Рийрия. Исполнение пророчества

Их комната была самым большим помещением для гостей и троекратно превосходила размерами монашеские кельи. Гвен, покинувшая Медфорд за неделю до вторжения Бректона, сумела забрать с собой все, в том числе кровать с балдахином, ковры и даже гобелены. Ройс обвел взглядом комнату и подумал, что легко мог бы представить, что они находятся на улице Вейворд. Он чувствовал себя здесь как дома, но вовсе не из-за гобеленов и ковров. Он нуждался лишь в Гвен.

— Я тебя развращаю? — игриво спросила она.

— Да.

Его пальцы ласкали ее обнаженное плечо, прошлись вдоль татуировки.

— Во время последнего путешествия с Адрианом нам довелось побывать в Калисе, в самом сердце джунглей. Мы остановились в поселении, где жили тенкины, и там я встретил необычную женщину.

— Правда? Она была красивой?

— Да, очень.

— Говорят, тенкинки необычайно привлекательны.

— Да, если захотят. У той красавицы была татуировка, которая…

— Адриану удалось найти наследника?

— Нет… Ну да, но совсем не так, как мы рассчитывали. Мы случайно узнали, что империя держит его в Аквесте. Регенты собираются казнить его во время Праздника зимы. Так вот, татуировка…

— Казнить наследника? — Гвен приподнялась на локте и удивленно посмотрела на него, слишком удивленно, и все для того, чтобы избежать дальнейших вопросов. — А разве тебе не следует помогать Адриану?

— Я так и намерен поступить, только вот не знаю, как это сделать. Во время прошлого путешествия от меня было совсем немного толку. Чтобы спасти наследника, я им не нужен. Так что твое пророчество оказалось ложным.

Ройс решил, что Гвен немного успокоится, узнав, что ее предсказание о неизбежности несчастья с Адрианом не исполнилось. Однако она слегка оттолкнула Ройса и вернулась в свое привычное состояние печальной подавленности.

— Ты должен поспешить к нему на помощь, — твердо сказала она. — Я могла неточно назвать сроки, но не ошибалась, когда говорила, что Адриан погибнет, если тебя не будет рядом.

— С Адрианом ничего не случится, пока я не вернусь.

Она поколебалась, вздохнула и снова положила голову ему на грудь. Спрятав лицо, Гвен надолго затихла.

— В чем дело? — спросил Ройс.

— Я тебя совращаю.

— Я бы не стал из-за этого тревожиться, — сказал Ройс. — Мне это всегда нравилось.

И они снова надолго замолчали. Ройс наблюдал, как ее голова поднимается и опускается в такт его дыханию. Он провел рукой по ее восхитительным волосам, радуясь ее присутствию, вновь прикоснулся к татуировке.

— Ройс, ты можешь полежать спокойно? — Она прижалась к нему и потерлась щекой о грудь. — Давай расслабимся, будем с тобой слушать ветер и постараемся поверить, что он дует мимо нас.

— А это не так?

— Нет, — ответила Гвен. — Но я хочу притвориться, что так.

— Так себе получилась драчка, — заявил Магнус.

Ройс всегда считал, что у гнома слишком громкий и низкий голос для существа такого роста. Они сидели за длинным столом в трапезной. Теперь, когда Ройс знал, что с Гвен не случилось ничего плохого, к нему вернулся аппетит. Монахи приготовили превосходную трапезу, а такого хорошего вина он не пил уже давно.

— Алрик едва успел сбежать, — сказал Магнус, доедая остатки яйца, он ел очень много и никогда не упускал возможности набить желудок. — В итоге армия Бректона захватила все, кроме Дрондиловых полей, но совсем скоро они одержат окончательную победу.

— Кто сжег Медфорд? — спросил Ройс.

— А что, Медфорд сожжен?

— Да, когда я проезжал через него пару дней назад, в городе теснились лишь почерневшие руины.

Гном недоуменно пожал плечами.

— Я бы предположил, что это дело рук фанатиков из Чедвика или Данмора, которыми руководила церковь. Они грабят дома и охотятся на эльфов с самого начала вторжения.

Магнус закончил есть и откинулся на спинку скамьи, положив ноги на пустое сиденье. Гвен сидела рядом с Ройсом, вцепившись в его руку, словно он ее собственность. Ему показалась странной мысль, что может ей принадлежать, однако он с удивлением обнаружил, что это доставляет ему удовольствие.

— Ты надолго вернулся? — спросил гном. — У тебя есть время показать мне Алвер?..

— Я уйду, как только Майрон закончит. — Ройс перехватил взгляд Гвен. — Уверен, это займет не более нескольких дней.

— А что он делает?

— Рисует карту. Он как-то раз видел план дворца и сейчас воспроизводит его. Майрон сказал, что он старый, по-настоящему старый… Должно быть, берет свое начало от Гленморгана.

— Когда ты будешь уезжать, возьми Мышку, а лошадь Рина отдай Майрону.

— Зачем Майрону лошадь? — спросил Ройс. Гвен улыбнулась, и он понял, что дальнейшие расспросы бесполезны. — Ладно, но я тебя предупреждаю, он ее ужасно избалует.

Майрон сидел за письменным столом в нише скриптория, самом любимом своем месте в мире. Узкий письменный стол и стул занимали почти все пространство между каменными колоннами, слева виднелось выходившее на двор полукруглое окошко.

Мир за окном казался пугающе холодным. Завывал ветер, заметая снегом углы здания. Кустарник на склоне холма содрогался под яростными ударами зимы. Всякий раз, когда Майрон выглядывал наружу, он радовался уюту своего крошечного кабинета. Ниша обволакивала его со всех сторон, точно норка грызуна. Майрон часто размышлял о том, что ему, наверное, понравилось бы быть кротом или землеройкой, не бурозубкой или более крупной белозубой землеройкой, а самой обычной или маленьким кротом. Как приятно было бы жить под землей, в безопасности и тепле, в маленькой, спрятанной от посторонних глаз норке. Он с благоговением смотрел бы на раскинувшийся за ее пределами огромный мир и радовался, что ему не нужно в него выходить.

Майрон добавил последние штрихи к плану, который чертил для Ройса, и вернулся к работе над последними страницами «Элквина», шедевра, принадлежавшего перу поэта пятой династии Оринтайна Фаллона. Толстый том заключал в себе размышления об устройстве природы и жизни и о связи между ними. Когда Майрон закончит работу над ним, это будет двенадцатая книга, восстановленная им в Аббатстве ветров. И останется всего лишь триста пятьдесят две плюс пятьсот двадцать четыре свитка и тысяча двести тринадцать отдельных пергаментов. Не слишком впечатляющее достижение за два с лишним года работы, но Майрон только зимой полностью посвящал себя этому делу, в более теплые месяцы он помогал приводить монастырь в порядок.

Строительство нового Аббатства ветров уже почти подошло к концу. Если взглянуть на него издали, то может показаться, что оно почти не изменилось, но Майрон знал, что это не так. В монастыре сделали такие же окна и двери и привезли столы и кровати, как раньше, только новые. Крыша получилась очень похожей, и все же была другой, как и люди, новые насельники аббатства. Майрону не хватало братьев Гинлина, Хеслона и всех остальных. Впрочем, нельзя сказать, что он чувствовал себя несчастным со своей новой семьей. Ему нравился настоятель, которого звали Харкон. Брат Бендлтон оказался превосходным поваром, а брат Зефир — талантливым художником, и помогал Майрону делать иллюстрации. Все они были замечательными людьми, но, как и новые окна, и двери, и кровати, слишком сильно отличались от своих предшественников.

— Нет, в последний раз говорю, нет! — выкрикнул Ройс, входя в маленький скрипторий.

Магнус следовал за ним по пятам.

— Всего на день или два, — умолял гном. — Ты же можешь некоторое время обойтись без кинжала. Я хочу только посмотреть на него, мне необходимо его изучить. Я не испорчу твое оружие.

— Оставь меня в покое.

Они направились к Майрону, петляя между столами. Всего их здесь стояло две дюжины, но регулярно использовался только тот, за которым работал Майрон.

— А, это ты Ройс, — воскликнул монах. — Я только что закончил, но ты, наверное, захочешь подождать, пока высохнут чернила.

Ройс поднес карту к свету и несколько минут внимательно ее разглядывал. Майрон встревожился:

— Что-то не так?

— Не могу поверить, как такие вещи хранятся у тебя в голове. Просто невероятно. Так ты утверждаешь, что это карта дворца?

— В примечаниях написано, что это замок Уоррика, — заметил Майрон.

— Это не карта, — вмешался Магнус, глядя на пергамент, который Ройс держал так, чтобы гном не мог до него дотянуться.

— Откуда ты знаешь? — спросил Ройс.

— Это план строительства. Видишь, пометки архитектора.

Ройс опустил пергамент, и Магнус пальцем показал на смету архитектора:

— Смотри, здесь написано, сколько потребуется камня.

Ройс перевел взгляд с гнома на Майрона:

— Он прав?

Майрон равнодушно пожал плечами:

— Может быть. Я знаю только то, что сам видел. Понятия не имею, что все это означает.

Ройс снова повернулся к Магнусу:

— Значит, тебе известен смысл этих пометок и символов?

— Конечно, это основы строительного дела.

— А ты можешь сказать, глядя на карту, где находится темница?

Гном взял планы и разложил на полу, потому что до столов ему было не дотянуться. Он знаком попросил подать свечу, и Ройс выполнил его просьбу. Несколько минут Магнус изучал карту.

— Нет здесь никакой темницы, — наконец заявил он.

Ройс недовольно нахмурился:

— Но этого не может быть. Никогда не слышал о замке, в котором не было бы темницы.

— И это не единственная странность, — сказал Магнус.

— О чем ты?

— Здесь ничего нет, совсем ничего, ниже уровня первого этажа. Даже подвала для хранения овощей.

— И какой вывод?

— Нельзя взять и уложить тонны камней на обычную землю. Дожди быстро размоют фундамент, и он станет оседать. Стены начнут смещаться и рухнут.

— Однако дворец стоит, — возразил Майрон. — Планы были созданы сотни лет назад.

— Получается бессмыслица. На этих планах не показан фундамент. Строители не стали забивать сваи, чтобы добраться до скалистого основания, нет даже колонн. Я не понимаю, как такое здание могло простоять столько лет. Значит, на рисунке чего-то не хватает.

— И что из этого следует?

— Я не совсем понимаю, но могу предположить, что дворец построили поверх чего-то еще. Наверное, использовали прежний фундамент.

— Исходя из такого предположения, где может находиться темница? Ты можешь сказать хотя бы предположительно?

— Конечно. Нужно взглянуть на дворец и послушать землю вокруг него. Не забывай, я сумел найти туннель в Авемпарте.

— Ладно, собирайся. Мы поедем в Аквесту.

— А кинжал?

— Я отпишу его тебе в своем завещании.

— Я не могу так долго ждать.

— Не беспокойся. Судя по тому, как развиваются события, это произойдет довольно скоро. — Ройс повернулся к Майрону: — Спасибо за помощь.

— Ройс, погоди, — позвал его Майрон, остановив на полпути к выходу.

— Да?

Майрон дождался ухода Магнуса и спросил:

— Могу я задать тебе вопрос относительно мисс ДеЛэнси?

Ройс удивленно приподнял бровь:

— Что случилось? Настоятель недоволен, что она и ее девушки живут в аббатстве?

— О нет, ничего такого. Они просто замечательные. Хорошо иметь не только братьев, но еще и сестер. К тому же у мисс ДеЛэнси чудесный голос.

— У нее чудесный голос?

— Настоятель не позволяет общаться с женщинами, поэтому мы редко их видим. Они едят отдельно от нас и спят в других спальнях, но настоятель приглашает их на совместные вечерние молитвы. Некоторые приходят, в том числе мисс ДеЛэнси. Она неизменно появляется с покрытой головой и опущенной вуалью. Она ведет себя очень тихо, но изредка я замечаю, как она шепчет молитвы. Каждая служба начинается с гимна, и мисс ДеЛэнси присоединяется к нам. У нее нежный, тихий голос, но я его слышу. Изумительный, прекрасный голос, но печальный, словно песня соловья.

— Я рад, что все так хорошо складывается, — кивнул Ройс.

— Да, нет никаких проблем, но…

— Что но?

— Я вижу ее по утрам, когда направляюсь к своему дереву, чтобы побеседовать с Ренианом. Мисс ДеЛэнси часто прогуливается по галерее и всегда останавливается, чтобы приветствовать нас… — Майрон вдруг осекся и замолчал.

— И что из этого следует? — поторопил его Ройс.

— Ну, однажды она взяла мою руку в свои и несколько минут разглядывала ладонь.

— Да что ты говоришь, — пробормотал Ройс.

— Вот именно, — кивнул Майрон, выразительно округлив глаза.

— И что она сказала?

— Она сказала, что мне предстоит два раза отправиться в путешествие и оба будут совершенно неожиданными. И я не захочу никуда идти, но мне не следует бояться.

— Чего бояться?

— Она не объяснила.

— Обычное дело.

— А потом добавила кое-что еще, и ее голос был таким же печальным, как и пение.

— Что она добавила? — спросил Ройс.

— Она сказала, что хочет меня заранее поблагодарить и что я ни в чем не виноват.

— И опять ничего не объяснила?

Майрон утвердительно покачал головой.

— Но меня встревожило, как она произносила эти слова, так серьезно и печально. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Более чем.

Майрон опустился на стул и тяжело вздохнул:

— Ты ее знаешь. Должно ли это меня беспокоить?

— Я всегда беспокоюсь, — кивнул ему Ройс и направился к выходу.

Ройс прохаживался по монастырскому двору, залитому лучами утреннего солнца. Он всегда рано вставал и, чтобы не будить Гвен, выскальзывал из комнаты, чтобы прогуляться по монастырю. Вокруг зданий кое-где еще не были убраны строительные леса, но в основном восстановительные работы были завершены. Алрик оплатил восстановление монастыря, так он рассчитался с Рийрией за спасение Аристы, когда его дядя Брага пытался ее убить. Магнус надзирал за строительством и получал истинное удовольствие от того, что при его участии монастырь обретает свое прежнее величие, несмотря на то, что Майрон иногда вызывал у него раздражение. Майрон выдал ему детальные, хотя и достаточно необычные инструкции касательно размеров и высоты нескольких маслобоен, ширины определенных книг и длины ложек. Тем не менее монастырь постепенно возрождался к жизни, и Ройс не мог не признать, что монах и гном прекрасно справились с поставленной задачей.

В то утро землю покрывал толстый наст, и над головой прогуливающегося Ройса сияло ослепительно-голубое небо. Майрон закончил карту, и Ройс понимал, что пора уезжать, но оттягивал миг расставания с Гвен. Ему нравилось подолгу оставаться с ней в постели или прогуливаться вместе по монастырскому двору. Заметив, что солнце уже поднялось над строениями, Ройс поспешил обратно, решив, что Гвен уже встала, а совместный завтрак был для него едва ли не самой любимой частью дня. Но когда Ройс вошел в их комнату, он увидел, что Гвен лежит в постели, повернувшись спиной к двери.

— Гвен? Ты плохо себя чувствуешь?

Она повернулась к нему, и Ройс увидел у нее на глазах слезы. Он бросился к ней:

— Что случилось?

Она потянулась к нему и обняла.

— Ройс, мне так жаль. Я бы хотела, чтобы у нас было больше времени. Я бы хотела…

— О чем ты жалеешь, Гвен? Что тобой?

Кто-то постучал в дверь, а в следующее мгновение она резко распахнулась. На пороге стояли дородный настоятель и незнакомец, оба выглядели смущенными.

— В чем дело? — спросил Ройс, разглядывая незнакомца.

Он заметил, что тот молод, а его одежда покрыта грязью. На обветренном лице выделялся нос с побелевшим кончиком.

— Прошу нас извинить, мастер Мельборн, — сказал настоятель. — Этот человек только что прискакал из Аквесты, чтобы доставить вам срочное послание.

Ройс растерянно посмотрел на Гвен и встал с кровати, хотя она пыталась его удержать.

— Какое послание?

— Альберт Уинслоу сказал, что я получу один золотой тенент, если доберусь до вас быстро.

— Что в послании? — В голосе Ройса появились стальные нотки.

— Адриан Блэкуотер пойман и заключен под стражу в императорском дворце.

Ройс машинально провел рукой по волосам… Он был настолько поражен известием об аресте Адриана, что позволил Гвен самой расплатиться с посланцем и поблагодарить его за поспешание.

Когда Ройс вошел в конюшню, вся она была залита солнцем. Внутри витали запахи древесной стружки, навоза и сена. Свежеотесанные доски денников источали яркий желтый свет.

— Мне следовало догадаться, что ты будешь здесь, — сказал Ройс, напугав Майрона, который стоял между двумя лошадьми.

— Доброе утро. Я благословлял твою лошадь. Однако не знал, какую ты выберешь, поэтому благословил обеих. К тому же кто-то должен за ними поухаживать. Брат Джеймс очень хорошо убирает стойла, но никогда не погладит им шеи и не потрет носы. В «Песне Беринджера» сэр Эдвайт написал: «Каждый заслуживает немного счастья». Он прав, ты согласен? — Майрон прикоснулся к носу темной лошади. — Мышку я знаю, но как зовут это благородное животное?

— Хивенлин.

Майрон наклонил голову и беззвучно зашевелил губами.

— А был ли он… — спросил монах немного погодя.

— Чем?

— Нежданным даром?

Ройс улыбнулся:

— Да, так и было. Кстати, теперь он твой.

— Мой?

— Благодаря Гвен.

Ройс оседлал Мышку, положил в седельные сумки провизию, которую собрал настоятель, пока он прощался с Гвен. За последние годы они слишком часто расставались, и каждый раз это им давалось тяжелее предыдущего.

— Значит, ты отправляешься на помощь Адриану?

— А когда я вернусь, то заберу Гвен, и мы уедем так далеко, что нас никто не найдет. Как ты сказал: «Каждый заслуживает немного счастья», верно?

Майрон тепло улыбнулся:

— Конечно. Вот только…

— Что?

Монах немного помедлил и в последний раз погладил шею Мышки.

— Счастье приходит, когда ты к чему-то стремишься. А если убегаешь, то часто прихватываешь с собой свои беды.

— И кого ты цитируешь теперь?

— Никого, — ответил Майрон. — Я это знаю по собственному опыту.

Глава 10

ПИР ВЕЛЬМОЖ

Двухнедельный Праздник зимы, как всегда, начался с пира вельмож в Большом зале императорского дворца. С потолка свисали двадцать семь разноцветных знамен, каждое с эмблемой одного из благородных домов Аврина. Однако пять домов отсутствовали, что привело к образованию лакун между знаменами. Не хватало синей башни на белом поле Дома Ланаклин из Глостона, красного бриллианта на черном фоне Дома Хестл из Бернума, белой лилии на зеленом Дома Эксетер из Ханлина, золотого меча на зеленом фоне Дома Пикерингов из Галилина и сокола в золотой короне на красном поле Дома Эссендон из Меленгара. В мирные времена на праздник в зале собирались все тридцать две семьи. Отсутствие пяти знамен напоминало о высокой цене военных потерь.

Дворец был украшен к празднествам самым роскошным образом. На стенах и окнах висели венки и гирлянды. Под сводами зала ярко горели, отражаясь в полированных плитах мраморного пола, изысканные люстры, украшенные красными и золотыми лентами. Четыре каменных камина наполняли огромное помещение теплым оранжевым сиянием. Сквозь занавеси с вышитыми на них снежинками и ряды высоких арочных окон в зал проникали последние лучи заходящего солнца.

На подиуме, расположенном в дальнем конце зала, стоял стол для императрицы и регентов. Как лучи от солнца, от него расходились в стороны три длинных стола, украшенных причудливыми букетами из остролиста и сосновых веток с шишками.

В зале собралось около пятидесяти пышно разодетых вельмож. Одни что-то нарочито громко обсуждали, стоя посреди зала, другие о чем-то перешептывались, группируясь ближе к его затененным углам, но большинство приглашенных уже заняло свои места за столами.

— Что за красавцы! — насмешливо шепнул Адриану Нимбус. — И как похожи на пестрых змей, которые выползли погреться на солнышке. Отнеситесь к ним так же. Держитесь от них подальше, следите за выражением глаз и постарайтесь никого не задевать, а если это произойдет, ретируйтесь без лишних слов. Такая тактика поможет вам выдержать испытание.

Нимбус в последний раз окинул своего протеже критическим взглядом и стряхнул несуществующую пылинку с его плеча. Адриан в своем новом пурпурно-золотом наряде казался себе неимоверно смешным.

— Мне бы не помешали мои мечи, — недовольно буркнул он себе под нос. — Без них я чувствую себя не просто дурнем, а дурнем с голым задом.

— У вас есть красивый, украшенный самоцветами кинжал, — с благосклонной улыбкой заметил Нимбус. — Это пир вельмож, и вы не в портовой таверне. Не пристало рыцарю являться на пир в таком вооружении, это был бы ложный шаг по отношению к своему сеньору, что не только противоречит этикету, но и может быть воспринято как готовность к измене. А нам ведь сейчас осложнения ни к чему, верно? Сохраняйте хладнокровие и старайтесь поменьше говорить. Чем больше слов вы произнесете, тем больше хвороста подбросите в костер насмешек. И помните, что я говорил о манерах за столом.

— А вы со мной пойдете? — спросил Адриан.

— Я буду сидеть рядом с леди Амилией за главным столом. Если у вас возникнут проблемы, посмотрите на меня. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь. Запомните, ваше место за третьим столом слева, четвертый стул от конца. И удачи вам.

Нимбус отправился по своим делам, и Адриан несмело ступил в зал. И тут же об этом пожалел, ведь он не знал, какая сторона считается левой, какой стол будет третьим, и от какого конца ему следует считать стулья. Вельможи начали поворачиваться к нему таким видом, что он сразу вспомнил сражение при РаМаре. В тот день, уже после окончания битвы, он шел по полю брани, и у него на глазах стервятники учинили кровавый пир на трупах павших солдат. Он подстрелил из лука одну из мерзких птиц, чтобы разогнать всю стаю, но остальные тут же бросились клевать останки своего сородича. Птицы смотрели на него искоса, склонив голову набок, словно хотели сказать, что ему здесь делать нечего. Подобное выражение Адриан заметил и на лицах, и в глазах собравшихся на пир вельмож.

— Кто вы такой, сэр? — спросила стоявшая справа от Адриана дама.

Озабоченный лишь тем, чтобы найти свое место, он пропустил вопрос мимо ушей, тем более что слова дамы потонули в стоявшем в зале гуле разговоров.

— Как вы смеете игнорировать даму, когда она к вам обращается? — негодующе воскликнул молодой аристократ.

Его голос прозвучал настолько резко, что Адриан не мог не обратить на него внимания. Он обернулся и увидел утонченного вида мужчину и женщину, которые внимательно его рассматривали. Они были молоды и, судя по одинаково светлым волосам и ярко-голубым глазам, могли быть близнецами.

— Это очень опасно, — продолжал молодой человек, — особенно если эта дама — принцесса из королевского дома Альбурн.

— Э-э-э, простите… — начал было извиняться Адриан, но вельможа его перебил:

— Ну, вот оно и вышло наружу, косноязычие на грани пренебрежения! Вы ведь не рыцарь, не так ли? Пожалуйста, скажите да. Признайтесь, что вы деревенский водовоз, которого пьяный лорд в шутку возвел в рыцарский сан после того, как вы прогнали белку из его особняка. Я не перенесу, если вы окажетесь еще одним незаконным сыном графа или герцога и выползли из самой дешевой таверны, чтобы претендовать на благородное происхождение.

— Позволь человеку ответить, Рудольф, — вмешалась дама. — Он определенно страдает от недуга, мешающего правильно составлять из слов предложения. Над такими вещами не следует насмехаться, дорогой брат. Это серьезная болезнь. Возможно, он пострадал во время сражения. Я слышала, что для избавления от подобных неприятностей достаточно положить в рот камушек. Вы не откажетесь принять его от меня, достопочтенный сэр?

— Мне не нужны никакие камушки, благодарю вас, — ответил Адриан с самым невозмутимым видом.

— Но я просто жажду помочь вам хоть чем-нибудь. Вы ведь чем-то встревожены, разве не так? В противном случае вы бы не стали меня игнорировать. Или вы получаете удовольствие, оскорбляя даму, которая всего лишь осмелилась спросить, кто вы?

— Я не… Я хочу сказать, я не собирался…

— О, дорогой сэр, не в моих правилах повторяться, — сказала она, с жалостью глядя на Адриана. — Пожалуй, я все-таки пошлю слугу за камушками.

— Полагаю, у нас нет времени на изыскание камушков, — вмешался в их диалог принц и показал рукой на украшавшие стол сосновые ветки. — Может быть, ему следует воспользоваться вот этой сосновой шишкой, это гораздо проще. Как ты думаешь, это поможет?

— У него нет никаких проблем с речью, ваше высочество, — сказал, подходя к ним, сэр Муртас.

Он упер руки в боки, по его лицу блуждала издевательская улыбка.

— Неужели? — в один голос воскликнули принц и принцесса.

— Никаких проблем, он просто невежа. Представьте себе, у него даже имеется наставник. Когда я в первый раз увидел сэра Адриана, именно так зовут нашего олуха, он учился принимать ванну. Вы можете себе представить? Бедняга даже мыться не умеет.

— Ах, как это печально, — вздохнула принцесса, обмахиваясь веером.

— Согласен с вами полностью. Он так и не смог разобраться в этой премудрости и даже бросил полотенце в сэра Элгара!

— Значит, такое грубое поведение для него обычное дело? — спросила принцесса.

— Послушайте, я… — попытался вставить слово Адриан, но его снова перебили:

— Умоляю вас, будьте осторожны, леди Беатрис, — с притворным испугом сказал сэр Муртас. — Вы вогнали этого недотепу в краску, как бы он не начал отплевываться. Если он действительно такой дикарь, каким выглядит, кто знает, на какие мерзости он способен? Готов биться об заклад, что он сейчас начнет брызгать слюной от злости.

Адриан с угрожающим видом шагнул к сэру Муртасу, но в этот момент к ним летящим шагом приблизился Нимбус.

— Принцесса Беатрис, принц Рудольф, сэр Муртас, — учтиво произнес он, ловко кланяясь, — позвольте мне выразить уверенность в том, что настоящие празднества оставят в вашей памяти самые приятные воспоминания.

Трое аристократов одновременно повернулись к наставнику Адриана, который снова согнулся в изящном поклоне с разведенными в стороны руками, на его лице сияла радостная улыбка.

— Я вижу, что ваши высочества уже познакомились с нашим благородным гостем, сэром Адрианом. Я уверен, он умолчал о том, что получил рыцарское звание на поле брани, для этого он слишком скромен. Как жаль, ведь это удивительная история. Принц Рудольф, я знаю, вы с удовольствием ее выслушаете, а в ответ поведаете нам о ваших собственных героических подвигах в пылу сражений. Ах, извините, я запамятовал, что вам так и не довелось участвовать в настоящих битвах.

Принц застыл на месте с видом оскорбленной невинности.

— А вы, сэр Муртас, теперь я припоминаю… Пожалуйста, расскажите нам, где были вы, когда императорские армии сражались с мятежниками не щадя живота своего? Несомненно, вам есть что поведать о ваших деяниях в прошлом году, когда другие добрые рыцари защищали честь нашей императрицы.

Муртас открыл рот, чтобы возразить, однако Нимбус уже успел повернуться к принцессе Беатрис:

— Миледи, вам не следует принимать так близко к сердцу рассеянность сэра Адриана. Нет ничего удивительного в том, что он не ответил на ваш вопрос. Ведь ему, как и всем нам, известно, что ни одна благородная дама никогда не обратится первой к незнакомцу, как это принято у простолюдинок с улицы красных фонарей.

Трое вельмож, утратив от удивления дар речи, растерянно уставились на Нимбуса.

— Если вы все еще ищете свое место, сэр Адриан, то вам сюда, — сказал Нимбус и, деликатно взяв его за руку, повел за собой, но успел при этом обернуться и еще раз пожелать ошеломленным аристократам чудесного Праздника зимы. После чего подвел Адриана к его пустующему стулу в конце стола.

— Ничего себе, — восхищенно пробормотал Адриан. — Вы только что назвали этих задавак трусами, а принцессу шлюхой.

— Да, но в чрезвычайно вежливой форме, — заметил Нимбус и весело подмигнул Адриану. — А теперь постарайтесь больше не попадать в неприятные истории. Сидите и улыбайтесь. Мне нужно идти.

Нимбус двинулся сквозь толпу, то и дело приветственно помахивая рукой разным людям.

И вновь Адриан почувствовал себя невероятно уязвимым, брошенным на произвол судьбы. Он оглянулся и увидел, что принцесса и Муртас показывают на него и смеются. Потом заметил, что за ним наблюдают двое мужчин, стоявших неподалеку. Сложив руки на груди, они стояли, прислонившись спиной к украшенной красными лентами колонне. Сразу бросалось в глаза то обстоятельство, что только у них на поясе висели мечи. Адриан узнал обоих, так как видел уже не раз. Они всегда держались в тени, в противоположном углу комнаты, это были две его неотступные тени.

Адриан отвернулся и неспешно уселся на свой стул. Поправляя одежду, он постарался вспомнить все, чему учил Нимбус: сидеть прямо, не суетиться, постоянно улыбаться, не начинать разговора самому, не пробовать ничего незнакомого и не смотреть в глаза людям, которые к нему не обращаются. Если придется с кем-то познакомиться, следует кланяться и избегать рукопожатий с мужчинами. Если дама протягивает руку, он должен взять ее и мимолетно поцеловать тыльную сторону ладони. Нимбус посоветовал ему заготовить несколько предлогов, чтобы не участвовать в разговорах. Кроме того, лучше держаться подальше от групп, состоящих более чем из двух человек. Но самое главное, он должен выглядеть спокойным и расслабленным и не привлекать к себе внимания.

В передней части зала менестрели играли на лютнях, но Адриана отделяло от них море людей, перемещавшихся в соответствии с непонятными ему течениями. То и дело раздавался фальшивый, неискренний смех. Гости обменивались язвительными замечаниями. У дам это получалось гораздо лучше, чем у мужчин.

— О, моя дорогая, я просто влюбилась в ваше платье! — раздался женский голос, высокий и мелодичный. — Оно такое простенькое, полагаю, это делает его невероятно удобным. А вот в моем, отделанном столь сложной вышивкой, невозможно сидеть.

— Я уверена, что так и есть, — ответила другая дама. — Но неудобство совсем небольшая жертва, если платье благодаря слишком свободному крою мастерски скрывает недостатки фигуры.

От попыток уследить за финтами, выпадами, защитой и ответными ударами у Адриана разболелась голова. Стоило закрыть глаза, как у него возникало ощущение, будто он слышит, как звенят скрестившиеся клинки. Он с удовлетворением отметил, что принцесса Беатрис, принц Рудольф и сэр Муртас сидят за другим столом. Между тем на противоположной от Адриана стороне стола занял место мужчина в простом монашеском одеянии. Он казался здесь лишним еще в большей степени, чем сам Адриан, и они молча кивнули друг другу. Однако соседние с Адрианом стулья оставались свободными.

В конце зала возвышался массивный трон. Перед ним, поперек помещения, был установлен главный стол, посреди которого сидел Этельред. Справа и слева от него расположились короли и королевы, а в самом конце стола заняли свои места Нимбус и Амилия. Одетая в ослепительно-голубое платье, она сидела тихо, слегка наклонив голову.

Музыка смолкла.

— Милостивые государи и государыни, прошу внимания! — крикнул толстый придворный в ярко-желтом одеянии и стукнул в пол жезлом с бронзовым наконечником. По залу прокатилось эхо удара, разговоры быстро стихли. — Пожалуйста, займите свои места. Провозглашаю начало пира.

Раздался звук отодвигаемых стульев, это дворяне Аврина занимали свои места за столами. Слева от монаха уселся крупный мужчина с седой бородой. Справа от него сидел не кто иной, как сэр Бректон, одетый в светло-синий камзол. Его сходство с Уэсли не вызывало сомнений. Рыцарь встал и с широкой улыбкой поклонился тучной женщине, которая опустилась на стул слева от Адриана, и он с радостью узнал Женевьеву Харгрейв Рошелльскую.

— Прошу меня простить, достопочтенный сэр, — сказала она, устраиваясь удобнее. — Очевидно, они собирались посадить сюда хрупкую юную принцессу, а не герцогиню в возрасте! Я уверена, что вы тоже на это рассчитывали. — Она подмигнула Адриану.

Адриан понял, что все ждут от него ответа, и решил не рисковать:

— Я рассчитывал только на то, что ничего на себя не опрокину, — сказал он с притворным раскаянием. — Ни о чем другом даже думать не смею.

— О, дорогой, значит, это происходит с вами в первый раз… — Она посмотрела на рыцаря, сидевшего на противоположной стороне стола. — Осмелюсь предположить, сэр Бректон, что сегодня вечером у вас будет соперник.

— Что вы имеете в виду, миледи? — спросил он.

— Этот человек наделен не меньшей скромностью, чем вы.

— В таком случае для меня честь находиться с ним за столом, но еще больше радует возможность видеть вас.

— Мне жаль всех присутствующих здесь принцесс, ведь не вызывает сомнений, что мне повезло больше остальных дам, поскольку я оказалась за одним столом с вами. Как прикажете к вам обращаться, сэр? — спросила она у Адриана.

Все еще сидевший Адриан осознал, что совершил ошибку, ему следовало встать, как это сделал сэр Бректон, когда появилась Джинни. Он неловко поднялся на ноги и поклонился.

— Сэр Адриан, миледи, — сказал он, ожидая увидеть протянутую руку.

Но когда герцогиня протянула ему руку, он почувствовал себя глупо, однако запечатлел легкий поцелуй на тыльной стороне ее ладони. Он был уверен, что его угловатость вызовет всеобщий смех, но ничего подобного не произошло.

— А я Женевьева, герцогиня Рошелльская.

— Приятно познакомиться, — поклонился Адриан.

— Вы, конечно, знаете сэра Бректона.

— Лично мы не знакомы.

— Он военачальник Северной имперской армии и фаворит предстоящего турнира.

— Кто считает его фаворитом, миледи? — спросил сэр Элгар, отодвигая стоявший рядом с сэром Бректоном стул и усаживаясь с элегантностью слона. — Я уверен, что в этом году я более чем когда-либо могу рассчитывать на благосклонность Марибора.

— Вы имеете полное право так думать, сэр Элгар, но лично я подозреваю, что ваше бахвальство намного превосходит ваше умение держаться в седле, и это после долгих лет бесконечных упражнений в верховой езде, — ответила герцогиня, заставив монаха рассмеяться.

— Со всем уважением, ваше высочество, — с холодной серьезностью заговорил сэр Бректон, — но сэр Элгар совершенно прав, только Марибор решит, кто станет победителем турнира, а сейчас никто не может сказать наверное, кому он на самом деле благоволит.

— Я не нуждаюсь в вашем одобрении и не намерен служить пьедесталом ваших добродетелей, — раздраженно возразил сэр Элгар. — Вы не монах, а посему прошу избавить нас от ваших благочестивых наставлений.

— Не стоит так поспешно отвергать одобрение или наставления монаха, — негромко произнес мужчина в монашеском одеянии, — ибо через него небеса могут сообщать мирянам свою волю, не так ли?

— Прошу меня простить, святой отец. Я ничего не имел против вас, а лишь порицал далекого от церкви будущего затворника.

— Всякий раз, когда звучит слово Марибора, я умоляю вас к нему прислушаться, — произнес низкорослый мужчина с грушеобразной фигурой, усаживаясь на свободное место рядом с герцогиней. Он поцеловал ее в щеку и назвал дражайшей Женевьевой. Адриан никогда прежде не встречал Леопольда, герцога Рошелльского, но сразу понял, кто он такой, благодаря рассказам Альберта. Сэру Гилберту досталось место рядом с Элгаром.

Пока еще никто не сел справа от Адриана, и он надеялся, что так и будет до конца пира. С одной стороны его фланг защищала герцогиня, и ему оставалось опасаться лишь фронтальной атаки. Пока Адриан размышлял на эту тему, появилось еще одно дружеское лицо.

— Всем удачного Праздника зимы! — приветствовал всех собравшихся за столом Альберт Уинслоу.

Его изящный поклон вызвал у Адриана приступ белой зависти. Он не сомневался, что Альберт его заметил, но виконт ничем не показал, что они знакомы.

— Альберт! — просияв, воскликнула герцогиня. — Как замечательно, что вы оказались за нашим столом.

— Леди Женевьева, герцог Леопольд, — склонил голову в едва заметном поклоне виконт, — почту за честь отобедать в обществе столь именитых особ. Я и помыслить не мог, что столь высоко вознесся в списке гостей ее величества.

Альберт подошел к Джинни, поклонился и с безупречной элегантностью поцеловал ее руку.

— Позвольте мне представить вам сэра Адриана, — сказала она. — Он кажется мне чудесным человеком.

— В самом деле? — спросил Альберт. — К тому же он, сдается мне, рыцарь?

— В этом нам еще предстоит убедиться, — заявил Элгар. — Он ставит сэр перед своим именем, но я не слышал о нем прежде. Надеюсь, хоть кому-то из присутствующих что-нибудь о нем известно?

— Благородный человек никогда не станет плохо отзываться о ком-либо до того, как тот предоставит к тому достаточный повод, — вмешался сэр Бректон. — Не сомневаюсь, что вам, сэр Элгар, как истинному рыцарю, это хорошо известно.

— И вновь повторю, мне не нужны ваши наставления. Я хочу знать, откуда родом сэр Адриан и как он получил свои шпоры.

Взоры всех сидевших за столом обратились на Адриана.

Стараясь сохранять полнейшую невозмутимость, он попытался припомнить все, чему его учили.

— Я из… Бармора. В рыцари меня посвятил лорд Дермонт за участие в битве под Ратибором.

— Неужели? — сладким голосом спросил сэр Гилберт. — Лично я ничего не слышал о победе в сражении при Ратиборе. Насколько мне известно, оно проиграно, а лорд Дермонт убит. И за это вас произвели в рыцари? Умоляю, расскажите, как его светлость возвел вас в столь высокое звание? Быть может, его дух слетел с небес, ударил вас по плечу призрачным мечом и сказал: «Встаньте, добрый рыцарь, и проиграйте новые сражения для империи, императрицы и нашего господа Марибора?»

Адриан почувствовал, что внутри у него все оборвалось. Альберт бросил на него напряженный взгляд и едва заметно пожал плечами, давая знать, что ничем не может ему помочь. Даже герцогиня на сей раз сочла за лучшее промолчать и не вмешиваться в полемику. Обстановку разрядило появление регента Сальдура.

— Добрый вечер, дамы и господа, — произнес он, опуская руку на плечо Адриана.

Сальдура сопровождал Арчибальд Баллентайн, граф Чедвик, занявший место справа от Адриана. Все сидевшие за столом почтительно поклонились регенту.

— Я как раз хотел показать графу его место и случайно услышал ваши вопросы, обращенные к сэру Адриану. Дело в том, что сама императрица настояла на том, чтобы он участвовал в празднике. И я с радостью позволю себе ответить на благородный вопрос сэра Гилберта. Вы не возражаете, сэр Адриан?

— Конечно, — холодно ответил он.

— Благодарю вас, — сказал Сальдур и откашлялся. — Сэр Гилберт прав, в тот день лорд Дермонт погиб, но рассказы его ближайших друзей позволили нам узнать, как это произошло. Три дня непрерывно шли дожди, что сделало кавалерийскую атаку невозможной, а серьезное численное превосходство патриотов убедило лорда Дермонта в безнадежности положения. Охваченный горем, он скрылся в своей палатке. Когда патриоты пошли в наступление, оставшаяся без своего военачальника имперская армия дрогнула. Именно тогда сэр Адриан, на тот момент капитан Адриан из пятого кавалерийского полка, сумел восстановить прорванный строй. Капитан Адриан поднял с земли упавшее знамя и грудью встретил неприятеля. Сначала за ним последовала лишь горстка солдат, только те воины, что служили вместе с ним, ответили на его призыв, ведь они хорошо знали о его храбрости. Не обращая внимания на то, что их совсем мало, капитан Адриан призвал на помощь Марибора и повел за собой солдат в контратаку.

Адриан не знал, куда деваться от смущения. Потупив взгляд, он машинально принялся крутить непослушную пуговицу камзола, в то время как все остальные завороженно слушали регента.

— И хотя это было настоящим самоубийством, капитан Адриан выехал во главе своих солдат на заболоченное поле. Из-под копыт его коня во все стороны летела грязь, но когда он поскакал вперед по раскисшему полю, на небе появилась радуга. Капитан Адриан нанес удар в самую сердцевину вражеского войска, не думая о собственной безопасности.

Голос Сальдура становился все громче и убедительнее. Казалось, будто он произносит проповедь в церкви. Многие дворяне поворачивали головы в их сторону и прислушивались.

— Отважная контратака вызвала замешательство в рядах неприятельской пехоты, она в страхе отступила. Капитан Адриан прорвал боевые порядки патриотов и оказался среди врагов, но тут его скакун споткнулся и упал. Однако капитан Адриан поднялся на ноги и пошел вперед со щитом и мечом в руках, разя клинком направо и налево и повторяя имя императрицы: «Модина! Модина! Модина Новронская!»

Сальдур замолчал, и когда Адриан оторвал взгляд от стола, он увидел, что взоры всех присутствующих устремлены на него и регента Сальдура.

— Наконец, остальные солдаты, которым стало стыдно за свою опешалость, тоже перешли в наступление, ибо отвага одинокого капитана не осталась напрасной. Они воззвали к Марибору с мольбой о прощении, взялись за оружие и устремились в атаку. Но еще до того, как подоспела помощь, Адриан был ранен и упал в грязь. Его люди вынесли своего капитана с поля боя и доставили в палатку лорда Дермонта. Они рассказали о храбрости Адриана, и тогда лорд Дермонт поклялся именем Марибора вознаградить по достоинству жертву Адриана. Он заявил о своем намерении посвятить отважного капитана в рыцари. «Нет, милорд! — воскликнул истекавший кровью Адриан. — Не следует посвящать меня в рыцари, я этого недостоин. Я потерпел поражение». И тогда лорд Дермонт возвысил свой клинок и все слышали, как он сказал: «Ты более достоин звания доблестного рыцаря, чем я звания мужчины!» И с этими словами лорд Дермонт посвятил Адриана в рыцари.

— О боже! — восхитилась герцогиня.

Теперь, когда все смотрели только на Адриана, его бросило в пот. Он пришел в полное замешательство и был еще более сконфужен, чем когда сэр Элгар вынудил его обнажиться и прервать купание.

— Лорд Дермонт приказал подвести себе коня и поблагодарил сэра Адриана за то, что тот помог ему спасти свою честь в глазах Марибора. Он повел свою армию в бой, но в этом сражении большая часть его свиты и он сам пали под копьями патриотов. Сэр Адриан, несмотря на свои раны, жаждал к ним присоединиться, однако потерял сознание до того, как вернулся на поле брани. После победы патриоты сочли его мертвым, и лишь провидение сохранило ему жизнь. Он очнулся в луже грязи, изнемогая от жажды и голода, дополз до леса, где наткнулся на небольшую хижину. Там им озаботился некий таинственный незнакомец, который накормил его и перевязал раны. Шесть дней сэр Адриан набирался сил, а на седьмой день его спаситель привел лошадь и предложил сэру Адриану отправиться на ней в Аквесту и предстать перед двором. Как только он передал поводья сэру Адриану, раздался удар грома, и с голубого неба упало одинокое белое перо. Незнакомец поймал его до того, как оно коснулось земли, и на его лице расцвела счастливая улыбка. А в следующее мгновение он исчез.

Регент на мгновение умолк и окинул торжествующим взглядом соседние столы. Теперь чуть ли не все пирующие смотрели в их сторону.

— Дамы и господа, — продолжил свою речь Сальдур, — я должен признаться, что за два дня до появления сэра Адриана ко мне подошла императрица и сказала: «Рыцарь на белой лошади приедет во дворец. Примите его и воздайте почести, потому что он будет самым великим рыцарем империи». С тех пор сэр Адриан находился во дворце и приходил в себя после ранений. Сегодня он окончательно выздоровел и сидит среди нас. А теперь прошу меня извинить, я должен занять свое место, ведь сейчас начнется пир.

Сальдур отвесил общий поклон и направился к своему столу. Некоторое время все молчали, не сводя с Адриана удивленных глаз. Альберт даже приоткрыл рот от изумления.

Наконец герцогиня сумела найти слова, выразившие общее настроение:

— Сэр Адриан, воистину вы удивительный человек с душою, полной сюрпризов!

То, как подали обед, оказалось для Адриана полнейшей неожиданностью. Пятьдесят слуг, демонстрируя удивительную выучку и слаженность движений, предлагали гостям экзотические, самым изощренным образом приготовленные блюда. На двух огромных блюдах возлежали павлины, обложенные кусками сочного мяса. Один смотрел вверх так, словно был чем-то несказанно удивлен. Второй, казалось, спал, засунув голову под крыло. На других подносах красовались тушки уток, гусей, перепелок, диких голубей и куропаток… Белоснежный лебедь-трубач так широко раскинул крылья, будто собирался взлететь… Из посыпанного смесью приправ, орехов и ягод желе выступали куски постной оленины, кабанятины, мраморной говядины… Все столы были заставлены блюдами с семью видами рыбы, устрицами в миндальном молоке, треугольниками сыра, грудами пирогов с мясом, пирожных с заварным кремом, сдобренного медом печенья, масляных пирожных, а также кусками черного и белого хлеба. Лакеи с множеством помощников разносили вино, пиво, эль и мед.

Адриан так растерялся, что у него из головы вылетели все наставления Нимбуса о поведении за столом. Список правил был бесконечным, но Адриану удалось вспомнить всего лишь два из них, что не следует сморкаться в скатерть и ковырять ножом в зубах. Однако вскоре после того как гости вслед за Сальдуром вознесли молитву Марибору и принялись с аппетитом поглощать расставленные на столах яства, Адриан постепенно успокоился. Эти аристократы бросились сворачивать птицам головы и выламывать окорока из свиных туш с таким воодушевлением, что на скатерти во все стороны полетели капли жира и ошметки мяса. Каждый из этих вельмож старался перепробовать как можно больше блюд, чтобы впоследствии иметь возможность обсудить их достоинства на каком-нибудь великосветском приеме или аудиенции.

Большую часть жизни Адриан пробавлялся похлебкой из овощей, черным хлебом, твердым сыром, соленой рыбой и темным элем. Стоявшие перед ним яства позволяли ему расширить свои жалкие представления о кулинарии. Для начала он отведал мяса павлина, которое, вопреки удивительной красоте птицы, оказалось далеко не таким сочным, как он рассчитывал. Оленина с дымком и легким привкусом пекана показалась просто великолепной. Но больше всего Адриану понравились печеные яблоки с корицей. Как только гости приступили к еде, все разговоры прекратились, и только одинокий голос певца и звуки лютни витали над головами жующих людей:

Долгими летними днями

Долгую песню пою,

В сердце с мечтой о свиданье

Память о вас сохраню…

Мелодия была красивой и неожиданно навязчивой, но она отлично дополняла великолепие огромного зала, залитого сиянием каминов и свечей. После захода солнца окна, казалось, превратились в черные зеркала, и настроение стало более душевным. Умиротворенный едой, напитками и музыкой, Адриан забыл о своих тревогах и начал получать удовольствие, пока граф Чедвик не вернул его к реальности.

— Вы намерены участвовать в турнире? — спросил он.

По голосу и остекленевшим глазам Арчибальда Баллентайна Адриан понял, что тот начал прикладываться к кубку задолго до начала пира.

— О да, да, сэр… Я хотел сказать — ваше сиятельство.

— В таком случае вы можете сразиться с моим чемпионом, сэром Бректоном. — И он нетвердой рукой показал на своего вассала. — Он также участвует в турнире.

— Тогда у меня едва ли будут шансы на победу.

— Разумеется, шансов не будет, — заявил граф, — но вы должны постараться изо всех сил. Ведь там будут зрители, которые придут, чтобы получить удовольствие от схватки. — Граф наклонился к Адриану и доверительно произнес: — А теперь скажите мне честно, Сальдур рассказал правду?

— Не смею оспаривать слово регента, — уклончиво ответил Адриан.

Арчибальд пьяно расхохотался.

— Думаю, вы хотели сказать «не доверяю ни единому слову регента». Вам известно, что он обещал мне отдать Меленгар, а потом просто… — Граф попытался щелкнуть пальцами. — Вот так… — Он предпринял еще одну попытку. — Вот так… — У него ничего не вышло и в третий раз. — Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Они забрали то, что было мне твердо обещано. Вот почему я настроен скептически. А то, что императрица вас ждала, это правда?

— Понятия не имею, милорд. Откуда мне знать?

— Так вы ее не встречали? Я имел в виду императрицу?

Адриан вспомнил юную девушку по имени Трейс, но ответил не сразу:

— Нет, я никогда не встречал императрицу. Кстати, а разве она не должна присутствовать на пиру?

Граф недовольно нахмурился:

— Трон пустует, потому что императрица никогда не обедает на людях. Честно говоря, я прожил во дворце полгода и видел ее всего три раза, один раз в тронном зале, потом, когда она обращалась к народу, и еще однажды, я… В общем, она никогда не покидает своей комнаты. Иногда мне кажется, что регенты сделали ее своей пленницей. Мне бы следовало ее похитить, бедную девушку надо освободить.

Арчибальд выпрямился на стуле и пробормотал, обращаясь скорее к самому себе, чем к Адриану:

— Я знаю, что следует сделать, а вот и человек, с которым мне нужно поговорить. — Он схватил со стола грецкий орех и запустил им в Альберта.

— Виконт Уинслоу, — громко обратился к нему Арчибальд, — мы с вами довольно давно не виделись.

— Вы правы, милорд. Прошло немало времени.

— Вы все еще поддерживаете связь с теми двумя ночными призраками? Ну, вы понимаете, я о волшебниках, по мановению рук которых исчезают письма и которые умеют спасать обреченных принцесс из тюремных башен?

— Сожалею, милорд, но после того, как они поступили с вами, я прервал с ними все отношения.

— Да, они поступили со мной… — Граф смолк, глядя в свой кубок. — Да, они положили голову Браги мне на колени, пока я спал, ни больше ни меньше! Вы об этом знали? Можете себе представить, что я испытал, когда проснулся. — Он принялся бормотать себе под нос что-то невразумительное.

Адриан прикусил язык.

— Мне об этом ничего не известно. Примите мои искренние извинения, — с искренним удивлением сказал Альберт.

Однако граф ничего не заметил, он закинул голову назад, чтобы сделать очередной глоток вина. Появились новые музыканты, и зазвучала мелодия модного танца. Многие мужчины, в том числе Гилберт и Элгар, подали руку дамам и повели их танцевать. Адриан танцевать не умел. Нимбус даже не пытался его учить. Герцог и герцогиня Рошелльская присоединились к танцующим. Между Адрианом и Альбертом образовалось свободное пространство.

— Значит, вы и есть сэр Адриан? — спросил виконт, перебираясь на освободившееся место леди Женевьевы. — Вы впервые на таком пиру?

— Совершенно верно.

— Дворец огромен и имеет впечатляющую историю. Я уверен, что у вас не было возможности ее изучить, пока вы поправлялись после ранений. Если вы не собираетесь танцевать, я буду рад вам его показать. На втором этаже есть замечательные картины и изысканные фрески.

Адриан посмотрел на пирующих вельмож, многие из которых продолжали на него с интересом поглядывать.

— Уверен, что так и есть, ваше сиятельство, — сказал он твердым голосом, — но полагаю, что покинуть пир так рано будет невежливо. Регенты могут плохо обо мне подумать. — Он кивнул в сторону стола, за которым сидели Сальдур и Этельред. — Мне бы не хотелось вызвать их неудовольствие в самом начале празднеств.

— Я вас прекрасно понимаю. Вам удалось найти во дворце достойные покои?

— Да, с этим все хорошо. У меня отдельная комната в крыле, где живут рыцари. Регент Сальдур проявил по отношению ко мне удивительную щедрость, и я полностью удовлетворен своими покоями.

— Но вы недовольны чем-то другим?

— На самом деле у меня нет никаких жалоб, — ответил Адриан, тщательно подбирая слова. — Меня лишь беспокоит выступление на турнире. Мне предстоит участвовать в поединках со знаменитыми рыцарями, такими, как сэр Бректон. Я хочу показать на турнире, на что способен. Очень важные люди будут внимательно наблюдать за его исходом.

— Вам не следует беспокоиться, — заметил Бректон. — Если вы следуете рыцарскому кодексу, Марибор укажет вам путь. То, что думают другие, не имеет значения на поле сражения. Правда есть правда, и только вам известно, насколько ваша жизнь соотносится с кодексом чести. Вот источник вашей силы или слабости.

— Благодарю вас за добрые слова, сэр, но я защищаю не только свои интересы. Успех или неуспех в этом турнире изменит судьбы тех, о ком я тревожусь. Я имею в виду моих людей.

Альберт одобрительно кивнул. Сэр Бректон наклонился вперед и спросил:

— Вас тревожит доброе имя оруженосцев и грумов?

— Они дороги мне, как семья, — ответил Адриан.

— Это достойно восхищения. Не могу сказать, что встречал рыцаря, который так беспокоился бы о тех, кто ему служит.

— Если уж быть честным до конца, я принимаю участие в турнире только ради них. Я очень надеюсь, что не обесчещу себя, ведь многие из них не всегда способны правильно оценить происходящее и склонны к поспешным выводам, как правило, когда речь идет обо мне. Тем не менее сейчас я надеюсь, что они смогут насладиться праздником.

Альберт еще раз кивнул и опустошил свой кубок. Баллентайн последовал его примеру. Он сделал большой глоток, громко рыгнул, поставил локти на стол и подпер голову ладонями. «Кажется, граф сейчас заснет», — подумалось Адриану.

Монах и седобородый мужчина пожелали всем спокойной ночи и ушли, рассуждая об истинной природе встреченного Адрианом в лесу человека, скрытом значении рассказанной Сальдуром истории и ее связи с легендой о Кайле.

— Что ж, я получил удовольствие, обедая в вашем обществе, — сказал Альберт, поднимаясь на ноги. — Я не привык к таким пиршествам, к тому же вино ударило мне в голову. Боюсь стать посмешищем, если останусь, поэтому позволю себе откланяться.

Оба рыцаря пожелали ему спокойной ночи, и Альберт ушел, не оглядываясь. Теперь, когда за их столом не осталось других собеседников, кроме дремавшего Баллентайна, Адриан повернулся к Бректону и спросил:

— Ваш отец сидит где-то в другом месте, или он не захотел участвовать в этом пире?

Бректон, все внимание которого было в этот момент сосредоточено на тех, кто сидел за столом регентов, ответил не сразу:

— Мой отец отказался присутствовать на пиру. Если бы не требование моего лорда, — он показал на графа, который никак не отреагировал на слова рыцаря, — я бы также остался в своих покоях. У нас не самое подходящее настроение для праздников. Мы совсем недавно узнали, что мой младший брат Уэсли погиб на службе императрицы.

— Сожалею о вашей потере, — печально сказал Адриан. — Уверен, что он с честью ушел из этой жизни.

— Благодарю вас, но смерть на службе дело обычное. Для нас было бы большим утешением узнать обстоятельства его гибели. Он умер вдали от дома. Уэсли служил на борту «Изумрудной бури», пропавшей в море. — Бректон встал. — Прошу меня извинить. Пожалуй, мне пора.

— Конечно, доброго вам вечера.

Адриан долго смотрел вслед постепенно удалявшемуся Бректону. У рыцаря была такая же походка, как и у его покойного брата, и Адриану пришлось себе напомнить, что у него нет выбора. Пусть даже он всем сердцем сочувствовал этому доблестному воину, но две жизни всегда будут стоить дороже, чем одна. Бректон был солдатом, и, как он сам справедливо заметил, смерть на службе — дело обыкновенное. Но эти рассуждения не избавляли Адриана от укоров совести.

И тут Баллентайн уронил голову на загудевший от удара стол. Адриан печально вздохнул. Как рыцарство, так и пир вельмож на поверку оказались далеко не такими блистательными, как он ожидал.

Глава 11

РЫЦАРСКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ

Альберт Уинслоу, плотно запахнувшись в тяжелый плащ и опустив капюшон, быстрым шагом направился к постоялому двору «Бейли». Идти пришлось через всю Аквесту. Он пожалел, что не надел сапоги, его туфли с застежками постоянно скользили по обледеневшей мостовой. Можно было воспользоваться каретой. Около дворца стояло несколько карет, но, когда идешь пешком, гораздо легче заметить слежку. Альберт в очередной раз оглянулся и обнаружил, что улица пуста.

К тому времени, когда он добрался до постоялого двора «Бейли», огонь в камине общего зала уже почти погас. Около него дремал в кресле пожилой мужчина с кубком бренди на коленях. Удивительно, как это он его не опрокинул. Альберт быстро пересек зал и по лестнице поднялся в свою комнату. Он решил, что напишет записку, оставит ее на столе и вернется во дворец. Вставляя ключ в замочную скважину, он начал мысленно составлять текст.

«Как мне объяснить то, что я видел собственными глазами?» — подумал он.

Альберт ожидал, что войдет в темную холодную комнату, но на столе горели свечи, а в камине весело потрескивал огонь. На его постели — прямо в сапогах — лежал гном.

— Кого я вижу? Магнус! — воскликнул Альберт и вздрогнул, когда дверь за ним захлопнулась.

Альберт резко обернулся и увидел у себя за спиной Ройса.

— Тебе следует запирать дверь перед уходом, — наставительным тоном произнес вор.

— Я выше подобных предрассудков, — насмешливо возразил Альберт. — Когда вы вернулись?

— Не настолько давно, чтобы успеть отдохнуть, — проворчал Магнус. — Он спешил, будто за нами гналась свора псов, так хотелось поскорее сюда добраться.

— Аккуратнее с сапогами, — буркнул Альберт, сбрасывая ноги гнома с постели.

— Что случилось с Адрианом? — спросил Ройс, не снимая с головы капюшона.

Когда Ройс познакомился с Альбертом, тот был пьяницей и жил в крестьянском амбаре на окраине Колноры. Ему приходилось продавать одежду, чтобы купить ром, и в конце концов у него осталась только ночная рубашка и старое тряпье. Жалуясь на судьбу и расточительного отца-вельможу, он попытался всучить Ройсу и Адриану свою шелковую ночную рубашку за пять медяков. Ройс предложил кое-что получше. Рийрия нуждались в аристократе со связями среди богачей и дворян, респектабельном посреднике, который мог бы предложить им услуги сомнительного свойства. Они отмыли его, купили новую одежду и все атрибуты успеха, необходимые виконту. Ройс и Адриан вернули ему чувство достоинства, и Альберт снова стал дворянином. С тех пор он считал Ройса своим другом, но когда тот начинал говорить с ним резким тоном и властным голосом, к тому же не снимая капюшона, ему становилось не по себе.

— Ну, — нетерпеливо спросил Ройс, подходя ближе и заставляя Альберта сделать шаг назад. — Он в тюрьме? Они его не…

— Что? Нет! — Альберт отрицательно покачал головой. — Я уверен, что ты мне не поверишь. Я только что с пира вельмож, грандиозного приема, который открывает Праздник зимы. Кого там только не было — короли, епископы, рыцари…

— Ближе к делу, Альберт.

— А я говорю только по делу. Там был Адриан.

Альберт заметил, как сжались в кулаки руки Ройса.

— Что они с ним делают?

— О нет, ничего плохого, его накормили и сделали рыцарем, Ройс, рыцарем империи. Ты бы видел, как он был одет.

При этих словах даже гном сел.

— Что? Перестань молоть чепуху, ты спятил…

— Клянусь, это правда! К нам даже подошел регент Сальдур и рассказал всем безумную историю о том, как Адриан сражался с имперцами в битве при Ратиборе и как его произвели в рыцари. Ты можешь в такое поверить?

— Нет, не могу. Ты снова начал пить?

— Я выпил совсем немного. Клянусь, я трезв, — заверил Ройса Альберт.

— Но зачем им все это? Тебе удалось к нему подобраться? Что он говорит?

— Он не мог говорить свободно и намекнул, что за ним следят. Однако я понял, что он собирается участвовать в турнире. Складывается впечатление, что регенты вынудили Адриана заключить с ними какую-то сделку.

— В рыцарском турнире?

— Да. И он ясно дал понять, что нам не следует вмешиваться.

— Я не понимаю.

— Что ж, значит, нас уже двое.

— Я чувствую себя смешной, — шепнула Амилия Нимбусу и отодвинула от себя тарелку.

На нее смотрели сто двадцать три пары глаз. Она знала точное число присутствующих, знала, какие правители приехали с женами, а кто пришел на пир с куртизанками. Она знала, кто боится сквозняков, а кто не любит сидеть у пылающего камина. Она знала, кто из принцев отказался сесть рядом с некими графинями. Она знала, кто обладает властью, а кто лишь марионетка в чужих руках. Она знала о странностях и слабостях присутствующих, об их склонностях и страхах, все имена и титулы, но никого из них не видела раньше.

Они были послушными, как листки пергамента, но теперь все — все до единого — смотрели на нее. Нет, они не просто смотрели, на их лицах застыло выражение злобы и презрения. Она читала в глазах раздражение и прекрасно понимала, о чем они сейчас думают: «Как удалось бедной дочери каретного мастера оказаться за императорским столом?»

Амилия чувствовала себя так, словно сто двадцать три волка скалят, глядя на нее, острые зубы.

— Вы так красивы, — сказал Нимбус, постукивая пальцами по столу в ритме паваны[3]

.

Ее наставник словно не чувствовал волн ненависти, которые на них накатывали. Амилия вздохнула. Ей ничего не оставалось, как с достоинством вынести пребывание за этим столом до самого конца. Она сидела с прямой спиной, ей даже пришлось напомнить себе, что нужно дышать, а это не самое простое дело в таком тугом корсете.

Амилия надела платье, подаренное ей утром герцогиней — настоящее произведение искусства из голубого шелка. Лиф украшали ленты, сплетенные в элегантные узлы, изображавшие лебедей. Тесный корсаж делал живот плоским и мерцающим водопадом спускался к широкой юбке при каждом движении Амилии. Глубокий вырез показался ей слишком откровенным, и, к огорчению леди Женевьевы, она повязала шарф, скрывший не только ее грудь, но и ожерелье, которое ей одолжила герцогиня. Чтобы такая же участь не постигла бриллиантовые сережки, герцогиня прислала трех стилистов, и те уложили волосы Амилии так, что они не скрывали ее шеи. Они потратили почти два часа на прическу, потом им на смену пришли две девушки и накрасили ей губы, ресницы, щеки и даже ногти. Прежде Амилия никогда не пользовалась косметикой и уж тем более не выставляла напоказ грудь. Из уважения к герцогине она подчинилась, но продолжала чувствовать себя, как шутиха в буффонаде, разыгрываемой для ста двадцати трех пар глаз.

«Ста двадцати четырех, — мысленно поправила она себя. — В последний момент появился еще один человек».

— Который из них? — спросила она у Нимбуса.

— Кто именно? Сэр Адриан? Я усадил его вон там. Он одет в золото и пурпур. Сальдур выдает его за рыцаря, но я никогда не встречал человека, столь на рыцаря не похожего.

— Он жесток?

— Вовсе нет. Он ведет себя тактично и уважительно даже со слугами, жалуется на жизнь меньше, чем монах, и, хотя я уверен, что он мастерски владеет мечом, Адриан не более склонен к насилию, чем церковная мышь. Он почти не пьет вина, считает миску каши роскошным угощением и встает с рассветом. Нет, он не рыцарь, но в нем есть начатки рыцарственности.

— Его лицо кажется мне знакомым, — сказала Амилия, но никак не могла вспомнить, где видела Адриана. — Так, значит, он сможет стать рыцарем?

— Пока еще рано об этом говорить, — ответил Нимбус. — Надеюсь, он не примется танцевать. Мне не хватило времени его научить, и я думаю, что он не имеет ни малейшего понятия о том, как это делается.

— А вы умеете танцевать? — спросила Амилия.

— Я исключительно талантлив от природы, миледи. Хотите, чтобы я вас обучил танцам?

Она скривилась в едва заметной гримасе отвращения:

— Вот уж не думаю, что мне потребуется уметь еще и это.

— Вы уверены? Разве сэр Бректон не просил у вас права представлять ваши цвета на турнире?

— Только из жалости.

— Из жалости? Вы уверены? Возможно, вам… О боже, что это значит?

Нимбус замолчал, глядя на сэра Муртаса, решительно направлявшегося к их столу. Муртас был в туго стянутом на поясе бордовом камзоле с подложенными плечами, на груди у него поблескивала элегантная золотая цепь. Иными словами, вид у него был впечатляющий. Темные глаза великолепно сочетались с черными волосами, бородку он тщательно подстриг.

— Леди Амилия, позвольте рекомендоваться, сэр Муртас из Альбурна, — сказал он, подавая ей руку.

Она машинально ответила тем же и с недоумением смотрела на его унизаные массивными кольцами пальцы до тех пор, пока он не опустил ее ладонь. Амилия заметила, что сидевший рядом с ней Нимбус непроизвольно напрягся, и ей пришло в голову, что она совершила оплошность. Вот только какую?

— Я буду счастлив, миледи, — продолжал сэр Муртас, — если вы подарите мне следующий танец.

Амилия пришла в ужас. Она сидела в полнейшей неподвижности и молча смотрела в пространство перед собой. Нимбус тут же пришел ей на помощь:

— Полагаю, миледи сейчас не расположена к танцам, сэр Муртас. Возможно, в другой раз вам больше повезет…

Муртас бросил на ее наставника взгляд, полный ненависти, но когда снова повернулся к Амилии, его лицо смягчилось.

— Могу я узнать причину? Если вы плохо себя чувствуете, я могу проводить вас на балкон, где вы подышите свежим воздухом. Если не нравится музыка, я заставлю менестрелей сыграть другую мелодию. Если дело в цвете моего камзола, я с радостью его сменю.

Амилия все еще не могла произнести ни слова, и Муртас перевел взгляд на Нимбуса.

— Быть может, он плохо обо мне отзывался? — подозрительно спросил он.

— Я ни словом о вас не упомянул, — ответил наставник, но его возражения не произвели на рыцаря никакого впечатления.

— Возможно, у нее вызывает отвращение крысиная щетина у тебя на лице! — проревел сэр Элгар, также подходя к их столу. — Или она попросту ждет, когда ее пригласит танцевать настоящий мужчина. Итак, миледи? Вы окажете мне честь? — Огромный рыцарь отодвинул в сторону Муртаса и протянул Амилии руку.

— Я… Мне очень жаль, — произнесла Амилии, к которой, наконец, вернулся дар речи, — но сегодня я не танцую.

Элгар помрачнел, но промолчал.

— Господа, леди Амилия дожидается меня, — заявил сэр Гилберт и решительно выступил вперед. — Простите, миледи, что вам пришлось столь непростительно долго ждать, оставаясь в такой компании.

Амилия покачала головой, встала и поспешно пошла прочь, сама не зная, куда направляется. Она была так смущена и напугана, что ей хотелось только одного: оказаться подальше от всех этих людей. Опасаясь привлечь внимание еще одного рыцаря, она, не глядя по сторонам, устремилась к двери и вдруг наткнулась на сэра Бректона.

— О боже, я… — выдохнула она, поднимая на него глаза. — Я…

— Похоже, у нас это становится традицией, — с улыбкой сказал Бректон.

Амилия пришла в ужас, она чувствовала себя такой неумехой, что расплакалась, и по щекам одна за другой потекли слезинки.

Улыбка Бректона моментально исчезла, он опустился на одно колено и склонил голову в учтивом поклоне:

— Простите меня, миледи. Я глупец. Я сказал не подумав.

— Нет-нет, все хорошо, — начала оправдываться она в еще большем замешательстве, — но я хотела бы вернуться в свою комнату. Мне уже не до пира.

— Как пожелаете. Пожалуйста, возьмите меня под руку, и я вас провожу.

У Амилии уже не осталось сил на сопротивление, она молча взяла рыцаря под руку, и они вместе зашагали по коридору. Когда шум толпы остался у них за спиной, Амилия немного успокоилась. Она убрала руку с локтя сэра Бректона и вытерла слезы.

— Благодарю вас, сэр Бректон, но нет нужды провожать меня до порога. Я уже давно живу во дворце и хорошо его знаю. И могу вас заверить, что здесь не встречаются ни драконы, ни великаны-людоеды.

— Конечно. Еще раз простите меня за самонадеянность. Я так подумал лишь потому…

Амилия благодарно кивнула:

— Я знаю. Просто я переволновалась, потому что не привыкла быть в центре внимания. Несмотря на титул, я все еще простая девушка, а рыцари… Они по-прежнему меня пугают.

Бректон явно опешил от этих признаний и даже сделал шаг назад.

— Я бы никогда не причинил вам вреда, миледи!

— Ну вот, опять. Я чувствую себя такой глупой. — Амилия умоляюще выставила ладони перед собой. — Я не знаю, что значит быть аристократкой. Все, что я говорю, оказывается неправильным, а все, что я делаю или не делаю, ошибкой.

— Уверен, что во всем виноват я, а не вы, — заверил ее Бректон. — Я сам не привык бывать при дворе. Я человек прямой, как и положено простому солдату. Мне остается лишь еще раз попросить прощения и оставить вас в покое. Я вижу, что вызываю у вас ужас.

— Нет-нет, все не так. Вы очень ко мне добры. Дело в других… Я… Вы единственный… — Она беспомощно вздохнула. — Ну хорошо, для меня будет большой честью, если вы меня проводите.

Бректон выпрямился, щелкнул каблуками, поклонился и снова предложил ей руку. Они подошли к лестнице, поднялись на пятый этаж, миновали несколько стражников и подошли к дверям покоев императрицы. Бректон кивнул и улыбнулся Джеральду, который торопливо ему козырнул. Прежде Амилия никогда не видела, чтобы стражник поступал таким образом.

— Вы под надежной защитой, — заметил Бректон.

— Не я… Это покои императрицы. Я всегда ее навещаю перед сном. Честно говоря, вам не следовало сюда приходить.

— В таком случае я ухожу.

Он начал поворачиваться.

— Подождите, — сказала Амилия и коснулась его руки. — Вот. — Она сняла шарф и протянула рыцарю.

Бректон широко улыбнулся.

— Я буду с гордостью носить его на турнире и с честью представлять вас.

Взяв руку Амилии, он нежно поцеловал тыльную сторону ее ладони, поклонился и ушел. Амилия смотрела вслед, пока он, спускаясь по лестнице, не скрылся из виду. Обернувшись, она увидела, что Джеральд смотрит на нее с насмешливой улыбкой, и так выразительно подняла бровь, что стражник перестал улыбаться.

Амилия вошла в покои императрицы. Как всегда, Модина лежала на камне у окна в своей тонкой белой ночной рубашке и казалась мертвой. Так она выглядела почти каждую ночь. Зеркало стояло на том же месте. Модина спала. И все же Амилия боялась, что наступит день, когда… Она отбросила эту мысль.

— Модина… — тихо позвала она, осторожно прикоснувшись к плечу императрицы. — Пойдем, здесь холодно.

Девушка печально посмотрела на нее и кивнула. Амилия уложила ее в постель, укрыла одеялом и поцеловала в лоб перед уходом.

Адриан все еще сидел за пиршественным столом, разминая в руке кусочек свечного воска. Рядом посапывал заснувший граф Баллентайн. Адриан размышлял, как долго ему следует оставаться в опустевшем зале. Хотя двое его ангелов-хранителей недавно сменились на посту, лица у их товарищей были такие же усталые.

Адриан заметил, что сэр Бректон вернулся обратно, но не сел на свое место, а завел разговор с Нимбусом. Некоторое время Адриан наблюдал за ними, но тут его внимание привлекло движение у главного стола. У него сжалось сердце, когда регент Сальдур взял кубок с вином и направился к нему.

— Вы неплохо справились со своей ролью, — одобрительно сказал регент, усаживаясь напротив. — По крайней мере издалека все выглядело вполне прилично. Куратор Гай и лорд Мариус очень высоко о вас отзывались.

— Лорд Мариус? Неужели вы имеете в виду Меррика Мариуса?

— Значит, вы его помните? Он присутствовал на нашей встрече. О, как глупо получилось. Возможно, мы забыли его представить. Мариус сказал, что вы и ваш партнер произвели на него огромное впечатление, выполнив для него одну работу. Судя по всему, это было совсем не просто. Он добавил, что только вам было под силу совершить нечто подобное.

Адриан внутренне подобрался, на скулах у него заиграли желваки.

— Я вот о чем подумал, — продолжал вещать в том же духе Сальдур, — быть может, когда проблема Бректона будет решена, вы все-таки предпочтете службу империи изгнанию в компании Гонта. Я человек практического склада, Адриан, и вижу, какую выгоду мы получим, если вы встанете на нашу сторону. Не сомневаюсь, что вы слышали обо мне и моих деяниях ужасные вещи. Но вы должны понять, что я пытаюсь избавить наш мир от проблем, которые мешают всем, как дворянам, так и обычным людям. Дороги приходят в негодность, и весной почти невозможно никуда попасть из-за грязи. Разбойники грабят путников, мешают развитию торговли и процветанию страны. Города превращаются в выгребные ямы, во многих из них не хватает чистой воды. На севере люди сидят без работы, на юге избыток рабочих рук, повсюду ощущается недостаток продовольствия.

Адриан краем глаза заметил, что Бректон и Нимбус вместе покидают зал. Вскоре Муртас, Элгар и Гилберт допили вино из своих кубков и также направились к выходу.

— У мира людей множество врагов, — продолжал бубнить Сальдур. — Когда мелкие королевства начинают воевать друг с другом, они ослабляют страну своими детскими распрями. Я уже давно пришел к выводу, что ничтожные ссоры между владетельными особами открывают пути для вторжения сильного врага и грозят обернуться для страны катастрофой. Возможно, вы не знаете, что морские гоблины ба ран газель и даккийцы нарушили наши южные границы. Конечно, мы держим это в тайне, лишь немногим известно, насколько серьезно обстоят дела, но вам я скажу больше: им даже удалось захватить Тур Дель Фур.

Адриан бросил на него мрачный взгляд.

— Зачем было приглашать гоблинов, — спросил он, — если вам не нравится их соседство?

Сальдур с любопытством посмотрел на него.

— Я сделал то, что было необходимо. Итак, на чем я остановился? Ах да, не всем удастся сохранить то, что они имеют, если ситуация изменится. Должны быть принесены жертвы. Я пытался действовать разумно, но если нога поражена омертвением и ее невозможно спасти, следует отсечь больной член ради спасения всего тела. Надеюсь, вы понимаете, что это небольшая цена, когда речь идет о столь серьезных последствиях. Я не злой человек, Адриан. Мир вынуждает меня быть жестоким, но не в большей степени, чем отец, который заставляет ребенка проглотить горькое лекарство. Вы ведь меня понимаете?

Сальдур вопросительно посмотрел на Адриана, но тот не счел нужным поддерживать разговор.

— Пир закончился, вы позволите уйти? — холодно спросил он.

Сальдур разочарованно вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Да, вы можете идти. Вам нужно больше спать. Турнир начнется через два дня.

Полы в коридорах, ведущих в рыцарское крыло, были усыпаны шишками и яркими гирляндами, оставшимися после праздника. Свернув за угол, Адриан увидел Нимбуса. Он сидел, прислонившись к стене. Туника на нем была порвана, из носа текла кровь. Над ним возвышался Гилберт с кинжалами в руках, на его лице играла глумливая улыбка. В дверном проеме за его спиной Адриан увидел сэра Бректона. Вооруженный одним коротким клинком, он с трудом отбивал атаки Муртаса и Элгара, которые наступали, размахивая мечами и кинжалами.

— О, смотрите, кто присоединился к нашей вечеринке, — сказал Гилберт, заметив приближавшегося быстрым шагом Адриана.

— Как вы считаете, — обратился Адриан к Нимбусу, не сводя глаз с Гилберта, — могут ли братья мои рыцари рассчитывать на благородство с моей стороны?

Между тем Муртас нанес очередной удар мечом, который Бректон ловко парировал своим кинжалом.

— Я считаю, что в этой ситуации кодекс рыцарской чести на них не распространяется, — ответил Нимбус.

— Совершенно верно! — крикнул Бректон. — Они более не могут рассчитывать на благородное обращение.

— Ну, тогда это заметно упрощает дело, — радостно воскликнул Адриан.

Он выхватил из ножен свой кинжал и метнул его в Гилберта. Раненный в бедро рыцарь вскрикнул, упал на колени, с удивлением глядя снизу вверх на Адриана. Тот смел его со своего пути ударом по лицу, и первый его противник рухнул на пол. Адриан поднял с пола оба кинжала Гилберта и направился в сторону сражающихся.

Элгар со злобной улыбкой повернулся к Адриану, тогда как Муртас продолжил атаковать Бректона.

— Надеюсь, с копьем ты обращаешься лучше, чем с мечом, — сказал Адриан, приближаясь к Элгару.

— Мы еще не скрестили клинков, глупец! — взревел тот.

— В этом нет ни малейшей необходимости. Ты держишь меч, как женщина. Нет, я не прав. Я знал женщин, которые великолепно умеют обращаться с оружием. Правда состоит в том, что ты просто бездарен.

— Недостатки стиля я компенсирую силой.

Элгар атаковал Адриана, высоко подняв меч над головой и полностью открыв грудь. Инстинкты воина требовали, чтобы Адриан нанес быстрый удар в сердце, что привело бы к мгновенной смерти Элгара. Однако он переборол искушение и опустил оружие. К тому же Элгар был пьян. Адриан нырнул в сторону и провел подсечку. Элгар рухнул и ударился головой о каменный пол.

— Он убит? — спросил Нимбус, глядя, как Адриан переворачивает тяжелую тушу на спину.

— Нет, он жив, но каменная плита под ним треснула. У него крепкая голова.

Адриан присел рядом с растянувшимся на полу Нимбусом, чтобы осмотреть его раны.

— А разве вам не следует помочь сэру Бректону? — с тревогой в голосе спросил придворный.

Адриан поднял голову как раз в тот момент, когда Муртас сделал очередной выпад.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, в чужой поединок нельзя вмешиваться. Однако не в этом случае…

Подняв с пола клинок Элгара, Адриан позвал Бректона, а когда тот повернулся к нему, крикнул:

— Держи… — И бросил ему меч.

Бректон легко поймал оружие, после чего Муртас сразу отступил на шаг и уверенности у него заметно поубавилось.

— Будь ты проклят! — крикнул Муртас, сделал последний выпад и обратился в бегство.

Адриан не удержался от искушения и сделал ему подножку. Муртас упал, но тут же вскочил на ноги и скрылся за углом.

— Благодарю вас, — сказал Бректон и сдержанно поклонился Адриану.

— Это Муртасу следовало бы меня благодарить, — заметил Адриан.

— Пожалуй, — лукаво улыбнулся Бректон.

Нимбус удивленно уставился на Адриана:

— Муртас проиграл, — проговорил он растерянно. — Зачем ему вас благодарить?

— Он остался жив, — пояснил Адриан.

— О… — только и сказал Нимбус.

Адриану удалось остановить кровотечение у Нимбуса, к счастью, оказалось, что нос у его наставника не сломан. Тем не менее никому из них не хотелось возвращаться в пиршественный зал. Адриан и Бректон проводили Нимбуса до его комнаты, где обессиленный придворный поблагодарил обоих рыцарей за помощь. Попрощавшись с ним, они направились в отведенное рыцарям крыло здания.

— Вы хорошо дрались, сэр, — сказал Бректон, шагая плечом к плечу с Адрианом по коридору.

— Как вы думаете, почему они на вас напали?

— Они перебрали вина.

— В тех местах, откуда я родом, пьяницы сильно фальшивят, когда орут песни, и пристают даже к самым некрасивым женщинам. Но они никогда не нападают на рыцарей или придворных.

После небольшой паузы Бректон спросил:

— Так откуда вы родом, сэр Адриан? — спросил он.

— Сальдур объяснил…

— Часть людей, которые сражались с лордом Дермонтом и уцелели после битвы при Ратиборе, присоединились к моей армии на севере. И среди них капитан Лоуэлл. Его рассказ о том дне не имеет ничего общего с историей, которую поведал регент Сальдур. Я не стану смущать регента или вас, упоминая об этом при других, но сейчас, когда мы вдвоем, что вы на это скажете?

Адриан счел за лучшее промолчать.

— Лоуэлл рассказал, — продолжал Бректон, — что императорская армия спала в то дождливое утро. Большинство даже не успело взяться за оружие, не говоря уже о том, чтобы вскочить на лошадей.

— Да, очень трудный выдался день, — согласился Адриан.

— Это вы так говорите, но кто знает, быть может, вас там и не было вовсе. А получать почести за подвиги другого рыцаря бесчестно.

— Могу вас заверить, я там был, — искренне ответил Адриан. — И в то утро я вел за собой людей в сражение по топкому и залитому водой полю.

Бректон остановился у входа в свою комнату и внимательно посмотрел на Адриана.

— Прошу простить мне мою настойчивость, — сказал он с удивительной искренностью. — Вы мне сегодня помогли, а я обрушился на вас с обвинениями. Не пристало одному рыцарю сомневаться в честности другого без достаточных на то оснований. Больше такого не случится. Спокойной ночи.

Он коротко поклонился Адриану и оставил его одного в коридоре.

Глава 12

ВОПРОС НАСЛЕДОВАНИЯ

Солнце уже достигло зенита, а магистр Шериданского университета Аркадиус Винтарус Латимер все еще ожидал аудиенции в приемной императорского дворца. Ему доводилось бывать здесь прежде, но в те времена дворец назывался замком Уоррик и служил резиденцией самого могущественного короля Аврина. Теперь здесь находился престол Новой империи. Императорская печать, выгравированная на мраморном полу, служила тому постоянным напоминанием. Аркадиус прочитал надпись, идущую по кругу вдоль печати, и горестно покачал головой.

— Они допустили ошибку в слове честь, — произнес он вслух, хотя вокруг никого не было.

Наконец, появился дворецкий и жестом предложил следовать за ним:

— Регент Сальдур ждет вас, сэр.

«Я на один шаг ближе к цели», — подумал Аркадиус, направляясь к ведущей наверх лестнице. Дворецкий успел добраться до четвертого этажа, прежде чем сообразил, что Аркадиус отстал и все еще находится на втором.

— Приношу свои извинения, — сказал магистр, опираясь на перила и снимая очки, чтобы вытереть вспотевший лоб. — Вы уверены, что встреча будет наверху?

— Регент попросил вас подняться к нему в кабинет.

Поседелый магистр кивнул:

— Очень хорошо, сейчас я вас догоню.

«Еще один положительный момент», — подумал он, отдуваясь.

В глубине души Аркадиус сомневался, что Сальдур согласится на его предложение, и поэтому он принялся мысленно убеждать себя, что его шансы на успех возрастают с каждым пройденным этажом. Ему не хотелось говорить о своем деле в зале приемов, заполненном придворными сплетниками. Тем не менее он не слишком рассчитывал на удачу независимо от того, где будет проходить их беседа. И все же надеялся, что если встреча пройдет успешно, его перестанут терзать чувства вины и ответственности. Частная встреча с регентом — это идеальный вариант. Сальдур был умным и образованным человеком, и Аркадиус мог рассчитывать на его уважение к университету. Но когда Аркадиус вошел в кабинет регента, оказалось, что тот не один.

— Ну, конечно, мы нуждаемся в защите южных границ, — говорил Этельред, когда дворецкий распахнул дверь. — Сейчас там живут гоблины. Ты их не видел, Саули, и не представляешь… — Тут Этельред заметил, что дверь в кабинет открылась, и прервал свои рассуждения. — В чем дело, милейший?

— Могу я представить вам профессора Аркадиуса Латимера, магистра Шериданского университета? — спросил дворецкий.

— Так, значит, вы учитель, — сказал Этельред, глядя на Латимера.

— Он больше, чем просто учитель, Ланис, — поправил его Сальдур.

— Вовсе нет, вовсе нет, — с веселой улыбкой заявил Аркадиус. — Обучение юных умов — самая благородная задача из всех, что мне доводилось решать. Для меня это высокая честь.

Магистр поклонился людям, собравшимся в кабинете Сальдура. Их было четверо, но он знал только двух регентов. Впрочем, один из двух других был в узнаваемых одеяниях стража церкви.

— Далеко же вы оказались от Шеридана, профессор, — обратился к нему Сальдур, который сидел за большим письменным столом. — Вы прибыли сюда на праздники?

— Боюсь, что нет, ваша светлость. В моем возрасте звона колокольчиков и засахаренных фруктов недостаточно, чтобы заставить меня в разгар зимы покинуть теплые университетские покои. Не знаю, заметили ли вы, но за окном очень много снега.

Аркадиус огляделся по сторонам и увидел сотни книг на застекленных полках, на красивом разноцветном ковре была изображена сцена покорения мира Новроном, мечом которого руководил Марибор. Впрочем, часть этой картины скрывалась под письменным столом.

— У вас такой… прибранный кабинет, — заметил профессор.

Сальдур удивленно приподнял бровь и рассмеялся.

— О да, я припоминаю, как однажды побывал в вашем логове. Кажется, мне даже не удалось войти в дверь.

— Да, у меня уникальная система хранения.

— Магистр, мне не хочется вас прерывать, но мы очень заняты, — вмешался Этельред. — Что же все-таки привело вас сюда в такой холод?

— Ваше сиятельство, — начал Аркадиус, улыбнувшись Сальдуру, — я рассчитывал, что мы сможем поговорить наедине. — Он бросил выразительный взгляд на обоих незнакомцев. — Мне нужно обсудить один щекотливый вопрос, касающийся будущего империи.

— Это куратор Луис Гай и лорд Меррик Мариус, — пояснил регент Сальдур. — Я полагаю, вы знакомы с нашим будущим императором Этельредом. Если вы хотите обсудить проблемы будущего империи, именно эти люди вам и понадобятся.

Аркадиус сделал выразительную паузу, снял очки и тщательно протер их рукавом мантии.

— Ну что ж, так тому и быть. — Он надел очки, пересек комнату и остановился возле мягкого кресла. — Вы не против, если я сяду? У меня начинают болеть ноги, если долго стою.

— Конечно, — с иронией отозвался Этельред, — чувствуйте себя как дома.

Аркадиус со вздохом сел, глубоко вздохнул и заговорил:

— Я много размышлял о Новой империи, которую вы создаете, и должен сказать, что одобряю ваши действия.

Этельред иронически хмыкнул:

— Ну, теперь, когда ученые мужи с нами, мы можем спать спокойно.

Аркадиус бросил на него быстрый взгляд поверх очков и как ни в чем не бывало продолжил:

— Я имел в виду, что идея центральной власти весьма разумна, поскольку поможет остановить бесконечные войны между монархами, и на смену хаосу прийдет гармония.

— Но? — поторопил его Сальдур.

— Но что?

— Мне показалось, что вы хотите указать нам на некоторые недостатки, — сказал Сальдур.

— Верно, но, пожалуйста, не забегайте вперед, вы испортите весь эффект. Я провел несколько дней, трясясь по мерзлой дороге и готовясь к встрече с вами, и вы должны услышать мою историю в наилучшем виде.

Аркадиус поправил рукава мантии, дожидаясь момента, когда присутствующие будут готовы внимательно его выслушать.

— Мне хочется знать, что вы думаете о вопросе наследования.

— Наследования чего? — выпалил Этельред, сидевший на краю стола Сальдура.

— Ну, вы же знаете, что империи нужен наследник, к которому перейдет власть. Большинство империй потерпели крушение именно из-за того, что не уделяли должного внимания данной проблеме.

— Я еще не коронован, а вы сетуете, что у меня нет наследника?

Аркадиус горестно вздохнул:

— Отнюдь не ваш наследник вызывает у меня тревогу. Империя опирается на краеугольный камень веры в то, что прямые потомки Новрона возвращаются на престол. И если эта линия не будет сохранена, сила, удерживающая империю от гибели, может исчезнуть.

— Что вы хотите этим сказать? — осведомился Этельред.

— Только то, что вам необходимо беречь Модину. Если на свет не появится ребенок с ее кровью, вы потеряете свое главное достояние. Линия Новрона закончится, а без этой тонкой нити, придающей власти законность, Новая империя окажется на грани развала. Империя Гленморгана просуществовала только три поколения. А сколько продержится нынешняя, если престол займет простой смертный?

— А почему вы думаете, что с императрицей может что-то случиться?

Аркадиус снисходительно улыбнулся.

— Скажем так, я знаю, как устроен мир. Чтобы создать нечто новое, нередко требуются жертвы. Я опасаюсь, что вы по неосмотрительности намерены избавиться от Модины после коронации Этельреда. Я хочу предостеречь вас от ужасной, возможно, фатальной ошибки.

Сальдур и Этельред обменялись тревожными взглядами, подтвердив тем самым подозрения магистра.

— Однако вам нечего бояться, господа, я могу предложить решение этой проблемы. — Аркадиус одарил присутствующих самой обезоруживающей из своих улыбок, от чего вокруг глаз у него появились симпатичные морщины, а розовые после мороза щеки стали еще круглее. — Я предлагаю объявить, что Модина родила ребенка.

— Что? — Этельред покраснел от негодования и вскочил на ноги. — Вы обвиняете мою невесту и императрицу в непристойном поведении?

— Я лишь хотел сказать, что если у нее есть ребенок, рожденный несколько лет назад и живущий отдельно от матери, это заметно упростит вашу жизнь. Он обеспечит дальнейшее объединение империи под началом потомков Новрона.

— Говорите прямо, магистр! — взорвался Этельред. — Вы утверждаете, что такой ребенок существует?

— Я лишь говорю, что такой ребенок может существовать. — Он поочередно оглядел все лица и остановился на Сальдуре. — Модина не в большей степени наследница Новрона, чем я, но это не имеет ни малейшего значения. Важно лишь то, во что верят подданные империи. Если они узнают, что у нее есть ребенок, вопрос о наследнике перестанет быть таким острым, и вы сможете не опасаться волнений. После этого несчастный случай с императрицей уже не станет трагедией для империи. Конечно, народ будет ее оплакивать, но у них останется надежда на ребенка, который когда-нибудь взойдет на трон.

— Вы высказали интересную мысль, профессор, — заметил Этельред. — В последнее время Модина болеет, но я уверен, что она сможет родить ребенка. Верно, Саули?

— Почему бы и нет. Да, мы это можем организовать.

Магистр недовольно покачал головой, словно услышал неправильный ответ от своих учеников.

— А что, если она умрет при родах? Такое нередко случается, неужели вы готовы пойти на такой риск? Вы хотите поставить на карту все, что уже удалось сделать? Ребенок, зачатый до того, как императрица узнала Этельреда, никак не повлияет на его репутацию. Можно представить этого ребенка таким образом, что он лишь укрепит позиции нового императора. Например, Этельред может провозгласить, что он просто обожает Модину и готов вырастить ребенка как родного. Народ его за это полюбит.

Аркадиус выдержал долгую паузу и продолжил излагать свой замысел:

— Возьмите здорового ребенка и обучите его философии, теологии, поэзии, истории и математике. Наполните сосуд квинтэссенцией гражданского права, экономики и культуры. Пусть ребенок станет самым просвещенным правителем из всех, кого знал мир. Представьте себе, какие при этом откроются возможности. Представьте потенциал империи, которой управляет истинный мыслитель, а не разбойник с самой большой палкой из всех возможных. Если вы хотите создать империю лучше прежней, создайте выдающегося правителя. Я могу вам это обеспечить. У меня есть ребенок, которого я уже начал обучать и буду продолжать его воспитание. Я могу вырастить его в Шеридане, вдали от двора. Мы не хотим, чтобы трон занял испорченный щенок, избалованный с раннего детства. Нам нужен сильный, полный сострадания лидер, не связанный с аристократией.

— А контролировать его, само собой, будете вы? — с подозрительным видом осведомился Луис Гай.

Аркадиус рассмеялся:

— Действительно, такой ребенок будет хорошо ко мне относиться, и хотя я знаю, что неплохо выгляжу для человека моего возраста, я уже старик и скоро умру. Наверняка это произойдет задолго до того, как ребенок станет настолько взрослым, что его можно будет короновать, так что вам не следует тревожиться о моем возможном влиянии. К тому же я не намерен оставаться единственным наставником этого ребенка. Да мне и не под силу одному решить столь сложную задачу. Потребуются историки, врачи, инженеры и даже купцы. Вы будете присылать любых наставников, каких только пожелаете. Я надеюсь, что вы, регент Сальдур, войдете в их число. Подозреваю, что вы являетесь одним из главных создателей Новой империи. Как только свадьба состоится, и все пойдет своим чередом, вы сможете присоединиться к нам в Шеридане. Ей потребуются уроки, которые только вы в состоянии преподать.

— Кому ей? — удивился Этельред.

— Что вы сказали? — спросил Аркадиус, глядя на него поверх своих очков.

— Вы сказали ей. Речь идет о девочке?

— Ну да, ребенок, которого я предлагаю использовать в этом качестве, сиротка, и я уже довольно давно о ней забочусь. Для своих пяти лет она удивительно умна и уже знает все буквы. Чудесный ребенок с прекрасным будущим.

— Но ведь она девочка! — насмешливо сказал Этельред. — Какой нам прок от девчонки?

— Боюсь, мой коллега регент прав, — сказал Сальдур. — Как только она выйдет замуж, править будет ее супруг, и все ваше образование пойдет прахом. Будь это мальчик…

— У нас полно мальчиков-сирот, — заявил Этельред. — Найдите кого-нибудь посимпатичнее, и мы сможем проделать с ним то же самое.

— Мое предложение распространяется только на эту девочку.

— Почему? — спросил Гай.

Аркадиусу очень не понравились грозные нотки в его голосе.

— Потому что я вижу в ней задатки великолепного правителя, который сможет…

— Но она девочка, — повторил Этельред.

— Императрица Модина тоже.

— Вы хотите сказать, что откажетесь быть наставником для другого ребенка, если его выберем мы? — спросил Сальдур.

— Да, именно так.

Аркадиус произнес эти слова так твердо, словно ставил присутствующим ультиматум.

Он надеялся, что знания, которыми обладает, перевесят чашу весов, но почти сразу понял, что ошибся. Сальдур продолжал разговаривать с ним вежливо и поблагодарил за то, что он привлек их внимание к столь важной проблеме. Они не пригласили магистра остаться на Праздник зимы, а подозрительные взгляды, которые бросал на него Гай, вызвали у магистра серьезное беспокойство. Он понял, что потерпел поражение.

Ройс выжидал. Он отправился на Императорскую площадь утром и успел поговорить с несколькими поставщиками, которые регулярно доставляли во дворец разные припасы, когда мимо него проехала и скрылась за воротами дворца старая карета. Ройс сразу ее узнал, и ему стало интересно, что делает здесь ее владелец.

Через некоторое время старая карета снова выехала на площадь и остановилась около дворца. Видимо, для нее не нашлось места на внутреннем дворе, потому что на Праздник зимы приехало слишком много гостей. Это была легкая, обшарпанная двухместная карета, краска на ее колесах давно облупилась, и среди роскошных экипажей она выглядела, как бедный родственник среди знатных господ.

Ройсу пришлось ждать, как ему показалось, несколько часов, пока из дворца не вышел старик в мантии. Он подошел к карете, открыл дверцу и вдруг в испуге отшатнулся.

— Что за шутки? — воскликнул Аркадиус, увидев сидевшего внутри Ройса.

Вор приложил палец к губам.

— Что ты здесь делаешь? — прошептал Аркадиус, садясь в карету и захлопывая дверцу.

— Жду вас, чтобы этот же вопрос задать вам, — тихо ответил Ройс.

— Куда поедем, профессор? — спросил возница, забираясь на козлы.

Карета сразу просела под его весом.

— Сделай круг по городу, ладно, Джастин?

— По городу, сэр?

— Да, я бы хотел посмотреть его перед отъездом.

— Конечно, сэр.

— Ну? — нетерпеливо спросил Ройс, как только коляска тронулась с места.

— Канцлер Ламберт заболел и не смог поехать на Праздник зимы. Он решил, что нужно передать извинения лично и попросил меня, хотя это и странный выбор, сделать это вместо него. А что скажешь ты?

— Мы нашли наследника.

— В самом деле?

— Да, а вы говорили, что это будет не просто. — Ройс натянул на голову капюшон и принялся медленно снимать перчатку. — После того, как Адриан узнал, что является защитником наследника, он понял, какой подарок хочет получить на Праздник зимы — собственного наследника Новрона.

— И где же пребывает сей мистический фантом?

— Как выяснилось, прямо под ногами. Мы все еще точно не знаем, но предполагаем, что Гонта держат в дворцовой темнице. Его собираются казнить во время Праздника зимы. Мы собирались его выкрасть.

— Значит, Деган Гонт — наследник?

— Какая ирония, не правда ли? Вождь патриотов пытается уничтожить империю, которой ему суждено править.

— Ты сказал, собирались его выкрасть. То есть теперь ваши планы изменились?

— Нет, но Адриан заключил какую-то сделку с регентами. Среди прочего, они посвятили его в рыцари. Думаю, они обещали, что, если он выиграет турнир, они освободят Гонта. Однако сомневаюсь, что им можно верить.

Экипаж проехал по улицам и начал подниматься по склону холма. Лошадь замедлила шаг. Одна из дорожных сумок Аркадиуса упала на пол, заваленный одеждой, одеялами, книгами и обувью.

— Вы в своей жизни хоть раз что-нибудь выбросили? — поинтересовался Ройс.

— Никогда, и не вижу в этом смысла. Потом все равно придется возвращать вещь на прежнее место. Значит, Адриан во дворце. А ты что здесь делаешь? Я слышал, Медфорд сожжен. Разве тебя не волнует судьба Гвен? Что с ней?

— Она сейчас в Аббатстве ветров, и с ней все в порядке. Кстати, возможно, вы захотите немного задержаться. Если все пойдет хорошо, сможете присутствовать на свадьбе.

— На чьей свадьбе?

— На моей. Я, наконец, сделал Гвен предложение, и она согласилась.

— Неужели ты решился? — сказал Аркадиус, протягивая руку за одеялом, чтобы прикрыть ноги.

— Да, хотя мы оба надеялись, что у нее хватит здравого смысла отказаться. Вы можете представить меня в роли мужа и отца?

— Отца? Вы обсуждали деторождение?

— Да, она хочет детей. Гвен даже придумала имена.

— Что, прямо сейчас? А ты? Плачущие дети и скука, возможно, станут более сложным испытанием, чем те, через которые ты прошел. И ты не сможешь просто встать и уйти, если решишь, что такая жизнь не для тебя. — Старик склонил голову набок и, слегка приоткрыв рот, посмотрел на Ройса поверх очков. — Ты уверен, что это твое?

— Вы много лет твердили, что я должен найти хорошую женщину, а теперь ставите под сомнение мою предстоящую жизнь с Гвен? Я знаю, что лучше нее нет никого на свете.

— О нет, дело не в ней. Просто я хорошо тебя знаю и не уверен, что роль женатого мужчины тебе понравится.

— Вы хотите меня запугать? А мне казалось, что вы мечтаете, чтобы я остепенился. К тому же когда вы меня нашли, я был совсем другим человеком.

— Я помню, — задумчиво сказал волшебник. — Ты был словно бешеный пес, готовый кусать всех подряд. Очевидно, это была гениальная идея — объединить тебя с Адрианом. Я знал, что его благородное сердце со временем поможет тебе смягчиться.

— Ну да, если путешествуешь с кем-то достаточно долго, то начинаешь перенимать у него дурные привычки. Вы не представляете, сколько раз я был готов его прикончить, когда мы только начинали общаться. Однако воздержался, полагая, что рано или поздно он погибнет во время какого-нибудь из наших безумных предприятий, но он почему-то всякий раз выходил сухим из воды.

— Что ж, я рад, что все так удачно сложилось для вас обоих. Гвен замечательная женщина, и ты прав, лучше ее тебе не найти.

— Так вы подождете?

— Боюсь, что нет. Я получил приказ немедленно возвращаться.

— Но вы ведь приедете в Аббатство ветров? Если вас там не будет, то это все равно, как если бы на моей свадьбе не было отца или, по меньшей мере, дяди.

Аркадиус улыбнулся, но улыбка получилась вымученной. Через мгновение его лицо стало серьезным.

— Что-то не так? — спросил Ройс.

— Хм, все нормально.

— Я уже видел такой взгляд. Что вы скрываете, старый лис?

— Пожалуй, ничего, — неуверенно заявил Аркадиус.

— Карты на стол.

— Я только что беседовал с регентами. Там же находился куратор по имени Луис Гай и еще один очень тихий мужчина. Я никогда не видел его прежде, но имя мне показалось знакомым. Ты часто его упоминал.

— И о ком же речь?

— Они представили его как лорда Меррика Мариуса.

Глава 13

ДОМ НА ХИТ-СТРИТ

Минс совсем окоченел. Он кутался в грубую мешковину, но ледяной предрассветный ветер проникал сквозь нее с такой же легкостью, как через рыболовную сеть. Из носа у Минса текло, уши замерзли. Пальцы рук, которые он засунул под мышки, онемели. Ему удалось спрятаться от жестоких порывов ветра в дверном проеме лавки, где продавались дамские шляпки, однако ноги, обмотанные сеном и тряпками, занесло снегом. Однако он готов был терпеть все эти мучения ради того, чтобы узнать, кто живет в доме на противоположной стороне улицы, и совпадает ли его имя с тем, что назвал человек в плаще с капюшоном.

Мастер Грим (или мастер Болдуин?) пообещал пять серебряных монет тому, кто найдет интересующего его человека. Если учесть количество новых людей, появившихся в столице, то задача была не из легких, но Минс хорошо знал свой город. Мастер Грим, все-таки мастер Грим, объяснил, что незнакомец очень умен и часто бывает во дворце. Поэтому Минс сразу решил направиться в приход Хилл. Элбрайт проверял постоялые дворы, Бранд наблюдал за дворцовыми воротами, но Минс не сомневался, что улица Хит самое подходящее место для человека со связями во дворце.

Минс наблюдал за двухэтажным домом на противоположной стороне улицы. Конечно, он был не таким шикарным, как большие особняки, но все равно выглядел неплохо — каменный, с несколькими окнами из прозрачного, а не мутного стекла. Почти все здания на улице Хит имели такие окна.

От остальных этот дом отличался барельефом с кинжалом и дубовым листом над дверью, а также отсутствием украшений по случаю Праздника зимы, в то время как все вокруг него буквально тонуло в многочисленных гирляндах. Прежде он принадлежал лорду Дермонту, погибшему в сражении при Ратиборе прошлым летом. Минс спросил у детей, которые просили милостыню на улице, знают ли они, кто сейчас хозяин дома. Но они смогли сказать лишь, что он разъезжает в новой карете с возницей в ливрее императорского дома и что у него трое слуг. Хозяин и его люди держались особняком, что казалось очень необычным для Аквесты.

— Должно быть, это тот самый дом, который мне нужен, — сказал сам себе Минс, выдыхая маленькое облачко пара.

В это солнечное утро Минс не находил себе места от беспокойства. Он должен был добыть деньги — ради Кайна. Минс остался один, когда ему исполнилось шесть лет. В таком возрасте легко получить подаяние, но с каждым годом жизнь становилась все труднее. В городе у него было множество конкурентов, в особенности теперь, когда количество беженцев заметно увеличилось. Элбрайт, Бранд и Кайн помогли ему выжить. У Элбрайта был нож, а Бранд убил одного типа в драке из-за куртки, и теперь большинство парней опасалось с ними связываться, но именно Кайн, их лучший вор-карманник, стал его настоящим другом.

Несколько недель назад он заболел. Его тошнило, и он потел так, словно наступило лето. Каждый из них отдавал Кайну часть своей еды, но ему не становилось лучше. В последние три дня он даже не мог выйти из Гнезда. С каждым днем Кайн выглядел все хуже, его бледная кожа покрылась пятнами, и он все время дрожал. Элбрайт уже сталкивался с такой болезнью и сказал, что им больше не стоит тратить еду на Кайна, можно считать, что он уже мертв. Минс продолжал делиться с другом хлебом, но Кайн уже почти не мог есть.

Минс перешел улицу и, чтобы спрятаться от порывов ветра, свернул вправо от крыльца, но оступился, взмахнул руками и упал спиной на занесенные метелью ступеньки погреба. Легкий снег так запорошил ему глаза, что он на мгновение ослеп. Пошарив замерзшими перед собой руками, он обнаружил дверную петлю, а затем и большой висячий замок.

Он встал, отряхнул снег и неожиданно заметил под ступеньками щель, это было нечто вроде водяного стока. Если бы он не упал, он ни за что бы его не увидел. И тут послышался скрип колес подъезжавшего фургона мясника. Минс ужом скользнул под лестницу и затаился.

— Что вы сегодня возьмете, сэр? — спросил мясник.

— Гуся.

— А говядины или свинины не хотите?

— Завтра начинается Кровавая неделя, поэтому я подожду.

— У меня есть несколько прекрасных голубей и пара перепелок.

— Я возьму перепелок, а голубей оставь себе.

Минс ничего не ел со вчерашнего утра, и от разговоров про дичь в животе у него заурчало.

— Очень хорошо, мастер Дженкинс. Вы уверены, что больше ничего не нужно?

— Да, это все.

«Дженкинс, — подумал Минс, — наверное, так зовут слугу, а не хозяина дома».

Кто-то начал спускаться по ступенькам, и Минс затаил дыхание, пока слуга сметал снег с двери в подвал. Потом он отпер замок, и мясник вошел внутрь.

— Как здесь холодно, — пробормотал Дженкинс и скрылся из виду.

— Что верно, то верно, сэр.

Ученик мясника принес в подвал ощипанного и обезглавленного гуся и отправился за перепелками. Дверь осталась открытой. Возможно, Минса подтолкнул вперед мороз, или голод, или мысль о пяти серебряных монетах, наверное, все это вместе взятое. Но он быстро, словно хорек, не думая о последствиях, скользнул внутрь. Он заполз за мешки, от которых пахло картошкой, и скорчился, стараясь перевести дыхание. Ученик мясника вернулся с тушками, подвесил их за ноги и снова вышел. Дверь захлопнулась, и Минс услышал, как щелкнул замок.

После ослепительного солнца и снега Минс почти ничего не видел вокруг себя. Он застыл на месте и прислушался. Слуга прошел у него над головой, потом шаги стихли и воцарилась тишина. Мальчик понимал, что ему не удастся незаметно выбраться из подвала, но решил не тревожиться из-за этого. Когда привезут новые продукты, он выскочит и убежит. Его появление станет для слуги неожиданностью, а когда он окажется на улице, его уже никто не догонит.

Вскоре глаза Минса привыкли к темноте, и он начал различать очертания предметов вокруг. К тому же сквозь щели в досках просачивался слабый свет. В подвале было прохладно, вкусно пахло едой, повсюду стояли ящики, мешки и кувшины. С потолка свешивалась свиная грудинка. В коробке, устланной соломой, лежало столько яиц, что Минс не смог их сосчитать. Мальчик разбил и выпил одно, потом нашел кувшин с молоком, сделал два больших глотка и ощутил во рту вкус сливок. Они оказались такими густыми и сладкими, что на лице Минса расцвела счастливая улыбка. Он озирался по сторонам, и ему казалось, что он попал в сокровищницу. Он мог бы жить здесь, прячась среди ящиков, спать на мешках и есть досыта. Порыскав вдоль полок, он нашел кувшин с черной патокой и уже собрался снять крышку, когда над его головой послышались шаги.

Вскоре он разобрал приглушенные расстоянием и стенами голоса:

— До конца дня я буду во дворце.

— Я сейчас же пошлю за каретой, милорд.

— Я хочу, чтобы вы с мастером По отнесли этот медальон к ювелиру. Пусть он начнет делать дубликат. Но не оставляй медальон и не упускай его из виду, он очень ценный. Оставайся с ювелиром и следи за ним.

— Да, милорд.

— И забери его в конце дня. Полагаю, тебе придется сходить к ювелиру несколько раз.

— Но ваш обед, милорд. Конечно, мастер По может…

— Я поем во дворце. В этом деле я не доверяю мастеру По. Он пойдет с тобой только для охраны.

— Но, милорд, он еще совсем молод…

— Не имеет значения, просто делай, как тебе приказали. Где Доббс?

— Наводит порядок в спальнях скорее всего.

— Возьми и его с собой. Тебя не будет целый день, и я не хочу, чтобы он оставался здесь один.

— Хорошо, милорд.

«Милорд, милорд! — Минс был вне себя от разочарования. — Почему бы не назвать его имя!»

Минс долго прислушивался, пока не пришел к выводу, что в доме никого нет. Он прошел через весь подвал, поднялся по ступенькам и толкнул дверь, ведущую в дом. Она распахнулась, и Минс прокрался внутрь. Беззвучно, точно мышь, сделал шаг, еще шаг, и тут заскрипела половица. Охваченный ужасом, Минс замер на месте, однако ничего страшного не произошло.

Он был на кухне один. Повсюду лежала еда: хлеб, соленья, яйца, сыр, копченое мясо и мед. Минс попробовал всего понемногу. Ему доводилось есть хлеб, но этот был удивительно мягким и сочным, особенно по сравнению с черствыми корками, которые ему обычно доставались. Соленья оказались острыми, сыр необычайно вкусным, а мясо, хоть и жесткое, превзошло все его ожидания. Минс также обнаружил небольшой бочонок с пивом, лучшего он никогда не пробовал. Голова слегка кружилась, и он чувствовал приятную сытость, когда вышел из кухни с ломтем пирога в одной руке и куском сыра в другой. Здоровенный шмат копченого мяса он спрятал в карман.

Внутри дом производил более сильное впечатление, чем снаружи. Потолки были украшены лепниной, деревянные стены — резьбой и красивыми гобеленами, на окнах висели шелковые занавеси. В гостиной горел камин, в нем тихонько потрескивали поленья, и по комнате разливалось приятное тепло. В застекленных вишневого дерева шкафах посверкивали хрустальные бокалы, на столах стояли свечи и изящные статуэтки, на полках рядами расположились книги. Минс никогда не держал в руках ни одной книги. Он доел пирог, засунул сыр в свободный карман и взял в руки один из фолиантов. Он оказался куда более тяжелым, чем он ожидал. Мальчик попытался его открыть, но книга выскользнула из скользких от жира ладоней и с громким стуком упала на пол. Эхо падения прокатилось по всему дому. Минс замер, затаил дыхание, ожидая услышать звук шагов или гневные крики слуг. Но в доме по-прежнему царила тишина.

Подняв книгу с пола, он полюбовался золотыми буквами на обложке. Ему пришло в голову, что это наверняка какие-то таинственные заклинания, которые приносят богатство или даруют людям вечную жизнь. Грустно вздохнув, Минс поставил книгу на место и направился к лестнице.

Он поднялся на второй этаж, где обнаружил несколько спален. Самая большая соединялась с кабинетом, где он увидел письменный стол и множество других книг. На столе лежали пергаментные свитки с такими же непонятными словами, очередные вместилища тайн. Минс взял один из свитков, перевернул его вверх ногами в надежде, что он поведает ему свои секреты. Ничего не вышло, и Минс, бросив пергамент на стол, уже собрался уходить, когда его внимание привлек свет.

Из щели между дверцами шкафа изливалось наружу странное сияние. Минс долго не решался подойти к нему, но, наконец, с опаской открыл дверцу. Внутри висели жилеты, камзолы и плащи. В дальнем углу шкафа Минс увидел удивительный, переливающийся серебром плащ. Он выглядел настолько необычно, что Минс машинально протянул руку, чтобы его потрогать. Никогда прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного: ткань была гладкой, как полированный камень, и мягче пуха на ощупь. Серебристая материя в том месте, к которому он прикоснулся пальцем, вдруг засияла ослепительным светом и стала ярко-пурпурной.

Минс испуганно оглянулся, но его опасения были напрасными, в комнате, кроме него, никого не было. Повинуясь неосознанному желанию, он вынул плащ из шкафа, задев краем пол. Почему-то ему показалось, что этого делать нельзя, и он накинул плащ на руку. Минс начал его надевать и даже просунул одну руку в рукав, но в последний момент замер. Плащ стал холодным и поменял цвет на темно-синий, почти черный. Как только мальчишка вытащил ладонь из рукава, он снова вспыхнул пурпурным светом.

Минс напомнил себе, что он здесь не для того, чтобы что-нибудь украсть. В принципе он не имел ничего против воровства, он лазал по чужим карманам, крал на рынке фрукты и даже грабил пьяных. Но никогда не забирался в чужой дом и уж точно не в такой дом на Хит-стрит. Минс знал, что красть у аристократов очень опасно, и не властей ему следовало бояться в первую очередь. Если об этом узнает воровская гильдия, наказание будет куда страшнее, чем то, на что способен магистрат. Никто не будет особо переживать, если голодный мальчишка украдет еду. Но плащ — это совсем другое дело. К тому же в доме полно книг и пергаментных свитков, наверняка его хозяин волшебник или колдун. Это было слишком рискованно.