Ресницы

Нелюди, рыбы, травы и цветы

переполняют чашу первой жизни,

дебержеракствуют лощеные кроты

и драки затевают тоже из ни-

чего. И, встав на цыпочки свои

по-воробьиному, к примеру, по-вороньи,

худые птицы в собственной крови

вращаются, как цвет камней в короне.

Цветы сквозь воду продевают жест,

развоплощенный в нитевидный запах.

Один, как перст, на небе виден перст,

незримо указующий на запад

и на восток. Латают дерева

свои татуированные кожи,

а если произносятся слова,

то этого, конечно, быть не может.

Нелюди ползают и трогают себе

вполне подобных или неподобных,

не различая в эдакой гурьбе

удобных для еды и неудобных.

Инакая, чем пчелы, мошкара

тупые сабельки чехлит в чужое тело

и, делая негромкое «ура»,

от жажды погибает то и дело.

Вокруг касанье, запахи и взгляд,

навряд принадлежащий зоне зренья:

глаза повсюду пристально глядят

слоеными зрачками ослепленья.

О свист листвы, расплющенный на шум,

на дырки в воздухе для прохожденья шума,

на сферы, не пригодные для дум

стрекоз, висящих в роли тугодума.

Влажнеют камни, стелется песок,

прозрачный лоб вот-вот наморщат воды,

лишь только ветер прислонит висок

к слюне долгоиграющей природы.

О маловероятный человек,

все валится к тебе в твои объятья,

покуда соль стекает из-под век,

кристаллизуясь медленно в проклятье.