Москва. Пролетарский райком.
Бортко делал себе пометки на отдельном листе.
— Поработал с цифрами из таксопарка, — продолжил я. — Там если всё оставить, как есть, то получится выкроить четыре-пять машин в год из новых запчастей. Если резко увеличить получение крупных узлов и агрегатов, это может вызвать подозрения. В любом случае, это надо будет как-то обосновать, к примеру, увеличившейся аварийностью.
— Пять машин в год? — разочарованно посмотрел на меня Бортко. — С такого большого автопредприятия?
— Михаил Жанович. Сколько я не думал, не нашёл безопасных схем там, — развел руками я. — Любые махинации с кузовами и двигателями довольно рискованны, потому что это номерные агрегаты и можно легко отследить их судьбу. Мы, конечно, можем пойти на это, рискнуть, так сказать… Но стоит ли игра свеч?
— Что ты хочешь сказать? Мы вообще не будем с них ничего иметь? — с возмущением в голосе спросил Бортко.
— Нет, я так не сказал. Есть один безопасный способ заработать на таксопарке. Но это игра в долгую.
— Что за способ?
— Они списывают машины после двух лет работы в таксопарке. Нам надо ставить часть новых машин куда-то в отстойник на два года, через положенный срок их списывать, как будто они выработали свой ресурс, и продавать.
— А работать таксопарк на каких машинах будет? — спросил Сатчан.
— Надо придумать какой-нибудь эксперимент неофициальный. Организовать среди тысячи двухсот водителей пары. Отец и сын, или братья, или ещё какая-то родня, или друзья близкие, и предложить им взять на двоих одну машину, работать на ней по очереди и проездить на ней четыре года вместо двух. Если они это сделают, то получают её по окончании этого срока или списанную, или проданную по остаточной стоимости за копейки. Сколько мы найдём таких пар, желающих участвовать в эксперименте, столько новых машин можно поставить в отстойник, а потом их благополучно списать по истечении двух лет.
— Это надо не как эксперимент, это надо как поощрение предложить, — заметил Сатчан. — Народ у нас рукастый, даже списанную Волгу в строй поставит, будет еще десять лет ездить.
— Да, согласен, — кивнул я. — Это еще и будет для них железная мотивация помалкивать об этой схеме. А уж как они будут машину беречь, на которой будут ездить! Таксопарк резко сократит расходы на ремонт. Тоже сплошная выгода…
— То есть, первые деньги мы увидим от них только через два года? — спросил Бортко.
Но никакого отторжения я в его вопросе не заметил. Временщиком он себя явно не чувствовал, был готов подождать ради серьезного выхлопа.
— Первые безопасные деньги, — уточнил я. — На самом деле, мы сможем вполне чисто оформить несколько машин и сейчас, не вызывая ни у кого подозрений. Взамен их новые и соберем из запчастей. Но надо будет продать их куда-то на Кавказ, чтоб подороже, тысяч за тридцать-сорок.
— Продадим? — спросил Сатчан, глядя на Бортко.
— Продадим. Почему нет? — уверенно ответил он.
— Ну, хорошо, — кивнул я. — Мы тогда займёмся пока что оформлением.
На этом мы закончили, попрощались и я поехал на лекцию. Сегодня меня Ионов отправил на Зеркальный комбинат. От метро ВДНХ ещё надо было ехать на автобусе. Меня встретила местный профорг Васильчук Ирина Михайловна, невысокая приятная женщина за сорок. Тема лекции сегодня «Культурный досуг советского человека». Как обычно, поинтересовался, на чём сделать акцент? Ирина Михайловна попросила больше рассказать о здоровом образе жизни.
— Скоро же год, как принято постановление об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, — пояснила она. — Сейчас с нас отчёты начнут требовать о проделанной работе.
— А проблема-то такая у вас реально есть? — поинтересовался я.
— А где её нет? — с досадой взглянула она на меня.
— Ну, да…
— Как перестали выдавать бюллетени из-за алкогольных проблем, — так у нас прогулы резко увеличились, — начала жаловаться она. — Магазины водку утром и вечером не продают, стали пить всё подряд!
Надо мне получше узнать, что там с ограничениями продажи водки, в свете торговли спиртным таксистами. Это может оказаться сейчас не только сверхприбыльно, но одновременно и очень небезопасно. Этак, в рамках борьбы с алкоголизмом, сейчас начнут какие-нибудь рейды устраивать… Андроповские рейды я и сам помню, когда он генсеком стал.
Рассказывая работникам комбината о культурном досуге, не забывал противопоставлять его застольям. Спортивный образ жизни и положительный пример особенно важен для семей с детьми.
— Демонстрируя сегодня своим детям, как можно проводить свободное время без алкоголя, вы закладываете фундамент и их, и своего собственного будущего счастья, — настаивал я. — Потому что не может быть счастлив родитель, если у его чада не всё в жизни в порядке. Думайте сейчас о том, что будет через пятнадцать-двадцать лет…
— А я вот знаю семью, где отец ни-ни, даже каплю не пьет, а сыну впрок такой урок не пошел. Первый алкоголик на районе! — попытался опрокинуть мои рассуждения седой мужик из третьего ряда, хитро прищурившись. Мол, ну и как ты выкрутишься?
— Есть поговорка — в семье не без урода. И есть также случаи, когда дети не пьют, потому что родители пили очень свирепо, и они не хотят также оскотиниться. Но это все отклонения от нормы. В норме же — если каждый вечер вы газетку на столе расстелили, селёдку достали с водочкой, да друзей таких же позвали — то и ваш ребенок будет считать, что именно так и нужно проводить досуг. А если вы вместо этого с ним во двор вышли, и начали в футбол гонять? А дома к карте подошли и давай ему задания давать по поиску города или страны? А потом сами сели с книгой интересной, и он тут же, подражая вам, любимому родителю, другую книгу возьмет и рядышком пристроится?
Спорить со мной или провоцировать больше никто не пытался. Нотации и нравоучения наш народ уже утомили и люди просто хотели поскорее разойтись. Словами алкоголизм не победить. А самое смешное, что отблагодарила меня Ирина Михайловна ни чем-нибудь, а бутылочкой коньяка! Это после лекции-то о вреде алкоголизма… Ну, о чём тут говорить?
Москва. Городской комитет КПСС.
— Василий Семёнович, — вызвал к себе Захаров Майорова. — В связи с ограблением Ганина возник у меня такой вопрос… А откуда у него такие деньги? Без малого двести тысяч… Не многовато ли будет? Сядьте с Нечаевым и Осиповым, прикиньте, сколько он мог заработать?
— Да я сам обалдел, как услышал, — признался Майоров.
— Вот, посчитайте и мне доложите, — велел Захаров.
Отпустив подчиненного, Захаров тяжело вздохнул. А ведь он так и не рассказал Стельмухову об этом происшествии с Ганиным. В том числе и опасаясь резких действий с его стороны. Стельмухов — мужик жесткий, как бы дров не нарубил. Или концы слишком жестко не обрубил.
Теперь пан или пропал. Или они найдут украденные деньги и обеспечат режим тишины по этому делу, или, если все это всплывет, Стельмухов концы будет обрубать за его счет…
Святославль. Механический завод.
— Когда уже весна? — спросил Ваганович усталым голосом, закончив обсуждение текущих вопросов с главным инженером. — Так зима надоела…
— Потерпите чуть-чуть, Аркадий Павлович, — мечтательно ответил Маслов. — Через неделю уже март.
— А что толку? Как было холодно, так и останется… Слетать бы куда-нибудь на юг…
— Ага, — оживился Маслов. — В Абхазию.
— Или в Сочи, — добавил Ваганович. — Сделать себе командировочку…
— А разве так можно?
— Всё можно, — многозначительно посмотрел он на своего главного инженера. — Только надо сделать всё грамотно и по уму. Найди повод и слетаем. Оборудование какое-то посмотреть, перед тем, как заказывать, или ещё что-то… А на самом деле, нам с тобой там только командировочные отметить, больше ничего. А все время потратить на рестораны и девушек.
— Хм… Заманчиво, — откинулся на стуле Маслов. — Можно в Сочи слетать на Ремонтно-механический завод. У меня там однокурсник работает. Проштампует нам что хочешь, не только командировочные.
— Серьёзно? А что ж ты молчал? — деланно обрадовался Ваганович. — Давай, звони ему! Снова меня море зовёт… — с довольной улыбкой напел он.
Правильно он оценил Маслова, все же глаз у него — алмаз! Наметанный. Никуда главный инженер не денется, будет участвовать в его схемах. Сначала коготок увязнет, а потом и вся птичка попадется…
В пятницу с утра позвонил директору кожгалантерейки рядом с метро Пролетарская и поехал знакомиться.
Встретил меня уставший донельзя человек, с потухшими глазами, совершенно безынициативный. Как мы про таких в своё время говорили: «Что воля, что неволя, всё одно»… На моей лекции он не был и меня раньше не видел.
— Здравствуйте, Андрей Дмитриевич. Павел, от Сатчана, — протянул я первым руку.
— Филатов, — пожал он её в ответ.
— Очень приятно. Надеюсь на долгосрочное и плодотворное сотрудничество с вами.
Он так посмотрел на меня, как будто я ему что-то хамское сказал. Непонятная какая-то реакция…
— Андрей Дмитриевич, с чего начнём? — спросил я. Но видя, что он не спешит ни с чего начинать, сам предложил тему. — Слышал, у вас с поставщиками сырья есть какие-то проблемы. Можно поподробнее?
— Они не просто поставщики сырья, — медленно ответил он. Мне показалось, он сомневается, можно ли со мной говорить откровенно. — Они используют мощности нашей фабрики в своих интересах.
— Так, — дошло до меня, что здесь уже работает какая-то схема. — И на каких условиях?
— Полторы тысячи рублей в месяц на всех, кто здесь задействован, — неохотно после некоторых раздумий ответил он.
— И сколько вас?
— Трое. Я, главбух и мой зам.
— По пятьсот рублей на нос? — прикинул я, совсем немного. — А о каких объёмах мы говорим?
— Процентов пятнадцать от официальной загрузки предприятия.
Это много… Смотрел на него и не мог понять, зачем ему всё это? Из-за пятисот рублей так подставляться?.. И он всё время отводил глаза… Что за чёрт, вообще⁈ Всё из него вытягивать надо… И что тут, на самом деле, происходит?
— Андрей Дмитриевич, а вы не устроите мне небольшую экскурсию по предприятию? — попросил я. Может, на месте что-то пойму?
Он повёл меня по цехам. Оборудование ухоженное, но не новое. Кое-где и совсем. А кожи отменные.
— Это ваше сырьё или давальческое? — спросил я.
Он залип на несколько мгновений, но потом сообразил:
— Конкретно это — давальческое.
— А как вы это поняли? — удивился я.
— А нам на фабрику лаковую кожу не поставляют, — ответил Филатов.
— Андрей Дмитриевич, а как вы тогда её приходуете?
— Это у главбуха надо спросить, — ответил он.
Мы прошлись ещё по фурнитурному цеху, где металлическими заклёпками пряжки фиксировали и устанавливали люверсы. Грохот, конечно там стоял, мама не горюй.
Попросил директора отвести меня на склад готовой продукции. Когда мы спускались из цеха по лестнице на первый этаж, прямо на нас вышла профорг предприятия, и остановилась перед нами, с наглым видом перегородив проход.
— Здравствуйте, — улыбнулся я ей.
— А вы как здесь оказались? — даже не поздоровавшись, спросила она.
— В гости вот зашёл узнать, как дела у ваших рабочих с милицией? — соврал я, чувствуя, как накаляется атмосфера вокруг.
— Дались вам эти пьяницы? — поджала она и без того тонкие губы и презрительно взглянув на нас с директором, как будто это мы пьяницы, пошла, наконец, своей дорогой.
— Ведьма, — прошипел еле слышно Филатов, когда мы спустились на первый этаж.
— Да уж… Есть маленько, — согласился так же тихо я. Обстановочка тут к дружбе и согласию совсем не располагает.
Посмотрел, как они маркируют свою продукцию и давальческую. Различий не обнаружил.
— Куда идёт потом давальческая продукция? — поинтересовался я.
— Понятия не имею, — обречённо ответил директор.
Это, вообще, косяк-косячище!
— Ладно, пойдёмте с вашим главбухом познакомимся, — решил я, что увидел и услышал уже достаточно и мы пошли в бухгалтерию.
У главбуха здесь был маленький отдельный кабинет со входом из большого кабинета бухгалтерии на пять рабочих мест, где довольно громко работал радиоприёмник, передавали какой-то концерт. Не понимаю, как можно в таком шуме работать… Главбуха на месте не оказалось и мы уселись у неё в кабинете вокруг журнального столика в ожидании хозяйки.
— Скажите, а фурнитура чья устанавливается на давальческие ремни? — тихо спросил я.
— Как чья? — не понял меня директор.
— Откуда она берётся на фабрике? — пояснил я свой вопрос.
— Заказываем…
— Понятно… То есть, для ваших давальцев она бесплатная?
— Разумеется.
— А упаковка?
— И упаковка тоже.
— А рабочим за давальческий объём вы как платите?
— Как? Обыкновенно…
— По зарплатным ведомостям?
— Ну, разумеется.
— Андрей Дмитриевич, а вы мне правду сказали, что вам полторы тысячи за это платят?
— А что? — испуганно посмотрел он на меня.
— Просто, хозяйствуя так, вы с петлёй на шее живёте… Это гораздо дороже стоит. В разы дороже.
Он как-то сразу сник и взгляд у него стал опять потухший. Да что у них тут происходит?
— Андрей Дмитриевич, я, прямо, не знаю, с чего начинать наш разговор, — честно признался я и тут появилась главбух.
Демидова Светлана Степановна, худощавая женщина средних лет с болезненными тёмными кругами под глазами, встретила меня настороженным, если не сказать враждебным взглядом. Поздоровался, представился, старался, как мог, произвести благоприятное впечатление, но она на это никак не отреагировала.
— Я тебе говорил вчера, — пояснил ей директор и она совсем замкнулась, скрестив и руки на груди, и ногу на ногу закинув.
— Светлана Степановна, — начал я. — Мы сейчас прошлись с Андреем Дмитриевичем по производству… У меня возникло несколько вопросов по поводу давальческого сырья, — главбух удивлённо стрельнула глазами на директора при этих словах и опять переключила внимание на меня. — Как вы его приходуете?
— Никак, — ответила она, с вызовом глядя на меня. — Как я его оприходую, если у меня документов на него нет?
Сделал себе зарубку в уме, что надо решать этот вопрос. Очень топорно работа организована.
— А как вы фурнитуру и упаковку на давальческий выпуск списываете? — продолжал я.
— Так и списываем, в общей массе.
— А зарплата рабочих на дополнительный выпуск? Они у вас на окладах или сдельщики?
— Сдельщики…
Она опять взглянула на директора недовольным взглядом, мол, кого ты привёл⁈
— Нам надо будет с вами полностью пересмотреть всю работу, — сказал я, почувствовав досаду. Я с ними и так, и этак, а они тут всё рожи недовольные в ответ корчат. — То, как вы сейчас работаете, никуда не годится. Настолько топорной работы я в жизни не видел! Любой первокурсник экономического факультета за полчаса выведет вас на чистую воду, не говоря уже о спецах из ОБХСС. То, что вы еще на свободе, это всего лишь дело случая.
Они оба молчали, потрясённо глядя на меня.
— Будем всё переделывать и перестраивать, — жёстко сказал. — С этим бардаком надо заканчивать, если не хотите пулю в затылок получить.
— Так мы ж не против, — судорожно сглотнув, произнесла главбух. — Раз это в наших же интересах…
— Вот и хорошо, — примирительным тоном ответил я. Эффекта, что хотел, я достиг, встряхнул их, и теперь, наконец, они будут видеть во мне не кого-то непонятного, а человека, который будет защищать их от проблем. — Думаю, для начала надо разобраться с вашими давальцами… Но и отказываться от этого сырья нельзя, оно очень выгодно отличается качеством от всего, что я до сих пор видел… Когда вам очередную партию должны привезти?
— В начале марта на март, — ответил Филатов.
— Значит, до этого времени мы должны перезаключить с вашими давальцами договор по условиям работы… Вы обсуждали с моим начальством этот момент? — взглянул я на директора. — Они знают, с кем им нужно будет встречаться по этому вопросу?
Филатов кивнул.
— Ну что, товарищи? Тогда у меня пока вопросов больше нет, — сказал я, делая себе пометки в ежедневнике. — Рад был знакомству.
Мы попрощались, и я поехал в райком. Что-то тут всё мутно и непонятно. Кто же и как такую власть над ними взял, что они за гроши жизнью рискуют?
— Это и есть куратор? — вытаращив глаза, спросила главбух, как только за гостем закрылась дверь. — А не слишком он молод?
— А ты не смотри на него, а слушай, — ответил ей директор. — Он показался тебе неграмотным? Выглядит, как человек, не разбирающийся в наших делах?
— Нет, я этого не сказала…
— Угу… Ладно, проехали. Возвращаясь к нашим делам. Я им всем сказал, что нам полторы тысячи в месяц платили… А не всего лишь тысячу.
— Молодец! А они что?
Филатов задумчиво посмотрел на неё.
— Знаешь, что сказал мне этот молодой куратор? Что я его обманываю, наверное…
— Тоже будут нам тысячу на всех платить? — разочарованно предположила она.
— Он сказал, что, наверное, я его обманываю, потому что это стоит гораздо больше. В разы больше…
— Так и сказал⁈
— Да… А еще он добавил, что при таком бардаке, как у нас, мы всё время ходим с петлёй на шее и этот риск стоит гораздо больше.
— А я тебе об этом всё время говорила!
Позвонил из автомата Сатчану. Он был на месте, но собирался уже на обед. Рассказал, что уже побывал на галантерейке и хотел бы обсудить результаты визита. Мы договорились, что он меня дождётся, пойдём вместе на обед.
Они ждали меня вдвоём с Бортко на крыльце райкома. На машине Сатчана доехали быстро до ближайшего ресторана и устроились удобно с напитками в ожидании заказа.
— Ну, рассказывай, — потребовал Бортко, с интересом глядя на меня. — Что заметил на предприятии?
Интересный заход. Что заметил? Первый раз мне такой вопрос задают…
— Ну, что заметил? Во-первых, товарищи что-то темнят, при том положении вещей, как у них сейчас, денег они должны иметь на порядок больше. Во-вторых, оборудование явно нуждается в серьезной модернизации, а их это, такое впечатление, особо и не волнует. В-третьих, организация самого процесса очень дилетантская. Настолько всё шито белыми нитками!.. Либо товарищи рассчитывают на какое-то очень мощное прикрытие. Либо их кто-то за кое-что очень-очень крепко держит…
— Вот! — ткнул Бортко Сатчану в грудь. — Что я тебе говорил? У меня тоже такая же мысль сразу появилась. Ну, соскочили бы они уже с любой настолько невыгодной для себя работы! Тем более, как Павел говорит, она ещё и небезопасная. Давно бы уже директор себе болезнь какую-нибудь длительную изобразил, а подставной исполняющий обязанности послал бы их подальше и всё на этом. И начали бы сами отработанные схемы крутить, себе все уже оставляя, а не сущие гроши. Полторы тысячи на троих… курам на смех!
— Ну да, — подхватил Сатчан. — Или сказали бы, что у них главбух новая, работать отказывается втемную, извините, дальше без нас.
— А я, кажется, знаю, почему они не могут так сделать, — вспомнил я про Дружинину Круэллу Андреевну. — У них председатель месткома очень колоритный персонаж. Ведёт себя со всеми, даже с директором, как хозяйка фабрики… Не специально ли она там кем-то поставлена?
— То есть, она надсмотрщик от тех, кто их под себя подмял? — задумчиво сказал Бортко, — который любые схемы, что они попробуют организовать, чтобы соскочить с такого невыгодного «партнерства», на раз вскроет?
— Не нравится мне это, — сказал я, нахмурившись, — если все так и есть, как я понял, то почему они темнят об этом? Этак они, утаивая важную информацию, нас во что-нибудь серьезное могут втравить. Так солидные люди партнерство не начинают…
— А они и не солидные, а нервные и запуганные, — хмыкнул Сатчан, — но ты прав, я к ним снова схожу, и поставлю вопрос ребром — или они все выкладывают, как есть, или пусть и дальше под нынешними «партнерами» работают за гроши.
— Да, — согласно кивнул и Бортко, — мы им очень неплохие перспективы предлагаем. Модернизацию оборудования, намного больше денег, более безопасные схемы работы. А они что? Темнят? Тогда пусть идут лесом. Всех денег не заработаешь, нам нужны вменяемые адекватные сотрудники, а не вот это все…