Рийрия. Исполнение пророчества

Адриан скривился, представив себе эту картину.

— Однажды вы с Ройсом отпустили меня из-за дочери. Почему?

— Так решил Ройс, вот у него и спрашивай. Только я бы пока к нему не лез. Ему еще хуже, чем мне. Никогда не видел, чтобы ему было так плохо, а на море он стал еще и раздражительным. Ну, более раздражительным, чем обычно.

Уайатт кивнул.

— Моя дочка тоже не переносит воду. Бедняжка, чувствует себя как кошка на дрейфующей доске. Наверное, никогда не сможет привыкнуть к качке. — Он замолчал на мгновение, не сводя глаз со свечи.

— Я уверен, ты ее найдешь. Не переживай. — Адриан посмотрел на матросов вокруг и добавил шепотом: — Пока мы выполняем важный заказ, не можем позволить себе отвлекаться на другие дела, но при первой же возможности постараемся тебе помочь, сделаем все, что в наших силах. Что-то мне подсказывает, что Ройса уговаривать не придется.

Адриан почувствовал очередной приступ тошноты, что, видимо, отразилось у него на лице.

— Ничего, все обойдется. Морская болезнь обычно продолжается три дня, — заверил его Уайатт, убирая карты в нагрудный карман. — Потом полегчает, оба придете в себя.

— Если мы здесь на столько задержимся. Честно говоря, я плохо себе представляю обязанности корабельного кока.

Уайатт улыбнулся.

— Не волнуйся. Я все продумал. Основную работу будет выполнять По. Знаю, на вид он молод, но он тебя еще удивит.

— Как я вообще получил помощника?

— Будучи коком, ты являешься корабельным старшиной. В общем-то радоваться тут особо нечему. Ты все равно подчиняешься боцманам и их помощникам, но зато командуешь младшим матросом По, а также освобождаешься от вахты. Это значит, что пока ты хорошо и к сроку справляешься со своими обязанностями, все остальное время будешь предоставлен самому себе. Тебе надо запомнить, что завтрак подается сразу после первого удара колокола, означающего начало утренней вахты. — Уайатт помолчал. — До этого на рассвете колокол ударит восемь раз — это конец ночной вахты. Вели По разжечь на камбузе огонь. Скажи ему, чтоб приготовил баланду — это такая жидкая овсяная каша. Не забудь про галеты — они подаются при каждом приеме пищи. Когда прозвучат восемь ударов колокола, матросы будут ждать завтрака. От каждого отделения к тебе придет человек с большой бадьей — это такое деревянное ведро. Твоя задача — раздать еду. Пускай По еще сделает чай. Матросы пьют грог или ром за обедом и ужином, но не за завтраком, а простую воду никто на борту пить не отважится.

— Почему?

— Вода хранится в бочках по нескольку месяцев, а то и лет, если корабль долго в море. Она протухает. Чай и кофе — еще ничего, потому что вода кипяченая, да и вкус тухлятины они отбивают. Но кофе — дорогая штука и только для офицеров. Матросы и мичманы едят первыми. Затем появится Бэзил, офицерский кок, и начнет готовить еду для лейтенантов и капитана. Главное, не лезь к нему. На обед свари свинину. Пускай По начнет варить ее сразу после ухода Бэзила. Половину толстого слоя жира солонины забирают марсовые, чтобы смазывать снасти, другую половину можешь оставить себе. В следующем порту продашь ее как сало для смазки другим морякам, получишь немного денег. Только матросам не раздавай направо и налево. Это прибавит тебе авторитета, но если у кого-либо из команды начнется цинга, капитану это не понравится. Пусть По сварит немного овощей и добавит их в баланду. И не забудь про галеты.

— То есть я только указываю По, что сделать, и раздаю еду, а сам стряпней не занимаюсь?

Уайатт улыбнулся.

— В этом преимущество положения старшины. Правда, платят тебе, как обыкновенному матросу. На ужин подавай то, что осталось с обеда, грог и, конечно, галеты. А потом пускай По приберется, а весь остальной день, как я уже говорил, можешь располагать своим временем. Ну как, просто?

— Возможно… если бы я мог стоять прямо и мой желудок не совершал сальто.

— Слушай По. Он о тебе позаботится. А теперь тебе лучше лечь в гамак. Поверь мне, это поможет. И еще хочу тебе сказать: ты ошибся.

— В чем? — удивленно спросил Адриан.

— Если всерьез думал, что мореходство — более безопасная работа.

Было еще темно, когда раздался приказ капитана:

— Свистать всех наверх!

Поднялся резкий холодный ветер. В темные предрассветные часы палубу оросил легкий дождик, от которого невыспавшемуся Адриану стало еще холоднее и противнее. Его все еще мутило. Ночью «Изумрудная буря» миновала остров Ниэль и теперь приближалась к Мысу Человека. Вокруг мыса было коварное мелководье, отмечавшее границу Авринского залива и начало Шаронского моря. В темноте банку было не разглядеть, но звук ни с чем нельзя было перепутать. Откуда-то спереди доносился ритмичный громоподобный шум набегающих на мыс волн.

Нижние палубы быстро опустели после того, как боцман и его помощники, разбудив матросов обеих вахт криками и ударами плетей, выгнали их наверх.

— Развернуть на сто восемьдесят градусов! — закричал капитан, стоя на квартердеке.

Величавый лейтенант Бишоп повторил приказ, который затем повторил господин Темпл.

— Идти галсом! — закричал капитан.

Приказ снова разнесся по палубе. Уайатт крутил огромный штурвал.

— Идти галсом! — огрызнулся лейтенант Бишоп.

На бизань-, грот- и фок-мачтах остальные лейтенанты отдавали другие приказы, которые разносили боцманы.

Адриан стоял в темноте на верхней палубе под моросящим дождем. Он не знал, каковы его обязанности, да и есть ли они у него. Все-таки он был коком, но, похоже, и кок должен помогать на палубе, если понадобится. Чувствовал он себя препаршиво, но Ройсу, наверное, было гораздо хуже. Угрожающе размахивая короткой плетью, боцман Бристоль, рослый крепкий мужчина, приказал тому подниматься по вантам. Кровь отхлынула от лица Ройса, в темноте оно казалось белым как мел. Взгляд был пустым и невнимательным. Ройс медленно, как бы нехотя поднимался по вантам грот-мачты, уже не показывая чудеса акробатики, как в первый день. На полпути он вдруг остановился, повиснув на мокрых канатах так, словно вот-вот упадет. Бристоль ругался внизу до тех пор, пока он снова не начал ползти вверх. Адриан представил, что на такой высоте качка становится еще ощутимее, а мокрые скользкие канаты и холодный ветер с дождем делают пребывание наверху не просто невыносимым, а крайне опасным. Вот уж кому не позавидуешь, подумал Адриан, от всей души сочувствуя другу.

Несколько человек управляли канатами, направлявшими паруса, а остальные, как и Адриан, ничего не делали, только ждали, стоя в очереди, построенной боцманами. Члены команды поддерживали напряженную тишину. Грохот волн у мыса, напоминавший стук гигантского молота или удары сердца бога, становился все громче и ближе. Казалось, они вслепую летят прямо в раскрытую пасть какого-то невидимого чудовища, готового целиком проглотить их. Адриан подумал, что это сравнение окажется не таким уж далеким от истины, если они подойдут к мели слишком близко.

Все взоры были прикованы к капитану Сьюарду. По изменившемуся направлению ветра и дождя Адриан понял, что корабль поворачивается. Еще недавно полные и туго натянутые паруса затрепетали и осели, когда нос развернулся навстречу ветру.

— Лечь круче к ветру! — вдруг закричал капитан, и команда сбросила булини и брасы.

Увидев это, Адриан понял стратегию. Они пытались идти наветренным галсом, чтобы ветер не гнал корабль к опасным камням, пока матросы переставляли паруса, рассчитывая поймать ветер с другой стороны. Опасность исходила от недостатка маневренности из-за пустых парусов на галсе, когда руль не мог отклонять воду и поворачивать корабль. Если корабль не сумеет полностью развернуться, он не сумеет снова поймать ветер и будет дрейфовать к банке, отчего его деревянный корпус разобьется, как яичная скорлупа, а груз и команду выбросит в темное разъяренное море.

Адриан схватил канат в своей очереди и вместе с несколькими матросами потянул рею, переставляя паруса так, чтобы они могли поймать ветер. Канат был скользким, а ветер трепал его так сильно, что потребовались усилия многих рук, чтобы безопасно закрепить рею.

Снова раздался оглушительный грохот. За левым бортом в небо взметнулся огромный столб белых брызг. Корабль поворачивался все быстрее, стремясь уйти подальше от пены и освободиться. Как только нос ушел от ветра, Адриан услышал приказ капитана:

— Сейчас! Штурвал до отказа!

За грохотом очередной мощной волны, врезавшейся в камни рядом с ними, его голоса почти не было слышно. Нос «Изумрудной бури» подскочил вверх. Из-за резкого крена все едва не попадали на палубу. На квартердеке Уайатт выполнял приказ, крутя штурвал в обратную сторону и следя за тем, чтобы поворот не был слишком резким и судно не ударилось кормой о камни.

Где-то наверху раздался крик.

Подняв голову, Адриан увидел, как с грот-мачты кто-то рухнул, с жутким звуком плюхнувшись в дюжине шагов от него. Все глаза устремились на лежащее на палубе тело, похожее на темное пятно, но никто не посмел сдвинуться с места. Напрягая глаза, Адриан пытался разглядеть, кто это, но человек лежал лицом вниз, и в тусклом свете ничего не было видно.

«А вдруг это Ройс?»

Уж в чем Адриан никогда не сомневался, так это в невероятной ловкости своего друга и его умении забраться куда угодно, но сейчас, когда Ройса, у которого не было необходимого опыта, страшно тошнило, а корабль качало из стороны в сторону, он вполне мог поскользнуться.

— Развернуть паруса! — закричал Темпл, не обращая внимания на упавшего матроса.

Матросы потянули брасы и снова поймали ветер. Паруса наполнились, и Адриан ощутил, как корабль снова кренится, устремляясь вперед, и, бросаясь на волны, выбирается в открытое море.

— Доктора Леви на палубу! — приказал Бишоп.

Адриан немедля бросился к телу, но на полпути остановился, издали заметив на руке покойника татуировку в виде русалки.

— Это Эдгар Дрю, сэр. Он мертв, сэр! — крикнул Бристоль, встав на колени возле трупа.

Вокруг тела собралось несколько матросов. Они смотрели наверх, на паруса грот-мачты, пока помощники боцмана не разогнали их. Адриану показалось, что возле топ-мачты мелькнула фигура Ройса, но в темноте было не разглядеть, хотя, возможно, Ройс и был рядом, когда Дрю сорвался вниз.

Боцман разогнал толпу, и Адриан, снова не знавший, что должен делать теперь, просто стоял на палубе. Мутно-серое небо над мутно-серым морем, которое качалось, словно страшное темное чудовище, осветил первый луч рассвета.

— Кок! — раздался резкий голос.

Адриан повернулся и увидел юношу, который был ненамного старше По, но носил офицерский сюртук и косу. Он стоял, крепко стиснув зубы, неподвижно, словно одеревенев. Щеки раскраснелись от холодного ночного воздуха и ветра, с носа стекали капли дождя.

— Да, сэр? — ответил Адриан, угадав, что это правильный ответ.

— Команда свободна. Можешь идти разжигать огонь и готовить завтрак.

Адриан не нашелся, что еще ответить, и сказал:

— Есть! — Он повернулся, собираясь идти на камбуз.

— Кок! — неодобрительно крикнул молодой офицер.

Адриан резко развернулся, вспомнив свои армейские навыки.

— Да, сэр? — снова сказал он, чувствуя себя дураком из-за того, что не знает точно, как следует отвечать.

— Ты не отдал мне честь, — раздраженно сказал офицер. — Ты получаешь взыскание! Как тебя зовут?

— Адриан, сэр. Блэкуотер, сэр.

— Я научу вас, матросов, уважать меня, даже если для этого мне придется пороть вас! Понятно? А теперь посмотрим-ка, как ты отдаешь честь.

Адриан поднес костяшки пальцев ко лбу, имитируя салют, который видел у других.

— Это уже лучше, матрос. Больше так не делай.

— Есть, сэр.

Адриан с радостью покинул продуваемую ветром мокрую палубу. Возле камбуза его ждал По. Юноша хорошо разбирался в поварском деле, очевидно, поэтому Уайатт и предложил его в помощники. Они развели в печи огонь, и Адриан наблюдал за тем, как По готовит утреннюю овсянку, добавляет в нее масло и коричневый сахар, время от времени предлагая Адриану ее попробовать. Несмотря на странное название, «баланда» была на удивление вкусной, чего никак нельзя было сказать о галетах. Они были каменные. Их, разумеется, делал не По, он только принес эти круглые плоские камешки с хлебного склада, где они хранились в ящиках в огромном количестве. На суше в армии их называли просто сухарями, и Адриану они были хорошо знакомы. Вездесущие галеты хранились очень долго, но наесться ими было невозможно, зато сломать зубы — запросто, и прежде чем отправить такой сухарь в рот, следовало размочить его в чае или супе.

Когда завтрак был готов, пришли дежурные матросы, чтобы забрать свою долю и отнести ее вниз.

Адриан помог стюарду отнести остаток еды на спальную палубу.

— Этот жалкий хвастун даже не смог подняться по вантам, — громко говорил Джейкоб Дернинг.

Марсовые и старшины сидели за столом вместе, как им полагалось по статусу, а остальные примостились между мешками и сундуками, держа на коленях жестяные тарелки. Судя по виду, Джейкоб главенствовал за центральным столом. Свою речь он сопровождал красноречивыми жестами, и все не отрываясь смотрели на него. На голове у него был ярко-синий платок, какой носили все, кто работал на фор-марсе.

— Когда на море штормит, а канаты мокрые, он ведет себя совсем иначе, — продолжал Джейкоб. — Не выделывается, как обычно.

— Мне показалось, он струсил, — прибавил боцман Бристоль. — Я уж думал, мне придется самому лезть наверх и основательно ему врезать, чтоб заставить работать.

— С Ройсом все было в порядке, — сказал тощий неказистый мужчина в белом платке на голове и с густыми, свисавшими, как у моржа, светлыми усами. Адриан не помнил его имени, но узнал в нем капитана грот-мачты. — Просто морская болезнь одолела, вот и все. Когда он поднялся, то прекрасно завязал топсель. Только каким-то странным способом.

— Оправдывай его сколько хочешь, Дайм, — сказал Джейкоб, тыча пальцем в тощую грудь усатого моряка. — Но согласись, он какой-то странный, а еще более странно то, что в первый же день на мачте матрос рядом с ним упал и разбился насмерть.

— Хочешь сказать, что Дрю убил Ройс? — спросил Дайм.

— Да ничего я не хочу сказать, просто это странно, вот и все. Ты-то, конечно, лучше знаешь, что там стряслось, верно, Дайм?

— Я ничего не видел. Рядом с Дрю, когда он упал, был Берни, а тот говорит, что Дрю просто проявил небрежность. Я и раньше такое видел. Ударит им что-то в голову, и начинают резвиться на снастях! Берни утверждает, что Дрю пытался пройти по рее, когда корабль накренился при развороте возле отмели, и потерял равновесие. Берни пытался схватить его, когда болтался на рее, но из-за дождя нога соскользнула.

— Дрю пошел по рее в бурю? — рассмеялся Джейкоб. — Вот это вряд ли.

— А где в это время был Ройс? — спросил Бристоль.

Дайм покачал головой.

— Не знаю, я его не видел до тех пор, пока он чуть позже не появился на марсе.

— Прошлой ночью Берни и Дрю играли в карты, правильно? Я слышал, Дрю ушел с большим уловом.

— Так теперь ты считаешь, что это Берни его убил? — спросил третий матрос в красном платке.

Адриан никогда раньше его не видел, но решил, что он капитан бизань-мачты, поскольку марсовые обычно ели за одним столом с боцманами.

— Нет, но вот кок там точно был, когда закончилась игра, а они с Ройсом приятели, нет? Я думаю… — Джейкоб замолчал, заметив Адриана. — Повезло тебе, что повар из тебя лучше, чем из твоего дружка марсовой, а не то господин Темпл вышвырнул бы вас обоих за борт.

Адриан промолчал. Он огляделся в поисках Ройса, но его нигде не было. Ничего удивительного — скорее всего, Ройс не хотел и близко подходить к еде.

— Можешь передать своему приятелю, что я попросил Бристоля перекинуться на его счет парой слов с господином Берилом.

— С Берилом? — озадаченно переспросил Бристоль. — Я собирался говорить с Уэсли.

— Да ну его, — сказал Джейкоб. — Какой от Уэсли толк? Пустое место, ты не согласен?

— Я не могу обойти его и обратиться к Берилу, — настойчиво сказал Бристоль. — Когда это произошло, вахтенным офицером был Уэсли.

— Да ты никак спятил? Чего ты боишься? Думаешь, Уэсли затаит на тебя злобу за то, что ты обратился к Берилу? Все, что Уэсли может сделать, это доложить капитану. Только этим он и занимается. Юнец в мичманском мундире, у него кишка тонка. Он на «Буре» только потому, что его папаша — лорд Белстрад.

— Нам надо подавать еду мичманам, — напомнил Адриану По, дергая его за рукав. — Они завтракают в офицерской кают-компании на корме.

Адриан повесил ведро на крюк, подражая По, и бросил последний взгляд на Джейкоба. Капитан фок-мачты злобно улыбался.

Офицерская кают-компания была значительно меньше, чем столовая матросов, и ненамного удобнее. Она располагалась на корме на спальной палубе, и когда корпус корабля подскакивал на волнах, все, что там находилось, издавало громкий скрип. Обычно еду для офицеров готовил и разносил Бэзил, но сегодня утром он был особенно занят стряпней для капитана и лейтенантов и попросил По и Адриана доставить еду мичманам.

— А ты что здесь делаешь? — вдруг спросил самый высокий мичман, когда вошли Адриан и По. Адриан открыл было рот, чтобы ответить, но понял, что вопрос адресован не ему. За ними вошел, слегка припозднившись, молодой офицер, который сделал Адриану выговор. — Ты должен стоять на вахте, Уэсли.

— Лейтенант Грин сменил меня пораньше, чтобы я мог поесть, пока еда не остыла.

— И ты явился сюда, чтобы действовать на нервы приличным людям? — спросил высокий мичман. Его товарищи расхохотались. Адриан догадался, что это, по всей видимости, и есть Берил. Он был намного старше остальных мичманов — лет на десять, не меньше. — От тебя и дальше будут одни неприятности, а, парень? А мы-то думали, что сможем спокойно поесть без твоего нытья. Что ты сделал? Пожаловался Грину, что у тебя живот болит, потому что прошлой ночью мы тебе ничего не оставили?

— Нет, я… — начал Уэсли.

— Заткнись! Противно слушать твой плаксивый голос. Эй, кок! — рявкнул Берил. — Мичману Уэсли еды не подавать, ни крошки от галеты, понятно?

Адриан кивнул, поняв, что Берил каким-то образом превосходил Уэсли по рангу, хотя оба были одеты в форму мичманов.

Уэсли вспыхнул от ярости, но промолчал. Отвернувшись от стола, юноша направился к своему сундуку.

— Ах да, — сказал Берил, вставая из-за стола. Он подошел к Уэсли. На лице Берила Адриан заметил застарелый шрам, почти касавшийся глаза. — Я все собираюсь посмотреть твои вещички, вдруг мне что-нибудь из них приглянется.

Уэсли обернулся, резко закрыв сундук.

— Открывай, мальчишка, дай-ка поглядеть.

— Не имеете права!

Товарищи Берила за столом подхалимски захихикали, издеваясь над Уэсли.

Берил сделал шаг вперед. По его позе Адриан, в отличие от Уэсли, опытным глазом мгновенно определил, что за этим последует. Высокий мичман резко ударил Уэсли по лицу. Юноша упал на спину, перелетев через сундук, и повернулся на бок. Лицо его стало багровым от гнева. Он с трудом поднялся на колени, но Берил снова ударил его, да так сильно, что у мальчишки из носа хлынула кровь. Вскрикнув от боли, Уэсли вновь рухнул на пол и остался лежать, прикрывая рукой лицо. Среди остальных мичманов раздались одобрительные возгласы.

Берил тем временем принялся рыться в сундуке Уэсли.

— И это все? Я-то думал, ты сын лорда. Ничтожество! — Он вытащил льняную рубашку и осмотрел ее. — Ну, вот это еще ничего, новая рубаха мне не помешает. — Он захлопнул сундук и вернулся за стол.

Адриан почувствовал гнев и отвращение. Он хотел помочь Уэсли, но остановился, увидев, как По с серьезным лицом качает головой. Схватив Адриана за руку, молодой матрос вытащил его обратно на главную палубу, уже залитую солнцем.

— Не лезьте вы в дела офицеров! — серьезно сказал ему По. — Они как дворяне. Ударь одного, и тебя повесят. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Мой старший брат Нед — рулевой на «Бессмертном». Он мне такие ужасы рассказывал! А вы, черт подери, ведете себя так, будто никогда раньше на корабле не служили.

Адриан промолчал, следуя за По обратно на камбуз.

— Да вы ведь и впрямь не служили, правда? — вдруг спросил По.

— А кто этот здоровяк? Это и есть Берил? — не отвечая на вопрос, сменил тему Адриан.

По сердито нахмурился, потом вздохнул.

— Да, он старший мичман.

— Так Берил — дворянин?

— Да кто его знает? Большинство из них — третьи или четвертые сыновья, которые ничего не наследуют, не годятся для рыцарских турниров и даже для монастырей. Они идут на флот добровольцами, надеясь когда-нибудь дослужиться до капитана, командовать собственным кораблем или хотя бы подзаработать. Большинство мичманов, прежде чем стать лейтенантом, служат лет пять, но Берил ходит в мичманах уже лет десять, по-моему. Наверное, и бесится оттого, что его все время обходят при повышении. Но даже если он не дворянин по крови, он все равно офицер, а здесь, на корабле, это одно и то же.

— Ройс… — прошептал Адриан.

Ройс лежал в насквозь мокрой одежде в своем гамаке, висевшем ближе к носу корабля, и трясся в ознобе. На голове у него все еще был белый платок — знак команды грот-мачты.

— Ройс! — повторил Адриан и потряс напарника за плечо.

— Еще раз так сделаешь, и я тебе руку отрублю, — прорычал Ройс совершенно больным голосом.

— Я принес тебе кофе и хлеб. Положил на хлеб немного изюма. Ты же любишь изюм.

Ройс выглянул из-под тонкого одеяла и окинул Адриана злым взглядом. При виде еды он скривился и тут же отвернулся.

— Прости, я же знаю, что ты со вчерашнего дня ничего не ел. — Адриан отставил поднос в сторону. — Тебе дали дополнительный наряд, да? Ты проторчал там дольше, чем все остальные.

— В наказание за то, что я вчера якобы медленно работал, Бристоль продержал меня наверху дольше положенного. Сколько я там пробыл?

— Не меньше дюжины часов. Слушай, вот что я подумал: хорошо бы нам добраться до переднего отсека трюма. По словам Уайатта, сереты прячут там какой-то особый груз. Если ты сможешь встать, может, откроешь для меня несколько замков?

Ройс чуть заметно покачал головой.

— Пока корабль не перестанет качаться — нет. Стоит мне встать, как все вокруг начинает вертеться. Надо выспаться. А тебя почему не тошнит?

— Тошнит, но не так сильно. Видимо, эльфийская кровь не выносит воды.

— Видимо, — сказал Ройс и исчез под одеялом. — Если в скором времени мне не полегчает, вскрою себе вены.

Адриан накрыл дрожавшего в ознобе Ройса своим одеялом и собрался уже идти наверх, как вдруг ему пришло в голову спросить:

— Ты не знаешь, что произошло с Эдгаром Дрю?

— С парнем, который упал?

— Ну да, некоторые думают, что его убили.

— Я ничего не видел. Большую часть времени я обнимался с мачтой. Меня жутко тошнило… как, впрочем, и сейчас. Уйди и дай поспать.

Было уже поздно, и на дежурство заступила вахта левого борта, хотя большая часть матросов спала на палубе и на вантах. Лишь несколько человек бодрствовали во время средней вахты: трое впередсмотрящих на мачтах, помощник штурмана, который управлял кораблем в отсутствие Уайатта, и вахтенный офицер. В этого последнего Адриан едва не врезался, когда вышел на палубу.

— Господин Уэсли! — сказал Адриан, перехватывая поднос, чтобы должным образом отдать честь.

Лицо Уэсли сплошь было в кровоподтеках, нос и глаз посинели до черноты. Адриан знал, что он несет дополнительную вахту. Разыскивая Ройса, он подслушал, как лейтенант Бишоп допрашивал мичмана о драке, но поскольку Уэсли отказался назвать имя обидчика, юноша понес наказание один.

— Господин Уэсли, я подумал, вам захочется перекусить. Вы, наверное, сегодня еще не ели.

Офицер мрачно посмотрел на него, затем перевел глаза на поднос. Увидев пар, поднимающийся из кофейной чашки, он резко открыл и закрыл рот.

— Кто тебя послал? Берил? Он что, находит это смешным?

— Нет, сэр, просто я знаю, что вы не завтракали, а в остальное время несли вахту. Сейчас, думаю, вы умираете с голоду.

— Тебе велели не кормить меня.

Адриан пожал плечами.

— Капитан велел мне следить, чтобы члены команды были хорошо накормлены и готовы к службе. Вы давно на ногах. Так недолго и заснуть, если ничего не помогает бодрствовать.

Уэсли снова посмотрел вниз.

— Это что, кофе? — с изумлением спросил молодой мичман. — На всем корабле его всего несколько фунтов, и большая часть — для капитана.

— Сегодня днем я немного поторговался с экономом и сумел выпросить пару чашек.

— Почему ты отдаешь ее мне?

Адриан посмотрел на ночное небо.

— Ночь холодная, а наказание, если вы заснете на посту, может быть суровым.

Уэсли серьезно кивнул.

— На этом корабле мичмана и выпороть могут.

— Думаете, Берил этого и добивается? За то, что вы сегодня утром возразили ему при офицерах.

— Возможно. Берил — тиран хуже некуда, да еще и распутник, растративший семейное состояние. Подозреваю, он бы и вовсе не обратил на меня внимания, если бы не мой брат. Избив меня, он, вероятно, полагает, что унизил всю нашу семью.

— Ваш брат — рыцарь Бректон Белстрад?

— Да, — кивнул Уэсли. — Только Берилу мое унижение мало что дало. Я совсем не такой, как мой брат, и одолеть меня — невелико достижение. Будь я похож на брата, уж никак не позволил бы такому дураку, как Берил, унижать меня.

— Господин мичман, возьмите кофе и хлеб, — сказал Адриан. — Мне нет дела до Берила, а если он взбесится, узнав, что вы не заснули на вахте, что ж, тем лучше. Завтра будет хороший день. Приказы капитана важнее приказов старшего мичмана.

— Мне все равно придется наказать тебя за то, что не отдал утром честь. Твои доброта и забота ничего не меняют.

— Я и не думал об этом, сэр.

Мичман внимательно посмотрел на Адриана. На лице его появилось выражение любопытства.

— В таком случае благодарю, — сказал он и взял поднос.

Довин Траник спустился в трюм, где нещадно воняло звериным пометом, смешанным с соленой водой. В углублении вроде канавы, шедшем вдоль темного и тесного помещения, скопилось дюйма четыре жидкой слизи, и Траник старался держаться от нее подальше, чтобы случайно не оступиться и не замочить сапоги. Завтра он прикажет лейтенанту Бишопу отправить сюда матросов, чтобы те откачали воду. В конце концов, он — куратор церкви Нифрона, один из двух самых приближенных к патриарху людей, которым дозволялось лично говорить с его святейшеством, и не к лицу ему каждую ночь пробираться по нечистотам.

Отвратительный запах усиливал тошноту. Проведя несколько дней на борту «Изумрудной бури», пока та стояла на якоре в порту, он думал, что привык к морю, однако прошедшая было тошнота вновь вернулась, как только корабль вышел в открытое море. Мутило его уже не так сильно, как поначалу, но морская болезнь нарушала душевное равновесие и делала его работу менее приятной.

У Траника не было фонаря, но он и не был ему нужен. Фонари стражников в конце трюма давали достаточно света, и ему все было видно. Он миновал нескольких стражников-серетов, которые неподвижно стояли на посту, не обращая на него внимания.

— Сегодня они тихие. Хорошо себя ведут? — спросил Траник, приблизившись к клеткам.

— Да, господин куратор, — ответил старший стражник, на мгновение переставший походить на статую. — Морская болезнь. Им всем плохо.

— Да, — не без отвращения заметил Траник, наблюдая за эльфами в клетках. — Знаете, они ведь меня видят, даже в темноте. У них очень острое зрение.

Это заявление не требовало ответа, и серет промолчал.

— Я вижу на их лицах узнавание, узнавание и страх. Я первый раз пришел посмотреть на них, но я им уже знаком. Они чувствуют во мне силу Новрона, и зло внутри них инстинктивно корчится от страха. Я словно свеча, и мой свет разгоняет их тьму.

Траник подошел ближе к клеткам. Каждая из них была так плотно забита эльфами, что несчастным приходилось стоять и лежать по очереди. Те, кто стоял, прижимались друг к другу грязными обнаженными телами, пытаясь удержаться на ногах. Прижатые друг к другу мужчины, женщины и дети образовывали чудовищную дрожащую массу плоти. Траник с интересом наблюдал, как они стонут и причитают, стараясь отодвинуться от него как можно дальше.

— Видите? Я — свет, и передо мной отступает гнилая тьма их душ. — Траник рассматривал их скорбные, истощенные от голода лица. — Отвратительные создания — противоестественные твари, которые никогда не должны были появиться на свет. Оскорбителен самый факт их существования. Вы ведь это чувствуете? Мы должны очистить мир от этой мрази. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы исправить эту ошибку и доказать, что мы достойны великой цели.

Траник перевел взгляд с эльфов на свои руки.

— Очищение никогда не бывает легким, но оно необходимо, — задумчиво пробормотал он. — Приведите вон того, высокого, у которого нет зуба, — велел Траник. — Начнем с него.

Следуя указаниям часового, стражники выволокли эльфа из клетки и связали ему локти за спиной. Используя свободную лебедку, они подвесили несчастного за руки на потолочной балке. Суставы эльфа вывернулись, и он закричал от боли. Его вопли и выражение страдания на лице даже серетов заставили отвернуться, но Траник упрямо смотрел на него, одобрительно поджав губы.

— Раскачивайте, — приказал он.

Эльф взвыл от нестерпимой боли.

Куратор снова посмотрел на клетки. Остальные эльфы плакали. Поймав его взгляд, одна женщина протолкнулась вперед.

— Почему вы не оставите нас в покое?

Траник посмотрел на нее с искренней жалостью.

— Марибор требует, чтобы ошибка его брата была исправлена. Я всего лишь выполняю его волю.

— Тогда почему… почему бы сразу не убить нас и не покончить с этим? — закричала она, глядя на него дикими глазами.

Траник помолчал, снова безучастно рассматривая с обеих сторон ладони своих рук. Он молчал так долго, что даже сереты повернулись к нему. Траник снова посмотрел на женщину. Глаза его заволокла пелена безумия, губы задрожали и искривились в чудовищной улыбке.

— Чтобы избавиться от некоторых пятен, нужно скрести очень сильно. Она следующая.

Глава 7

ПРОТУХШИЕ ЯЙЦА

С того дня, месяцем ранее, когда императрица Модина обратилась с дворцового балкона к жителям Новой империи, жизнь ее во многом переменилась. Благодаря Амилии, которая, незаметно сокрушая запреты регентов, шаг за шагом отвоевывала для нее крупицы свободы, императрица теперь получила право беспрепятственно передвигаться по дворцу.

Модина бесцельно бродила по залам и коридорам, не намечая себе какого-либо определенного пути, а вернувшись, часто не могла вспомнить, где была. Более всего она мечтала ощутить под ногами траву, однако ее свобода была ограничена дворцовыми стенами. Девушка была уверена, что, попытайся она выйти из замка, ни один стражник не посмел бы преградить ей дорогу, но ее останавливала боязнь навлечь гнев регентов на Амилию, и потому она не покидала дворца.

Сейчас Модина, облаченная в новое платье, тихая и задумчивая, словно настоящая императрица, грациозно вышагивала по коридору. Спускаясь по винтовой лестнице, она чувствовала, как по каменным ступеням за ней волочится подол ее платья. Новые платья также были заслугой Амилии. Наставница лично следила за работой имперской швеи и не позволяла чрезмерно украшать одежду кружевами или вышивкой. Все платья были снежно-белыми, простыми, но элегантными, а главное — это было основное требование Амилии — свободными, удобными, без жестких воротников, тугих лифов или шнуровки.

Модина ценила свою относительную свободу и новые платья, но больше всего ее поразило изменившееся отношение дворцовых слуг. Сейчас, покинув свои покои, она прошла мимо двух молодых женщин, которые несли стопки белья, и пажа, державшего в руках ворох обуви. Едва завидев ее, он уронил свою ношу, а девушки взволнованно зашептались между собой. На их лицах она увидела то же выражение, что и на всех других: веру в то, что она — избранница Марибора.

Поначалу, когда она только оказалась во дворце, все старались держаться от нее подальше, точно от собаки, которая кусается. После ее выступления на балконе те слуги, которых ей доводилось видеть, взирали на нее с дружелюбным восхищением и невысказанным пониманием, словно признавая, что они наконец разгадали причины ее прежнего поведения. Новые платья произвели непредвиденный эффект, превратив восхищение в обожание, поскольку чистота белого цвета, а также простота покроя делали Модину похожей на ангела. Из безумной императрицы она превратилась в святую — хоть и не до конца понятную — верховную жрицу.

Выздоровление Модины приписывалось целительским способностям Амилии. Тогда, на балконе, она не кривила душой: Амилия и в самом деле спасла ее, хотя, возможно, это слово было не совсем верным. Модина не чувствовала себя спасенной.

После Дальгрена она тонула в непреодолимых кошмарах, избавиться от которых была не в силах. Амилия вытащила ее на берег, но разве можно было назвать ее существование жизнью? Когда-то очень давно она верила, что в жизни всегда есть место надежде на то, что завтра все станет лучше, но ее надежда оказалась лишь сном, который исчез одной страшной летней ночью. Остались лишь кошмары, они преследовали ее, угрожая снова полностью поглотить ее. Она могла сдаться, закрыть глаза и вновь опуститься на дно бездны, но если ее ненастоящая, притворная жизнь могла помочь Амилии, значит, она будет жить дальше. Амилия стала крошечным лучиком света в море тьмы, единственной звездой, по которой ориентировалась Модина, и ей было безразлично, куда ведет этот свет.

Как и в прочие дни, Модина и сегодня гуляла по пустынным залам и покоям, словно призрак, ищущий нечто давно забытое. Она слышала, что люди, которые лишились руки или ноги, еще долго могут испытывать боль в давно потерянной конечности. Возможно, с ней творилось то же самое — она пыталась прикоснуться к своей исчезнувшей жизни.

По запаху, доносившемуся откуда-то из соседнего помещения, она поняла, что находится рядом с кухней. Модина не помнила, когда в последний раз ела, но она не ощущала голода. Призракам неведомо чувство голода. Она спустилась по лестнице. Стена узкой комнатки по правую руку была заставлена шкафами, где хранились тарелки, чаши, свечи и кухонная утварь. Слева на полках лежали стопки сложенного столового белья. В окутанной паром кухне, полной прислуги, было шумно и жарко.

Модина заметила дремавшего в уголке большого пса и тотчас вспомнила, что его зовут Рыжий. Она давно не была здесь, с тех пор, как Сальдур застал ее кормившей пса. Это был первый день после смерти отца, который она ясно помнила. До этого — ничего… ничего, кроме… протухших яиц.

Стоя у подножия лестницы, она явственно ощутила запах гнили. Модина осмотрелась вокруг. Ужасный запах вызвал смутные воспоминания. Где-то здесь было некое место, маленькая, холодная и темная комната без окон. Во рту появился неприятный привкус.

Модина подошла к небольшой деревянной двери и дрожащей рукой потянула ее на себя. За дверью оказалась небольшая кладовая, заполненная мешками с мукой и зерном. Это была не та комната, но отвратительный запах здесь был еще сильнее.

То место было другим, хотя таким же тесным, темным и злым. Воспоминание захлестнуло ее с силой позабытого кошмара. Чернота, холод, сырая земля, зловещее эхо от всплесков и грохота, крики потерянных душ, молящих о милосердии, которое им никогда не будет даровано. Она была одной из них. Она кричала в темноте до тех пор, пока больше не осталось сил кричать, в нос ей ударял запах сырой земли, которая липла к ее коже. Она вздрогнула от внезапной страшной догадки.

«Я вспоминаю свою могилу! Я мертва. Я призрак».

Она посмотрела на свои руки. Это не может быть жизнью. Вокруг нее сгустилась удушающая темнота и, разрастаясь все больше, поглотила ее.

— Ваше величество, что с вами?

— Думаете, она опять заболела?

— Не говори глупостей! Она просто расстроена. Что, сам не видишь?

— Бедняжка, она такая хрупкая!

— Не забывай, о ком ты говоришь. Девчонка убила Бича Руфуса!

— Сам не забывай, о ком ты говоришь. Девчонка! Мариборова борода, это же императрица!

— Прочь с дороги! — прорычала Амилия, разгоняя толпу, словно цыплят на дворе.

Она забыла о всякой вежливости. От страха ее голос звучал резко, повелительно, как голос разъяренной дворянки, а не недавней служанки. Слуги бросились в разные стороны. Модина сидела на полу, прислонившись к стене, и тихо плакала, закрыв лицо руками.

— Что вы с ней сделали? — обвиняющим тоном спросила Амилия, обводя слуг грозным взглядом.

— Ничего! — защищаясь, пробормотал Лейф.

Лейф, мясник и помощник повара, был худощавым низкорослым мужчиной. Густые черные волосы будто переместились с его лысеющей головы на грудь и руки. Амилия всегда его недолюбливала, и от мысли, что он или кто-то еще из присутствующих мог причинить Модине зло, у нее закипала кровь.

— Никто к ней даже не подходил. Клянусь!

— Это правда, — подтвердила Кора. Молочница была милой бесхитростной девушкой, которая каждое утро взбивала масло и вечно его пересаливала. — Она просто села и заплакала.

Амилия не доверяла Лейфу, но знала, что Кора не стала бы лгать.

— Хорошо, — сказала она. — Оставьте ее! Возвращайтесь к работе!

Слуги не двинулись с места, пока Амилия не наградила их угрожающим взглядом.

— С вами все в порядке? Что случилось? — спросила она, опустившись на колени рядом с Модиной.

Императрица подняла голову и обняла Амилию за шею, продолжая плакать, не в силах совладать с собой. Амилия обняла ее и погладила по волосам. Она понятия не имела, что могло произойти, но одно было ясно: нужно как можно скорее отвести императрицу в ее покои. Если Сальдур узнает об этом или — того хуже — войдет сейчас в кухню… Она решила, что лучше об этом не думать.

— Все хорошо, все в порядке, вы со мной. Постарайтесь успокоиться.

— Я жива? — спросила Модина, умоляюще глядя на нее.

В первое мгновение Амилия подумала, что она шутит, но две вещи опровергали эту мысль. Во-первых, безумный взгляд Модины, а во-вторых, — императрица никогда не шутила.

— Конечно, — заверила она. — Пойдемте! Уложим-ка вас в постель.

Амилия помогла ей встать. Модина напоминала новорожденного олененка, слабого и неуверенно стоявшего на ногах. Когда они выходили, слуги зашептались.

«Мне придется немедленно положить этому конец», — подумала Амилия.

Она отвела Модину наверх. Джеральд, личный охранник императрицы, обеспокоенно посмотрел на них, открывая дверь в спальню.

— С ней все в порядке? — спросил он.

— Ее величество просто устала, — сказала Амилия, закрывая перед ним дверь.

Императрица села на край кровати, глядя в никуда, но в ее взгляде не было обычной пустоты. Амилия видела, что она напряженно о чем-то думает.

— Вы ходили во сне? Вам приснился кошмар?

Модина задумалась, затем покачала головой.

— Я кое-что вспомнила. — Ее голос прозвучал тихо и безжизненно. — Что-то плохое.

— Про битву?

Амилия впервые упомянула об этом. Подробности легендарного сражения Модины с чудовищем, уничтожившим Дальгрен, были настолько туманны, расплывчаты и, точно паутиной, затянуты церковной догматикой, что невозможно было отличить правду от вымысла. Как и любого жителя Империи, Амилию мучило любопытство. По слухам, Модина убила неуязвимого дракона сломанным мечом. Одного взгляда на императрицу было достаточно, чтобы понять, что это неправда, но Амилия была уверена: там произошло нечто ужасное.

— Нет, — тихо сказала Модина. — Я вспомнила то, что случилось потом. Я проснулась в яме… в ужасном месте. Думаю, это была моя могила. Я не люблю вспоминать. Будет лучше для нас обеих, если я не стану даже пытаться.

Амилия кивнула. С тех пор, как Модина заговорила, их беседы сводились главным образом к рассказам Амилии о жизни в Таринской долине. Несколько раз Амилия пыталась спросить Модину о ее прошлом, но лицо императрицы тотчас мрачнело, словно на него набегала туча, взгляд становился пустым. После этого она замолкала и могла не говорить ни слова несколько дней кряду. В шкафу у Модины было немало скелетов.

— Вот и не думайте об этом, — успокаивающе сказала Амилия. Она села рядом с Модиной на край кровати и провела рукой по волосам императрицы. — Что бы это ни было, все уже закончилось. Теперь вы здесь, со мной. Уже поздно. Как думаете, заснуть сможете?

Императрица кивнула, но ее глаза все еще были полны тревоги.

Уложив Модину в постель, Амилия тихо вышла из комнаты. Не обращая внимания на вопросительный взгляд Джеральда, она направилась прямиком в кухню. Если сразу не поставить кухонную прислугу на место, они поднимут волну слухов, которая захлестнет весь дворец. Никак нельзя было допустить, чтобы эти новости дошли до Сальдура.

Амилия давно не заходила в кухню. Влажное облако пара, пропитанное запахом лука и жира, когда-то такое знакомое, теперь душило ее. По вечерам здесь обычно работали восемь человек. Было несколько новых лиц, в основном молодые мальчишки только что с улицы и крестьянские девушки, от которых еще исходил дух навоза. Увлеченные обсуждением случившегося, они работали спустя рукава, заглушая громкими возгласами бульканье кипящих котлов и грохот кастрюль. Когда она вошла, все тотчас замолчали.

— Амилия! — прогремел Ибис Тинли, увидев ее. На нем был неизменный фартук, испачканный пятнами крови и жира. В одной руке он держал полотенце, а в другой ложку. Оставив на печи огромный горшок, он подошел к Амилии, широко улыбаясь. — Я всегда рад тебя видеть, девочка! Как поживаешь? И почему так редко заходишь?

Она бросилась к нему, позабыв о грязной одежде повара и придворном этикете, и крепко обняла здоровяка.

Мальчишка-водонос уронил оба ведра, изумленно раскрыв рот.

Ибис усмехнулся.

— Они будто забыли, что недавно ты здесь работала. Как будто наша добрая Амилия умерла или куда-то исчезла, а верховная наставница императрицы упала с небес. — Он положил ложку и взял ее за руку. — Как ты, девочка?

— В общем хорошо…

— Я слыхал, у тебя там наверху, в восточном крыле роскошная комната. Этим стоит гордиться, да-да. Продвигаешься наверх. Это точно. Надеюсь только, ты о нас не забудешь.

— Если забуду, пусть сгорит мой обед, и я вмиг вспомню, кто тут главный!

— Ой, к слову об этом! — Ибис быстро обернул дымящийся горшок полотенцем и снял его с печи. — Чуть было не подгорел соус к перепелке для управляющего.

— А у вас тут что нового?

— Все по-прежнему. — Повар поставил горшок на каменную скамью и приподнял крышку, высвобождая облако пара. — В кухне ничего не меняется. Должен сказать, ты выбрала хорошее время, чтобы навестить нас. Эдит сейчас нет. Она наверху, орет на новую горничную.

Амилия недовольно скривилась.

— Давно пора выгнать эту женщину!

— И не говори, но в моем подчинении только кухня, я не могу ей указывать. А вот ты теперь такая важная, может быть, ты…

Она покачала головой.

— У меня нет никакой власти. Я просто забочусь о Модине.

Прежде чем снова закрыть горшок, Ибис попробовал соус.

— Да я уж понял, что ты пришла сюда не затем, чтобы перемывать косточки Эдит Мон. Думаю, по поводу императрицыных слез, правда? Надеюсь, она плакала не из-за горохового супа, который я ей приготовил?

— Нет, — заверила его Амилия. — Она очень любит твою стряпню. Но ты угадал, я и в самом деле хотела бы кое-что разъяснить. — Она повернулась к другим слугам и повысила голос. — Я хочу сообщить вам, что с императрицей все хорошо. Сегодня она получила дурные вести, и это ее опечалило, только и всего. Но ей уже лучше.

— Это из-за войны, да? — спросил Ниппер.

— Наверняка что-то о пленниках в Ратиборе, — предположил пекарь Ноб. — Меленгарская принцесса казнила их, да? Все знают, что она ведьма и убийца. Да ей ничего не стоит убить невинных! Поэтому императрица разрыдалась, верно? Потому что не смогла их спасти?

— Бедняжка! — воскликнула жена мясника. — Она так обо всех заботится, неудивительно, что она расстроилась, ведь ей приходится выносить столько горестей! Хвала Марибору, что у нее есть вы, госпожа Амилия. Вы для нее — настоящее спасение, да-да.

Амилия улыбнулась и, повернувшись к Ибису, прошептала:

— Разве не она постоянно кричала на меня за то, что я, видите ли, не так мою ножи ее мужа?

— А помнишь, как прошлой весной она обвинила тебя в краже свиного окорока? — усмехнулся Ибис. — Говорила, что тебя надо выпороть. Наверное, теперь забыла. Подозреваю, что они вообще обо всем забыли. Думаю, дело в твоем платье. Даже я, видя тебя в таком наряде, борюсь с желанием отвесить поклон.

— И не вздумай, — сказала Амилия, — а то я никогда сюда не приду!

Ибис улыбнулся.

— Как же я рад тебя видеть!

Модина видела во сне, как зверь подкрадывается сзади к ее отцу. Она хотела закричать, но из груди вырвался лишь тихий сдавленный стон. Она попыталась броситься ему на помощь, но ноги увязли в грязи — густой, зеленой, вонючей грязи. Зверь легко и быстро мчался к ее отцу по склону холма. К изумлению и отчаянию Модины, Терон ничего не замечал, хотя земля дрожала под огромными лапами зверя. Чудовище вмиг проглотило отца целиком, и Модина рухнула в грязь. В нос ударил запах сырой земли. Она не могла дышать. Земля давила на грудь, облепляла все тело. Жуткие, идущие из темноты звуки дали ей знать, что зверь теперь пришел за ней. Вокруг плакали и выли от страха и отчаяния другие люди, мужчины и женщины. Зверь пришел за всеми, пришел завершить начатое дело, пришел проглотить ее.

Он был голоден. Страшно голоден. Он хотел есть.

Они все хотели есть, но еды не было. Только какая-то гнилостная кашица, от которой исходил ужасный запах протухших яиц. Ей было холодно, она дрожала и плакала. Она плакала так сильно и так долго, что слез больше не осталось. Не было смысла жить дальше… или был?

Модина проснулась в своей темной спальне в холодном поту. Ее колотила дрожь.

Каждую ночь ее мучил один и тот же кошмар, и она боялась закрыть глаза. Она встала и пошла на лунный свет, проникавший в комнату через окно. Пока она дошла до него, сон выветрился из головы, осталось лишь ощущение, что в этот раз что-то было не так. Усевшись на свое обычное место, она выглянула во двор. В этот поздний час он был пуст — Модина увидела только нескольких дежурных стражников. Она попыталась вспомнить свой кошмар, но в памяти остался лишь запах протухших яиц.

Глава 8

РОГ

По прошествии первых сумбурных дней жизнь на борту «Изумрудной бури» вошла в жесткую колею. Каждое утро начиналось с мытья верхней палубы, хотя она никогда и не бывала грязной. Затем следовал завтрак. Менялись вахты, матросы приступали к мытью нижних палуб. В полдень лейтенант Бишоп или один из офицеров определял курс корабля по солнцу и обговаривал его с капитаном. Затем матросы тренировались на мачтах и реях, спускали за борт шлюпки, учились брать на абордаж и отражать атаку и отрабатывали свои навыки стрельбы из лука и баллисты и рукопашного боя. Не было ничего удивительного в том, что в фехтовании и стрельбе из лука Адриану не было равных. Заметив его высочайшее мастерство, Грэди понимающе, словно заговорщик, покивал головой.

Время от времени матросов сгоняли на главную палубу, где на глазах у всей команды наказывали провинившихся. Пока выпороли только четверых, которых Адриан знал только по именам. Днем матросы получали грог или ром, разбавленный подслащенной водой, вечером старшина корабельной стражи следил, чтобы все огни на судне были погашены.

Дни, за редким исключением, мало чем отличались один от другого. Иногда капитан предоставлял команде свободное время, чтобы починить одежду или заняться каким-нибудь делом для души, например резьбой по дереву или ракушкам. Выделялся также день для стирки одежды, но поскольку использовать пресную воду строжайше запрещалось, а у матросов не было мыла, рубахи и штаны обычно выглядели лучше после дня службы под дождем, чем после стирки.

Ройс и Адриан постепенно освоили свои обязанности и уже неплохо с ними справлялись. Как оказалось — и это не могло не радовать, — на борту они были не единственными новичками. Четверть команды составляли недавние рекруты. Многие были жителями Альбурна и Данмора и прежде никогда вообще не видели моря. Отсутствие опыта у других матросов, а также постоянная опека Уайатта помогли Ройсу и Адриану скрыть их собственное незнание морского дела. Теперь они оба более-менее уверенно ориентировались в повседневной жизни судна.

«Изумрудная буря» по-прежнему шла на юг. Ветер дул с левой стороны, слегка накренив летевший по морю корабль. День выдался на удивление теплым. То ли они зашли так далеко на юг, где все еще продолжалось лето, то ли осень подарила им последние прекрасные деньки. Помощник боцмана и писарь вышли на палубу и ударили в колокол, оповещая команду о раздаче грога.

На пятый день плавания Ройс наконец пришел в себя. Тошнота отпустила, с лица исчезла мертвенная бледность, однако даже спустя неделю настроение у него по-прежнему оставалось отвратительным. Одной из причин были постоянные нападки Джейкоба Дернинга, обвинявшего его в причастности к смерти Дрю.

— Как только я перережу ему глотку, сброшу тело в море, — небрежно заметил Ройс в разговоре с Адрианом.

Они взяли свои порции грога. Матросы лениво развалились на палубе, наслаждаясь теплыми лучами солнца. Ройс и Адриан нашли уютный уголок на средней палубе между шлюпкой и переборкой, где было много лишней парусины. Из нее получилась прекрасная койка, с которой можно было смотреть на яркое синее небо с редкими пышными облачками.

— Ночью сброшу труп, и дело с концом. Его даже на берег не вынесет, акулы сожрут. Это даже лучше, чем иметь при себе чан с щелочью.

— Да хватит тебе! — Эти разговоры уже начали утомлять Адриана. — Ты не можешь убить Джейкоба Дернинга. Мы понятия не имеем, что здесь происходит. А вдруг он — связной Меррика? Пока мы что-нибудь не выясним — да что угодно! — нельзя никого убивать.

Ройс нахмурился и раздраженно сложил руки на груди.

— Давай-ка лучше еще разок соберем воедино все, что нам известно, — продолжал Адриан.

— Ну, например, то, что Берни Дефо когда-то состоял в «Черном алмазе», — ответил Ройс.

— Правда? Вот это уже интересно! Итак, у нас имеется трюм, полный эльфов, достаточно оружия, чтобы снарядить целую армию, куратор с ротой серетов, тенкин и бывший член «Алмаза». Траник наверняка замешан в этом деле. Сомневаюсь, чтобы куратор церкви Нифрона просто так решил отправиться на морскую прогулку.

— Среди прочих он и правда выделяется, торчит тут, как нож в спине, поэтому я и сомневаюсь, что он в этом замешан.

— Хорошо, пусть будет возможным подозреваемым. Значит, во главе списка у нас Берни. Он был в гильдии тогда же, когда и вы с Мерриком?

Ройс кивнул.

— Но мы с ним никогда не работали — даже виделись редко. Берни был копателем — занимался в основном разграблением могил, а потом стал искать клады. Выучился читать, чтобы черпать нужные сведения из старых книг. Он нашел Угол Гейбла и Лирантийскую усыпальницу, кажется, где-то на Виланских холмах. Приволок кучу ценных вещей да всякие россказни про призраков и гоблинов. Потом у него возникли какие-то разногласия с Ювелиром, и вскоре он ушел из гильдии и занялся собственным делом. Больше я о нем ничего не слышал.

— Но с Мерриком он был знаком, так?

— Ага.

— Думаешь, он тебя узнал?

— Не знаю. Возможно. Но он не дурак, он бы не подал виду, если бы узнал.

— А может, он и правда решил начать новую жизнь и на самом деле стал моряком?

— Ага, так же как и я!

Адриан задумчиво посмотрел на Ройса.

— Стало быть, он у нас по-прежнему первый в списке.

— А что тенкин?

— Этот тоже странный. Он…

— Прямо по курсу земля! — закричал впередсмотрящий на грот-мачте.

Ройс и Адриан встали и посмотрели в указанном направлении. Адриан почти ничего не разглядел, кроме тонкой серой линии, но ему показалось, что вдалеке возвышаются две одинаковые башни.

— Это…

— Крепость Друминдор, — подтвердил Ройс. Оглянувшись через плечо, он сел обратно, сжимая в руке кружку с грогом.

— Да ну? Это мы ушли так далеко на юг? Давненько мы здесь не были.

— Лучше не напоминай!

— Да ладно тебе! Конечно, в крепости нам пришлось несладко, но ты не можешь не признать, что город совсем неплох. Тур Дель Фура вообще-то даже лучше Колноры. Прекрасный климат, яркие здания, бирюзовое море, к тому же это республиканский порт. Нельзя не полюбить такой город.

— Неужели? Вспомни, сколько раз ты там головой шарахался.

Адриан нахмурился.

— Ты за это ненавидишь гномов, да? Честное слово, до сих пор удивляюсь, как это ты не прикончил Магнуса и позволил ему поселиться в монастыре. Ладно, допустим, там слишком много гномьей архитектуры, но зато как все построено! На совесть! Признай это. И вино тебе понравилось, помнишь?

Ройс пожал плечами.

— Так что ты там говорил о тенкине?

— Ах да! Его зовут Стаул.

— На моряка он совсем не похож.

— Нет. — Адриан покачал головой. — Он воин, как и большинство тенкинов. Да только тенкины никогда не покидают Гур Эм.

— Чего?

— Ты ведь никогда не бывал в Калисе? Вся его восточная половина покрыта тропическими лесами. Гур Эм — самая густая часть джунглей. Я впервые вижу тенкина за пределами Калиса и думаю, что Стаул — изгой.

— Вряд ли Меррик стал бы вести с ним дела.

— Значит, Берни все еще номер один. — Адриан на мгновение задумался. — Думаешь, он причастен к смерти Дрю?

— Возможно, — ответил Ройс, сделав глоток грога. — Той ночью он точно был на грот-мачте, но меня так тошнило, что я не следил за ним. Но я бы не удивился, узнав, что Берни слегка подтолкнул Дрю. Однако для этого у него должна была быть веская причина.

— Накануне Дрю и Берни играли в карты. Дрю выиграл, а если Берни вор…

Ройс покачал головой.

— Да не стал бы Берни убивать из-за карточных долгов. Ну разве что из-за очень большой суммы. Медяки и серебряные монеты, на которые они, скорее всего, играли, не в счет. Но это не значит, что он его не убивал. Просто не в игре дело. Что-нибудь между ними еще произошло?

— Да нет… Дрю только упомянул, что за завтраком хочет обсудить с Грэди кого-то, кто поднимется на борт, чтобы помочь найти какой-то рог. Дрю нашел это забавным. Он высказал мнение, что найти этот рог проще простого. Утром он собирался рассказать какие-то подробности.

— Может, Дрю подслушал что-то, что Дефо предпочел бы сохранить в тайне. Скорее всего, так и есть. Но что это за рог?

Они подошли к Уайатту, стоявшему у штурвала. На голове у него не было привычной шляпы с пером, а белая льняная рубашка трепетала на ветру, словно маленький парус. Он гнал «Бурю» вперед, пользуясь попутным ветром. Его остекленевший взгляд был прикован к маячившей впереди полоске земли, но, заметив их, он быстро перевел его на нактоуз, опустил голову и вытер лицо рукавом.

— Все в порядке? — спросил Адриан.

— Да-да, — прохрипел Уайатт и кашлянул, чтобы прочистить горло. — Все хорошо. — Он всхлипнул и вытер нос.

— У тебя неплохие шансы найти свою дочь, — заверил его Ройс.

— Вот видишь! — воскликнул Адриан. — Даже господин Циник проявляет оптимизм, а это чего-нибудь да стоит. Значит, у тебя и впрямь неплохие шансы.

Уайатт вымученно улыбнулся.

— Послушай, мы хотели тебя кое о чем спросить, — сказал Ройс. — Ты знаешь, что такое рог?

— Конечно, вон он, перед вами, — заявил Уайатт, указывая на мыс. — Это мыс Делгоса. Как только обойдем его, капитан, скорее всего, прикажет обойти мыс с наветренной стороны и идти галсом против ветра.

Ройс нахмурился.

— А не мог бы ты объяснить по-человечески? Представим на секундочку, что я не бывалый мореплаватель.

Уайатт усмехнулся.

— Мы повернем налево и пойдем на восток.

— Откуда ты знаешь?

Уайатт пожал плечами.

— Рог — это самый дальний клочок земли на юге. Если мы останемся на этом курсе, выйдем в открытое море, а там нет ничего, кроме водоворотов, дакка и морских змей. Если обойдем с наветренной стороны… то есть повернем налево, то направимся вдоль восточного побережья Делгоса.

— А там что?

— Да ничего особенного. Утесы, которые вы видите, идут до самого Вандона — это единственный морской порт в Делгосе, там находится штаб-квартира Вандонской компании по изготовлению специй, а также убежище пиратов. То самое убежище пиратов. Туда мы тоже не пойдем. «Буря», конечно, очень крепкое судно, но эти бандиты набросятся на нее, как стая волков, и будут осаждать нас, пока мы не сдадимся или не пойдем ко дну.

— Как же торговая компания ведет дела, если она окружена пиратами?

— А кто, по-вашему, ею управляет?

— А-а…

— А дальше что?

— Дагастанский залив и побережье Калиса, порты Весбадена и Дагастана. Потом цивилизация заканчивается и начинается архипелаг Ба Ран, куда никто не ходит, даже пираты.

— Ты уверен, что это и есть рог?

— Ну да. Каждый моряк, бывавший в Шаронском море, это знает. Старый Друминдор пропустить невозможно.

От берега их отделяло приличное расстояние, но древняя крепость гномов уже была отчетливо видна. Мало кому доводилось видеть сооружения выше, и в этом заключалась определенная доля иронии — ведь крепость построили гномы. Массивные башни достигали почти восьмисот футов от основания из камней, о которое разбивались волны, до верхушки купола. Казалось, это одновременно и крепость, и памятник. Строение напоминало две гигантские шестеренки, лежащие на боку, с устремленными в сторону моря зубцами. Над каждой башней поднимался столб дыма. Посередине были ребра — арки, напоминавшие указывающие в сторону океана носики огромных чайников. Между башнями располагался монолитный каменный мост, соединявший их, словно перемычка над входом в гавань.

— Друминдор светится так, что даже по ночам его не пропустишь. Вам надо увидеть башни в полнолуние, когда открывают клапаны. Незабываемое зрелище! Крепость построена на вулкане, и клапаны открывают, чтобы предотвратить скопление лавы и газов. Местные корабли часто проходят здесь в полнолуние, чтобы просто полюбоваться. Но и они не рискуют подходить слишком близко. Гномы, строившие крепость, точно знали, что делали. Ни один корабль не может войти в залив Терландо, если хозяева Друминдора этого не хотят. Они могут выстрелить лавой на сотни футов и за несколько минут спалить дотла целый флот.

— Мы знаем, как это работает, — холодно сказал Ройс.

Уайатт удивленно поднял брови.

— Неудачный опыт?

— Однажды мы там работали, — ответил Адриан. — Гнома по имени Гравис разозлило, что люди оскверняют то, что он считал шедевром гномьего искусства. Нам нужно было проникнуть в крепость, чтобы помешать ему саботировать ее работу.

— Вы проникли в Друминдор? — Это открытие произвело на Уайатта большое впечатление. — Я думал, это невозможно.

— Почти невозможно, — ответил Ройс. — И за все перенесенные мной страдания нам явно недостаточно заплатили.

Адриан усмехнулся.

— Тобой? Это я чуть не погиб, когда прыгал оттуда. А ты просто болтался там и хихикал.

— Как же вам удалось туда проникнуть? Я слышал, это место охраняется лучше, чем кошелек Корнелиуса ДеЛура, — настаивал Уайатт.

— Это было нелегко, — проворчал Ройс. — Вот тогда-то я и возненавидел гномов. Ну, тогда и… — Он замолчал, задумчиво потирая левое плечо.

— Через несколько недель будет полнолуние. Может, посмотрим на Друминдор по пути обратно, — сказал Уайатт.

Впередсмотрящий объявил, что видит паруса. Несколько кораблей сгрудились у форта, но они были так далеко, что пока можно было разглядеть только их мачты.

— Странно, что капитан еще не отдал команду сменить курс. Мы подходим слишком близко.

— Но ведь из Друминдора нельзя выстрелить на такое расстояние? — спросил Адриан.

— Нет, но крепость — не единственное, что представляет здесь угрозу, — заметил Уайатт. — Имперским судам небезопасно задерживаться в этих водах. Официально война с Делгосом не объявлена, но всем известно, что ДеЛуры поддерживают патриотов, и… в общем, мало ли что может произойти.

Они продолжали плыть на юг. Лишь когда мыс остался далеко позади и почти скрылся из виду, на квартердеке наконец появился капитан. Теперь им предстояло узнать, куда направлялась «Изумрудная буря».

— Замедлить ход, господин Бишоп! — приказал он.

— Обстенить грот-парус! — скомандовал лейтенант, и матросы засуетились.

Адриан впервые слышал эти команды и в который раз благословил судьбу за то, что служит коком и сейчас от него ничего не требуется. Вскоре он понял, что происходит. Отведение главного паруса назад привело к тому, что он поймал ветер спереди. Если также отвести фок- и бизань-мачту назад, корабль пойдет в обратную сторону. Поскольку они оставались подтянутыми, сила ветра балансировала между ними, и корабль стоял на месте.

Капитан велел зафиксировать положение судна, затем снова удалился к себе в каюту, оставив на квартердеке лейтенанта Бишопа.

— Тоже мне, выбрали курс, — пробормотал себе под нос Адриан.

Остаток дня они так и стояли на месте. На закате капитан Сьюард велел поднять фонари, но больше не проронил ни слова.

Адриан подал ужин. Снова похлебка из солонины! Даже он устал от собственной однообразной стряпни, но жалобы поступали только от новичков, которые еще не привыкли к жизни в море, и Адриан подозревал, что опытные морские волки даже на суше затребовали бы солонину с галетами, чтобы не нарушать привычное течение жизни.

— Он убийца, вот почему! — услышал Адриан возглас Стаула, когда спустился вниз с остатком вечерних порций.

Слегка наклонившись вперед, посреди жилой палубы стоял тенкин. Он снял рубашку, обнажив крупные мускулы на темнокожем, украшенном сплошной татуировкой теле. В правой руке он держал нож, левый кулак был обернут куском ткани. Мощная грудь вздымалась от волнения, по губам скользила безумная улыбка, глаза зловеще сверкали.

Прямо перед Стаулом стоял Ройс.

— Он убил Эдгара Дрю! Все это знают! Теперь он должен умереть!

Ройс спокойно стоял, свободно сцепив руки перед собой, словно был всего лишь одним из зевак, и только взгляд его ни на секунду не отрывался от ножа. Ройс следил за ним, как кот следит за движением кончика веревки. В следующее мгновение Адриан понял, в чем дело. Стаул держал нож за лезвие, а позади Ройса, чуть влево, стоял Берни Дефо, держа руку у себя за спиной.

Стаул на миг отвлекся от Ройса, но Адриан заметил, как он переносит вес на отставленную назад ногу, и надеялся, что это движение не ушло от внимания Ройса. В следующую секунду Стаул метнул нож. Прицел был идеально точным, однако нож не достиг цели — Ройс успел увернуться, и лезвие вонзилось в столб.

Обезумевший от ярости Стаул начал извергать проклятья. Оторвав взгляд от тенкина, Адриан по блеску ножа отыскал в толпе Берни, который сменил место и, скользнув за спину Ройса, бросился на него. Резко развернувшись, Ройс выставил перед бывшим товарищем по гильдии нож Стаула, который успел выдернуть из столба. Берни замер на середине движения, поколебался, затем отошел, сливаясь с толпой. Адриан сомневался, что кто-либо еще заметил это.

— Ах, как ты хорошо танцуешь! — расхохотался Стаул. — Но, не ровен час, в следующий раз споткнешься!

Теперь, когда волнение улеглось, толпа начала расходиться.

— Рад узнать, что не я один подозреваю его в убийстве бедняги Дрю, — довольно громко, чтобы все услышали, пробормотал Джейкоб Дернинг.

— Ройс, — позвал Адриан, не сводя глаз с Джейкоба. — Может, тебе стоит поесть на палубе? Там как-то прохладнее.

— Это было очень весело, — сказал Адриан, когда они добрались до камбуза и закрыли за собой дверь.

— Что именно? — спросил По, разливавший остатки похлебки для мичманов.

— Да ничего особенного. Несколько матросов только что пытались убить Ройса.

— Что? — По едва не уронил котел.

— Теперь я наконец могу кого-нибудь убить? — спросил Ройс, устраиваясь в углу. Он прислонился к стене, лицо его исказилось от злости.

— Кто пытался его убить? — спросил По.

— Берни, — мрачно ответил Ройс. — Ну и что мне теперь делать? Не спать всю ночь в ожидании, что он и его дружки — ой, простите, товарищи! — воткнут в меня нож?

— По, нельзя ли нам с Ройсом остаться на ночь здесь?

— На камбузе? Думаю, можно. Здесь, конечно, не очень удобно, но если Ройс не будет опаздывать на вахту, а вы скажете господину Бишопу, что он помогает вам варить еду по ночам, лейтенант, наверное, возражать не станет.

— Замечательно, так и поступим. По, дружище, сделай одолжение: пока меня не будет, сходи вниз и принеси нам пару гамаков, мы их здесь повесим. А ты, Ройс, попробуй смастерить какой-нибудь замок на дверь.

— Да уж постараюсь! Не слишком приятно все время быть приманкой.

Ройс отстоял вторую полувахту и первую вахту, пробыв таким образом наверху от заката до полуночи. К тому времени, как он вернулся, Адриан уже получил для него разрешение ночевать на камбузе. По перенес наверх их скудные пожитки и подвесил между стенами крошечного помещения два гамака.

— Ну и как тебе здесь? — спросил Ройс, увидев дремавшего в сетке Адриана.

— Гмм? — проснувшись, спросил тот. — А, да ничего. Тесновато тут для меня. Чувствую себя так, будто меня сложили пополам. Но тебе должно быть удобнее. Как прошла вахта? Видел Дефо?

— Глаз не сводил со старины Берни, — широко улыбаясь, сказал Ройс. По пути он уклонился от висевшего под потолком горшка.

Видно было, что Ройсу доставила удовольствие мелкая месть Берни. Если у Ройса где-то и было преимущество, то как раз на высоте сотни футов, когда он висел под покровом темноты на реях и канатах.

Адриан повернулся, отчего его гамак закачался.

— Что ты сделал?

— Пока ничего, но именно это и сводило его с ума. Бедняга до сих пор потом обливается.

— Так он тебя все-таки узнал?

— О да, и сегодня был бледен, как две луны.

Ройс осмотрел канаты гамака, который повесил для него По, и в целом остался доволен его работой.

— Честно говоря, я крайне удивлен, что Берни до сих пор жив, ну… скажем, не упал с верхотуры и не разбился насмерть, — сказал Адриан.

Ройс покачал головой.

— Два несчастных случая на моей мачте — как-то многовато. Кроме того, Берни не собирался меня убивать.

— На мой взгляд, именно это они и собирались сделать. И кажется, неплохо подготовились.

— Думаешь? — спросил Ройс, присаживаясь на ящик с галетами, которые По приготовил для завтрака. — На их месте я бы действовал иначе. Ну скажи, зачем устраивать драку при стольких свидетелях? Если бы меня убили, их бы повесили. И зачем нападать на меня на нижней палубе, когда повсюду море — отличное место, чтобы избавиться от трупа, а чем ближе жертва к борту, тем легче ее столкнуть.

— Тогда чем они, по-твоему, занимались?

Ройс сжал губы и покачал головой.

— Не представляю! Если это отвлекающий маневр, чтобы порыться в наших вещах, почему бы не затеять драку наверху? Если уж на то пошло, мы подолгу отсутствуем на жилой палубе, и времени, чтобы осмотреть наши пожитки, у них было предостаточно.

— Думаешь, они просто хотели напугать нас?

— Если и так, то это придумал не Берни. Все, кто меня знает, отлично понимают, что угрожать мне убийством и не довести дело до конца означает только одно: накликать на себя верную смерть. Уж кто-кто, а Берни не мог об этом забыть.

— Значит, их подговорил Дернинг?

— Может быть, но… Не знаю. Берни не стал бы идти на поводу у такого человека, как Дернинг, и слушаться его приказов. Особенно таких глупых.

— Понятно. Стало быть…

Они подскочили, услышав глухой звук — словно о палубу ударилось еще одно тело. Адриан широко распахнул дверь камбуза и с любопытством выглянул наружу.

На дежурстве стояла вахта левого борта. Обычно в эту пору матросы, лениво наблюдая за снастями, коротали время, разгоняя дрему вялыми беседами, но сейчас они энергично спускали на воду шлюпку, которая, ударяясь о борт, издавала глухие звуки.

— Странное время для тренировок, — заметил Уайатт, подходя к ним со стороны полубака.

— Не спится? — спросил Ройс.

Уайатт усмехнулся.

— Посмотрите, кто тут у нас на вахте. — Он указал на квартердек, где стояли, оживленно беседуя, куратор Траник, мичман Берил, доктор Леви и Берни Дефо.

Они обошли полубак и быстро направились в сторону носа. Заглянув за борт, Адриан увидел, как шестеро человек гребут в направлении мерцавшего вдали огонька.

— Еще один корабль, — пробормотал Ройс.

— Правда?

— Маленькая одномачтовая шхуна. Флага нет.

— В шлюпке еще что-нибудь есть? — спросил Адриан. — Если они отвозят пресловутую оплату…

Ройс покачал головой.

— Там только матросы.

Они наблюдали за лодкой до тех пор, пока вдали не затих плеск весел. Напрягая глаза, Адриан вглядывался в темноту, но видел лишь покачивавшийся на воде свет шлюпки и слабый огонек, к которому она двигалась. Они в напряжении ждали, что последует дальше.

— Лодка возвращается, — наконец объявил Ройс. — И в ней еще один человек.

Уайатт прищурился.

— Кого они могут забирать посреди ночи из Делгоса?

Шлюпка подошла вплотную к судну. Как и сказал Ройс, среди матросов появился новый человек — закутанный в одеяла с корабля, тщедушный и маленький, с худым бледным лицом и шапкой седых волос. Выглядел он очень старым, много старше любого моряка, так что едва ли на корабле от него была бы хоть какая-то польза. Поднявшись на борт, он тотчас направился к Транику и доктору Леви. Рядом с ним матросы положили его вещи. Одна из сумок открылась, и на выдраенную палубу выпали две тяжелые книги в кожаных переплетах.

— Осторожнее, мальчик мой, — предостерег матроса старик. — Эти книги — большая редкость, уникальные в своем роде и, подобно мне, очень старые и, к несчастью, хрупкие.

— Отнесите его вещи в каюту доктора Леви, — приказал Траник.

Взглянув в сторону носа, он вдруг остановился, заметив неожиданных наблюдателей, а потом медленно, как бы в раздумье, направился к ним. Защищаясь от холодного ветра, он плотнее запахнул свой темный плащ, поднял плечи и сгорбился. Всем своим обликом он напоминал нахохлившуюся хищную птицу.

— Что это вы делаете на палубе? Вы не входите в состав вахты левого борта.

— Мы не на дежурстве, сэр, — ответил за всех Уайатт. — Просто вышли подышать свежим воздухом.

Траник уставился на Адриана и сделал шаг в его сторону.

— Ты ведь кок, правильно?

Рука Адриана инстинктивно потянулась к мечу, которого сейчас у него не было. Что-то в кураторе заставило его содрогнуться. У кураторов всегда был грозный вид, но от этого человека просто мурашки бегали по коже. Когда Адриан посмотрел ему в глаза, ему показалось, что он видит едва сдерживаемое безумие.

— Ты пришел в команду вместе с… — Траник перевел взгляд на Ройса. — С ним. Да, ловкий парень, отлично лазает по вантам. Как тебя зовут? Мельборн, да? Ройс Мельборн? Я слышал, у тебя была морская болезнь. Как странно.

Ройс молчал.

— Действительно, очень странно.

— Куратор Траник! — слабым голосом позвал его старик с другого конца палубы. — Если позволите, я бы пошел вниз. Этот влажный ветер… — Он кашлянул.

Какое-то время Траник пристально разглядывал Ройса, затем резко повернулся и пошел к старику.

— Не очень приятно, когда такой человек вдруг проявляет к тебе интерес, правда? — заметил Уайатт.

Теперь, когда шлюпку подняли обратно на борт, на квартердек вышел капитан и задал новый курс — на восток, навстречу ветру.

Глава 9

ЭЛЛА

— Очередная депеша от сэра Бректона, сударь, — объявил писарь, подавая имперскому канцлеру небольшой свиток.

Пожилой мужчина вернулся за стол в своем небольшом кабинете и, ознакомившись с содержанием послания, нахмурился.

— Этот человек неисправим! — воскликнул канцлер, ни к кому не обращаясь, поскольку был в комнате один, не считая служанки, мывшей пол. Затем он достал чистый лист и обмакнул перо в чернильницу.

Неожиданно дверь открылась, и канцлер вздрогнул.

— Вы что, не могли постучаться? — недовольно пробурчал он.

— Прошу прошения, Биддингс, я вас напугал? — заходя в комнату, спросил граф Чедвик.

По полу за ним волочился шлейф роскошного длинного плаща, на согнутой руке висела пара белых перчаток. Граф надкусил ярко-красное яблоко.

— Вы все время меня пугаете! Как будто это доставляет вам неслыханное удовольствие.

Арчибальд улыбнулся.

— Я видел, как принесли депешу. Есть известия с «Изумрудной бури»?

— Нет, это сообщение от Бректона.

— От Бректона? Что он хочет? — Арчибальд уселся в кресло напротив канцлера и поставил обутые в сапоги ноги на удобную скамеечку.

— Сколько я ни твердил, что нужно набраться терпения и подождать, он никак не может понять, что нам известно куда больше, нежели ему. Он требует позволения атаковать Ратибор.

Арчибальд вздохнул.

— Опять? Надеюсь, теперь вы понимаете, с чем мне приходилось мириться все эти годы. Они с Энденом такие упрямые, что я…

— Были упрямые, — поправил его канцлер. — Сэр Энден погиб в Дальгрене.

— Ну да, разумеется, — кивнул Баллентайн. — А ведь какого хорошего человека зря потеряли! — Он еще откусил от яблока и продолжал с набитым ртом: — Хотите, я сам отвечу Бректону? Все-таки он мой рыцарь.

— Это не поможет. Вот если бы мы могли объяснить ему истинную причину, по которой сейчас нельзя атаковать Ратибор…

Арчибальд покачал головой.

— Сальдур и Этельред все еще настаивают на том, чтобы держать в тайне…

Канцлер поднял руку, делая ему знак молчать. Арчибальд в смятении огляделся, и управляющий указал на горничную, которая, стоя на коленях, мыла пол возле окна.

Арчибальд презрительно скривился.

— Ох, умоляю вас! Вы что же, считаете поломойку шпионкой?

— Я всего лишь считаю необходимым соблюдать осторожность. И ей вовсе необязательно быть шпионкой, чтобы вас повесили за измену.

— Да она даже не знает, о чем мы говорим! К тому же посмотрите на нее! Вряд ли она пойдет хвастаться в какую-нибудь таверну. Ты ведь не болтаешь по ночам в трактирах, а, девочка?

Не поднимая глаз, Элла покачала головой. Нечесаные каштановые волосы, влажные от пота, закрывали ее лицо.

— Вот видите! — удовлетворенно воскликнул Арчибальд, будто получил подтверждение своей правоты. — Это все равно что помалкивать, опасаясь дивана или стула в комнате.

— Я имел в виду нечто иное, — сказал Биддингс. — Представьте себе: может случиться что-нибудь непредвиденное, ну, скажем, наш план провалится. В таких случаях всегда ищут виноватых, и не в меру разговорчивый граф, который выбалтывал подробности плана в присутствии пусть даже глупой горничной, — более чем подходящая на эту роль фигура.

Улыбка Арчибальда тут же погасла.

— Третий сын опозоренного барона не смог бы занять положение имперского управляющего, если бы был глупцом, — заметил Биддингс.

— Понятно. — Арчибальд с неприязнью посмотрел на поломойку. — Пожалуй, мне лучше вернуться в кабинет Сальдура, иначе он отправится меня искать. Честное слово, Биддингс, мне уже опостылел этот дворец!

— Вам так и не удалось добиться встречи с императрицей?

— Нет, никак не могу обойти ее наставницу. Эта госпожа Амилия — хитрая лиса. Притворяется такой милой и наивной, но охраняет императрицу, словно сторожевой пес! От Сальдура с Этельредом тоже никакой помощи. Они тут заявили, что ее величество собирается замуж за Этельреда. Наверняка это ложь! Я просто не могу себе представить, чтобы Модина пожелала выйти за этого старого осла.

— Тем более что она может выбрать молодого жеребца вроде вас!

— Вот именно!

— А вами движет, разумеется, большое и бескорыстное чувство, настоящая любовь! Вам и в голову никогда не приходило, что, женившись на Модине, вы станете императором, не правда ли?

— Право, я удивлен, что человек, прошедший путь от нищего третьего сына барона до управляющего империей, задает мне подобные вопросы.

— Арчи! — прогремел в коридоре голос регента Сальдура.

— Я здесь, с Биддингсом! — крикнул в открытую дверь Арчибальд. — И не называйте меня… — Граф удивленно замолчал, увидев, как поломойка, внезапно подскочив, схватила ведро и выбежала из кабинета. — Кажется, ей Сальдур нравится не больше моего.

Ариста бежала по коридору. Грязная вода из ведра выплеснулась на юбку, мокрая ткань липла к ногам, тонкие матерчатые туфли издавали громкие хлюпающие звуки. Голос Сальдура заставил ее прибавить шагу.

Она чуть было не столкнулась с регентом нос к носу, однако сомневалась, что тот, знавший ее с рождения, смог бы сейчас узнать ее. В преображении не было никакой магии, но это не мешало ей измениться до неузнаваемости. Принцесса была одета в грязные лохмотья, кожа лица, некогда нежная и белая, загрубела и покрылась обычным для простолюдинки бронзовым загаром, роскошные блестящие волосы превратились в спутанную, выцветшую на солнце гриву. Временами, когда она случайно замечала собственное отражение в зеркале, в первую минуту не могла осознать, что видит себя, а не какую-то незнакомую бедную крестьянку. Дело, однако, было не только во внешнем облике. Ариста изменилась внутренне. Милая девушка с живыми яркими глазами исчезла, и в изнуренное уставшее тело вселился мрачный, беспокойный дух.

Абсурдность положения Ариста считала надежнейшей для себя защитой. Кому могло прийти в голову, что меленгарская принцесса, которая всегда вела уединенную жизнь и привыкла потакать своим прихотям, станет добровольно мыть полы во дворце врага? Ей казалось, что даже Сальдур, наделенный редкой проницательностью и изощренным умом, не допустил бы подобной мысли. А если бы кому-то ее лицо и показалась знакомым — а такое ведь могло случиться, — у него не хватило бы воображения представить, что поломойка Элла — на самом деле принцесса Меленгара. Это было столь же невозможно, как вообразить, что свиньи умеют разговаривать человеческим языком или что Марибор не является богом. Чтобы о чем-то догадаться, заметив сходство грязной служанки с принцессой, требовался изрядный ум, а таковым, похоже, во дворце обладали лишь единицы.

Помимо Сальдура, ее беспокоил только один человек — наставница императрицы. Она была не похожа на других — и она обратила на Аристу слишком пристальное внимание. Амилия смотрела на нее с подозрением, будто видела что-то скрытое от посторонних глаз. Сальдур явно окружил императрицу не самыми глупыми людьми, и Ариста делала все, что в ее силах, чтобы избежать встречи с наставницей.

По дороге из Ратибора на север Ариста прибилась к группе беженцев, направлявшихся в Аквесту. Они прибыли в город почти месяц назад. Заклинание поиска указало непосредственно на дворец, что осложняло дело. Будь она более уверена в своих магических способностях, она могла бы тотчас же вернуться в Меленгар и сообщить, что Гонт находится в плену в императорском дворце. Однако она чувствовала, что прежде должна увидеть Дегана своими глазами. Ей удалось получить работу служанки во дворце, и она надеялась повторить заклинание поиска в разных местах замка, но возможности пока не было. Старшая горничная Эдит Мон зорко следила за ней, и у Аристы почти не было времени и необходимой свободы действий, чтобы сотворить заклинание. Пару раз ей это удалось, и дым указал направление, но она не смогла разобраться в лабиринте дворцовых коридоров. Ничего не добившись при помощи волшебства, Ариста решила попытаться выведать местонахождение Гонта, подслушивая разговоры, и одновременно стала изучать замок, чтобы лучше в нем ориентироваться.

— Что ты теперь натворила? — закричала Эдит Мон, когда Ариста вошла в кухню.

Ариста не знала, как выглядит хобгоблин, но ей представлялось, что он похож на Эдит Мон. Это была крепкая, сильная женщина с большой головой, сидевшей на плечах, словно огромный валун, который давил на короткую, едва заметную шею. Достойным украшением ее испещренного оспинами и пятнами лица был бесформенный нос с широкими ноздрями, из которых вылетало шумное сопение, усиливавшееся, когда она злилась, — как, например, сейчас.

Эдит вырвала ведро у нее из рук.

— Ах ты, неуклюжая дрянь! Надеюсь, ты пролила воду только на себя! Ну держись, если я узнаю, что ты оставила грязную лужу в коридоре…

Эдит уже трижды грозилась выпороть ее, но каждый раз что-то мешало. Дважды это было вмешательство главного повара. Ариста не знала, что станет делать, если дойдет до побоев. Одно дело — мыть полы, но совсем другое — позволить какой-то старой карге избить себя. Пусть только попробует… Ариста часто развлекала себя, придумывая проклятье для старухи Эдит. Сейчас, глядя на старшую горничную, она остановила свой выбор на кожных червях, но вслух сказала:

— Есть ли на сегодня еще какая-нибудь работа?

Старуха злобно уставилась на нее.

— Ах! Считаешь себя особенной, да? Ведешь себя так, будто у тебя задница из серебра! Вот уж ничего подобного! Бродяжка! У тебя ни дома, ни семьи. Я знаю, ты живешь в переулке с прочими беглецами. Только сострой еще раз свою хитрую улыбочку, и пойдешь в шлюхи, дорогуша! На твоем месте я бы вела себя поосторожнее.

Несколько человек в кухне захихикали. Некоторые даже рискнули навлечь на себя гнев Эдит, бросив работу, чтобы посмотреть на предстоящую расправу. Судомойки, уборщицы и горничные находились в подчинении Эдит. Остальные: повар, мясник, виночерпий и другие — подчинялись Ибису Тинли, но все равно заняли сторону Эдит. Элла была новенькой. В жизни кухонной прислуги наказание, если, разумеется, оно не касалось тебя, воспринималось как развлечение.

— Так есть работа или нет? — спокойно спросила Ариста.

Эдит угрожающе прищурилась.

— Нет, но завтра начнешь с того, что почистишь каждый ночной горшок в замке. И не просто опорожнишь, а вымоешь дочиста.

Ариста кивнула и попыталась обойти ее. И тут на нее обрушился поток холодной воды: Эдит вылила ведро. Присутствующие расхохотались.

— Жаль, вода не больно чистая! Тебе бы не помешало принять ванну, — захихикала Эдит.

Из погреба вышел Ибис, и веселье тут же прекратилось.

— Что здесь происходит? — прогремел зычный голос главного повара.

— Ничего, Ибис, — ответила Эдит. — Просто воспитываю одну из своих девчонок.

Повар заметил насквозь промокшую Аристу, которая стояла в луже посреди кухни. С прилипших к лицу волос стекала грязная вода. Мокрое платье непристойно облепило тело, и Аристе пришлось прикрыться руками, скрестив их на груди.

Ибис сердито посмотрел на Эдит.

— Что, Ибис? — ухмыльнулась старшая горничная. — Не нравится, как я учу уму-разуму этих лентяек?

— Вот уж никак не нравится! Нельзя так обращаться с людьми!

— Ну и что ты сделаешь? Возьмешь новенькую к себе под крылышко, как эту шлюшку Амилию? Глядишь, эта станет аж архиепископом!

Слуги снова рассмеялись.

— Кора! — рявкнул Ибис. — Дай Элле скатерть, пусть закутается.

— Поосторожнее, Ибис, — зашипела Эдит. — Если она испортит скатерть, управляющий тебя не похвалит.

— А если Амилия узнает, что ты назвала ее шлюшкой, не сносить тебе головы.

— У этой маленькой притворщицы кишка тонка что-нибудь со мной сделать.

— Возможно, — сказал главный повар, — но теперь она благородная дама, и готов поклясться, что любой дворянин, узнав, что ты оскорбила одну из них, может… ну, скажем, принять это на свой счет.

Ухмылка сползла с лица Эдит, смех в кухне затих.

Кора принесла скатерть, и Ибис, сложив ее вдвое, набросил Аристе на плечи.

— Надеюсь, у тебя есть другое платье, Элла? Сегодня ночью будет прохладно.

Поблагодарив его, Ариста вышла из кухни. Уже стемнело, на улице, как и предупреждал Ибис, похолодало. Был разгар осени, ночи становились все холоднее. Во дворе замка, почти безлюдном в это время, несколько припозднившихся возчиков катили телеги в сторону главных ворот. Между конюшней и крепостью метался слуга, грузивший дрова, но большая часть обычных дворцовых дел уже закончилась. Ариста прошла сквозь высокие ворота мимо стражников, которые, как обычно, не обратили на нее внимания. За крепостными стенами ветер дул сильнее. Ариста стиснула зубы, чтобы не застонать, и обхватила себя руками с покрасневшими пальцами. Она так дрожала, что с трудом могла идти.

«Нет, пожалуй, кожных червей для нее будет маловато».

— О великий Марибор! — воскликнула госпожа Баркер, подбегая к Аристе, когда та появилась в Брисбенском переулке. — Дитя мое, что случилось? Опять эта ужасная Эдит Мон?

Ариста кивнула.

— Что же на этот раз?

— Я пролила воду для мытья полов.

Госпожа Баркер со вздохом покачала головой.

— Что ж, идем скорее к огню, тебе надо обсохнуть и согреться, пока ты не замерзла насмерть.

Она повела Аристу к общему очагу. Брисбенский переулок представлял собой тупик, узенькую, покрытую грязью дорожку за сыромятней Бриктона. Из-за вони дубильных составов от этого места держались подальше все, кроме самых отчаявшихся. Здесь селились только те несчастные, кто прибыл в Аквесту, не имея денег, родных и нужных знакомств. Некоторые счастливчики жили в фургонах и тележках, в которых приехали в столицу. Остальные спали, привалившись к стене сыромятни, стараясь укрыться от ветра. Ариста и сама так жила, пока Баркеры не взяли ее к себе.

Брайс Баркер зарабатывал на жизнь, выкрикивая по городу объявления за семь медяков в день. Этого хватало только на то, чтобы обеспечить скудное пропитание жене и троим детям. Если случались заказы, Линетт Баркер подрабатывала швеей. С наступлением осенних холодов они предложили Аристе место под своим фургоном. Она знала их всего несколько недель, но уже любила, как свою семью.

— Возьми, Элла, — сказала Линетт, протягивая ей старое платье.

Платье было поношенное, местами в дырах, вытертое по подолу. Линетт также принесла мантию Эсрахаддона. Ариста зашла за угол и сняла мокрые вещи. Платье Линетт никак не помогло ей, зато мантия сразу согрела продрогшее тело.

— Какая чудесная мантия, Элла! — сказала Линетт, с восхищением наблюдая, как ткань, переливаясь в свете костра, меняет свой цвет. — Откуда она у тебя?

— Друг оставил… когда умирал.

— Ох, мне очень жаль, — грустно сказала Линетт. Затем лицо ее приняло озабоченное выражение. — Между прочим, тебя тут искал какой-то мужчина.

— Мужчина? — спросила Ариста, аккуратно складывая скатерть, ведь если с этой тряпкой что-нибудь случится, Эдит заставит Ибиса платить.

— Да, сегодня днем. Он говорил с Брайсом, пока тот работал на улице, и упомянул, что ищет девушку. Описал точь-в-точь тебя, но, как ни странно, не знал твоего имени.

— Как он выглядел? — стараясь не выдать охватившей ее тревоги, спросила Ариста.

— Ну… — замялась Линетт. — В том-то и беда — на нем был темный плащ с капюшоном, а лицо скрыто шарфом, потому Брайсу и не удалось его рассмотреть.

Ариста поплотнее закуталась в мантию.

«Это он? Неужели убийца все-таки выследил меня?»

Заметив, как изменилось ее лицо, Линетт с тревогой спросила:

— Ты чего-то боишься, Элла?

— Брайс сказал ему, что я живу здесь?

— Нет, конечно! При всех своих недостатках Брайс совсем не дурак.

— Этот человек назвал свое имя?

Линетт покачала головой.

— Тебе лучше поговорить с Брайсом, когда он вернется. Они с Уэри пошли за мукой. Скоро придут.

— Кстати, — сказала Ариста, выуживая монеты из кармана мокрого платья. — Вот три медных тенента. Сегодня утром мне заплатили.

— О нет! Мы не можем…

— Конечно же, можете! Вы позволили мне спать у себя под фургоном, вы храните мои вещи, пока я работаю. Вы даже пригласили меня ужинать с вами.

— Но целых три! Элла, это же все твои деньги! У тебя ничего не останется.

— Я справлюсь. Меня иногда кормят во дворце, а больше мне ничего не нужно.

— Но тебе нужна новая одежда и башмаки на зиму!

— Как и вашим детям, а без трех дополнительных медяков в неделю вы не сможете себе этого позволить.

— Нет-нет, я не могу взять твои деньги. Это очень мило с твоей стороны, но…

— Мама! Мама! Скорее! Уэри! — По улице с криком бежал Финис, старший сын Баркеров. Он выглядел испуганным, в глазах у него стояли слезы.

Подхватив подол, Линетт бросилась к пекарне, Ариста помчалась за ней следом. Они выбежали на улицу Косвелл, где возле пекарни собралась небольшая толпа. Протиснувшись сквозь кольцо народу, они увидели мальчика, который лежал посреди улицы без сознания.

— О великий Марибор! — закричала Линетт, падая на колени возле сына.

Брайс наклонился и взял Уэри на руки. Его рубаха и руки тотчас обагрились кровью. Глаза мальчика были закрыты, спутанные влажные волосы, казалось, пропитали красные чернила.

— Он упал с чердака пекарни, — дрожащим голосом ответил Финис на не заданный ими вопрос. — Он тащил вниз тяжелый мешок с мукой, потому что пекарь сказал, что продаст нам две чашки по цене одной, если он это сделает. Мы с папой велели ему подождать нас, но он не послушался и побежал наверх. Он тянул мешок очень сильно. Изо всех сил. А потом мешок выскользнул у него из рук, Уэри упал назад и… — Финис говорил быстро. Его голос сделался тоньше, зазвучал как-то надтреснуто, и он замолчал.

— Ударился головой о камень, — закончил незнакомец в белом фартуке, державший в руках фонарь. Ариста решила, что это, наверное, и есть пекарь. — Мне очень жаль. Я и подумать не мог, что такое может произойти.

Линетт словно не слышала его слов. Забрав ребенка у мужа, она обняла его и прижала к груди, укачивая, словно новорожденного младенца.

— Милый, проснись, — тихо шептала она Уэри. На покрытые кровью щеки капали ее слезы. — Прошу тебя, малыш, во имя Марибора, проснись. Ну пожалуйста, проснись же…

— Линн, милая… — начал Брайс.

— Нет! — вскричала она и крепче прижала мальчика к груди.

Ариста почувствовала ком в горле, дыхание перехватило, глаза наполнились слезами так быстро, что она почти ничего не видела. Уэри был чудесным ребенком, веселым и дружелюбным. Своим открытым, добрым нравом он напоминал ей Фанена Пикеринга, и сейчас мысль об этом болью отозвалась в ее сердце. Но все-таки Фанен умер с мечом в руке, а Уэри было только восемь лет, и за свою короткую жизнь он, наверное, никогда даже не прикасался к оружию. И почему такие страшные вещи всегда случаются с хорошими людьми! Она смотрела на маленькое тело мальчика, умиравшего на руках у матери, и по ее щекам катились слезы.

Ариста закрыла глаза и вытерла их. Когда она снова их открыла, заметила, что несколько человек из толпы отступили от нее.

Мантия светилась.

Мерцающая ткань излучала неяркий свет, освещавший все вокруг зловещим белым сиянием. Линетт заметила свечение, и на лице ее появилась надежда. Она посмотрела на Аристу умоляющим взглядом.

— Элла, ты… ты можешь спасти его? — прошептала она. Ее губы дрожали, в широко раскрытых глазах застыло отчаяние. Ариста хотела было сказать «нет», но Линетт перебила ее: — Ты можешь! — лихорадочно настаивала она. — Я знаю, можешь! Я сразу поняла, что в тебе есть что-то особенное. То, как ты говоришь, как держишься… Как забываешь собственное имя, и эта …эта мантия! Ты можешь его спасти! Я уверена! О, Элла, умоляю тебя! — Она замолчала, пытаясь унять дрожь, столь сильную, что тело мальчика тряслось у нее на руках. — О, Элла, я знаю… знаю! Это ведь не три медяка, это же мой малыш! Ты поможешь ему, правда? Пожалуйста, пожалуйста, Элла!

Аристе стало трудно дышать. Она почувствовала, как у нее по коже пробежали мурашки, сердце бешено заколотилось. Все молча смотрели на нее. Даже Линетт на миг замолчала.

— Положите его, — дрожащими губами сказала Ариста.

Линетт осторожно опустила тело Уэри на землю. Руки и ноги ребенка безжизненно легли вдоль тела, голова неловко скатилась набок. Из раны продолжала течь кровь.

Ариста встала возле него на колени и положила ему руку на грудь. Мальчик еще дышал, но прерывисто и слабо. Закрыв глаза, она принялась напевать. Обострившийся слух различал тревожный шепот столпившихся вокруг людей, ей казалось, она слышит удары их сердец. Поочередно она заставила затихнуть все звуки и теперь слушала только шум ветра. Ласковый и нежный, ветер кружился между домами, пролетал по улице, скользил по камням. Над головой мерцали звезды. Она почувствовала улыбку луны. Рука оставалась на груди мальчика, но пальцы уже ощутили струны невидимого инструмента, которые она жаждала перебирать.

Ветер усилился. Он закрутился воронкой, превращаясь в вихрь, а вихрь — в ураган, который нещадно трепал ей волосы, но она этого не замечала. Ее взору открылась темная бездна, а за ней — далекий свет, к которому двигался маленький, едва различимый во мраке силуэт. Он удалялся, становясь все меньше и меньше. Ариста громко позвала его. Он остановился. Она ударила по невидимым струнам, и крошечная фигурка повернулась к ней. Тогда она со всей силы хлопнула в ладоши, и звук удара ее рук был похож на раскат грома.

Когда она открыла глаза, сияние мантии померкло. Ариста увидела восхищенные лица людей. Толпа радостно рукоплескала.

Глава 10

УПАВШАЯ ЗВЕЗДА

— Вижу корабль! — закричал матрос, дежуривший на марсе.

«Изумрудная буря» вышла из Аквесты две недели назад и теперь скользила по спокойным водам Газельского моря. Ветер по-прежнему дул с юго-востока. С тех пор, как они обошли мыс Делгоса, они двигались медленно. Корабль шел в крутой бейдевинд и пытался двигаться вперед навстречу ветру. Господин Темпл заставлял марсовых вести корабль на галсе, в направлении ветра и держать курс зигзагом, но Адриан считал, что пешком они бы и то быстрее дошли.

Время близилось к полудню, и матросы, не занятые на мачтах или какими-либо другими делами, снова драили палубу песчаником, после чего вытирали ее насухо. На квартердеке лейтенант Бишоп обучал мичманов навигации. Крик марсового Адриан услышал, когда возвращался на камбуз после того, как отнес оставшийся с вечера свиной жир. Он перешел на левый борт и заметил на горизонте белый квадрат. Бишоп тотчас распустил мичманов, посмотрел в подзорную трубу и отправил одного из них в каюту капитана, который немедля вышел, на ходу натягивая шляпу. На мгновение он остановился, оправил форму и, наморщив нос, с шумом втянул в себя воздух.

— Впередсмотрящий, докладывайте! — крикнул капитан в сторону мачты.

— Два корабля впереди по левому борту, сэр!

Адриан снова посмотрел вдаль. На воде теперь и в самом деле показался второй парус.

— Впереди два квадратных паруса — кажется, это люгер. А за ним… Два красных треугольных паруса, одна палуба. Возможно, это тартана. Ветер дует им в паруса, и они быстро приближаются, сэр.

— Какой у них флаг?

— Не могу сказать, сэр, они летят прямо на нас.

Адриан следил за приближением кораблей, поражаясь их скорости. Он уже отчетливо мог их разглядеть.

— Кажется, дело плохо, — заметил По.

Увлекшись наблюдением за кораблями, Адриан не заметил, как рядом появился его помощник. Тощий юноша, завязывая черной ленточкой волосы в хвост, тоже таращился на корабли.

— Почему?

— Красные паруса.

— И что в этом плохого? — недоумевающе спросил Адриан.

— Под ними ходят только дакка, а это самые страшные из пиратов, каких здесь можно встретить.

— Команда по местам, господин Бишоп, — приказал капитан.

— Всем занять позиции! — выкрикнул лейтенант. — По местам!

Послышался барабанный бой. Боцман и его помощники очищали палубу. Мичманы разошлись по своим местам и выкрикивали команды.

— Идемте! — сказал По.

В защищенном центре полубака лежала куча брикетов. Как только палуба намокла от летящих из-за борта брызг, Адриан разжег их горячими углями из печи на камбузе. Вокруг лучники смазывали маслом стрелы. Матросы притащили дюжину ведер с морской водой, а также ведра с песком, и расположили их на корабле. Подготовка к сражению заняла всего минуту, теперь оставалось только ждать.

Корабли подошли ближе и выглядели больше, но их флаги все еще не были видны. На «Буре» воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь воем ветра, плеском волн за бортом и поскрипыванием корпуса корабля. Порыв ветра встрепенул флаг на люгере.

— Они идут под гриббоном — мандалинским флагом из Калиса, сэр! — крикнул впередсмотрящий.

— Господин Уэсли, — обратился капитан к мичману на квартердеке. — Вы изучали сигналы?

— Так точно, сэр.

— Возьмите подзорную трубу и поднимайтесь наверх. Господин Темпл, передайте им наше имя и запросите ответ.

— Есть, сэр.

По-прежнему никто не двигался. Все молчали, глядя на приближающиеся суда.

— Первое судно называется «Сияющая звезда». За ним… — Уэсли помолчал. — Второй корабль не отвечает, сэр.

— Два румба налево! — вдруг скомандовал капитан.

Уайатт крутанул штурвал, подводя корабль как можно ближе к ветру. Теперь они шли прямо на люгер. Марсовые бросились на ванты и, словно пауки, поползли вверх, чтобы развернуть паруса по ветру.

— Новый сигнал с «Сияющей звезды», — сообщил Уэсли. — Их преследует пиратское судно!

Яркую синеву неба рассекли тонкие струйки дыма — с тартаны стреляли в «Сияющую звезду», но стрелы, не долетев до судна, рухнули в море в двухстах ярдах от его кормы.

— Приготовить переднюю баллисту! — приказал капитан.

Отряд матросов на полубаке начал поворачивать маленький кабестан, отводя массивную тетиву назад, чтобы приготовиться к стрельбе. Они зажгли еще одну жаровню и загрузили болт. Затем снова замерли в ожидании, не спуская глаз с приближающихся кораблей.

Корабль дакка был необычен во всем. Построенный из темного дерева корпус переливался искусно расписанными золотыми разводами. Корабль был украшен длинными яркими вымпелами. На главном парусе ярко-алого цвета красовалось изображение черного дракона в полете, а на бушприте торчала голова зловещего чудовища с яркими изумрудными глазами. Матросы выглядели столь же непривычно, сколь и корабль. Это были высокие, мощные темнокожие люди, одетые только в крепившиеся на талии красные набедренные повязки.

Плохо управляемая «Сияющая звезда» потеряла ветер и свое преимущество. Тартана догнала ее. Последовал еще один залп, несколько дымящихся стрел вонзились в корму «Сияющей звезды», но одна угодила прямо в главный парус, который мгновенно загорелся.

С люгером было покончено, но пираты на тартане, видимо, решили не рисковать и, не дожидаясь, пока подойдет «Изумрудная буря», развернули судно. Адриан наблюдал за тем, как капитан Сьюард отсчитывает расстояние по мере приближения к ним «Бури», но, несмотря на время, потраченное пиратами на разворот, они все еще оставались вне досягаемости баллист.

— Идти галсом. Развернуть корабль на сто восемьдесят градусов! — скомандовал капитан. — Идти галсом!

«Изумрудная буря» встала на тот же галс, что и тартана, но у «Бури» не было преимуществ маленького судна, отличавшегося небывалой маневренностью. Тартана шла быстрее, и команде «Изумрудной бури» оставалось только смотреть, как дакка уходят.

Поняв, что шанс упущен, капитан Сьюард велел остановить «Бурю» и спустить на воду шлюпки. Главный парус и мачта «Сияющей звезды» полыхали, словно огромный факел. Стаксели и брасы лопнули. Когда горящая парусина обрушилась на палубу, матросы закричали. И все же корабль продолжал двигаться к «Буре». Вскоре стали видны моряки, которые в беспомощном ужасе пытались погасить накрывший палубу огонь. Еще до того, как шлюпки были спущены на воду, «Сияющая звезда» превратилась в адское пекло, и многие матросы начали прыгать в море.

Шлюпки вернулись, полные испуганных матросов. Почти все они имели бронзовую кожу, темные глаза и были одеты в бело-серую форму. Кашляя, отплевываясь и вознося хвалу Марибору, сохранившему им жизнь, они лежали теперь на палубе «Бури» и благодарили каждого матроса, оказавшегося поблизости.

«Сияющая звезда» была независимым торговым судном из Весбадена в Дагастане. Она возвращалась домой из Калиса с грузом кофе, тростника и индиго. Несмотря на своевременное вмешательство «Бури», больше трети команды погибло. Кто-то потерял сознание от дыма, пытаясь потушить пламя, другие оказались в ловушке внизу. Капитан «Сияющей звезды» был убит одной из огненных стрел, которые дакка обрушили на его корабль. В живых осталось всего двенадцать человек. Пятеро из них получили сильные ожоги и находились под присмотром доктора Леви.

Осмотрев здоровых, господин Темпл добавил их в команду. Ройс снова работал наверху, а Адриан как раз закончил подавать команде обед. Благодаря общительности, легкому характеру и щедрости, с которой он раздавал камбузный жир, Адриан уже обзавелся несколькими приятелями. На жизнь Ройса больше никто не покушался, но для них так и осталось загадкой, из-за чего произошла первая стычка и кто был ее зачинщиком. Пока что их вполне устраивало, что Берни, Дернинг и Стаул держатся на безопасном расстоянии.

— Да, это Калис, а не Аврин, — услышал Адриан резкий хриплый голос одного из спасшихся матросов, когда принес вниз последнюю порцию еды. — Свет цивилизации здесь слабее пламени свечи на восточном ветру. Чем дальше идешь на восток, тем сильнее дует ветер, пока свеча не погаснет, и вот вы уже в полной темноте!

Вокруг дальнего стола сгрудились матросы. Среди них сидели трое новичков.

— И вот вы уже в диком мире, — продолжал калианец. — Странное это место, друзья, воистину странное. Свирепое, воинственное море и узкие изломаные заливы, по берегам — только черный камень да непроходимые джунгли. Преисподняя, в которой обитают ба ран газель, сердце тьмы, оплот отчаяния и страданий, тюрьма, в которую загнал этих зверей Новрон, чтобы они несли вечное наказание. Конечно, они пытаются оттуда вырваться. Смотрят на берега Калиса голодными глазами и находят лазейки. Они прорастают везде, словно лишайник. Калианцы пытаются отогнать их, но это все равно что бить мух в небе или носить руками воду. — Он сложил ладони, будто что-то и вправду в них держал.

— Гоблин и человек, живущие так близко друг к другу, — это противоестественно, — сказал другой матрос.

Первый мрачно кивнул.

— Да что уж тут может быть естественного! Слишком давно они связаны. Сыновья Марибора и отродье Уберлина то воюют друг с другом, то торгуют. Чтобы выжить, военачальники Калиса приняли проклятый образ жизни гоблинов и проложили для ба ран пути. Теперь некоторые из них и сами уже скорее гоблины, чем люди. Они даже почитают бога тьмы, жгут туланские листья и приносят жертвы. Живут, как звери. По ночам луна сводит их с ума, и в темноте их глаза горят алым светом!

Несколько человек недоверчиво заохали.

— Это правда, друзья мои! Много столетий назад, когда пала Старая империя, лорды востока остались один на один со своей горькой судьбой. Будучи брошенными в темных калианских джунглях, они утратили всякое подобие человека. Теперь великие каменные крепости вдоль Гоблинова моря, которые некогда стерегли нашу землю от вторжения, стали прибежищем военачальников тенкинов — чудовищной помеси человека и гоблина. Они отвернулись от лика Марибора и ступили на путь газель. Да, друзья мои, Калис — страшное место. Так что низкий поклон вам за вашу храбрость и доброту, ибо, не вытащи вы нас из воды, мы бы сдались на милость судьбы. Кабы не ваша смелость, мы бы непременно погибли… или чего похуже.

— Особой храбрости тут не понадобилось, — сказал Дэниэлс. — «Буря» могла бы накостылять этим мерзавцам в мертвый штиль даже с полупьяной или полубольной командой.

— Ты серьезно так считаешь? — спросил Уайатт, которого Адриан поначалу не заметил, поскольку рулевой тихо сидел в темном углу, куда не доходил свет свечи. — Вы все так считаете?

Он говорил необычно резким тоном, будто призывая их поспорить. Уайатт вздохнул, раздраженно покачал головой, встал и поднялся на палубу.

Закончив раздавать еду, Адриан последовал за ним. Он нашел штурвального на полубаке. Стиснув руками поручни, тот смотрел на сияние молодой луны, разбрасывавшей блики по черной поверхности моря.

— Что случилось?

— Дела у нас неважные и… — Он замолчал, гневно показывая на квартердек.

Одумавшись, он крепко сжал губы, словно хотел сдержать готовые сорваться с них слова.

— Какие дела? — Адриан бросил взгляд на квартердек.

— Капитан запретил это обсуждать. Чтоб ему пусто было! Никакие доводы рассудка на него не действуют! Мне бы ослушаться и прямо сейчас поменять курс. Я мог бы пораньше сменить Блайдена за штурвалом и перевести нас на новый курс. Никто бы и не заметил до полудня, когда производят подсчет.

— Уэсли наверняка бы заметил. — Адриан указал на юношу, который как раз входил на квартердек, приступая к первой вахте. — Ты бы и моргнуть не успел, как оказался бы в руках лейтенанта Бишопа.

— Если бы пришлось, я бы нашел способ заставить Уэсли помалкивать. Палуба-то скользкая…

— Ты стал как Ройс. В чем дело-то?

— Ну… раз уж мне приходят в голову мысли об убийстве мичмана, то какая разница, нарушу я приказ капитана молчать или нет. — Уайатт снова посмотрел на море. — Они вернутся.

— Кто?

— Дакка. Они не бежали от нас, а просто решили перестроиться. — Он посмотрел на Адриана. — Ты знаешь, что они красят паруса кровью врагов? Ты об этом слышал? Сотни маленьких красных лодок стоят в бухтах и портах их острова. Они знают, что мы держимся ближе к берегу и идем против ветра. Они догонят нас и накинутся, как стая волков. Десять, двадцать тартан с треугольными парусами поймают ветер, который мы поймать не можем. «Бурю» ожидает печальная участь.

— С чего ты взял? Может, ты ошибаешься. У капитана должна быть причина, чтобы держаться этого курса.

— Я не ошибаюсь.

Глава 11

ЧЕЛОВЕК В КАПЮШОНЕ

Человек в капюшоне снова ушел.

Ариста забилась поглубже в тень, которую отбрасывало крыльцо трактира. Ей хотелось исчезнуть, сделаться невидимкой. Мантия изменила цвет и стала коричневой, слившись с грязными деревянными стенами. Подняв капюшон, Ариста замерла в ожидании. Это был он — тот самый человек, о котором ей рассказывала Линетт. Он искал ее. И снова она услышала стук его каблуков по брусчатке. Человек замедлил шаг, будто раздумывая, затем двинулся в сторону крыльца.

«Он возвращается!»

Страшный незнакомец возвращался в переулок уже в третий раз. Возле трактира он остановился. Ариста затаила дыхание. Из темноты выступила ужасающая фигура в черном плаще с капюшоном. Лицо скрывал широкий шарф. Человек был вооружен — Ариста не видела меча, но ясно слышала, как при каждом шаге он постукивает по ноге незнакомца.

Человек в капюшоне сделал неуверенный шаг в сторону ее укрытия, затем еще один и остановился. Он был так близко, что в отсветах фонаря стали видны клубы пара, вырывавшиеся при дыхании из-под шарфа. Человек повертел головой, озираясь по сторонам, постоял несколько секунд, затем развернулся так круто, что под его каблуками заскрипели мелкие камешки, и пошел прочь. Выждав несколько минут, Ариста осторожно выглянула из укрытия.

Человека в капюшоне не было.

На востоке занимался рассвет. Только бы ей добраться до дворца! Там она хотя бы укроется и от убийцы, и от неизбежных вопросов: «Кто она? Как она это сделала? Уж не ведьма ли она?»

Как только мальчик очнулся, Ариста сбежала из Брисбенского переулка, не дожидаясь, пока кому-нибудь придет в голову ей их задать. Но что делать дальше? Она привлекла к себе слишком много внимания, и даже если сразу никто не разобрался, что к чему, столь дерзкое, у всех на глазах, применение магии могло иметь самые невероятные последствия.

Сняв мантию, Ариста аккуратно сложила ее, спрятала под крыльцо трактира и отправилась во дворец. Первая половина дня прошла спокойно: стражники у ворот, как обычно, пропустили ее, едва скользнув по ней безразличным взглядом, никто не замечал ее, пока она мыла полы. К полудню, однако, новости о событиях минувшей ночи достигли дворца, и теперь он гудел как улей: все разговоры были только о чудесном воскрешении мальчика на улице Косвелл, а к вечеру обитатели дворца сошлись во мнении, что в этом деле, несомненно, замешана меленгарская ведьма. По счастью, никто не заподозрил служанку Эллу в иных преступлениях, кроме того, что она не вернула скатерть, которую ей одолжили накануне.

Ариста чувствовала себя совершенно измученной, и не только из-за того, что, скрываясь от убийцы, всю ночь не сомкнула глаз. Излечение Уэри отняло у нее последние силы. Закончив работу во дворце, она вернулась в переулок за мантией Эсрахаддона, но не отважилась надеть, опасаясь, что кто-нибудь ее узнает. Прижимая свернутую мантию к груди, она шла по обочине широкой улицы и пыталась решить, что делать дальше. Оставаться здесь опасно. Кроме того, она уже целую вечность не была дома, а ей так хотелось увидеть родное лицо, услышать голос брата, наконец, хоть немного отдохнуть.

Она знала, что должна уходить. Прямо сейчас, не медля ни минуты. Но она так устала! Невыносима была даже мысль о том, чтобы отправиться в холодную темноту совершенно одной, голодной. Ей необходимо было поспать в безопасном месте, съесть что-нибудь горячее, увидеть дружелюбные лица, а это означало только одно: она должна пойти к Баркерам. К тому же она не хотела уходить, не забрав гребень с жемчужной ручкой — единственный оставшийся из подарков отца.

В тупике Брисбенского переулка ничего не изменилось. Улица по-прежнему пестрела небольшими кострами, повсюду расползались громоздкие тени самодельных палаток, телег, фургонов и бочек. В сгущающихся сумерках туда-сюда бродили люди. Когда она проходила мимо, некоторые покосились на нее, но никто не подошел и не заговорил с ней. Она нашла фургон Баркеров. От него, как обычно, тянулся брезент, образуя своего рода навес. Ее заметил один из сыновей Баркеров, и через мгновение навстречу ей выбежала Линетт. Не говоря ни слова, она обняла Аристу и крепко прижала к себе.

— Пойдем, поешь что-нибудь, — сказала она, вытирая щеки. Взяв Аристу за руку, она подвела ее к костру и поставила на огонь горшок. — Я оставила тебе еды на всякий случай. Конечно, пришлось ее припрятать, а то налетели бы эти стервятники. Я не знала, вернешься ты или нет…

Вокруг костра собрались остальные Баркеры. Финис и Хингус сели подальше. Брайс Баркер, одетый, как обычно, в белую рубаху и серые штаны, вырезал что-то из дерева, расположившись на перевернутом ящике. Все молчали. Ариста присела на деревянный ящик, чувствуя себя неловко.

«Что у них в глазах: осторожность или настоящий страх?»

— Элла, — наконец вымолвила Линетт тихим, неуверенным голосом. — Кто ты?