— Резонно. Только… Ева, тебе что-нибудь говорит имя Виктора Франкенштейна?

Она приподняла одну бровь:

— Да, я смотрела пару фильмов по мотивам, а что?

— А ты помнишь, чем именно Франкенштейн подписал приговор себе и своим родным?

— Э-э-э… тем, что создал монстра?

Я зловеще промолчал, и тут заговорил толстый.

— Он пообещал монстру создать для него пару… и обманул.

— Именно, — кивнул я. — Так-то монстр был в целом не злой и собирался навеки покинуть человеческое общество после того, как Франкенштейн выполнит свое обещание, но… тот не сдержал слова. Да, вы сумели предложить мне сделку, от которой я не могу отказаться, но сделка овец с волком сама по себе штука очень опасная. Надеюсь, ты понимаешь это, Ева.