Ресницы

Желание быть женщиной меня

перемещает в сторону огня,

на кромку исполнительного неба.

Газообразна ангельская кровь,

не испаряя первую любовь,

она числом равна началу хлеба.

Когда я женщина, я помогаю быть

самой себе и начинаю плыть,

а маленький, загадочный мужчина

сидит в углу троянского коня,

изображая жестами меня,

и плавится в паху его причина.

В зеленом проектируя траву,

земля волнообразна наяву,

крестообразна ночью в черно-белом,

женоподобна в утренней заре,

она мужчину слышит, на траве

лежащего не мужеством, а телом.

Жестока женщина. Мужчина – идиот.

Природа, ими открывая рот,

впервые говорит, а не глотает

сама себя. Из бересты лица

я вырезаю для себя отца,

который возле матери растает.

Не ты идешь, по городу идет

твоя походка. Выпуклый живот

околоплодной соблазнен водою.

Не материнство женщине к лицу:

ведь тайный знак стремления к венцу –

венчанье девы с будущей вдовою.

Надев свою разглаженную грудь

и накопив в паху пустую ртуть,

мужчина отправляется на поиск,

но Анна, онанируя в ночи

на пламя угасающей свечи,

не под него ложится, а под поезд.

Когда я женщина, я трогаю детей

и узнаю, что женственность, скорей,

мужчины свойство, т.е. принадлежность,

покудова не ясная для всех…

кому мне объяснить, что страшный грех

ее транжирить на слепую нежность.

О женщина, кромешная руда

рождения (вначале в никуда,

потом в себя, потом в гнилую глину,

пока густая пена молока

изнанкой, пузырящейся слегка,

становится моим глотком недлинным).

Отравленный причиной красоты

и красотой, в потоках пустоты

я двигаюсь по граням истерии,

а женщина, волшебная, как смерть,

мужскую жидкость превращает в твердь,

включая целку римлянки Марии.

(Младенчества любвеобильный ад

стекает в старость. Двери в этот сад

прозрачны для прозрачных, для меня же:

из пластилина и замок, и ключ,

а тела нерасплавленный сургуч

расплавится и под дверями ляжет.)

Родившись мокрой женщиной, живу

сухим мужчиной – тайна наяву

всегда глумленью над собою кратна –

родившись женщиной, прожив мужчиной, я

исчезну ангелом за пленку бытия –

попробуй убедить меня в обратном.

«Бессмертье человека смертно», – здесь

какая-то подначка слева есть,

и я не знаю, чем она чревата.

Забыв про слюни павловских собак,

я на земле оставлю женский знак,

который не имеет адресата…