Ревизор: возвращение в СССР #27

Глава 12

Москва. Главная редакция радиовещания для детей.

— Хороший отклик получил выпуск программы «Ровесники» на тему патриотизма, — докладывал заведующий отделом учебных передач Юдин на совещании у главного редактора. — Письма до сих пор идут…

— Это тот, где студент из МГУ про «Бессмертный полк» и поисковые отряды рассказывал? — уточнил главный редактор Шинкаренко.

Юдин кивнул в ответ.

— Да, хорошая передача получилась. В особенности для новичка. И идейный посыл мощный. Наверху наверняка оценят. Ну, раз такой отклик, то давайте две отдельных программы сделаем. Одну про «Бессмертный полк», и вторую — про поисковые отряды. И вообще, надо его чаще задействовать, раз он так радиослушателям понравился.

— Хорошо, — сделал себе пометки в блокноте Юдин.

Москва. Квартира Ивлевых.

Успели с мамой сделать малышам массаж и физкультразминку, как Галия пришла и хотела уже сменить меня на посту, но я отправил её сначала ужинать. А то что-то уже слишком похудела, даже стройнее стала, чем до родов была.

Потом позвонила Латышева из детской редакции радиовещания. Сказала, что моё выступление вызвало большой отклик и в редакцию пошли письма по тем темам, что я поднимал. Я вздрогнул. Неужели и там мешки с письмами начнут мне радостно совать? Ну, если так, я их Румянцеву в КГБ отнесу. Его инициатива, так пусть сам читает и ответы дает. Хотя, конечно, пошлет он меня подальше с таким предложением…

— Решено записать две отдельных передачи, — сообщила она. — Отдельно по поисковым отрядам, отдельно по «Бессмертному полку».

— Ну, хорошо, — согласился я. — Только можно записать их обе в один день? Чтобы мне не приезжать два раза.

— Но программы большие, по пятнадцать-двадцать минут каждая, — растерянно возразила редактор. — У вас получится две передачи сразу записать?

— Ну, а почему нет? — удивился я.

Договорились, что она согласует сейчас время со студией и перезвонит. Попросил её завтра на вторую половину дня запись не планировать, сказав, что я не смогу к ним приехать. У меня же ещё лекция от общества «Знание» завтра.

Приехал Загит. Очень даже довольный жизнью.

— Знали бы вы, у кого я сейчас дома с рулеткой лазил! — прошептал он.

— Что, пошло работать сарафанное радио? — улыбнулся я.

— Да-аа, — многозначительно посмотрел он на меня.

— Ну и отлично!

Усмехнулся, когда он отвернулся. Вот же какую попытку меня заинтриговать предпринял! Но я не поддамся, расспрашивать не буду. Все равно он Галие расскажет, а она мне обязательно. Вот так и узнаю…

Потом к нам спустился Ахмад. Он договорился показать завтра после работы гараж и пришёл за ключами.

— А у меня нет ключей, — дошло до меня. — Они же у бати!

Пошёл звонить отцу. Посмеялись с ним.

— Это же надо! — веселился он. — Уже и обмен нашёл, а про ключи даже не подумал.

— Да на кой они мне! — сам веселился я. — Я подъеду сейчас?

— Конечно, жду.

Ахмад тут же вызвался меня отвезти. С радостью согласился, тем более, тут на машине совсем недалеко. Ну, скоро уже потеплеет авось, начну тогда на своей уже гонять…

Предупредил домочадцев, что мне должны с радио звонить насчёт времени очередной записи. Галия, услышав, что мы едем к отцу, тут же собрала нам с собой целую сумку каких-то гостинцев. Ещё когда февральский талон отоваривала в «Детском мире», что-то набрала в спецсекции для батиных мальчишек.

Поднялись к отцу. Ахмад хотел в машине меня подождать, но я сразу просчитал, что отец с Кирой меня просто так не отпустят. Так что позвал его с собой, чтобы он там не скучал.

В большой комнате на половине полированного стола были расставлены чашки и стояла стопка блинчиков и вазочки с вареньем и сметаной. Прохор и Василий крутились рядом. А я во все глаза разглядывал на второй половине стола шахматную доску с незаконченной партией.

— Это вы между собой играете? — удивился я, переводя взгляд с отца на Киру. — Или Прохора уже приучаете?

— Да нет, — рассмеялся отец. — С однокурсником играю. Уже много лет. Ещё когда учились постоянно играли. А сейчас жизнь разбросала, он на Дальнем Востоке, я в Москве, но играть не перестаём.

— И как вы ходами обмениваетесь, — удивился я. — Письма пишите, звоните?

— Зачем? Вот, открытки есть специальные, — протянул он мне почтовую карточку.

С одной стороны обычная почтовая карточка. А с другой…

Шахматное соревнование по переписке. Слева шахматная доска с промаркированными клетками, справа таблица для записи ходов. Место для отметок о времени и для подписи игрока. Все надписи дублируются на английском и немецком.

— Это что же, и с заграницей можно играть? — удивился я. Не довелось мне раньше видеть такого…

— Конечно, — оживился отец. — У нас один доцент с кем только не играет! Но с соцстранами, естественно. В турнирах участвует.

— По переписке? — удивился я.

— Ну, да. Заочные шахматы, — объяснил отец. — Там и разряды присваиваются…

Забавно, забавно, — разглядывал я карточку.

А батя мне ещё и предыдущие показал. У него их целая стопка оказалась. Судя по штемпелям, два раза в месяц получалось ход сделать. Это на сколько же партия растягивается?.. Ну, на любителя, конечно…

— У нас на Механическом заводе, помню, один мой сотрудник всё играл по переписке, — заметил Ахмад. — Но таких карточек у него не было. Он на любых листках ходы записывал. Пополам рвал и ходы в конвертах отправлял.

— Все верно, эти карточки только несколько лет как появились, — подтвердил отец.

— Удобно, — покрутил Ахмад её в руках.

Мы с ним попили чаю, съели по паре блинчиков и собрались домой.

— Ключи! — уже в прихожей спохватился я.

— Всё обсудили! — рассмеялась Кира. — А самое главное, ради чего приехали, и позабыли…

Вернулись с Ахмадом домой, а у нас Ксюша в гостях. Жена мне сообщила, что запись на радио завтра с утра в одиннадцать часов и закрылась с подругой у нас в спальне.

Ну, отлично, что с утра. Всё успею завтра.

Дал Ахмаду телефон Георгича, председателя кооператива. Объяснил, что надо будет проставиться ему, когда обмен уже совершится. А потом, осенью, ещё надо будет, чтобы общее собрание его приняло в члены ГСК, но это чистая формальность, потому что гараж у него, по факту, и так уже будет.

Они с мамой ушли к себе. У меня неожиданно появилось свободное время, и я решил посвятить его учёбе. Надо хоть учебники пролистать, освежить материал в памяти.

Ксюша уехала уже ближе к девяти. Дети давно спали и Галия уселась рядом со мной на кухне. Одного взгляда на неё хватило, чтобы сразу понять, что в этот раз мне не удастся остаться в стороне. И я даже догадывался, какой будет тема, и это не вызывало у меня ни малейшего энтузиазма. Ксюша приезжала, в спальне шушукались, секретничали. Значит, что-то у нее с Иваном снова не срослось?

— Иван Ксюшу замуж позвал, — сообщила жена. — Что ей делать?

У меня непроизвольно глаза к небу поднялись. Господи, за что мне всё это? Не успел я ничего жене ответить, как раздался спасительный звонок телефона. Маша Шадрина вернулась домой после рейда и поспешила поделиться результатами.

— Как завалены были проходы мешками, так всё и осталось, — возмущённо рассказывала она. — Мы сделали фотографии. Мартин с Семёном завтра напечатают. Я это всё в отчёте укажу.

Хорошо, — мысленно улыбнулся я. — Не подвёл Сатчан.

— А с санитарией как? — серьёзным голосом спросил я.

— Ну, с этим навели порядок, хотя об этом Борщевский в своём отчёте не указывал. Я просмотрела его ещё раз, нашла только про замок навесной со стороны улицы. Сейчас лестница чистая, они там лампы поменяли, стены покрасили. Внизу замок сделали такой, как дома, знаешь? Изнутри без ключа открывается, и во двор спокойно выходишь. Они эту дверь только на ночь теперь запирают, как сказали. Там, во дворе, беседку деревянную сделали красивую, стол, лавочки. Рабочие теперь или на улицу ходят курить, или на крышу. Кто на третьем этаже работает, им далеко на улицу спускаться, проще на крышу подняться. Им там тоже лавочки сделали под крышей. Мы всё сфотографировали, хотя там только замок надо было…

— Ничего, отчитаешься и про обустройство комфортабельных и безопасных мест для курения, раньше же их не было, — подсказал я.

— Точно, спасибо, — обрадовалась Маша.

— Через некоторое время, наверное, Гусев захочет проверить, как они в этот раз наведут порядок на путях эвакуации? — закинул я удочку.

— Наверное…

— Ну, обращайся, если вопросы ещё будут, — предложил ей я. — Не стесняйся.

— Спасибо! — радостно ответил она и попросила Галию к телефону.

Святославль. Дом Шанцевых.

Шанцев устроил другу отдых по высшему разряду. Они сидели в баньке уже несколько часов и потягивали холодное пиво. Жена Шанцева Наталья расстаралась и стол у них ломился от закусок.

— Я хоть похож был на ревизора? — смеялся Валентин.

— Что ты! Отлично отработал, — уверял его Шанцев. — А этот твой заход в финансовый отдел? Как ты их там всех на уши поставил!.. «Кто мне может подсказать, где найти этого исполнителя работ?» Браво! Потом на весь коридор запах валерьянки и корвалола стоял!..

Они ещё долго с хохотом вспоминали подробности своего спектакля, и остались очень довольны собой.

В четверг утром поехал на радио. Специально приехал пораньше, редактор Александра Латышева обещала, что пропуск к следующему разу уже должен быть готов. Так и оказалось, мы его спокойно получили, и она отвела меня в студию, куда вскоре примчался уже знакомый мне ведущий Алексей Николаев. Как и в прошлый раз, он протянул мне руку быстрым движением, приветливо улыбаясь.

— Очень рад видеть вас снова, — заявил он сходу.

— Взаимно, — пожал я его руку.

— Сегодня у нас вся программа будет посвящена акции «Бессмертный полк», — напомнил он, придвигаясь к микрофону и поглядывая в сторону аппаратной.

Похоже, звукорежиссёр уже настраивает аппаратуру. Переместился тоже поближе к микрофону.

— Предыдущая наша с вами передача на тему патриотизма очень понравилась и слушателям, и руководству, — сказал Николаев.

— Очень рад, — ответил я. — Приятно быть полезным людям и своей стране.

Звукорежиссёр дал сигнал, и мы начали запись.

— Сегодня у нас в гостях студент МГУ Павел Ивлев, — опять представил он меня будущим радиослушателям. — Мы продолжаем цикл передач, посвящённых подвигу советского народа в годы Великой Отечественной Войны. Сегодня, по многочисленным просьбам, мы поговорим более подробно об акции памяти «Бессмертный полк».

И первый вопрос, который он мне задал, что, на мой взгляд, даст такая акция? И в чём её принципиальное отличие?

— Приветствую всех радиослушателей, — начал я. — Начну с того, что наш народ вынес на своих плечах в годы войны такое, что нам, молодому поколению, не знавшему войны, невозможно ни осознать, ни осмыслить. Это слишком тяжело, это слишком страшно. И наши деды и отцы, матери и бабушки, прошедшие через этот ад, всеми силами стараются нас уберечь от этого. Обратите внимание, наши старики не рассказывают нам про войну. Раньше я думал, что им просто тяжело об этом вспоминать, а сейчас мне кажется, они нас жалеют, щадят. Не хотят, чтобы мы даже мысленно окунулись в этот ужас. Можно понять наших ветеранов, но… Это неправильно. Если человек не знает о чём-то, то он об этом и не думает. А надо, чтобы молодёжь знала. Надо, чтобы понимала, зачем надо брать в руки оружие и идти защищать свою Родину или вставать к станку и работать по четырнадцать часов без выходных, годами.

И это не про запугивание! Ни в коем случае. Это про знание истории, а, как известно, кто владеет историей, тот владеет миром. Разумеется, не нужно малышам рассказывать про зверства фашистов, всему своё время… Но исподволь, через вот такие акции памяти мы будем с малолетства давать понять нашей молодёжи, что Девятое мая это не только праздник Победы, это день памяти… Памяти и скорби… По десяткам миллионов наших людей, убитых, замученных, умерших от холода, болезней и голода… По десяткам миллионам так и не родившихся, из-за того, что погибли их будущие родители…

— Но как же не праздновать День Победы? — удивился ведущий.

— Его надо не только праздновать, но и отмечать. День победы — это не просто праздник. Это день нашей гордости за то, что мы отстояли свою страну, но нельзя забывать, что мы заплатили за это невероятную цену! Нельзя об этом забывать. И я очень надеюсь, что акция памяти «Бессмертный полк» поможет нам в этом. И ещё хочу сказать, что надо помнить не только о павших воинах, но и о простых жителях блокадного Ленинграда, о сожжённых заживо стариках и детях белорусских деревень. Обо всех погибших надо помнить. Только тогда появится шанс, что это больше никогда не повторится.

— А это правда, что вы были инициатором первой акции «Бессмертный полк» в вашем родном городе Святославле на Брянщине.

— Эта идея давно витала в воздухе, но реализовал её Павел Игоревич Сатчан, который в то время возглавлял комитет комсомола Святославского Механического завода. Нынче он второй секретарь Пролетарского комитета ВЛКСМ города Москвы.

— Ну, что же… Благодарю вас за интересную беседу, — дал понять ведущий, что мы закругляемся и я поблагодарил его в свою очередь. — У нас в гостях был студент МГУ Павел Ивлев.

Николаев попрощался с радиослушателями и показал звукорежиссёру, что мы закончили. Вышло примерно на полчаса по времени, в то время как в эфир выйдет то ли пятнадцать, то ли двадцать минут. Понятное дело, с запасом записывали, чтобы убрать потом что-то, что неудачно с идеологической точки зрения выглядит, или просто звук не удался.

— Мне сказали, что вы просили записать сразу две программы? — с сомнением посмотрел ведущий на меня, пока я пил воду из стакана.

— Если вам, конечно, нетрудно будет, — согласно кивнул я.

— Мне? Мне — не трудно, — обалдел он от моих слов. — Я за вас, вообще-то, волнуюсь. Я-то в основном помалкиваю.

— Ну, давайте, попробуем, — попросил я примирительным тоном. — Получится — хорошо, не получится — ещё раз приеду.

— Ну, хорошо, — не очень охотно согласился он и дал сигнал звукорежиссёру начинать запись.

Он опять представил меня, я терпеливо поздоровался, словно в первый раз встречаемся. Обязательные ритуалы… Он кратко напомнил радиослушателям, о чём мы говорили в прошлой передаче по теме поисковых отрядов. А потом он задал мне вопрос, подсмотрев в свои записи, нет ли у меня опасений, что работа поисковых отрядов погрязнет в организационной рутине и это отпугнёт молодёжь?

— Груз ответственности за воспитание детей лежит на взрослых, — ответил я. — Если взрослые так и не смогут преодолеть бюрократические барьеры и межведомственные препоны, это тоже будет воспитанием, только с отрицательным эффектом. И взрослым надо об этом всё время помнить. Как говорится, не воспитывайте детей, воспитывайте себя. В любом случае, дети будут повторять за вами ваши поступки, и не имеет никакого значения, что вы при этом говорили.

— Но найдётся ли столько взрослых на местах, желающих поддержать эту инициативу? — с сомнением заметил Николаев.

— В моём маленьком родном городке Святославле целый коллектив Завода ЖБК занимается этим на общественных началах уже не один год, — ответил я и рассказал ту историю, что написала для меня Эмма.

— Это очень волнующая история, — не на шутку расчувствовался Николаев. — Спасибо вам за интересный рассказ.

Мы попрощались с радиослушателями и ведущий дал сигнал звукорежиссёру «конец записи».

— Ну как вы считаете, получилось? — поинтересовался я на всякий случай. — Надо мне ещё раз приезжать?

— Нет, нет. Всё отлично, — заверил меня вполне искренне Николаев, и мы тепло попрощались.

Уходя, подумал, что человек он достаточно глубокий. С таким поговорив и в таком крайне официальном формате, чувствуешь неподдельную симпатию. Какой же контраст с двадцать первым веком! Сколько не встречал молодых журналистов с радио в прошлой жизни — все были люди пустые, нахватавшиеся по верхам. То ли мне просто так не повезло, то ли в СССР тщательнее людей на эту работу набирали.

Времени до лекции оставалось ещё очень прилично, решил заехать к Сатчану, узнать, как дела с деньгами Ганина и вообще.

Позвонил ему от метро, его помощница сказала, что он на обеде, должен вернуться в течении часа. Всё равно, решил ехать к нему, не домой же возвращаться. Пока доехал, пока сам перекусил у них в райкомовском буфете, час прошёл, и я направился к нему. Но помощница меня огорчила, Сатчан ещё не вернулся.

Приехал он только минут через двадцать пять. Впрочем, я это время зря не потерял. Таскал с собой пару учебников в портфеле, проштудировал в одном из них пару глав.

— А вот и ты! — обрадовался он, увидев меня. — Отлично! Сейчас только разденусь, и сразу пойдём вместе к Бортко.

— Есть новости? — по дороге поинтересовался я.

— По Ганину — нет. Другое кое-что есть, — уклончиво ответил он. — Как раз хотел тебя искать. А ты тут как тут!

— О, — удивился Бортко, увидев меня, — на ловца и зверь бежит. Отлично. Значит, так. Мы только что с переговоров с директором той фабрики, где мужиков у метро в вытрезвитель отлавливали.

— Так, — заинтересованно приготовился я слушать дальше.

— Берем их в работу. Ты там уже был, тебя там уже знают, тебе и принимать хозяйство, — как о само собой разумеющемся продолжил он. — Поезжай туда, познакомься с директором. Там с кожами, что ты на обувную фабрику хотел, не всё так просто. С ними ещё надо будет разбираться… Но ты уже включайся в работу.

— Понял, — кивнул я. — По Ганину есть какие новости?

— Нет… Люди Мещерякова перетрясли половину Выхино, пока что глухо, — ответил он.

— Чем больше времени прошло, тем меньше шансов. Этот счастливчик, небось, уже в Ялте домик с виноградником присматривает, — заметил Сатчан.

— Хорошо бы, если б так, — с досадой усмехнулся Бортко. — Чтобы ворюга на эти деньги тихо там затихарился и не отсвечивал. Я честно, без претензий к нему, мне Ганина совсем не жалко. Главное — чтобы эти деньжищи не всплыли.

— Да кому же такое ворье будет жалко… — согласился и я, — кстати, а не кажется ли вам эта сумма, что у него украли, избыточно большой? Или у Захарова там каждый столько заработал?

— Что-то я сомневаюсь… Он у них не самый большой человек был, — явно заинтересовался Бортко.

— А подскажите Захарову посадить людей и посчитать, сколько он мог на самом деле заработать, — предложил я. — А остальное, значит, у его людей украдено.

— И у нас тоже, — решительно сказал Сатчан, нахмурившись.