Рийрия. Исполнение пророчества

— На следующей неделе как раз исполняется ровно сорок два года с тех пор, как это произошло, — начал он тихим голосом, не поднимая головы. — Я ждал их много дней и уже начал беспокоиться, опасаясь, что их схватили, но дело было совсем в другом. Они ехали очень медленно, потому что она была беременна.

— Кто? — спросил Адриан.

Священник озадаченно поднял голову.

— Вы знаете, что означает амулет, который вы носите?

— Когда-то он принадлежал Хранителю наследника Новрона.

— Да, — спокойно ответил старик. — Ваш отец был главой нашего ордена — тайной организации, созданной для защиты потомков императора Нарейона.

— Теорема Старшинства, — сказал Ройс.

Бартоломью удивленно посмотрел на него.

— Да. В нее входили самые разные люди — торговцы, ремесленники, фермеры, все, кто из поколения в поколение хранил мечту восстановить справедливость.

— Но вы священник церкви Нифрона…

— Многим из нас советовали принять сан. Некоторые даже пытались вступить в орден серетов, чтобы знать достоверно, чем занимается церковь, что она ищет. Я был единственным человеком в Ратиборе, кто встречался с будущим императором и его хранителем. Видите ли, по прошествии столетий старшин становилось все меньше, и все меньше людей верили в историю о наследнике. В моей семье существование потомка императора Нарейона никогда не подвергалось сомнению, я верил в мечту о возвращении его на императорский трон, но, положа руку на сердце, никогда не думал, что это произойдет на самом деле. Иной раз мне даже казалось, что вся эта история — всего лишь красивая легенда. Дело в том, что старшины исключительно редко связываются с членами нашей организации, только в случае крайней необходимости. Бывает, случится несколько встреч, а потом несколько лет полного безмолвия. Да и то все, что нам тогда говорили, — это пара напутственных слов, напоминающих, что надо оставаться сильными. Мы никогда не слышали о наследнике ничего определенного, его никто не видел, равно как не слышал о каких-либо планах возведения его на престол, ни слова о победах либо поражениях. Я тогда был совсем мальчишкой, молодым дьяконом, только что прибывшим в Ратибор. Меня определили в старую церковь на Южной площади. И вдруг отец прислал мне письмо, содержавшее всего три слова: «Он едет. Готовься». Я не знал, что и думать. Лишь перечитав письмо несколько раз, я наконец понял, о ком идет речь. Сие известие повергло меня в полную растерянность. Наследник Новрона едет в Ратибор! Между тем никто не объяснил мне, в чем заключаются мои обязанности, поэтому я снял комнату в пансионе Брэдфорда и просто ждал. Надо было найти место понадежнее. Надо было…

Он на мгновение запнулся, снова опустил голову, глядя в пол, и вздохнул.

— Что же случилось? — спросил Адриан. Он старался говорить спокойно, опасаясь, как бы священник не прервал рассказ.

— Они появились в городе поздно, около полуночи, поскольку, как я уже сказал, его супруга вот-вот должна была родить, и они ехали медленно. Его звали Нарон, он путешествовал со своим хранителем, Трамусом Даном, и молодым учеником Дана, чьего имени я, к сожалению, не помню. Я проводил их в комнаты и по приказанию вашего отца сразу отправился на поиски повитухи. Я нашел молодую девушку и послал ее вперед, а сам пошел искать необходимые вещи. С полными руками я возвращался обратно, когда увидел марширующих по улице рыцарей ордена серетов. Они обыскивали каждый дом. Меня охватил ужас! Я никогда не видел серетов в Ратиборе. Они добрались до пансиона раньше меня. Обнаружив запертую дверь, принялись колотить в нее. Никто не ответил. Тогда они попытались выломать ее, но ваш отец преградил им путь. Завязалась настоящая битва! Я наблюдал за этим, стоя неподалеку на улице. Никогда в жизни не видал ничего подобного! Ваш отец и его ученик, выскочив из дома, сражались спина к спине, обороняя вход. Они убивали одного рыцаря за другим. Уже с десяток их лежали убитыми или ранеными на улице, но тут изнутри раздался вопль. Кто-то из серетов, видимо, пробрался в здание с черного хода. Ученик помчался внутрь, оставив вашего отца одного с рыцарями. Их было, наверное, еще около дюжины, а то и больше. Он держался ближе к входу и орудовал двумя мечами, сдерживая нападающих. Казалось, прошла целая вечность, и тут в дверях появился Нарон. Он был вне себя от ярости, весь в крови. Ваш отец пытался остановить его, но Нарон все кричал: «Они убили ее!», а потом, размахивая мечом точно одержимый, бросился на рыцарей. Ваш отец пытался заслонить собой Нарона, защитить его, но сереты окружили императора, и я видел, как они зарубили его. Ваш отец, сам окруженный рыцарями, закричал и уронил оба меча. Я решил, что он тоже ранен, ждал, что он вот-вот упадет, но Дан схватил бастард, который носил на спине, и тут началось такое кровопролитие, которого мне не доводилось видеть ни до, ни после. Своим гигантским мечом Трамус Дан рубил серетов на куски, повсюду летели руки, ноги, головы — кровь лилась рекой, брызги ее долетали до другого конца улицы Мифов, где я стоял, и оседали на моем лице. Когда пал последний из серетов, Дан бросился в дом, но через мгновение вернулся. По лицу его струились слезы. Он подошел к телу Нарона и обнял его, покачивая, словно ребенка. Признаюсь, я был слишком напуган, чтобы подойти или заговорить с ним. С ног до головы покрытый кровью, Дан выглядел, как сам Уберлин, его колотила дрожь. Меч лежал рядом. Через какое-то время Дан мягко опустил тело императора на крыльцо. Несколько рыцарей были еще живы, до меня доносились их стоны. Он снова схватил меч и принялся добивать их, будто рубил дрова. Затем подобрал оружие и ушел. Ужас словно приковал меня к месту — я не в силах был последовать за ним, не мог идти, не смел приблизиться к дому. Потом подошли другие люди, и вместе мы нашли в себе силы войти. Мы обнаружили молодого мечника — ученика вашего отца — мертвым в спальне наверху в окружении тел серетов. На кровати лежала заколотая насмерть женщина, у нее в руках — убитый новорожденный младенец. Больше я никогда не видел вашего отца и ничего о нем не слышал.

Несколько минут они сидели молча.

— Это объясняет многое из того, что я не понимал в отце, — наконец сказал Адриан. — Видимо, тогда же он пришел в Хинтиндар и сменил имя. Данбери… Даже его имя было загадкой. Значит, род Новрона пресекся?

Старый священник ответил не сразу. Он сидел неподвижно, и только его губы вдруг задрожали.

— Это моя вина. Семя Марибора исчезло. Дерево, которое веками столь любовно взращивали, засохло и погибло. Мне нет прощения. Если бы я только подыскал укрытие понадежнее, если бы проявил должную осторожность… — Он поднял голову. В свете фонаря лицо его блестело от слез. — На следующий день пришли другие сереты и сожгли дом дотла. Я подал прошение построить на этом месте церковь. Никто не понял, что таким образом я хотел отдать дань их памяти. Все считали, что я чту павших серетов. Так я и остался здесь на их могилах. Я все еще охраняю их. Только теперь берегу не надежду, но воспоминание о мечте, которой из-за меня не суждено стать явью.

В полдень жители Ратибора, оповещенные ударами городского колокола, собрались на Центральной площади. Толпа была столь велика, что возвращавшиеся из церкви Ариста, Адриан и Ройс поначалу не могли что-либо разглядеть. Наконец они увидели двенадцать человек в колодках. Все они стояли согнувшись, по колено в грязи. Их головы и запястья были в оковах. Над ними висели наспех сделанные дощечки с надписями «Заговорщик». Рыжеволосый юноша по имени Эмери был не в колодках, но подвешен на столбе за запястья. Он был обнажен по пояс, его тело покрывали многочисленные раны и синяки. Левый глаз распух и побагровел, нижняя губа была разбита и казалась черной от запекшейся крови. Рядом с ним висела та самая женщина из «Веселого гнома», что упомянула о том, как имперцы сожгли Килнар. Над обоими висели дощечки со словом «ПРЕДАТЕЛЬ». По мосткам, набросанным вокруг заключенных, расхаживал шериф Ратибора. В руках он держал короткую плетку из нескольких ремней с узлами на концах и угрожающе помахивал ею. Чтобы сдерживать разъяренную толпу, был стянут весь гарнизон городской стражи. На крышах расположились лучники, солдаты, вооруженные мечами и прикрывавшиеся щитами, угрожали каждому, кто отваживался подойти слишком близко.

Ариста узнала лица многих людей в колодках. Она помнила их с прошлой ночи. Она с изумлением увидела матерей, которые вчера, сидя на полу трактира, пели своим детям колыбельные песни. Теперь они были в колодках рядом с мужьями и горько всхлипывали. Дети тянулись из толпы к родителям. Больше всего ее напугало то, как поступили с женщиной из Килнара. Ее преступление заключалось лишь в том, что она сказала правду, а теперь ее подвесили на глазах у всего города и собирались хлестать плетью. Это зрелище было страшнее, потому что Ариста знала: если бы не Кварц, она могла бы оказаться на месте несчастной.

На площади появился суровый человек в одеянии судьи, сопровождаемый писарем. Когда они приблизились к арестантам, писарь протянул судье пергамент. Шериф призвал толпу к тишине. Судья поднял пергамент и принялся читать.

— За попытку заговора против ее королевского величества императрицы Модины Новронский, Новой империи, Марибора и всего человечества, за клевету в адрес имперского вице-короля, назначенного ее величеством императрицей, и за подстрекательство низших сословий к борьбе против господ эти преступники приговариваются к правому и справедливому наказанию. Все виновные в попытке заговора данным указом приговариваются к двадцати ударам плетью и одному дню в колодках без права освобождения до заката. Виновные в государственной измене получат сто ударов плетью и, если останутся в живых, будут оставлены висеть до тех пор, пока не погибнут от голода и жажды. Любой, кто совершит попытку оказать помощь или как бы то ни было облегчить участь преступников, будет также признан виновным и получит соответствующее наказание. — Он сложил пергамент. — Шериф Виган, можете начинать.

С этими словами он передал свиток писарю и быстро удалился. Шериф кивнул. Стражник подошел к первым колодкам и разорвал платье на спине одной из молодых матерей. Где-то в толпе закричал ребенок, однако это не остановило шерифа, который начал хлестать несчастную плеткой. Женщина молила о милосердии. Узлы впивались в бледную кожу. Она выла и вздрагивала от боли. Плетка со свистом рассекала воздух, нанося удар за ударом, пока стоявший рядом писарь вел точный подсчет. Когда все кончилось, спина женщины была багровой и мокрой от крови. Шериф вздохнул и передал плетку стражнику, который исполнил такое же наказание в отношении ее мужа. Шериф тем временем спокойно сидел рядом и пил.

Толпа и раньше почти не издавала звуков, но когда очередь дошла до женщины из Килнара, на площади повисла мертвая тишина. Женщина дико закричала. Шериф и его сподручные хлестали ее по очереди, поскольку на жаре это занятие было весьма утомительным — у них быстро уставали руки. Они отчаянно били женщину то по плечам, то по пояснице, иногда даже по бедрам. После первых тридцати ударов женщина перестала кричать и лишь издавала тихие стоны. Они продолжали хлестать ее, и к тому времени, как писарь досчитал до шестидесяти, женщина перестала двигаться и безвольно повисла. К столбу подошел лекарь, поднял ее голову за волосы и объявил мертвой. Писарь сделал пометку на пергаменте. Тело снимать не стали.

Наконец шериф подошел к Эмери. Юноша уже видел, какое наказание его ждет, однако не выглядел испуганным и держался храбрее остальных. Он вызывающе смотрел на приближавшегося к нему стражника с плетью.

— Даже если вы убьете меня, это не изменит того, что вице-король Эндрус — настоящий предатель, повинный в смерти короля Урита и членов королевской семьи! — успел выкрикнуть он, прежде чем первые удары плети заставили его замолчать.

Он не кричал, лишь глухо хрипел, стиснув зубы, пока узлы плетки превращали его спину в кровавое месиво. К последнему удару он тоже висел неподвижно и тихо, но все видели, что он еще дышит. Врач сообщил об этом писарю, а тот прилежно сделал соответствующую запись.

— Но ведь эти люди ничего не сделали, — сказала Ариста, когда толпа начала расходиться. — Они невиновны.

— Уж вы-то должны понимать, что это не имеет значения, — ответил Ройс.

Ариста резко повернулась к нему. Она открыла было рот, но ничего не сказала.

— Алрик приказал публично высечь дюжину человек за подстрекательство к беспорядкам, когда церковь выгнали из Меленгара, — напомнил он ей. — Сколько человек из них были на самом деле в чем-либо виноваты?

— Я уверена, это было необходимо для поддержания порядка.

— Вице-король скажет вам то же самое.

— Это было совсем другое. Матерей не пытали на глазах у детей, женщин не избивали до смерти перед целой толпой.

— Верно, — заметил Ройс. — Однако отцов, мужей и сыновей избивали до крови и некоторых, вполне возможно, покалечили на всю жизнь. Впрочем, признаю свою ошибку. Меленгар проявил поистине неслыханное милосердие.

Ариста мрачно смотрела на Ройса — ей нечего было возразить. Его слова причиняли ей боль, их было неприятно слышать, но она вынуждена была признать, что Ройс прав.

— Не казните себя за это, — сказал Ройс. — Сильные властвуют над слабыми. Богатые живут за счет бедных. Так всегда было, так всегда и будет. Просто благодарите Марибора, что родились и сильной, и богатой.

— Но это неправильно. — Она покачала головой.

— Что значит правильно или неправильно? Разве правильно, что дует ветер или сменяются времена года? Просто мир такой, какой он есть. Если бы Алрик не приказал наказать этих людей, возможно, им удалось бы поднять бунт, и тогда ликующая толпа избила бы вас с Алриком до смерти, потому что власть оказалась бы в ее руках, а вы оба стали бы слабыми.

— Вы и правда так равнодушны? — спросила она.

— Я предпочитаю считать себя практичным. Поживите в Ратиборе какое-то время и тоже станете очень практичной. — Ройс с сочувствием посмотрел на Адриана. С тех пор как они покинули церковь, тот не проронил ни слова. — Милосердие — редкий гость в Ратиборе, что сейчас, что сорок лет назад.

— Ройс… — начал Адриан и тяжело вздохнул. — Я, пожалуй, пойду прогуляюсь. Позже встретимся в Норе.

— С вами все в порядке? — спросила Ариста.

— Ну да, — неубедительно ответил он и скрылся в толпе.

— Мне его очень жалко, — сказала принцесса.

— Все к лучшему. Адриан наконец должен понять, как на самом деле устроен мир, и перестать цепляться за детское стремление к идеалу. Посмотрите на Эмери! Он идеалист, и вот что рано или поздно случается со всеми идеалистами, особенно с теми, кому повезло родиться в Ратиборе.

— Но он мог хотя бы на какое-то время изменить этот город, — возразила Ариста.

— Нет, он изменил бы только положение тех, кто у власти. Город остался бы прежним. Власть стремится вверх, как сливки, и сильные повелевают слабыми с жестокостью, замаскированной под доброту. Многие в это действительно верят. Однако с людьми так не бывает. Это естественно, как погода, и нельзя по своему желанию изменить ни то, ни другое.

Задумавшись на мгновение, Ариста подняла глаза к небу.

— Я бы не была в этом так уверена, — упрямо сказала она.

Глава 12

ВЫЗВАТЬ ДОЖДЬ

Вернувшись в Крысиную нору, Адриан увидел Кварц и понял, что случилось что-то неладное. Ариста стояла посреди комнаты, гордо скрестив руки на груди. На лице ее застыло упрямое выражение. Остальные с интересом смотрели на нее, а Ройс раздраженно ходил туда-сюда по комнате.

— Хвала Марибору, вот и ты! — воскликнул он. — Она сведет меня с ума!

— Что происходит?

— Мы собираемся захватить город, — заявила Ариста.

Лицо Адриана вытянулось от удивления.

— А как же встреча с Гонтом?

— Ее не будет, — ответила Кварц. — Гонт исчез.

— Исчез?

— Никто не знает, где он, — объяснил Ройс. — Скорее всего, погиб или попал в плен. Я уверен, что к этому каким-то образом причастен Меррик. Очень на него похоже. Он помешал нам связаться с Гонтом и использовал обе стороны как приманку. Гениально, ничего не скажешь! Деган отправился на встречу с Аристой, она — на встречу с ним, и оба угодили в ловушку. Аристе удалось вырваться, а Гонту, похоже, повезло меньше. Теперь патриоты во всем винят ее высочество и Меленгар. Они убеждены, что это ее рук дело. Хотя имперцам не удалось схватить принцессу, шансов на заключение союза никаких. Это точно Меррик.

— Именно поэтому мы должны оправдаться перед патриотами, — сказала Ариста. Ройс покачал головой. Принцесса повернулась к Адриану. — Нужно вернуть их доверие. Если мы захватим город изнутри и передадим его им, возможно, они все-таки согласятся на союз с нами. Когда вы взялись за это дело, я, помнится, оставила за собой право в зависимости от обстоятельств ставить иные задачи. Именно это я сейчас и делаю.

— И как, по-вашему, мы захватим город? — осторожно спросил Адриан, не намереваясь пока принимать чью-либо сторону.

Обычно он был склонен соглашаться с Ройсом, да и идея Аристы на первый взгляд казалась совершенно безумной. С другой стороны, он знал, что Ариста далеко не глупа, Ройс же часто принимал решения, руководствуясь исключительно собственными интересами. И Адриан не мог не восхищаться Аристой, которая, находясь среди воров и отщепенцев, отстаивала столь благородную идею.

— Так, как предлагал Эмери в «Веселом гноме», — начала Ариста. — Захватим оружейный склад, вооружимся, чем сможем, и нападем на гарнизон. Когда одолеем его, закроем городские ворота.

— Сколько насчитывает гарнизон Ратибора? — спросил Адриан. — Человек пятьдесят, а то и шестьдесят хорошо обученных солдат?

— По меньшей мере, — мрачно пробурчал Ройс.

— Против наспех вооруженных портных, пекарей и лавочников? Вам потребуется поддержка половины города, — заметил он.

— Даже если вы сможете собрать всю эту голытьбу, погибнет куча народу, а остальные обратятся в бегство, — добавил Ройс.

— Никуда они не побегут, — возразила Ариста. — Им просто некуда бежать. Мы в ловушке — в городе, окруженном стеной. Отступать некуда. Всем придется сражаться насмерть. После сегодняшних пыток на площади едва ли кому-нибудь придет в голову сдаться.

Адриан кивнул.

— Но как вы собираетесь уговорить весь город сражаться за вас? Они вас даже не знают. Вы ведь не Эмери, у которого здесь верные друзья, готовые положить за него жизнь. Сомневаюсь, что даже Полировщик обладает достаточным авторитетом, чтобы рассчитывать на подобную преданность. Без обид, — покосился он в сторону вора.

Полировщик улыбнулся.

— Ты прав. На людях я появляюсь редко, а когда меня видят — ты только представь! — называют гнусным бандитом.

— Поэтому нам нужен Эмери, — сказала Ариста.

— Парнишка, умирающий на площади?

— Вы же видели, как люди к нему прислушивались, — серьезно сказала она. — Они в него верят.

— Верили, пока не оказались в колодках рядом с ним, — вставил Ройс.

Ариста выпрямилась и заговорила громче:

— Пусть так, но вы видели лица этих людей! В «Веселом гноме» они смотрели на него как на героя, который готов защищать их от империи. Когда его пытали, когда он смотрел в лицо смерти, но по-прежнему не отказался от своих убеждений, их вера в него и его идеалы лишь окрепла. Сегодня имперцы оставили Эмери умирать и таким образом превратили его в мученика. Только представьте, как отреагирует народ, если он выживет! Если он ускользнет от империи именно тогда, когда все решат, что он погиб, это может стать искрой, которая зажжет их надежды.

— Да он, наверное, уже мертв, — равнодушно заметила Кварц, вычищая кинжалом грязь из-под ногтей.

Ариста не обратила на нее внимания.

— Мы выкрадем Эмери с площади, распространим слух о том, что он жив и призывает народ сражаться за него — за свободу, которую он им обещал.

Ройс скептически усмехнулся, но Адриан задумался об этом всерьез. Он хотел в это верить. Хотел поддаться ее страстной убежденности, но опыт человека, принимавшего участие во множестве сражений, говорил о том, что шансов на успех крайне мало.

— Не получится, — наконец сказал он. — Даже если вы захватите город, подоспеет имперское войско и отвоюет его. Несколько сотен горожан могли бы взять гарнизон городской стражи, но не в силах остановить целую армию.

— Поэтому нужно согласовать нападение с патриотами. Помните план Эмери? Мы запрем ворота, и имперская армия окажется за стенами города, где патриоты их разгромят.

— А если не удастся вовремя закрыть ворота? Если не все пойдет строго по плану? — осведомился Ройс.

— Неважно, — сказала Ариста. — Если патриоты атакуют имперское войско в то же время, что мы гарнизон, имперцам будет не до нас.

— Да только патриоты не пойдут в атаку без Гонта, — заметил Полировщик. — Поэтому они все еще сидят в лагере. Да еще триста конников, которыми командует лорд Дермонт. Патриоты никогда не сражались против организованной армии. Теперь, без Гонта, у них нет предводителя. Это же не хорошо обученное войско, а просто горожане и фермеры, которых Гонт собрал по пути сюда. Они бросятся бежать, как только увидят рыцарей в доспехах.

— Кто командует армией Гонта? — спросил Адриан. Он был вынужден признать, что Ариста хотя бы обо всем подумала.

— Какой-то толстяк по имени Паркер. Говорят, он был счетоводом на ткацкой мануфактуре. Сначала был у патриотов интендантом, а потом Гонт его повысил, — доложила Кварц. — Умом не блещет, если вы понимаете, что я имею в виду. Патриотам нужен только Гонт, чтобы спланировать нападение и повести войско в атаку. Без него у них ничего не получится.

— Вы могли бы заменить его, — сказала Ариста, внимательно глядя на Адриана. — Вы же когда-то командовали войском. У вас даже медаль есть…

Адриан скривился.

— О, это было вовсе не так впечатляюще, как кажется. Всего-то маленькие полки. Армия Гренделя была… ну, как бы сказать… довольно жалкой. Эти вояки даже не желали надевать шлемы — им, видите ли, не нравилось, как их голоса отдаются эхом у них в голове.

— Но вы командовали ими в сражении?

— Да, но…

— Вы победили или проиграли?

— Победили, но…

— Войско противника было меньше или больше вашего?

Адриан молчал. Он выглядел побежденным. Ройс повернулся к нему.

— Прошу тебя, скажи, что ты не думаешь об этом всерьез!

«А если и так? Но триста конников!»

В голосе Аристы послышалось отчаяние:

— Сюда надвигается северное имперское войско Бректона. Если патриоты не нападут сейчас, объединенные силы империи их уничтожат. Вот чего ждет лорд Дермонт со своей кавалерией! Вместе с Бректоном они, без сомнения, победят. Но если патриоты атакуют первыми, у него не будет поддержки, ему некуда будет бежать… Возможно, это наш единственный шанс. Нужно атаковать сейчас, или все будет потеряно! Если патриоты падут, империю уже никто не остановит. Они захватят весь Ренидд и накажут его жителей за непослушание — и Хинтиндар в том числе. — Она замолчала, дав им время подумать об этом. — Затем они захватят Меленгар. После этого ничто не остановит их на пути к Делгосу, Тренту и Калису. Империя снова будет править миром, но не так, как раньше. Вместо просвещенного правления, объединяющего народ, воцарится жестокость, которая разделит его, а во главе будет стоять не благородный, великодушный император, а кучка мелочных, жадных до власти мужчин, прячущихся за спиной невинной девушки и управляющих ею, как марионеткой.

Ариста повернулась к Ройсу.

— А что же вы, Ройс? Неужто забыли о несчастных пленниках в фургонах возле Колноры? Что, по-вашему, станет с ними и им подобными, когда весь мир окажется в руках Новой империи? Разве вы не понимаете? — снова обратилась она ко всем присутствующим. — Либо мы станем сражаться и победим, либо погибнем, потому что в случае нашего поражения не останется ничего. Вот наш шанс! Та минута, когда наше действие или бездействие определит судьбу еще не родившихся поколений. Столетия спустя люди будут вспоминать об этом времени и воспевать нашу храбрость или проклинать нашу нерешительность. — Она перевела взгляд на Ройса. — У нас есть силы! Здесь. Сейчас. У нас есть силы, чтобы изменить ход истории, и если мы хотя бы не попытаемся, то будем прокляты навечно!

Задохнувшись от непрерывной речи, она замолчала.

В комнате повисла тишина.

К вящему удивлению Адриана, первым заговорил Ройс.

— Выкрасть Эмери с площади дело нехитрое. Сложнее устроить так, чтобы его потом не нашли.

— Они наверняка перевернут вверх дном весь город, пока будут искать его, — сказал Полировщик.

— Может, спрятать его здесь? — предложила Ариста.

Полировщик покачал головой.

— Имперцы знают про нас. Не трогают, потому что мы не доставляем им особых неудобств, да и черный рынок, которым управляет гильдия, им только на руку. Нет, они точно заявятся сюда искать Эмери. К тому же без прямого приказа Ювелира или первого офицера «Алмаза» я не могу подвергнуть наше дело столь серьезному риску.

— Нужно укрытие, в котором имперцы не отважатся его искать, — сказал Ройс. — Даже не захотят искать. Что вы можете сказать о городском лекаре — на чьей он стороне?

— Он дружен с Эмери, если это о чем-то говорит, — заметила Кварц.

— Отлично. Кстати, принцесса, захват Ратибора в наш договор не входил. Это вам обойдется дороже, — сказал Ройс.

— Запишите за мной, — с трудом сдержав улыбку, ответила она.

— Если так и дальше пойдет, мы скоро станем хозяевами Меленгара, — сказал Адриан.

— Мы? — спросил Ройс. — Ты же ушел на покой, разве забыл?

— Ах, то есть ты поведешь патриотов в атаку?

— Шестьдесят на сорок? — предложил Ройс.

Несмотря на то что недавно прошел дождь, сразу после наступления темноты в Господском ряду загорелась общественная конюшня. По улице испуганно метались две дюжины лошадей. Горожане сколотили пожарную бригаду. Те, кому не досталось в ней места, с ужасом взирали на то, как полыхает большая деревянная постройка. Ночное небо прорезали вздымавшиеся вверх языки пламени.

Конюшню было уже не спасти, и люди сражались за примыкавшую к ней мясную лавку.

Мужчины забрались на крышу и, преодолевая ураган искр, принялись выливать ведро за ведром на дранку. Жена мясника с ужасом смотрела на это, стоя на улице. Жутковатый свет освещал ее лицо. Горожане и даже несколько имперских солдат часами боролись с огнем, пока он, наконец, не погас сам, встретив мощный отпор на пути к соседнему строению. От конюшни остались лишь почерневшие дымящиеся развалины, но мясная лавка уцелела — слегка обгорела только одна ее стена. Гордые собой горожане, с ног до головы покрытые сажей и пеплом, поздравляли друг друга. «Гном» ломился от посетителей, жаждущих выпить за успех. Они хлопали друг друга по спине, шутили и рассказывали о том, как едва не погибли в огне.

В суматохе никто не заметил исчезновения Эмери Дорна.

Только на следующее утро об этом возвестил городской колокол. На месте Эмери висело чучело. Стражники клялись именем Марибора, что не покидали своих постов, но толком ничего не могли объяснить. Шериф Виган, судья и прочие высокие сановники были в ярости. Стоя на Центральной площади, они громко кричали, обвиняя во всем стражников, а затем и друг друга. Даже вице-король Эндрус, невзирая на чрезмерную занятость, вышел из ратуши и лично наблюдал за событиями.

К полудню в «Гноме» уже и вовсе яблоку негде было упасть, словно в городе объявили праздник. Эйерс без устали разливал выпивку ликующим посетителям.

— На закате он еще дышал! — заявил бочар.

— Да он точно жив! Никто не стал бы освобождать мертвеца! — вставил зеленщик.

— Кто же это сделал?

— С чего вы взяли, что его кто-то освободил? Парень наверняка сам сбежал. Наш Эмери хитер! Давно надо было понять, что такого, как он, имперцам нипочем не одолеть.

— Небось прячется в канализации…

— Да нет, он наверняка уже смылся из города. У него здесь ничего не осталось.

— Зная Эмери, можно предположить, что он сейчас сидит себе в гостях у вице-короля да попивает из стариковских погребов!

Посетители расхохотались. У Эйерса, разливавшего эль, на сей счет имелись собственные соображения: он полагал, что Эмери освободили стражники. Перед речами парня трудно было устоять. Эйерс много раз слышал, как он обращался к народу в «Гноме» и всегда завоевывал внимание толпы. Эйерс так и видел, как парень всю ночь говорит со стражниками, приставленными следить за ним, и убеждает их отпустить его. Трактирщик собрался было высказать свое предположение, но бочонок почти опустел и у него не хватало кружек. Самому ему имперцы не особо нравились, но дела из-за них явно пошли в гору.

Громкий стук в дверь вмиг оборвал веселые разговоры. Замолчав, посетители резко обернулись. Эйерс едва не уронил бочонок, который пытался водрузить на прилавок. Он был уверен, что шериф устроил новую облаву, но это оказался доктор Геранд.

Он остановился в дверях, постукивая башмаком по дверной раме, чтобы привлечь всеобщее внимание.

— Входите, доктор! — прокричал Эйерс. — Сейчас принесу еще бочонок.

— Не могу, — ответил лекарь. — Мне пока лучше держаться подальше от людей. Я зашел предупредить вас, чтобы никто не вздумал подходить к дому Данлапов. У них там оспа.

— Что, дела совсем плохи? — спросил зеленщик.

— Бывали и получше, — сказал лекарь.

— Это беженцы с юга тащат к нам всякую заразу! — пожаловался Эйерс.

— Да, болезнь наверняка пришла оттуда, — согласился доктор Геранд. — Несколько дней назад госпожа Данлап взяла к себе постояльца, беженца из Вернеса. У него-то и обнаружился первый случай оспы. Так что не приближайтесь к дому Данлапов, пока я не скажу, что опасность миновала. Я бы вообще на вашем месте держался подальше от всей улицы Беннинг. Посмотрим, может, я сумею убедить шерифа повесить там какое-нибудь объявление или даже поставить забор, чтобы народ туда и носа не совал. Как бы там ни было, я вас предупредил и буду очень признателен, если вы, пока не поздно, оповестите как можно больше людей.

Пополудни городская стража в поисках сбежавшего предателя начала обшаривать все дома и лавки, выгоняя народ на улицу, и первым делом направилась в дом Данлапов. Пять стражников, дежурившие на площади в ночь исчезновения Эмери, бросили жребий, кому войти в зараженный дом. Солдат, которому выпала эта участь, не обнаружил ничего подозрительного, кроме нескольких больных. Эмери среди них не оказалось. Издалека он доложил об этом остальным и вынужден был вернуться в дом Данлапов на карантин.

Затем солдаты тщательно обыскали «Веселого гнома», рыночную площадь, старую церковь и даже кабинет писаря, оставив везде после себя страшный беспорядок. Отряды стражников спустились в канализацию, откуда вылезли насквозь мокрые. Исчезнувшего предателя они не нашли, зато обнаружили несколько сундуков, наполненных якобы похищенным серебром.

Эмери Дорн будто сквозь землю провалился.

Ближе к ночи в начале улицы Беннинг появились наскоро сколоченный деревянный забор и большая белая доска с надписью:

НЕ ХОДИТЬ!

КАРАНТИН ПО ПРИКАЗУ ВИЦЕ-КОРОЛЯ

Через два дня умер стражник, обыскивавший дом Данлапов. Его тело, покрытое гнойными фурункулами, видели во дворе. Народ смотрел издалека, как доктор роет могилу. После этого уже никто не отваживался приблизиться к улице Беннинг.

В конце концов и городские власти, и завсегдатаи «Гнома» сошлись во мнении, что Эмери бежал из города или умер — и был тайно где-то похоронен.

Ариста, Ройс и Адриан молча ждали у двери в спальню, пока доктор закончит свои дела.

— Я снял с него бинты, — выйдя, сообщил доктор Геранд. Это был пожилой мужчина с седыми волосами, крючковатым носом и кустистыми бровями домиком, которые придавали его лицу печальное выражение, даже когда он улыбался. — Сегодня ему намного лучше. То, как его били… — Он замолчал, не зная, как объяснить. — Ну, вы видели, что стало с несчастной женщиной, которая висела рядом с ним. И он должен был погибнуть, но парень молод. Он выкарабкается, как только очнется и начнет есть. Конечно, шрамы на спине останутся на всю жизнь, и он уже не будет так силен, как прежде, — слишком уж долго его истязали. Единственное, что меня беспокоит, это избыток желчи, нарушающий душевное и телесное равновесие, но не думаю, что это будет такой уж проблемой. Но, повторю, у парня сильный молодой организм. Полежит еще немного, и все с ним будет в порядке.

Они проводили доктора вниз, к выходу из дома Данлапов. Там он пожелал им доброй ночи.

Остановившись у двери, он обернулся.

— Эмери — хороший парень. Он сын моего лучшего друга. Джеймса забрали в имперское войско, и он погиб в каком-то сражении на севере. — Доктор опустил глаза. — Глядя на Эмери на том столбе, я чувствовал себя так, словно снова теряю Джеймса. Чем бы все это ни кончилось, я хотел бы поблагодарить вас. — Сказав это, доктор вышел.

За последнюю неделю Ариста повидала больше домов простолюдинов, чем ей довелось увидеть за всю жизнь. Побывав у Бейкеров в Хинтиндаре, она решила, что все простые семьи живут в одинаковых домах, но дом Данлапов вовсе не был похож на хижину Бейкеров. Дом был двухэтажным и имел прочный деревянный пол на обоих этажах. Дом был скромным, тесноватым, но в нем чувствовались некая ухоженность и забота, чего не было в Хинтиндаре. Покрытые краской стены украшала красивая резьба по дереву в виде звезд и цветов, и все деревянные поверхности были отполированы и раскрашены. Полки над камином были заставлены всевозможными гончарными безделушками и деревянными поделками. В отличие от бедно обставленного дома Данстана и Арбор, у Данлапов было довольно много мебели. Вокруг стола стояли деревянные стулья с соломенными сиденьями. Еще пара стульев находилась по обе стороны веретена, окруженного плетеными корзинами. На маленьких столиках стояли вазы с цветами, а на стене висел небольшой шкафчик с дверцами и ручками. Этот чистый, опрятный, ухоженный дом выглядел так, словно хозяйкой его была любящая женщина, муж которой неплохо зарабатывает, но редко бывает дома.

— Вы правда больше ничего не хотите? — спросила госпожа Данлап, моя тарелки после обеда.

Это была полная пожилая женщина в белом фартуке и такого же цвета платке. Она все время сжимала морщинистые руки.

— Нет, благодарю вас, — ответила Ариста. — И спасибо еще раз за то, что разрешили воспользоваться вашим домом.

Старушка улыбнулась.

— Не такой уж это для меня большой риск, как вы думаете. Вот уже шесть лет, как умер мой муж. Вы знали, что он служил кучером у короля Урита? Так гордился своей службой! — Ее глаза заблестели. Она посмотрела вдаль, словно снова увидела его. — Каким же он бывал нарядным, когда надевал ливрею и эту свою шляпу с красным пером и золотую брошь. Настоящий красавец, и так гордился своей службой королю! Ведь он прослужил ему тридцать лет!

— Его убили вместе с королем?

— О нет! — Женщина покачала головой. — Но он умер вскоре после этого, думаю, от разбитого сердца. Он был очень близок к королевской семье. Везде возил их. Они дарили ему подарки, обращались к нему по имени. Однажды во время бури он привез сюда принцев на ночь. Мальчики потом долго об этом вспоминали. Видите ли, у нас никогда не было детей, и я думаю, Пол — мой муж — относился к королевским детям, как к своим собственным. Когда они погибли в этом пожаре, в этом ужасном пожаре, он просто обезумел от горя. Отец Эмери тоже там погиб, вы не знали? Он был одним из королевских телохранителей. Той страшной ночью погибло очень много народу.

— Урит был хорошим королем? — спросил Адриан.

Она пожала плечами.

— Я всего лишь старуха, что я могу знать? Когда он был жив, народ все время чем-то был недоволен. Жаловались на высокие налоги, на некоторые законы, на то, что он жил в замке с шестью десятками слуг и мог иметь на обед и оленину, и кабана, и говядину, в то время как в городе народ голодал. Не знаю, бывают ли вообще хорошие короли. Возможно, есть просто неплохие короли. — Она подмигнула Аристе. — А может, нам нужно меньше королей и больше женщин у власти.

Госпожа Данлап вернулась к домашним делам, и они втроем уселись за круглым столом.

— Итак, — начал Ройс, глядя на Аристу. — Первая часть вашего плана завершена. Что дальше?

Она задумалась на мгновение, потом сказала:

— Надо распространить слух о том, что готовящуюся атаку на гарнизон возглавит Эмери. Преподнести его как героя, как призрак, который империя не может убить.

— Я уже слышал подобные разговоры в городе, — сказал Ройс. — По крайней мере в этом вы не ошиблись.

Ариста улыбнулась. В устах Ройса эти слова звучали, как величайшая похвала.

— Эти слухи необходимы для того, чтобы дать толчок восстанию, — продолжала она. — Я хочу, чтобы все знали, что оно приближается. Я хочу, чтобы все понимали, что оно так же неизбежно, как рассвет. Я хочу, чтобы люди верили, что оно не может потерпеть неудачу. Мне понадобятся предводители. Адриан, ищите надежных людей, которые смогут возглавить сражение. Людей, к которым прислушиваются и которых уважают. Мне нужно, чтобы вы разработали план захвата гарнизона. В отличие от брата, меня никогда не обучали военному искусству. Вместо этого меня учили вышивать. Ну, вы видите, как часто я вышиваю!

Адриан усмехнулся.

— Также очень важно известить Алрика, чтобы он начал наступление с севера. Даже если мы возьмем город, Бректон может просто взять нас измором, если Меленгар не окажет давления. Я бы предложила отправить сообщение через «Алмаз», но учитывая, сколь ненадежными они оказались в прошлый раз и насколько это важно… Ройс, мне нужно, чтобы вы передали Алрику мое сообщение. Если кто-либо и сможет добраться до него и привести помощь, то это только вы.

Ройс поджал губы, задумавшись, затем кивнул.

— И все же я поговорю с Полировщиком, может, он отпустит со мной одного-двух из своих людей. Вам лучше написать Алрику три одинаковых сообщения. Каждый из нас возьмет по одному, в случае чего мы будем добираться разными путями. С тремя гонцами шансы передать сообщение в Медфорд возрастут. И непременно напишите дополнительное письмо с объяснением, что все это путешествие на юг было исключительно вашей затеей. Не хочу, чтобы он срывал злость на мне, узнав, куда вы отправились. Ну и, разумеется, объясните, за что следует доплатить, — подмигнув, добавил он.

Ариста вздохнула.

— Алрик меня убьет.

— Если вам удастся захватить город, может, и не убьет, — подбодрил ее Адриан.

— Кстати, когда разработаете план атаки на гарнизон, нужно подумать о том, как добраться до армии Гонта и взять ее под свой контроль. Не знаю, как вы собираетесь это осуществить, но я напишу указ, провозглашающий вас главным доверенным лицом, что даст вам право вести переговоры от моего имени. Я назначу вас маршалом и пожалую титул лорда. Может быть, это произведет на них впечатление и даст вам законное право вести переговоры и взять на себя командование.

— Сомневаюсь, что дворянские титулы произведут на патриотов должное впечатление, — сказал Адриан.

— Возможно и нет, но угроза нападения северного имперского войска должна дать вам хоть какие-то преимущества. Когда человек в отчаянии, он может держаться за титул, если у него нет ничего другого.

Адриан расхохотался.

— Что в этом смешного? — спросила Ариста.

— Да ничего, — сказал он. — Просто я подумал, что вас следовало бы назначить не послом, а военачальником.

— Ничего подобного, — прямо сказала она. — Вы подумали, что для женщины я неплохо соображаю.

— Ну, и об этом тоже.

Ариста улыбнулась.

— Что ж, мне везет, ведь женщина пока что из меня никудышная. Если бы вы знали, как я ненавижу вышивание!

— Полагаю, я должен отправиться в Меленгар уже сегодня, — сказал Ройс. — Или до моего отъезда есть еще какие-нибудь дела?

Ариста покачала головой.

— А ты как? — спросил Ройс Адриана. — Допустим, ты переживешь это отчаянное сражение. Чем займешься потом, раз уж ты теперь знаешь, что наследник мертв?

— Постойте, почему вы так уверены, что он мертв? — перебила Ариста.

— Вы же были в церкви, слышали, что сказал Бартоломью, — ответил Адриан. — Не думаю, что он лгал.

— Я не говорю, что он лгал… Просто… Ну, Эсрахаддон, казалось, был убежден, что наследник жив, когда мы с ним расстались в Авемпарте. А церковь? Они ищут Эсру, рассчитывая, что он приведет их к настоящему наследнику. Они прямо так и сказали мне в прошлом году, когда я была в Эрваноне. Если он мертв, почему его все разыскивают?

— Трудно сказать, что задумал Эсрахаддон. Что же касается церкви… Они делали вид, что ищут наследника, точно так же, как сделали вид, что нашли наследницу, — сказал Ройс.

— Возможно, но ведь был еще образ, который мы видели в башне. Он показался мне настоящим, живым человеком.

— Мне тоже, — сказал Ройс.

Адриан покачал головой.

— Другого ребенка быть не могло. Отец бы знал об этом. Он бы искал его… или ее. Нет, Данбери знал, что род императора пресекся, иначе он не остался бы в Хинтиндаре. — Он взглянул на Ройса и опустил глаза. — В любом случае, даже если выживу, в Рийрию я не вернусь.

Ройс кивнул.

— В любом случае тебя наверняка прикончат. Но… тебя, похоже, это устраивает. Небось счастлив, как пес, которому бросили кость.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего.

Помолчав, Адриан сказал:

— Это дело не совсем безнадежное. Вот только эта проклятая конница… Она за секунду снесет всех патриотов. Вот если бы снова пошел дождь…

— Дождь? — спросила Ариста.

— Лошадям, которые несут в атаку тяжело вооруженных рыцарей в доспехах, нужна твердая почва под ногами. За последние несколько дней почва высохла. Если бы я мог встретить их на глинистой, мокрой от дождя земле, лошади увязли бы в ней, и Дермонт лишился бы преимущества. Но погода, кажется, не собирается нам помогать.

— То есть вы хотите, чтобы дождь лил, не прекращая, в течение всего этого времени? И в день сражения? — спросила Ариста.

— Это было бы настоящим чудом, но не думаю, что нам так повезет.

— Возможно, нам нужно вовсе не везение, — улыбнулась Ариста.

В доме Данлапов было темно. Поднимаясь на второй этаж, Ариста освещала себе дорогу одной-единственной свечкой, которую несла в руке. Она уже простилась с Ройсом и Адрианом, госпожа Данлап давно ушла спать, и в доме царила мертвая тишина. Впервые за долгое время Ариста осталась в одиночестве.

«Неужели все это получится? Наверное, я сошла с ума, не иначе…»

Она представила, что сказала бы ее старая горничная, Бернис. А потом старушка предложила бы ей в утешение имбирный пряник.

«Что скажет Алрик, когда встретится с Ройсом?»

Даже если осуществится все задуманное, он будет в ярости из-за того, что она ослушалась его и сбежала, не сказав никому ни слова. Ариста постаралась поскорее прогнать эти мысли. Об Алрике она подумает позже. Пускай ее повесят за измену, если ему так захочется, лишь бы Меленгар был в безопасности.

По всем подсчетам армия Бректона будет здесь менее чем через четыре дня. К этому времени город должен перейти под контроль Аристы. Она планировала начать восстание через два дня и надеялась, что у нее будет хотя бы несколько дней на то, чтобы прийти в себя, перевезти продовольственные запасы с близлежащих ферм и устроить оборону.

Ройс доставит сообщение. Если он быстро доберется до Медфорда, Алрик сможет атаковать другой берег Галевира всего через несколько дней. Дня через два-три новость дойдет до Аквесты, и сэр Бректон получит новый приказ. Нужно продержаться до этого момента. Все пройдет успешно только в том случае, если им посчастливится занять город и противостоять рыцарям лорда Дермонта на юге.

«Два дня. Сколько обычно требуется на то, чтобы подготовить успешное восстание?»

Больше, чем два дня, в этом она была уверена.

— Извините… Здравствуйте…

Ариста остановилась возле двери в комнату Эмери. Они положили его в маленькой комнатке на втором этаже. В этой же кровати когда-то спали во время ночной бури принцы Ренидда. С тех пор как его выкрали с площади, Эмери не приходил в сознание. Сейчас Ариста с удивлением заметила, что его глаза открыты и он смотрит на нее. Его волосы прилипли ко лбу, вид у него был озадаченный.

— Как вы себя чувствуете? — тихо спросила она.

— Ужасно, — ответил он. — Кто вы? И где я?

— Меня зовут Ариста. Вы в доме Данлапов на улице Беннинг. — Она поставила свечу на прикроватный столик и присела на край кровати.

— Но я должен был умереть, — сказал он.

— Жаль вас разочаровывать, но я решила, что живым вы принесете больше пользы, — улыбнулась она.

Парень нахмурился.

— Пользы? Кому?

— Сейчас совсем не время думать об этом. Вам нужно спать.

— Нет! Ответьте мне! Я не стану помогать империи, в этом можете быть уверены!

— Конечно же нет. Нам нужна ваша помощь, чтобы отобрать у них город.

Эмери изумленно посмотрел на нее, переводя взгляд из стороны в сторону.

— Я не понимаю.

— Я слышала вашу речь в «Веселом гноме». Ваш план действительно хорош, и мы осуществим его через два дня, поэтому вам нужно отдыхать и набираться сил.

— «Мы»? О ком идет речь? Кто вы? Как вам это удалось…

Ариста улыбнулась.

— У меня имеется кое-какой опыт…

— Опыт?

— Скажем так, я не впервые спасаю королевство от коварного предателя, который пытается узурпировать трон. Все будет хорошо. Просто поспите. Все…

— Постойте! Вы сказали, вас зовут Ариста?

Она кивнула.

— Вы принцесса Меленгара!

Она снова кивнула.

— Но… но как? Почему? — Он попытался сесть, опираясь дрожавшими от слабости руками о кровать.

— Успокойтесь, — твердо сказала Ариста. — Вам надо отдыхать. Я говорю серьезно.

— Но я не должен лежать в вашем присутствии!

— Должны, если я вам велю, а я вам велю делать именно это.

— Я… я просто не могу поверить… Почему… Зачем вы здесь?

— Я здесь, чтобы помочь.

— Это просто невероятно!

— Вы страдаете после побоев, которые убили бы любого! Надеюсь, вы достаточно умны, чтобы понимать, что должны были погибнуть. А теперь немедленно ложитесь спать. Это приказ. Понимаете?

— Да, ваше величество.

Она улыбнулась.

— Я не правящая королева, Эмери, а всего лишь принцесса. Король — мой брат.

Эмери выглядел смущенным.

— Значит, ваше высочество.

— Я бы предпочла, чтобы вы называли меня просто Аристой.

Эмери открыл рот от изумления.

— Попробуйте.

— Но это неправильно.

— А разве правильно отказывать принцессе? Особенно если она спасла вам жизнь.

Он медленно покачал головой и робко произнес:

— Ариста.

Она улыбнулась, затем вдруг наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Спокойной ночи, Эмери, — сказала она, выходя из комнаты.

Спустившись по лестнице, она вышла из темного дома на улицу. Стояла тихая ночь. Как и предполагал Адриан, небо было ясным, на черном фоне сияло множество ярких звезд. На улице Беннинг, в коротком переулке, который заканчивался тупиком, где стоял каретный дом Данлапов, было пусто.

Ариста никогда не появлялась на улице одна. Ее всегда сопровождал Хилфред, следовавший за ней словно тень. Она скучала по нему, но сейчас наслаждалась своим одиночеством. Всего неделю назад она покинула Медфорд, но чувствовала себя уже совсем другим человеком. Она всегда боялась, что ей суждено прожить жизнь привилегированной дамы, беспомощной и глупенькой. Благодаря Алрику, назначившему ее послом, она избежала этой участи, хотя в своих действиях была не менее ограничена и отдавала себе отчет в том, что является обыкновенным гонцом, только более известным в силу принадлежности к королевской семье. Теперь же она впервые почувствовала, что нашла свое настоящее призвание.

Она начала тихо напевать. Заклинание, которое она использовала против рыцарей серета, сработало, хотя никто не учил ее это делать. Она сама изобрела его, опираясь на похожую идею и общее знание Искусства. Она изменила его так, чтобы оно атаковало кровь в их жилах.

«Вот что делает это искусством».

В ее знании магии и в самом деле имелся пробел, но восполнить его невозможно было при помощи учителей. Эсрахаддон ничего не скрывал от нее. Пробелом была реальность магии. Учителя могли научить только основным техникам и методам, но, зная лишь теорию, человек никогда не смог бы стать художником. Никто не мог научить творчеству или воображению. Искра должна идти изнутри. Нечто уникальное, нечто, открытое самим человеком, шаг к пониманию, неожиданное осознание необычного сочетания обыкновенных элементов.

Ариста знала, что это правда. Знала с тех пор, как убила рыцарей, и это знание одновременно волновало и пугало ее. Ужасная гибель серетов только подтверждала это кошмарное знание. Однако теперь, стоя в одиночестве во дворе под покровом теплой летней ночи, она приняла это как должное, и чувство это было захватывающим. Конечно, здесь крылась и опасность, но она опьяняла и манила ее. Ариста с трудом сдерживала чувства. Вспомнив предсмертные крики рыцарей и их жуткие лица, она, опомнившись, пришла в себя. Ей не хотелось раствориться в этой силе. В ее воображении Искусство представилось огромным чудовищем, драконом, которому ничто не может противостоять. Дракон жаждал вырваться на свободу, и это пугало. Она поняла, сколь мудр был Аркадиус, учивший обуздывать страсть, к которой сейчас ей довелось прикоснуться.

Ариста поставила свечу на землю и очистила разум, чтобы сосредоточиться.

Подняв руки, она коснулась пальцами воздуха, словно нежно потрогала некий невидимый предмет. Сила вибрировала, как струна арфы. Ее тихий напев перешел в громкоголосое пение. Это не было словами, которым обучал ее Эсрахаддон, но и не заклинаниями Аркадиуса. Слова принадлежали только ей. Кончиками пальцев она чувствовала ткань вселенной и с трудом сдерживала возбуждение. Она ударила по струнам своей невидимой арфы и поняла, что может сыграть отдельные ноты или аккорды, всю мелодию, множество различных вариаций. Возможности творчества поражали воображение и были столь многочисленны, что это ошеломляло. На то, чтобы понять силу, которой она теперь владела, понадобилась бы не одна жизнь. Однако этой ночью перед ней лежала простая, ясная задача. Взмах руки и изгиб пальцев, словно она прощалась с кем-то, и в это мгновение свеча погасла.

Подул ветер. На сухой улице взметнулась пыль. Старые листья и травинки поднялись в воздух. Звезды исчезли за густыми темными тучами, затянувшими небо. Она услышала, как звук отскочил от жестяной крыши. Он пропел, скользнув по металлу, припев ее песни, и она рассмеялась, когда, подняв лицо к небу, почувствовала первые капли дождя.

Глава 13

МОДИНА

Потолок великолепной тронной залы представлял собой купол небесно-голубого цвета с нарисованными на нем пышными белыми облаками, какие бывают в теплый летний день. Картина была громоздкой и скучной, но Модине она казалась красивой. Девушка не помнила, когда в последний раз видела настоящее небо.

После Дальгрена ее жизнь превратилась в кошмар, полный размытых страшных видений и образов, которые она не могла, да и не хотела удержать в памяти. Она не представляла, сколько времени прошло со дня смерти ее отца. Это не имело значения. Ничто не имело значения. Время волновало лишь живых, а если она что-то и знала наверняка, так только то, что мертва. Она стала призраком, парившим, словно во сне, подталкиваемым незримыми руками, повинующимся бесплотным голосам. Но теперь что-то переменилось.

Появилась Амилия, и туман, в котором Модина так долго блуждала, потихоньку начал рассеиваться. Мир вокруг понемногу снова обретал краски.

— Держите голову высоко и не смотрите на них, — говорил ей Нимбус. — Вы императрица, и они — ниже вас, они презренны и недостойны даже беглого взгляда ваших величественных глаз. Держите спину прямо. Выпрямитесь!

Облаченная в роскошное золотисто-белое платье, Модина стояла на высоком постаменте перед огромным безвкусным троном. Слегка царапнув его ногтем, она обнаружила, что под тонким слоем золота скрывается тусклый металл. Постамент возвышался на пять футов над полом и имел стеклянные стены. На самый верх, к трону, вела лестница в виде полумесяца, которую можно было отодвинуть, и тогда императрица оставалась наверху, как на витрине, — совершенный и недосягаемый символ Новой империи.

Нимбус в отчаянии покачал головой.

— Ничего не получится! Она не слушает!

— Она просто не привыкла столько времени стоять прямо, — сказала Амилия.

— Может быть, вшить в ее корсет жесткую доску и туго зашнуровать? — неуверенно предложил суетившийся рядом слуга.

— Вообще-то неплохая идея, — ответила Амилия и посмотрела на Нимбуса. — Что скажете?

— Только очень жесткую доску, — не без сарказма ответил тот.

Жестом они подозвали королевского портного и швею и принялись обсуждать швы, корсеты и узлы, а Модина смотрела на них сверху.

«Неужели по моему лицу не видно, как мне больно?»

Наверное, нет… В глазах окружавших ее слуг она никогда не видела сострадания, только восторг — восторг и восхищение. Они взирали на нее, как на чудо, но при этом дрожали от страха. Модина не раз слышала, как они шепотом обсуждали убитое ею чудовище и называли ее дочерью бога. Она стала предметом преклонения тысяч солдат, рыцарей и крестьян.

До недавнего времени Модина не обращала на все это никакого внимания. В ее голове на пути к каким бы то ни было размышлениям словно выросла черная стена, и любая попытка приблизиться к ней казалась настолько мучительной, что девушка отступала назад, в тусклую, но безопасную пустоту бездны. Время притупило боль, и постепенно она начала слышать и понимать обрывки разговоров вокруг себя. Судя по тому, что ей удалось услышать, они с отцом были потомками какого-то легендарного, давно потерявшегося короля. Поэтому только они смогли убить чудовище. Ее короновали, как императрицу, но она толком не знала, что это означает. Пока для нее это означало лишь боль и одиночество.

Модина равнодушно смотрела на окружавших ее людей. Она утратила способность чувствовать. В душе не осталось ни страха, ни ярости, ни ненависти; не было ни любви, ни счастья. Она была призраком в собственном теле и смотрела на мир отстраненно. Ничто из происходившего вокруг не имело значения — кроме Амилии.

До того, как в ее жизни появилась Амилия, все люди казались лишь расплывчатыми серыми силуэтами. Они говорили с ней о каких-то глупостях, большую часть которых она не смогла бы понять, даже если бы захотела. Амилия отличалась от всех. Она говорила с Модиной о понятных вещах. Амилия рассказывала о своей семье и напомнила ей о другой девушке — девушке по имени Трейс, которая умерла и теперь была всего лишь привидением. Это было болезненное воспоминание, но Амилия вернула ее в то время, когда мир вокруг еще не погрузился во мрак, пронизанный болью, когда в нем еще был кто-то, кто любил ее.

Когда Сальдур приказал выгнать Амилию, Модина увидела в глазах девушки страх. Она узнала этот страх. Голос Сальдура был ревом чудовища, и в этот миг она очнулась от долгого сна. Впервые с той ночи она видела все ясно. Она не могла позволить зверю снова одержать победу.

Где-то в зале, вне поля ее зрения, хлопнула дверь. Звук эхом разнесся по мраморному холлу. За ним последовал громкий стук шагов и еще более громкие голоса.

— Не понимаю, почему я сам не могу атаковать Алрика, — возбужденно воскликнул молодой голос.

— Войско Бректона быстро расправится с патриотами. Затем он сможет вернуться в Меленгар, и вы получите свой приз, Арчи, — ответил другой голос, явно принадлежавший человеку постарше. — Меленгар никуда не денется, не стоит рисковать.

Модина не узнала голос молодого человека, а вот голос мужчины постарше она слышала не раз. Этого человека все называли регентом Этельредом. Наконец она увидела двух вельмож в сопровождении свиты. Этельред был одет, как обычно, в костюм из красного бархата и золотистого шелка. Густые седеющие усы и борода выдавали его возраст.

Шедший рядом с ним молодой человек был одет в элегантную алую шелковую рубаху с высоким воротником и модный плащ. Экстравагантная шляпа с пером великолепно гармонировала с его нарядом. Он был выше регента. Длинные рыжевато-каштановые волосы, собранные в хвост, спускались по его спине. Вельмож сопровождала свита из шести человек: личные слуги, камердинеры, придворные. Четверых Модина узнала, поскольку и раньше видела этот маленький парад.

С ними был и придворный писарь, который нигде не появлялся без особой книги для записей. Это был пухлый человечек с красными обвислыми щеками и лысеющей головой. Из-за каждого уха у него всегда торчало по перу, что делало его похожим на экзотическую птицу. Прямая осанка и странная походка напоминали Модине перепелку, вышагивающую по полю. Поскольку она не знала имени писаря, то про себя называла его просто Перепел.

С ними был также камердинер Этельреда, которому она дала прозвище Белая Мышь, поскольку это был худощавый бледный человек с ярко-белыми волосами. Напыщенность и холеный вид делали его похожим на грызуна. Она никогда не слышала, чтобы он говорил что-либо, кроме: «Конечно, ваше сиятельство». Он постоянно сдувал пылинки с одежды Этельреда и всегда был рядом, готовый принять плащ или сменить регенту обувь.

Следующим шел курчавый рыжеволосый Свеча, названный так за изрядный рост и худобу, а также за бесформенный рот, словно из оплывшего воска.

Замыкал процессию не известный ей солдат, одетый в военную форму с пришпиленной к ней дюжиной разноцветных ленточек.

— Я был бы вам очень признателен, если бы в присутствии посторонних вы обращались ко мне более официально, — недовольно заметил Арчи.

Этельред повернулся, словно его удивило, что они в зале не одни.

— О, — сказал он, быстро пряча улыбку. Затем насмешливо произнес: — Прошу простить меня, граф Чедвик. Я их не заметил. Для меня это скорее мебель. Однако я говорил о том, что мы можем только догадываться о слабости Меленгара. Нападение на них вызовет больше головной боли, чем нужно. Ясно же, что Алрик не собирается атаковать нас. Он, конечно, еще мальчишка, но не так глуп, чтобы спровоцировать уничтожение своего маленького королевства.

— Это… — Арчибальд уставился на Модину и застыл на месте, так что Этельред на мгновение потерял его из виду.

— Императрица? Да, — буркнул Этельред, явно раздраженный тем, что граф невнимательно его слушает.

— Она… она… прекрасна!

— Гм? Да, наверное, так и есть, — не глядя, ответил Этельред. Он повернулся к Амилии, которая, как и все, стояла прямо, опустив глаза к полу. — Регент Сальдур говорил мне, ты творишь настоящие чудеса. С тобой она начала есть, говорить и вообще вести себя как человек. Рад это слышать.

Амилия молча присела в реверансе.

— Надеюсь, она будет готова вовремя? Мы не можем позволить себе очередного скандала, как на коронации, где она даже не смогла появиться. Ты ведь проследишь за этим?

— Да, ваше сиятельство. — Амилия снова присела в реверансе.

Тем временем граф Чедвик не сводил с Модины глаз. Выражение его лица удивило девушку. Она не видела восторженного подобострастного взгляда, как у дворцовой прислуги, или холодного расчетливого, как у ее хозяев. Граф широко улыбался.

В залу вошел стражник и быстро направился к ним. Солдат с красивыми ленточками отошел от регента и поспешил ему навстречу. Пошептавшись, вошедший солдат передал ему какие-то бумаги. Человек с ленточками открыл их, прочел про себя и вернулся к Этельреду.

— В чем дело?

— Ваша светлость, блокадному флоту адмирала Гафтона удалось захватить «Эллис Фар», небольшой военный шлюп, у побережья Меленгара. На борту были найдены бумаги, подписанные королем Алриком, дающие курьеру разрешение вести переговоры от имени меленгарской короны. К несчастью, курьер и капитан убиты. Однако рулевого взяли в плен, и он сообщил, что корабль направлялся в Тур Дель Фура.

Этельред понимающе кивнул.

— Они пытались наладить связь с патриотами, но мы этого ожидали. Корабль вышел из Роу?

— Да.

— Вы уверены, что больше ни один корабль не прошел мимо?

— Согласно донесениям, это было единственное судно.

Пока Этельред разговаривал с солдатом, все присутствующие стояли неподвижно, словно статуи, а граф Чедвик не отрываясь смотрел на императрицу. Модина не ответила на его взгляд. От того, как он наблюдал за ней, ей стало не по себе.

Граф поднялся по ступенькам и преклонил колено.

— Ваше величество, — сказал он, осторожно взяв ее руку и поцеловав кольцо. — Я Арчибальд Баллентайн, двенадцатый граф Чедвикский.

Модина молчала.

— Арчибальд? — снова послышался голос Этельреда.

— Простите мою прямоту, — продолжал граф, — но я не смог удержаться. Как странно, что мы с вами раньше не встречались. Я много раз бывал в Аквесте, но не имел чести и удовольствия видеть вас. Полагаю, мне просто не везло. Уверен, вы крайне заняты, да и я тоже, ведь я командую большим войском. Недавние события потребовали моего постоянного присутствия при дворе. Признаться, я не очень был этим доволен, по крайней мере, до нынешней минуты. Видите ли, я исключительно успешно отвоевывал новые земли, дабы присоединить их к вашей растущей империи, и очень сожалею, что пока мне велено остановиться. Но теперь сожаление сменилось подлинным восторгом, ведь мне выпала неслыханная удача лицезреть ваше великолепие.

— Арчи! — в который раз окликнул его Этельред, но пышно разодетый граф отвлекся от Модины только тогда, когда регент назвал его этим именем. — Оставьте наконец эти глупости! Нам давно пора идти на совет…

Граф недовольно нахмурился.

— Прошу простить меня, ваше величество, но долг зовет.

Как только репетиция выступления закончилась, Модину переодели в простое платье и отвели назад в келью. Ей казалось, что некогда ее везде сопровождали двое стражников, но теперь с ней был только один. Его звали Джеральд. Больше она ничего о нем не знала, хотя видела каждый день. Джеральд сопровождал ее, куда бы она ни шла, и охранял дверь в ее келью. Она допускала, что иногда он отлучается — скорее всего, поздно ночью, но по утрам, когда они с Амилией выходили на завтрак, он всегда был на посту. Она ни разу не слышала, чтобы он вымолвил хоть слово. Вместе они составляли на редкость молчаливую пару.

Дойдя до своей комнатки, она увидела широко открытую дверь. Темнота внутри будто ожидала ее. Стражник никогда не понуждал Модину входить, просто терпеливо занимал свой пост у двери. Неуверенно потоптавшись на пороге, она посмотрела на Джеральда. Глаза его были устремлены в пол.

— Постойте! — По коридору к ним шла Амилия. — Сегодня ее величество переезжает в другую спальню.

И Джеральд, и Модина озадаченно посмотрели на нее.

— Я уже устала убеждать управляющего, — заявила Амилия. Она говорила быстро и, кажется, обращалась к ним обоим. — Нимбус прав — все-таки я наставница императрицы. — Она повернулась к Джеральду. — Пожалуйста, проводите ее величество в новую спальню на пятом этаже восточного крыла.

Распоряжение прозвучало не как приказ, а как жалкая просьба, недостойная дворянки. Голосу не хватало жесткости, властности, ноток высокомерия. На какое-то время воцарилась тишина, никто не сдвинулся с места и не вымолвил ни слова. Амилия почувствовала неловкость. Однако, уверенная в своей правоте, она гордо выпрямилась и стояла, не отводя глаз от Джеральда. Модина впервые обратила внимание на то, какой он огромный. На боку у него висел меч. Он был одет в форму дворцового стража. Джеральд был очень аккуратным, на одежде не было ни складочки, все металлические части начищены до блеска.

Джеральд кивнул и отошел в сторону.

— Прошу сюда, ваше величество, — с облегчением вздохнув, сказала Амилия.

Втроем они прошли к парадной лестнице. Амилия, словно оправдываясь, продолжала говорить:

— Я убедила ее величество начать есть, со мной она впервые заговорила — я просто хочу, чтобы у нее была спальня получше. Почему они возражают? На пятом этаже даже никто не живет.

В главном коридоре они прошли мимо нескольких изумленных слуг. Одна молодая женщина остановилась, раскрыв рот от удивления.

— Анна, — подозвала ее Амилия. — Тебя ведь так зовут, да?

Женщина кивнула, не в силах отвести взгляд от Модины.

— Императрица переезжает в спальню на пятом этаже. Пойди принеси белье и подушки.

— Ах… но Эдит велела мне отмыть…

— Забудь про Эдит.

— Но она меня побьет.

— Не побьет, — сказала Амилия и на мгновение задумалась. Неожиданно властным голосом она добавила: — Отныне ты будешь прислуживать императрице — ты ее личная горничная. Обо всем станешь докладывать только мне. Поняла?

Эта новость окончательно ошеломила Анну.

— Что, по-твоему, лучше? — воскликнула Амилия. — Ослушаться Эдит Мон или отказать императрице? Давай неси белье и подготовь лучшие покои на пятом этаже.

— Слушаюсь, ваше величество, — обращаясь к Модине, пролепетала служанка. — Я мигом управлюсь.

Они поднялись по лестнице, быстро миновав четвертый этаж. Восточное крыло пятого этажа представляло собой один длинный коридор с пятью дверями. Через большую щель в его конце в пыльное помещение проникал свет.

Амилия неуверенно смотрела на двери, не зная, какую выбрать. Потом, пожав плечами, открыла одну из них и жестом велела им подождать. Она зашла в комнату, но вскоре вышла и сказала, скривившись:

— Давайте лучше подождем Анну.

Долго ждать не пришлось. Горничная вернулась в сопровождении двух мальчиков с тряпками, шваброй и ведром. Сама она несла постельное белье. Анна запыхалась, тяжело дышала, ее лоб блестел от пота. Горничная прошла по всему коридору и, выбрав дверь в дальнем его конце, вместе с мальчиками зашла в комнату. Амилия последовала за ними. Через минуту мальчики выбежали и вернулись, неся в руках различные вещи: подушки, одеяло, еще одно ведро воды, щетки. Прислушиваясь к кряхтению, сопению, глухим ударам и звукам скребка, Модина и Джеральд ждали в коридоре. Наконец вышла Анна, потная, с покрытым пылью лицом, нагруженная грязными тряпками. Снова показалась Амилия и пригласила Модину войти.

Солнце. Она заметила яркий луч, прорезавший темноту на полу, скользивший по покрытой гобеленами стене и огромной кровати с атласными простынями и горкой взбитых подушек. На полу лежал толстый ковер. На маленьком столике стояли зеркало и таз для умывания. Возле камина — небольшой письменный стол, а в стене напротив — настежь распахнутое окно.

Модина подошла к нему и, выглянув, увидела небо. Набрав полную грудь свежего воздуха, она опустилась на колени. Окно было узким, но Модина могла видеть двор внизу, а сверху голубое небо — настоящее небо. Положив голову на подоконник, она наслаждалась солнечным светом так, как человек, измученный засухой, с удовольствием обливается водой. До этой минуты она и не замечала, как сильно ей не хватало солнца и свежего воздуха. Кажется, Амилия ей что-то говорила, но она была слишком занята созерцанием неба и ничего не слышала.

Запахи были настоящим подарком. Подул прохладный ветерок, донесший со двора легкий запах конюшни. Этот запах казался ей знакомым, добрым и успокаивающим. Мимо окна пролетали птицы. Гоняясь друг за другом, в воздухе носились две ласточки, проделывая настоящие акробатические трюки. В большой трещине над одним из окон Модина увидела гнездо.

Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем обнаружила, что осталась в комнате одна. Дверь была прикрыта, а ее плечи заботливо укутаны одеялом. Затем она услышала доносившиеся снизу голоса.

— Мы потратили на обсуждение этой темы достаточно времени, Арчибальд. Будем считать вопрос решенным. — Голос Этельреда шел из окна прямо под ней.

— Я знаю, Арчибальд, вы разочарованы. — Она узнала отеческий тон регента Сальдура. — Но все же должны принимать в расчет общее положение дел. Это вам не какой-то дикий захват земель. Мы ведь строим империю!

— Всего-то два месяца во главе войска, а ведет себя так, словно он закаленный в боях генерал! — рассмеялся Этельред.

Кто-то еще заговорил, но голос был слишком тихим или его обладатель находился далеко от окна, и Модина ничего не расслышала.

— Я силой взял Глостон и Риланскую долину, — снова раздался голос графа, — чем укрепил северную границу Уоррика. Думаю, я вполне доказал свои способности полководца.

— Способности? Вы позволили маркизу Ланаклину бежать в Меленгар и не смогли спасти пшеничные поля в Рилане от пожара. Этот урожай мог бы целый год кормить солдат империи, но теперь он потерян, потому что вас больше занимал захват пустого замка!

— Он не был пустым… — Они продолжали говорить, но слишком тихо.

— Маркиз бежал, следовательно, не было смысла брать замок, — раздался мощный голос Этельреда.

Судя по всему, регент стоял очень близко к окну, потому что она слышала его лучше всех.

— Господа, — вмешался Сальдур. — Все это — дела давно минувших дней. Незачем возвращаться к прошлому. Сейчас мы должны думать о настоящем и будущем, а в данный момент они носят одно и то же имя — Гонт.

Они снова понизили голоса, и вскоре наступила тишина. Модина не слышала ничего, кроме звуков, доносившихся снизу, где слуги пололи овощные грядки.

— Я согласен, — вдруг сказал Этельред. — Надо было давно убить этого ублюдка.

— Успокойтесь, Ланис, — прозвучал голос Сальдура. Модина не знала, обращается ли он по имени к Этельреду или к кому-то другому, чей голос она не могла расслышать. — Всему свое время. Мы все наперед знали, что патриоты не откажутся от своей свободы без драки. Хотя, конечно, кто бы мог предположить, что Гонт возглавит целую армию да еще окажется столь успешным командиром. Мы привыкли считать его всего лишь надоедливым смутьяном, одиноким голосом в пустыне, вроде нашего дьякона Томаса. Его превращение в искусного военачальника было, должен признать, весьма неожиданным. Однако мы все-таки держим под контролем его успехи.

— И что это значит? — спросил кто-то.

— Луис Гай предусмотрительно наладил связь с человеком, который способен устранить проблемы под названием Делгос и Гонт. Сегодня он с нами. Господа, позвольте представить вам Меррика Мариуса. — Его голос зазвучал тише. — Это весьма замечательный человек… сделал для нас… в… — Голос Сальдура стал совсем неразличимым, когда регент отошел от окна.

Последовала долгая тишина, затем вновь заговорил Этельред.

— Дайте ему закончить. Вы все поймете.

И снова они говорили слишком тихо, и она ничего не расслышала.

Модина слушала, как ветер колышет листву. Вернулись ласточки и снова принялись играть, проделывая в воздухе немыслимые трюки. Со двора внизу доносились резкие выкрики стражников — там проходила смена караула. Она почти забыла о разговоре в комнате под ее окном, когда вдруг услышала громкие восклицания.

— Тур Дель Фура? Да вы шутите! — раздался незнакомый ей голос.

Еще тихий шепот.

— …и, как я уже говорил, после этого Дегану Гонту и патриотам наступит конец, — сказал Сальдур. — Навсегда.

— Но какой ценой, Саули? — раздался еще один голос. Ранее он звучал слишком далеко, но теперь казался громким и отчетливым.

— У нас нет иного выбора, — вставил Этельред. — Патриоты идут на север, к Ратибору. Их надо остановить.

— Это безумие. Поверить не могу, что вам пришла в голову подобная мысль!

— Она не просто пришла нам в голову. У нас уже почти все готово. Разве не так? — спросил Сальдур.

Модина напрягла слух, но ответ был слишком тихим.

— Мы отправим это морем, когда получим подтверждение, что все готово, — объяснил Сальдур. Последовала очередная пауза, и он снова заговорил: — Думаю, мы все это понимаем.

— Не вижу смысла дальше колебаться, — сказал Этельред. — Надеюсь, мы обо всем договорились?

Несколько голосов подтвердили свое согласие.

— Прекрасно! Мариус, вы должны немедленно отправляться…

— Есть еще кое-что… — Она раньше не слышала этот голос, и он тут же исчез, видимо, потому что его обладатель удалялся от окна.

Вернулся голос Сальдура.

— Правда? Где? Немедленно расскажите!

Еще приглушенные реплики.

— Черт подери, парень! Могу заверить, вам заплатят, — сказал Этельред.

— Если он привел вас к наследнику, больше от него толку нет. Не так ли, Саули? Вы с Гаем больше в этом заинтересованы, но если не возражаете, предлагаю как можно скорее от него избавиться.

Еще одна долгая пауза.

— Думаю, империя Нифрона для этого подойдет, вы согласны? — сказал Сальдур.

— Однако же вы настоящий волшебник, Мариус, — сказал Этельред. — Надо было раньше прибегнуть к вашим услугам. Я не большой поклонник Луиса Гая и прочих кураторов церкви, но, похоже, он принял верное решение, наняв вас.

Голоса замолкли, и наконец воцарилась тишина.

Большая часть услышанного была Модине неинтересна — слишком много незнакомых имен и названий. Она очень туманно представляла себе, кто такие патриоты, роялисты, имперцы. Тур Дель Фура был известным городом, где-то на юге, о нем она раньше слышала, но Деган Гонт — всего лишь еще одно незнакомое имя. Она обрадовалась, поняв, что совет закончен. Ей больше нравилось слушать тихие звуки ветра, деревьев и птиц. Они возвращали ее в иное время и место. Глядя на открывшийся ей маленький кусочек мира, она вдруг пожалела, что больше не может плакать.

Глава 14

НАКАНУНЕ

Сквозь плотную завесу проливного дождя трудно было что-либо разглядеть, но Гилл был уверен, что прямо к нему приближается какой-то человек. Он нащупал висевший на боку рог и с сожалением подумал, что утром напрасно засунул его под плащ. За тридцать дежурств рог понадобился ему впервые. Напрягши глаза, Гилл всмотрелся повнимательнее: никакого войска, всего лишь один человек. Незнакомец был одет в плащ, висевший на нем, словно мокрая тряпка, капюшон откинут назад, волосы прилипли к голове. У него не было ни доспехов, ни щита, но на поясе висели два меча, а за спиной Гилл заметил двуручную рукоять еще одного большого меча. Человек уверенно шагал по раскисшему от дождя полю. Один он не представляет угрозы для почти тысячи человек в палатках на холме. Если Гилл поднимет тревогу без должной причины, ему потом этого не простят. Уж с одним-то он как-нибудь справится!

— Стоять! — выкрикнул Гилл, стараясь перекрыть шум дождя. Выхватив из ножен меч, он взмахнул им перед незнакомцем. — Кто вы и что вам нужно?

— Я здесь, чтобы увидеться с командиром Паркером, — не замедляя шага, сказал человек. — Сейчас же проводи меня к нему!

Гилл рассмеялся.

— Да ты наглец! — сказал он, выставив меч вперед. Незнакомец подошел вплотную к острию, словно собирался дать себя проткнуть. — Стоять, или я…

Прежде чем Гилл договорил, незнакомец с силой ударил по плоской части лезвия. По нему прошла вибрация, и Гилл ослабил хватку. Через мгновение человек завладел оружием и наставил его на Гилла.

— Я отдал тебе приказ, куратор! — грозно рявкнул незнакомец. — Я не привык приказывать солдатам дважды. Смотри у меня, а не то велю тебя высечь!

Затем незнакомец вернул меч, отчего Гиллу стало только хуже.

— Как твое имя, куратор?

— Гилл… э… сэр, — сказал он, на всякий случай добавив «сэр» — а вдруг незнакомец окажется офицером.

— Так вот, Гилл, учти на будущее: когда несешь вахту, вооружись арбалетом и никогда не позволяй даже одному человеку подойти ближе чем на сто футов. Если подойдет, продырявь его, понял?

Не дожидаясь ответа, он прошел мимо Гилла и направился на вершину холма сквозь заросли высокой мокрой травы.

— Эээ… да, сэр, но у меня нет арбалета, сэр, — следуя за ним, пролепетал Гилл.

— Тогда неплохо бы тебе где-нибудь его раздобыть, не так ли? — бросил через плечо незнакомец.

— Да, сэр. — Гилл кивнул, хотя незнакомец шел впереди и не мог его видеть.

Человек прошел мимо десятков палаток и направился к центру лагеря. Никто его не заметил, все прятались от дождя. Лагерь патриотов представлял собой беспорядочные ряды палаток, сделанных из кусков самой разной ткани, поддерживаемых веревками и палками. Ни одна не была похожа на другую, видно было, что собирали их наспех, из того, что оказывалось под рукой. Большая часть была вырезана из парусины, захваченной в порту Вернеса и Килнара, остальные сделаны из простых старых простыней, и только иногда — очень редко — встречались настоящие палатки.

Незнакомец остановился на вершине холма. Когда Гилл догнал его, он спросил:

— В какой из этих палаток Паркер?

— Паркер? Он не в палатке, сэр. Он вон там, на ферме, — ответил Гилл, указывая вниз.

— Гилл, почему ты не на посту? — прорычал, увидев его, сержант Милфорд.

Он только что вышел из своей палатки и стоял, кутаясь в плащ, едва прикрывавший его босые ноги.

— Ну, я… — начал Гилл, но незнакомец перебил его.

— Так, а это кто? — Незнакомец подошел прямо к Милфорду и, похлопывая себя по бедрам, сердито уставился на него.

— Это сержант Милфорд, сэр, — ответил Гилл.

Сержант озадаченно посмотрел на него. Незнакомец оглядел его и укоризненно покачал головой.

— Во имя Марибора, сержант, где ваш меч?

— У меня в палатке, но…

— Вы не считаете нужным держать меч при себе, когда вражеская армия находится менее чем в миле от вас и в любой момент может атаковать?

— Я спал, сэр!

— Посмотрите наверх, сержант! — велел незнакомец. Сержант поднял голову и скривился, когда дождь хлестнул его по лицу. — Как видите, уже почти утро.

— О… да, сэр. Прошу прощения, сэр.

— Одевайтесь и немедленно поставьте нового часового на место Гилла, понятно?

— Слушаюсь, сэр. Сию секунду, сэр!

— Гилл!

— Да, сэр! — подскочил Гилл.

— Пошли! Я и так опаздываю.

— Слушаюсь, сэр! — Гилл снова пошел следом, пожав плечами в ответ на озадаченный взгляд сержанта.

Основная часть войска разместилась на холме, который все называли холмом Бингэма, очевидно, по имени фермера Бингэма, выращивавшего ячмень и рожь на полях внизу. Гилл слышал, что когда командир Гонт уведомил Бингэма, что войско намерено воспользоваться его фермой, а сам Гонт займет его дом под штаб, поднялся настоящий переполох. Деревенский дом с соломенной крышей и деревянными балками потонул среди моря палаток. Сотни сапог топтали цветы, росшие вдоль дорожек, в амбаре разместились офицеры, конюшня превратилась в склад, а также использовалась как лазарет и таверна для офицеров. Сотни костров оставляли на земле черные круги.

— Доложи командиру Паркеру, что я прибыл, — сказал незнакомец одному из стражей на крыльце.

— А кто вы?

— Лорд-маршал Блэкуотер.

Стражник на мгновение засомневался, но все же отправился в дом. Он быстро вышел и открыл перед незнакомцем дверь.

— Спасибо, Гилл. Можешь возвращаться на вахту, — сказал незнакомец, шагнув внутрь.

— Вы командир Паркер? — спросил Адриан дородного, неряшливо одетого господина в коротком черном сюртуке и грязных белых штанах. На его дряблом лице торчал вздернутый кверху нос, а голова покоилась на толстой, рыхлой шее.

Он сидел за грубо сколоченным деревянным столом, освещенным несколькими свечами и заваленным картами и депешами. Перед ним стояла тарелка с только что приготовленной яичницей с беконом. Он встал, сдернул с шеи салфетку и вытер рот.

— Да, это я. А вы маршал Блэкуотер? Мне не сообщили о…

— Лорд-маршал Блэкуотер, — дружелюбно улыбаясь, поправил Адриан и протянул ему рекомендательное письмо.

Паркер взял письмо, небрежно развернул его и принялся читать.

На кривых деревянных балках вдоль стен висели горшки, мешки, кухонная утварь и среди них — плащ и меч командира Паркера. В углах комнаты, на полу, кренившемся в сторону камина, стояли корзины, ведра и кувшины, задвинутые туда, чтобы не мешались под ногами.

Прочитав письмо, Паркер вернулся на место и снова заткнул салфетку за ворот.

— Вы ведь на самом деле не лорд?

Адриан колебался с ответом.

— Строго говоря, я лорд, по крайней мере в данную минуту.

— А в те минуты, когда вы не лорд, кто вы?

— Думаю, меня можно назвать наемником. Я много чем занимался за последние годы.

— Зачем принцессе Меленгара посылать ко мне наемника?

— Потому что я могу выиграть предстоящее сражение.

— С чего вы взяли, что я не могу?

— С того, что вы все еще на ферме, а не в городе. Скорее всего, вы хороший управляющий и интендант, и, я уверен, счетовод из вас превосходный, но война — это не просто цифры в регистрах. Теперь, когда Гонта с вами нет, вы, вероятно, плохо себе представляете, как действовать дальше. Вот в этом я могу вам помочь. Должен заметить, у меня большой военный опыт.

— Стало быть, вам известно об исчезновении Гонта?

Адриану не понравился его тон. В голосе Паркера слышались нотки подозрительности и в то же время угрозы. Адриан решил не церемониться.

— Ваше войско стоит здесь уже много дней, а вы так ни разу и не атаковали врага.

— Дождь идет, — ответил Паркер. — Поле превратилось в настоящее болото.

— Именно поэтому вы и должны атаковать, — сказал Адриан. — Дождь — это ваше преимущество. Соберите капитанов, и я объясню, как можно использовать погоду как козырь, но действовать нужно быстро…

— Вам бы это было на руку, не так ли? — Опять тот же тон, только еще более зловещий. — У меня есть идея получше. Объясните-ка, почему принцесса Ариста Эссендон предала Дегана!

— Она его не предавала! Вы ничего не знаете. Она…

— О, еще как предала! — Паркер встал и швырнул салфетку на пол, словно дуэльную перчатку. — И вам больше незачем лгать. Знаю я, почему она это сделала! Чтобы спасти свое несчастное маленькое королевство. — Он сделал шаг вперед и ударил кулаком по столу. — Уничтожив Дегана, она рассчитывала задобрить империю и тем самым защитить Меленгар. Так каковы ваши истинные цели? — Он подошел ближе, грозно потрясая пальцем. — Втереться к нам в доверие? Завести наше войско в капкан, как вы сделали с Гонтом? Это были вы? Вы там присутствовали? Это вы схватили его?

Паркер покосился на мечи Адриана.

— Или вы собирались подобраться ко мне и убить? — спросил он, отступая. Командир ударился головой о висевший низко горшок, и тот с гулким звуком упал на пол. Паркер вздрогнул. — Симмс! Фолл! — выкрикнул он, и в дом вбежали двое стражников.

— Сэр! — хором откликнулись они.

— Заберите его мечи! Наденьте на него кандалы и привяжите к столбу. Уведите его…

— Вы не понимаете. Ариста вам не враг, — перебил Адриан.

— Я все прекрасно понимаю.

— Империя устроила ей ловушку точно так же, как Гонту.

— А что, она тоже исчезла?

— Нет, она сейчас в Ратиборе, готовит восстание, чтобы помочь вам захватить город.

В ответ Паркер расхохотался.

— Ох, да полно вам, сэр! Поучились бы врать! Принцесса Меленгара готовит восстание в Ратиборе? Уведите его!

Один из солдат обнажил меч.

— Сдайте оружие — немедленно!

Адриан быстро прикинул возможные варианты. Он мог бежать, но другого случая убедить патриотов уже не будет. Он мог бы взять Паркера в плен, но тогда придется убить Симмса и Фолла, а это уничтожит последние крупицы доверия с их стороны. У него не было иного выбора. Он вздохнул и отстегнул пояс.

— Насколько вы уверены, что Адриану удастся убедить патриотов пойти в атаку завтра утром? — спросил Полировщик Аристу.

Они сидели за столом в доме Данлапов. На улице бушевала буря.

— Я уверена в его успехе не меньше, чем в нашем, — ответила Ариста.

Полировщик улыбнулся.

— Все забываю, что вы дипломат.

За маленьким столом, на котором безделушками госпожи Данлап была выложена карта города, сидели восемь человек. Всех присутствующих лично отобрали Адриан, доктор Геранд, Полировщик или Эмери, который уже встал на ноги и ел все, что давала ему госпожа Данлап.

В отсутствие Ройса и Адриана Ариста большую часть времени проводила в обществе молодого Дорна. Хотя он больше не запинался, называя ее по имени, глаза его горели таким неподдельным восхищением, что Ариста поймала себя на том, что смущенно улыбается. У него было приятное лицо — веселое и одухотворенное. Он был моложе Алрика, но казался куда более зрелым. Возможно, таковым его сделала нелегкая жизнь и перенесенные страдания.

Ариста поведала ему обо всех испытаниях, через которые пришлось пройти, прежде чем она оказалась в Ратиборе. Он рассказал ей о своей матери, которая скончалась, дав ему жизнь, и о том, каково было расти солдатским сыном. Оба вспомнили пожары, отнявшие у них самых близких и любимых людей. Она слушала его печальную историю о сиротском детстве с таким вниманием, что на глазах выступали слезы. Изъяснялся он грамотно, говорил страстно и убежденно, вызывая сострадание. Она поняла, что Эмери, родись он дворянином, мог бы многого добиться в жизни. Слушая рассказы о его идеалах, о его страсти к справедливости и способности к сопереживанию, она поняла, что именно этого ожидала от Дегана Гонта — простолюдина с сердцем короля.

— Да поймите вы, от меня это не зависит! — воскликнул Полировщик. — Не я управляю гильдией! Не в моей власти посылать наших людей на захват города, особенно если на этом нельзя нажиться. Даже если бы мы были совершенно уверены в победе, если бы это не было так рискованно, у меня все равно были бы связаны руки.

— Нельзя нажиться? — удивленно спросил Эмери. — А о городе вы не думаете? Более того, если имперское войско уйдет, возможно, весь Ренидд окажется под флагами республики Делгос.

— Я бы еще добавила, — сказала Ариста, — что поражение имперцев здесь оставит Аквесту незащищенной перед нападением оставшихся патриотов, Меленгара и, возможно, даже Трента, если мне удастся заключить с ними союз. Если падет Аквеста, Колнора станет свободным городом, и некоторые влиятельные купцы смогут занять законные места во власти.

— Ваши речи прекрасны, сударыня, не могу не признать, — ответил Полировщик. — Беда в том, что в них слишком уж много «если», да и роялисты не позволят, чтобы Колнорой управлял простолюдин. Трон Уоррика займет Ланаклин и, скорее всего, назначит наместником какого-нибудь своего герцога.

— Ну, положение «Алмаза», несомненно, ослабнет, если вы не окажете нам помощь и Новая империя продолжит разрастаться, — возразила Ариста.

Полировщик нахмурился и покачал головой.

— Я ничем не могу вам помочь. Просто не имею права действовать без приказа Ювелира. Имперцы пока не слишком докучают «Алмазу». По их мнению, мы так же неизбежны, как крысы в любой канализации. Пока мы не доставляем серьезных хлопот, они позволяют нам бегать на свободе. Но стоит гильдии ввязаться в ваши дела, как они объявят нам войну и не оставят «Алмаз» в покое. Мы станем мишенью для каждого имперца в городе. Сотни наших людей окажутся в тюрьме или на виселице.

— Мы могли бы сохранить ваше участие в тайне, — предложил Эмери.

Полировщик рассмеялся.

— Что сохранить в тайне — решает победитель, поэтому мне нужны доказательства вашей победы прежде, чем я смогу оказать вам помощь. Мы все знаем, что это невозможно. Если бы вы были уверены в своем успехе, моя помощь вам бы и вовсе не понадобилась. Нет, вы уж меня простите. Мои крысы сделают, что смогут, но мы не можем выступить вместе с вами.

— Но хотя бы проследить за тем, чтобы ворота оружейного склада были открыты, вы сможете? — спросил Эмери.

Полировщик на мгновение задумался, затем кивнул.

— Это я могу.

— Давайте вернемся к плану захвата, — сказал доктор Геранд.

Перед тем как покинуть Ратибор, Адриан разработал основную стратегию по взятию города. Идея Эмери была хороша, но сама по себе идея не заменяла плана нападения, и они были благодарны Адриану за его советы. Он объяснил, что главное их оружие — внезапность. Лучшая тактика — взять оружейный склад, застав солдат врасплох. Потом будет труднее. Их главный противник — время. Важнее всего — удержать склад, и они должны действовать быстро, чтобы подготовиться к атаке на гарнизон.

— Я поведу людей на склад, — заявил Эмери. — Если выживу, отправлюсь на площадь, туда, где самое слабое место.

Присутствующие мрачно кивнули.

Далее, согласно плану Адриана, повстанцы должны будут выстроиться в две шеренги, одна перед другой, возле склада и намеренно оставить слабое место. Хорошо обученные солдаты всегда рассчитывают на подобную уязвимость противника, поэтому повстанцы смогут определить, куда будет направлена основная атака. Он предупредил, что находящиеся там люди понесут самые тяжелые потери, но это позволит горожанам окружить противника и взять числом.

— Я поведу левый фланг, — заявила Ариста, и все присутствующие, ошеломленные эти известием, уставились на нее.

— Сударыня, — начал Эмери, — вы знаете, что я очень уважаю вас, но война — не место для женщины, и я не могу позволить вам подвергать свою жизнь опасности.

— Моя жизнь будет в опасности независимо от того, где я нахожусь, так что лучше я займусь чем-нибудь полезным. Кроме того, это моя идея. Должна же я что-то делать, пока все вы рискуете жизнью.

— Вам нечего стыдиться, — сказал доктор Геранд. — Вы уже сделали больше, чем мы могли ожидать, и мы никогда не сможем отплатить вам.

— Тем не менее, — решительно сказала она, — я буду с повстанцами.

— Вы и с мечом обращаться умеете? — спросил бакалейщик Перин.

В его тоне не было насмешки или сарказма, лишь удивление и искреннее ожидание услышать, что она искусная мечница.

Не только удивительное спасение Эмери поддерживало дух восставших. Поначалу Ариста недооценивала силу воздействия собственного имени, но Эмери дал ей понять, что для тех, кто желал выступить против Новой империи, она и ее брат были героями. Их победа над Перси Брагой, увековеченная в пьесе бродячего театра, вдохновила многих в Апеладорне. Людям, собиравшим повстанческое войско, достаточно было прошептать, что Ариста Эссендон приехала в Ратибор и спасла Эмери от смерти, к которой его приговорила империя, и большинство уже считало, что победа им обеспечена.

— Ну, — проговорила она, — опыта у меня, несомненно, столько же, сколько у многих купцов, фермеров и торговцев, которые будут сражаться бок о бок со мной.

Долгое время присутствующие молчали, затем Эмери встал.

— Прошу простить меня, ваше высочество, но я не могу вам этого позволить.

Ариста строго посмотрела на него, и Эмери поморщился, давая понять, что один ее неприязненный взгляд причиняет ему боль.

— И как же вы намереваетесь помешать мне? — огрызнулась она, вспоминая, как отец, брат и даже граф Пикеринг прогоняли ее из залы советов, намекая, что ей будет куда полезнее взять в руки иголку.

— Если вы настаиваете на своем участии в сражении, я сражаться не стану, — просто сказал он.

Доктор Геранд поднялся.

— Я тоже.

— И я, — добавил Перин, вставая из-за стола.

Ариста бросила на Эмери еще один сердитый взгляд, который, казалось, снова ранил его, но упрямое выражение лица говорило о том, что молодой человек не намерен отступать от своего решения.

— Хорошо. Сядьте. Вы победили.

— Благодарю вас, ваше высочество, — сказал Эмери.

— Значит, левый фланг поведу я, — вызвался Перин.

Из сидевших за столом мужчин он был самым высоким, крепким и сильным.

— Я возьму на себя правый фланг, — сказал доктор Геранд.

— Ценю вашу храбрость, доктор, — заверил его Эмери, — но лучше поставить туда Адама, колесного мастера. У него имеется кое-какой военный опыт.

— И он не старик, — горько сказал доктор.

Ариста знала, сколь беспомощным и ненужным чувствует себя старый лекарь.

— Доктор, ваш опыт и знания просто необходимы при уходе за ранеными. Как только склад будет наш, мы с вами бросим все силы на то, чтобы оказать им помощь.

Они снова от начала до конца обсудили план восстания и возможные непредвиденные обстоятельства. Что делать, если соберется слишком мало народу? А если им не удастся взять склад? Что если гарнизон не пойдет в атаку? Они разрабатывали запасные варианты до тех пор, пока не убедились, что все продумано до мельчайших деталей.

По окончании их маленького военного совета доктор Геранд достал бутылку рома и попросил госпожу Данлап принести стаканы.

— Завтра утром мы идем в бой, — сказал он. — Некоторые из тех, кто сидит за этим столом, уже не увидят заката. — Он поднял стакан. — За тех, кто падет, и за нашу победу.

— И за прекрасную даму, благодаря которой это стало возможным, — добавил Эмери.

Они подняли стаканы и выпили. Ариста пила вместе со всеми, но напиток показался ей горьким.

Принцесса лежала без сна в маленькой комнатке напротив спальни госпожи Данлап. Комнатка была меньше, чем покои ее служанок в Медфорде. Между стенами и кроватью было так мало места, что Аристе пришлось ползком по матрасу добираться до изголовья. В стене было крошечное окошко, а из мебели — только небольшая полочка для свечи. Ариста никак не могла заснуть. Битва за город начнется через несколько часов. Принцесса испытывала нервное перевозбуждение, снова и снова перебирая в голове меры предосторожности.

«Все ли я сделала, чтобы хорошо подготовиться?»

К добру или нет, но завтра все изменится.

«Простит ли меня Алрик, если я погибну? — Она горько усмехнулась. — А если выживу?»

Она смотрела в потолок, размышляя, нет ли какого-нибудь заклинания, которое помогло бы ей уснуть.

«Магия».

Не прибегнуть ли к ней во время завтрашнего сражения? Нервно потирая пятки друг о друга и прислушиваясь к стуку дождя по крыше, она перебирала в голове разные идеи.

«Я смогла вызвать дождь, что еще я могу? Создать армию призраков? Напустить огненный дождь? Заставить землю разверзнуться и поглотить вражескую армию?»

Она была уверена только в одном: она могла заставить кровь закипеть. Эта мысль отрезвила ее.

«А вдруг я не сумею вовремя остановиться, и тогда кровь закипит у кого-нибудь из наших… или у Эмери?»

Когда она вскипятила воду в Шеридане, висевшая рядом мокрая одежда тоже зашипела и от нее пошел пар. Магия была исключительно сложным делом. Может, со временем она освоит ее, но пока Ариста чувствовала пределы собственных возможностей. Теперь ей стало ясно, почему Эсрахаддон учил ее вызывать дождь. Раньше она думала, что волшебник насмехается над ней, предлагая невыполнимую задачу. Теперь же поняла, что вызвать дождь — легко и безопасно. Целью, на которую следовало направить усилия, было огромное небо, а само действие ничем не было ограничено, как если бы человек, бросающий камень, целился сразу во всю землю. Она догадывалась, что основной процесс одинаков для любого заклинания — призыв силы, концентрация внимания и слаженность движений и звуков. Но мысль о том, чтобы направить столь своенравную силу на определенную цель, пугала ее. Поняв, что, окажись Ройс и Адриан той ночью на холме, они погибли бы вместе с серетами, Ариста содрогнулась от ужаса. Она не сомневалась, что, прибегнув к магии, сможет победить гарнизон, но не исключала, что одновременно убьет всех в Ратиборе. Возможно, она могла бы с помощью Искусства призвать молнию или огонь, чтобы поглотить солдат, но это было бы равносильно попыткам человека, едва начавшего заниматься музыкой, сочинить и исполнить целую симфонию.

«Нет, я не могу так рисковать».

Она обратилась к более насущным вопросам. Достаточно ли у них бинтов? Надо помнить о поддержании огня, чтобы под рукой были горячие угли для прижигания ран.

«О чем я еще не подумала?»

Раздался тихий стук в дверь. Ариста подтянула одеяло к шее, поскольку на ней была только тонкая ночная сорочка, которую одолжила госпожа Данлап.

— Войдите!

— Это я, — сказал Эмери. — Надеюсь, я вас не разбудил.

— Пожалуйста, входите, — ответила она.

Эмери открыл дверь и встал у изножия кровати. Он был одет только в штаны и рубаху, которая была ему велика.

— Мне не спалось, и я подумал, может, вам тоже не спится.

— Кто бы мог подумать, что, когда ждешь, чтобы узнать, умрешь ты или выживешь, так трудно уснуть. — Она пожала плечами и улыбнулась.

Эмери улыбнулся в ответ и огляделся, гадая, как ему войти. Ариста села на постели и подложила под спину две подушки.

— Присаживайтесь, — сказала она, поджав ноги, и похлопала ладонью по одеялу.

Он неловко присел на самый край матраса, который слегка прогнулся под ним.

— Вам страшно? — спросила она, слишком поздно осознав, что женщина не должна задавать мужчине подобные вопросы.

— А вам? — ответил он, подтягивая колени и обнимая их руками.

В свете луны его босые пальцы казались очень бледными.

— Да, — сказала она. — В отличие от многих, я даже не иду на передовую, но все равно умираю от страха.

— Вы сочтете меня жалким трусом, если признаюсь, что мне тоже страшно?

— Я посчитала бы вас глупцом, если бы вы это отрицали.

Он вздохнул и уткнулся подбородком себе в колени.

— В чем дело?

— Если я кое-что расскажу, обещаете хранить это в тайне? — спросил он, не поднимая головы.

— Я посол. Это моя обязанность.

— Видите ли, я еще никогда не участвовал ни в одном сражении. Я никогда никого не убивал.

— Полагаю, почти все, кто завтра пойдет в бой, могут сказать о себе то же самое, — заметила она, надеясь, что он подумает это и о ней. Она не могла сказать правду об убитых ею рыцарях. — Не думаю, что многие из этих людей когда-либо держали в руках меч.

— Некоторые держали. — Он поднял голову. — Адам воевал с армией Этельреда против газели в битве, которая прославила лорда Руфуса. Ренкин Пул и Форрест, сын серебряных дел мастера, тоже воевали. Поэтому я назначил их командующими. Дело в том, что все смотрят на меня как на героя войны, а я даже не знаю, смогу ли сражаться или брошусь бежать, как никчемный трус. Я могу упасть в обморок от одного вида крови.

Ариста взяла его за руку.

— Если я в чем-то и уверена, — она посмотрела ему в глаза, — так это в том, что вы будете храбро сражаться. Вы просто не можете поступить иначе. Похоже, это у вас в крови. Людей не обманешь. Они чувствуют вашу врожденную храбрость, поэтому все так верят в вас. И я тоже.

Эмери склонил голову.

— Благодарю вас за добрые слова.

— Это не доброта, а просто честность. — Она вдруг почувствовала неловкость и отпустила его руку. — Как ваша спина? — спросила она.

— Все еще болит. — Он поднял руку, чтобы проверить. — Но орудовать мечом сумею. Я должен дать вам выспаться. — Он слез с кровати.

— Я рада, что вы пришли, — искренне сказала она.

Он помолчал.

— Завтра я буду сожалеть лишь об одном.

— О чем же?

— Что я не дворянин.

Она с любопытством посмотрела на него.

— Если я выживу… Даже будь я бароном самого захудалого рода, я бы отправился в Меленгар просить у короля вашей руки. Я бы просил до тех пор, пока он не бросил бы меня в темницу или не согласился бы отдать вас за меня. Я знаю, это безумие. За вами, наверное, ухаживают герцоги и принцы, но я бы все равно попытался. Я бы вызвал их на поединок! Ради вас я сделал бы все что угодно… если бы только…

Ариста почувствовала, что у нее горит лицо, и подавила желание закрыть его руками.

— Но вы знаете, что простолюдин, чей отец погиб на королевской службе и который достаточно смел, чтобы взять Ратибор и Аквесту, мог бы получить рыцарское звание за столь героические поступки. Как посол, я бы указала брату на то, что подобное действие может укрепить наши отношения с Рениддом.

Глаза Эмери засияли. Она никогда не видела их такими яркими. Его лицо лучилось радостью. Он сделал шаг в сторону кровати, задумался и медленно отошел.

— Что ж, — наконец сказал он, — если меня посвятят в рыцари, надо бы поспать.

— Это правда, сэр Эмери.

— Моя госпожа, — сказал он и попробовал отвесить низкий поклон, но тут же скривился от боли и стиснул зубы. — Спокойной ночи.

После его ухода Ариста обнаружила, что у нее бешено колотится сердце и вспотели ладони. Ей стало стыдно. Всего через несколько часов из-за нее погибнут люди. К полудню она сама может оказаться на столбе, а сейчас не в силах справиться с волнением из-за того, что мужчина проявил к ней интерес. Как по-детски… как эгоистично… и как замечательно. Никто никогда не смотрел на нее так, как несколько минут назад смотрел Эмери. Она вспомнила ощущения от прикосновения к его рукам и движение его ног на одеяле. Ужас! Разве сейчас время думать об этом!

Она лежала в кровати и молила Марибора, чтобы все прошло успешно. Для этого должно произойти чудо… и она тут же подумала о Ройсе и Адриане. Сколько раз Алрик говорил ей, что они способны творить чудеса! Все будет хорошо…

Глава 15

РЕЧЬ ИМПЕРАТРИЦЫ

Амилия грызла ноготь, вернее, то, что от него осталось.

— Ну? — спросила она Нимбуса. — Что вы думаете? Мне кажется, она слишком чопорная.

— Вот и хорошо, что чопорная, — ответил худющий гувернер. — Люди высокого положения часто сдержанны и особой подвижностью не отличаются. Она выглядит сильной. Меня беспокоит только ее подбородок. Доска в корсете исправила осанку, но вот подбородок — она все время его опускает, а должна высоко держать голову. Нужно прикрепить к ее платью высокий воротник. Что-нибудь жесткое.

— Поздно что-либо менять, — с раздражением ответила Амилия. — Церемония начнется меньше чем через час.

— О, за это время можно многое успеть, сударыня! — заверил ее Нимбус.

Амилию все еще смущало, когда ее называли «сударыня» или «моя госпожа». Нимбус всегда следовал официальному протоколу и настаивал на таком обращении. Его манеру переняли и другие слуги. Горничные и пажи, которые всего несколько месяцев назад смеялись над Амилией, начали кланяться ей и делать реверансы. Даже Ибис Тинли стал называть ее «ваша милость». Ей льстило их внимание, но она осознавала, сколь мимолетными могут оказаться все эти почести. Несмотря на жалованную грамоту, Амилия оставалась дворянкой только на словах и могла потерять свой титул так же быстро, как получила его, — и именно это могло случиться меньше чем через час.

— Хорошо, ждите меня в коридоре, — велела она. — Я передам вам платье, и вы отнесете его швее. Ваше величество, могу я забрать платье?

Словно во сне Модина подняла руки, и две горничные немедленно принялись расстегивать многочисленные пуговицы и крючки.

От страха у Амилии сводило живот. Она сделала все, что было в ее силах, и в отведенный срок. Модина проявила поразительную покладистость и легко запомнила составленную Сальдуром речь, которая, к счастью, оказалась короткой и очень простой. В церемонии Модине отводилась совсем маленькая роль — выйти на балкон, произнести несколько слов и удалиться. Все это должно было занять несколько минут, но Амилию не покидало предчувствие неминуемого провала.

Несмотря на тщательные приготовления, Модина никак не была готова к такому испытанию. Лишь недавно она проявила признаки ясного ума и единственное, на что была способна, это следовать указаниям других. Во многом императрица напоминала Амилии хорошо надрессированную собаку, которая выполняет команды хозяина, пока тот рядом, но усидит ли она на месте, оставшись одна? Пробежит мимо белка — и пес, забыв о команде «сидеть», погонится за ней. На балкон Амилию не допустят, поэтому, случись что-то неожиданное, невозможно предвидеть, как поведет себя императрица.

Амилия вынесла Нимбусу роскошное платье.

— Поторопитесь! Я не хочу, чтобы императрица была в нижнем белье, когда ударит колокол.

— Я полечу как ветер, моя госпожа, — сказал гувернер, вымученно улыбнувшись.

— Что вы здесь делаете? — послышался возмущенный голос регента Сальдура. Наспех поклонившись, Нимбус исчез с платьем императрицы. По случаю торжества регент был одет в роскошный костюм, отчего казался еще более грозным. — Почему ты не с императрицей? До выступления осталось меньше часа!

— Да, ваше преосвященство, но нужно кое-что под…

Сальдур гневно схватил ее за руку и втащил в комнату. Модина сидела в накинутом на плечи халате, две служанки поправляли ей прическу. При виде регента они застыли с поднятыми руками, а затем присели в глубоком поклоне. Сальдур, казалось, и вовсе их не заметил.

— Я что, должен тратить время на напоминания о том, как важен этот день? — воскликнул он, резко отпустив ее. — Возле дворца собирается вся Аквеста, приедут высокие гости со всего Уоррика и даже послы из таких дальних земель, как Трент и Калис. Они должны увидеть сильную правящую императрицу. Она выучила речь?

— Да, ваше преосвященство, — склонив голову, ответила Амилия.

Сальдур осмотрел императрицу. Его взгляд задержался на небрежно наброшенном халате и незавершенной прическе.

— Если ты все испортишь, если она хотя бы запнется, ты мне за это ответишь! Одно мое слово, и тебя больше никто не увидит! При твоем происхождении мне даже не придется выдумывать оправдания. Никто не станет задавать вопросов. Если ты меня подведешь, Амилия, то горько об этом пожалеешь!

Он ушел, хлопнув дверью. Амилия едва дышала.

— Ваша милость… — позвала Анна.

— В чем дело? — чувствуя, как силы окончательно покидают ее, спросила Амилия.

— Туфелька ее величества… Каблук шатается.

«Что еще должно случиться?»

В любой другой день ничего подобного не происходило, но именно сегодня, когда от этого зависела ее жизнь, неприятности сыпались одна за другой.

— Сейчас же отнеси ее сапожнику и передай, что если он не починит каблук за двадцать минут, я… я…

— Я велю ему поторопиться, ваша милость. — Анна выбежала из комнаты с туфелькой в руках.

Амилия начала ходить взад-вперед по комнате. Комнатка была маленькой, и, сделав несколько шагов, Амилия вынуждена была поворачивать обратно. От этого у нее закружилась голова, но она продолжала ходить, перебирая в памяти все детали церемонии.

«А вдруг Модина упадет с балкона?»

Эта мысль ударила ее, словно хлыст. Сколь бы абсурдным это ни казалось, все возможно. Императрица была не в себе. Непривычная обстановка и крики тысяч восторженных подданных могут напугать Модину, и она пойдет не туда, куда следует. Балкон располагался невысоко, футах в тридцати от земли. Вполне возможно, падение не убьет императрицу, если она удачно приземлится. А вот с Амилией будет покончено.

На лбу выступил пот. Она стала ходить еще быстрее.

Нет времени, чтобы поставить поручни повыше.

«Может, натянуть внизу сетку? Нет, это не поможет».

Дело ведь не в нескольких ушибах, а в том, какое это произведет впечатление.

«Веревку?»

Если обвязать талию Модины веревкой и придерживать ее сзади, Амилия смогла бы удержать императрицу, сделай та лишний шаг вперед.

Вернулся Нимбус и осторожно заглянул в комнату.

— Что с вами, моя госпожа? — спросил он, заметив угрюмое выражение ее лица.

— Гм? Да все идет не так! Мне бы веревку… Да еще туфелька… Ладно, неважно. Что с платьем?

— Швея работает так быстро, как только может. К сожалению, у нас вряд ли останется время на пробную примерку.

— А если воротник не подойдет? Вдруг он окажется слишком тесным, императрица задохнется и не сможет говорить?

— Сударыня, зачем заранее настраивать себя на худшее?

— Вам легко говорить! Это не ваша жизнь висит на волоске — может быть, в прямом смысле.

— Но, моя госпожа, неужели вы боитесь, что простое изменение костюма приведет к столь ужасным последствиям? Мы же все-таки цивилизованные люди.

— Ничего не знаю о вашей цивилизации, Нимбус, но наша может быть очень жестока по отношению к неудачникам.

Амилия посмотрела на Модину. Та сидела тихо и не думала о том, насколько важна речь, с которой она должна выступить. С ней-то ничего не сделают! Она императрица, и весь мир об этом знает. Если она исчезнет, начнутся расспросы и люди потребуют наказания за исчезновение божественной королевы. Даже таких титулованных особ, как Сальдур, могли повесить за подобное преступление.

— Принести головной убор? — спросил Нимбус.

— Да, пожалуйста. Сегодня утром Анна забрала его у модистки и, скорее всего, оставила в спальне императрицы.

— Может, я также принесу вам поесть, госпожа? Вы весь день ничего не ели.

— Я не могу есть.

— Как пожелаете. Я вернусь как можно скорее.

Амилия подошла к окну. Отсюда были видны восточные ворота, через которые рекой текла толпа. Мужчины, женщины и дети всех сословий выстроились в очередь возле решетчатой ограды. От собравшегося народа исходил низкий гул, напоминавший рев огромного зверя вдалеке. Раздался стук в дверь, и вошла швея, бережно держа в руках платье, словно это был новорожденный младенец.

— Как ты быстро! — обрадовалась Амилия.

— Простите, ваша милость, оно еще не совсем готово, но гувернер императрицы только что зашел ко мне и велел заканчивать работу здесь, чтобы подогнать воротник к шее ее величества. Но так не делается, понимаете? Нельзя заставлять императрицу сидеть неподвижно, словно манекен. Но гувернер сказал, что если я не выполню его приказ, он… — Она запнулась и прошептала: — Он сказал, что выпорет меня.

Амилия прикрыла рот рукой, чтобы спрятать улыбку.

— Уверяю тебя, он не говорил всерьез. Но он прав! Дело очень важное, а у нас совсем нет времени, чтобы волноваться о неудобствах, которые мы доставляем ее величеству. За работу!

Они снова одели императрицу, и швея принялась лихорадочно пришивать оставшуюся часть воротника, в то время как Амилия снова ходила туда-сюда по комнате. Снова послышался стук в дверь. Поскольку швея и горничные были заняты, Амилия открыла сама и с изумлением обнаружила на пороге графа Чедвика.

— Добрый вечер, леди Амилия, — сказал он, вежливо поклонившись. — Я надеялся до начала церемонии перемолвиться с ее величеством парой слов.

— Сейчас не самое подходящее время, ваше сиятельство. — Амилия с трудом верила в то, что отказывает дворянину. — Императрица сейчас занята. Прошу вас это понять.

— Разумеется! Приношу свои извинения. В таком случае, возможно, я могу поговорить с вами?

— Со мной? Ну… да, хорошо… наверное. — Амилия вышла и закрыла за собой дверь.

Она надеялась, что граф сразу перейдет к делу, но он зашагал по коридору, и Амилия не сразу сообразила, что должна последовать за ним.

— Полагаю, императрица хорошо себя чувствует?

— Да, ваше сиятельство, — ответила она, оглядываясь на дверь примерочной, которая все отдалялась и отдалялась.

— Рад это слышать, — сказал граф и внезапно добавил: — О, какая непростительная невежливость с моей стороны! А как себя чувствует ваша милость?

— Хорошо, сударь, учитывая обстоятельства.

Не будь Амилия полностью поглощена мыслями об императрице, ее бы изрядно позабавило смущение графа из-за того, что он не сразу поинтересовался ее здоровьем.