Реликт

Первые дни на базе

В последующие дни я наглядно понял, насколько сильна в людях склонность очеловечивать все подряд. Нет, я-то знаю, что дети говорят с неодушевленными куклами, словно с живыми, но, похоже, это не свойство только лишь детей. Человек взрослеет, но ничего не меняется, просто игрушки становятся сложнее, и он продолжает наделять своими свойствами все вокруг. В том числе и меня.

— Нет, — сказал я в первый же день обследований упитанному ученому, не тому жирняшу, что был в комнате для допросов, а другому, — я не стану бегать на этой беговой дорожке.

— Почему? — спросил он.

— Потому что я — не ты. Я хищник. Я не бегаю просто так, у меня на это нет какой-либо мотивации. Вся моя активность вращается вокруг двух осей: еда и секс. Ну или в крайнем случае угроза для моей жизни. Соответственно, я могу бегать только за добычей, за самкой или от опасности. Если кот кого-то скушал и кого-то трахнул — все, больше никакого бега, только сон на солнышке. Я в этом плане от кота ничем не отличаюсь.

— Но вы же ходили в школу и получали самые высокие оценки на физкультуре, нет?

— На уроках физкультуры были девочки, которых я таким образом склонял к сексу. Здесь я таковых не вижу.

Ученый задумался и выдал гениальную идею:

— Ну, как вариант, мы можем вместо ужина предложить вам побегать за грузовиком, к которому на веревке привяжем кусок мяса.

— В принципе, это дельная мысль, — с сарказмом ответил я, — но есть одно «но». Я буду бегать за грузовиком только в том случае, если ты будешь бегать еще быстрее грузовика. Я — строго рациональное существо, добывающее себе пропитание наиболее простым способом. И если для получения ужина мне придется бегать — я побегу за тем ужином, который будет проще всего догнать. А вообще ты такие замашки брось: если я вовремя не покушаю — ты в серьезной опасности.

Толстяку такой поворот беседы не понравился, так что вечером того же дня у меня состоялся еще один разговор с Евой и тем упитанным, которого, к слову, зовут Морти.

— Владислав, тут такое дело… — сказал Морти. — По твоим словам получается не очень приятная картина. А как ты раньше жил? Что, как только не удавалось вовремя разжиться говядиной, ты сразу же начинал охотиться на людей?

— Видишь ли, у меня уже очень давно не случалось таких проколов. У меня всегда в наличии запас мяса или денег, и если я почему-то оставался без обеда, то в этом всегда были виноваты конкретные люди. Нет, я не бросаюсь на первого встречного, как только у меня заурчит в животе, но у меня уже давно есть правило: если я остаюсь без обеда по чьей-то злонамеренности — виновник сам становится моим обедом. Идея морить меня голодом, чтобы изучить, быстро ли я бегаю, мягко говоря, нездоровая. Это все равно, что войти в клетку ко льву, которого ты сам же оставил без мяса, смекаешь?

— Владислав, — сказала Ева, — тебе не стоит во всеуслышание вести такие речи. Они, так сказать, немного подрывают веру окружающих в твою рациональность, самодисциплину и социальную ответственность.

Я тяжело вздохнул.

— Ты продолжаешь выдавать желаемое за действительное, Ева. У меня нет социальной ответственности, потому что я — не часть человеческого социума. Я — паук-мирмекофил, живущий в муравейнике и притворяющийся муравьем. Моя самодисциплина не оперирует привычными тебе моральными категориями вроде «хорошо» или «плохо», потому что для меня есть людей — естественная норма. У меня иное понятие этики. Мое решение вопроса «есть или не есть» зависит от иных факторов. Например, я предпочитаю питаться говядиной и свининой, потому что коровы и свиньи велики и ценой одной смерти можно получить больше мяса, а еще у них нет имен. С одной стороны, я всегда стараюсь поселиться среди тех людей, которые мне более симпатичны, и никогда не ем их. Но тут есть обратная сторона медали: чем ближе я к людям, тем лучше их узнаю, и когда в моем ближайшем окружении появляется неприятный мне человек — этика моего вида прекращает мешать мне его съесть. Во все времена я питался разбойниками и сборщиками податей без малейшего дискомфорта. И наконец… Пойми одну вещь. Я вполне могу уживаться среди людей мирно, если тому не препятствуют сами люди, но никогда не буду твоей комнатной собачкой. Ты сейчас говоришь со зверем, который когда-то дрался с пещерными медведями за пещеры и с пещерными львами, которые, кстати, были не пещерными, за охотничьи угодья. И… еще одно, самое важное, что нужно понимать.

Она вопросительно приподняла брови.

— Что же это?

— Инстинкт мимикрии. Мимикрия имеет две суперважные для моего вида функции: питание и безопасность. Она позволяет мне легко охотиться на людей, когда я голоден, и избегать их нападения, когда я сыт и хочу покоя. Именно этот инстинкт и является моей самодисциплиной. Когда голод застает меня вдали от холодильника, а кошелек я забыл в кармане смокинга — как раз ради сохранения маскировки я буду терпеливо дожидаться момента, когда можно будет безопасно покушать. А самый простой способ безопасно покушать — вернуться к холодильнику. Мои симпатии к отдельным людям и общинам второстепенны — на первом месте стоит сохранение маскировки. Оно инстинктивно. Умом я понимаю, что если даже я найду одинокую удобную жертву — ее останки заставят других что-то подозревать, и дальше включается инстинкт. Пока я могу брать мясо в магазине — я буду действовать именно так, потому что это самый простой и безопасный способ, и мой инстинкт велит мне именно так и поступать. И именно тогда я кажусь окружающим приятным и добродушным парнем, просто потому, что такие у меня в генах модели поведения. Но когда маскировка провалена — инстинкт прекращает действовать, и именно тогда твои шансы узреть мое истинное лицо велики, как никогда. Такой вот парадокс: кто не знает, тот в безопасности… если он приятный мне человек. Кто знает — тому следует быть очень осторожным в словах и поступках. Тебе следует разъяснить это яйцеголовым.

После физических тестов, большинство их которых я просто не стал выполнять, появилось несколько новых лиц, и все вместе мы — я, Ева, Морти, еще тот тощий, который был в самом начале, по имени Рик, и новоприбывшие специалисты — начали обсуждение моего участия в деле противостояния инопланетной угрозе.