…и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь.
От Матфея 24:12.
Как родник холодный из земли бьет,
Да в ручей превращается,
Да ручей тот в реку течет,
Да река та в море-океан стремится.
Так удаче моей быть началу с везения малого.
Из древнего заклинания.
Был июльский полдень без дождя — первый за всю неделю.
Солнце, скрытое маревом облаков, покрывшими небо от края до края, не могло пробиться сквозь них или само спряталось, не желая больше видеть того, что делали люди на Земле.
В лесу было тихо, пахло хвоей, смолой и землей. Все утро стоявший молчаливо лес начал оживать. Послышались робкие голоса птиц. Одинокий рябчик вспорхнул, качнул тонкими ветками кустарникового подлеска и вновь стал невидимым.
За рекой дятел простучал по сосне мелкой дробью, умолк. Эхо, отразившись от стен дремучего леса, росшего по обе стороны реки, унесло этот звук вдаль по течению.
На крутой курумник, осыпавшийся до самой воды валунами с острыми обломанными краями, выскочила лиса, услышала дятла, застыла на миг, потянула носом, засеменила трусцой вдоль линии воды, вынюхивая — не вынесла ли река на берег хоть дохлой рыбешки, хоть малька, хоть рака.
Старый ворон уже два дня прятался в ветвях векового кедра, изредка перебираясь с ветки на ветку. К полудню он понял — дождя не будет. Подгоняемый голодом, последний раз чутко вслушался в звуки леса, чуть дернул своими иссиня-черными крыльями, расправил их, присел на ветке три раза, еще до конца не решившись, вспорхнул и поднялся над лесом, поднимаясь выше и выше.
Описав большой круг над кедровником, устремился вдоль звериной тропы к речному броду, ловя в крылья еле теплый воздух, туда, где можно расклевать еще что-то от костей лежавшего в камышовом затоне трупа человека.
Шифрограмма.
«Оперативная обстановка в районе Восьмой Аномальной Зоны, продолжает быть не благополучной и характеризуется следующими основными факторами:
— нарастание численности бандитских формирований, действующих на территории Восьмой Аномальной Зоны и в прилегающих к ней районах.
— увеличение количества и качества вооружения, применяемого бандитскими формированиями.
— отмечается рост количества пособников бандитских формирований в районах, прилегающих к Восьмой Аномальной Зоне.
— отмечается повышение активности на нелегальном рынке вооружения.
— отмечается повышение активности (не контролируемой нашими оперативными службами) на нелегальном рынке оборота металла Q-60/60/200.
По имеющимся у нас данным — из Восьмой Аномальной Зоны, налажен устойчивый канал, (или несколько каналов), контрабанды металла Q-60/60/200, заграницу».
По тропе к броду шли двое в камуфляжной одежде цвета хаки, на ногах тактические берцы. За плечами у каждого рюкзак литров на сто такого же цвета хаки. Оружие оба несли в положении «на грудь».
Вторым шел мужчина постарше — лет пятидесяти. Его автомат АКС облегченный, с откинутым прикладом, висел на животе параллельно земле, одна рука была на прикладе, вторая на газовой трубке со ствольной накладкой. Шел он тяжело ступая — дорога давалась ему нелегко.
Первым шел высокий молодой со снайперской винтовкой Драгунова (СВД). На пламегасителе винтовки был установлен глушитель «Ротор». Молодой держал оружие в сгибах локтей, скрестив руки у себя на груди. Ремень от винтовки он пропустил под капюшон горной штормовой куртки, что б тот ненароком не натер шею.
— Бекас! — не громко окликнул второй впереди идущего и встал перевести дух.
Молодой остановился, обернулся.
— Смотри, ворона.
Он показал в небо.
— Кто-то вспугнул ее. — продолжил он.
Бекас даже не посмотрел вверх.
— Это не ворона, Сеня. Это ворон.
Бекас продолжил движение, не оборачиваясь сказал:
— Если бы был какой-то шухер — ворон бы каркал, оповещая своих.
— Ворон — это муж вороны? — пошутил Сеня.
— Ага. Муж, тесть, сват, брат, деверь.
— Закрой деверь с другой стороны.
— Че-е-го? — не поняв юмора, протянул Бекас.
— Шутка такая была у Аркадия Райкина.
— У кого, у кого?
— А-а-а… был такой. Давно был — ты не знаешь. — отрезал Сеня не желая объяснять.
Сеня сделал несколько глубоких вдохов, двинулся вперед.
— Вон хорошее место для стана — сказал Сеня.
— Смысла нет. Перебродим реку — там встанем. По-любому замочимся. Перейдём на ту сторону, там и будем сушиться.
Бекас сделал несколько шагов, обернулся, посмотрел на то, как грузно ступает его спутник.
— Перекур — сказал Бекас и направился к поваленному дереву.
Он приложил к завалинке СВД, ловко скинул рюкзак.
Сеня последовал за ним. Поставил АКС рядом с СВД, наклонился, переместив вес рюкзака целиком на спину, чтобы легче расстегнуть грудную стяжку, снял рюкзак и облегченно вздохнул. Он провел ладонью по своей макушке с редеющими седыми волосами, посмотрел на оставшийся на ладони пот, вытер его о штанину.
— Ну, ты и лось сахатый, Бекас. Укатал ты меня в нулину.
— Волка ноги кормят. Чая хлебнем, со сгущенкой сразу станет легче. Следы, те, что мы пересекли — это может быть чей-то дозор. И они наши могли засечь и могут искать по следу. Земля сырая — все видно. Надо дистанцию рвать подальше, если так. Береженого Бог бережет.
Сеня нащупал во внутреннем кармане пачку сигарет без фильтра «Гуцульские». Вынул из нее спрятанную внутри зажигалку, ловко подбил щелчком пальца одну сигарету, поймал ее губами налету.
— Опа! — сказал Сеня, довольный собой.
Бекас лег на завалинку спиной, вытянувшись во весь рост, закрыл глаза, расслабился телом, насколько только возможно.
— А он есть бог-то? — спросил Сеня. Закурил.
— Десять минут сплю. Засекай. Потом ты. Потом чифирем взбодримся, — сказал Бекас, не открывая глаз, добавил после паузы — Должен быть, по идее.
Сеня глубоко затянулся сигаретой, держа ее по привычке в кулаке, посмотрел на свои командирские наручные часы «Восток. Сорок лет Победы», выпустил табачный дым вниз.
Вновь за рекой простучал дятел, и вновь эхо унесло этот звук по реке.
Бекас видел сон, в котором снилось ему о доме.
Сначала снились ему солнечные зайчики, потом соседские вишни, которые мама запрещала рвать, а он — такой непослушный рвал их. Он тянулся до них через ограду, тянулся, тянулся, но никак не мог достать их рукой.
Снилось — мама наливала молока ему в кружку и улыбалась. Кружка наполнялась до края, и видно было, что вот-вот еще чуть-чуть и перельется, а мама все лила и улыбалась. Молоко — через край, побежало по столу, и стол стал белым, пролилось на пол и пол стал белым, и как-будто все вокруг стало белым-белым.
И тут только заметил Бекас, что во всем этом белом вокруг, один он в своем камуфляже цвета хаки и его СВД стоит рядом.
«Странно» — подумал Бекас во сне —"Значит я уже вырос. Значит мама, уже умерла». Хотел сказать: «Так ты жива, мама? Мам, ты молоко пролила». Не сказал.
Отер с бедра пролившееся на него молоко, увидел свою руку — а молоко то красное… И мать вдруг хлестнула его полотенцем по лицу!
«За что?! Мама!» — крикнул он во сне.
Бекас проснулся!
Рука с толстыми волосатыми пальцами, трепала его по щеке. В нос ударил резкий запах чеснока.
— Ал-ло! Подъем, воин! Полундра, едрёна твоя матрёна!
Первое, что увидел Бекас — это был Сеня, стоящий на коленях с руками на затылке и рыжего, у которого на правом плече висел его — Бекаса СВД и дробовик ТОЗ без приклада. Прижимая одной рукой оба ствола, рыжий шарил в карманах Сени. Он нашарил пачку сигарет, перекинул ее по воздуху другому, стоявшему в паре шагов.
— Чист! — сказал рыжий, обращаясь к тому, у которого виднелась из под расстёгнутого ворота тельняшка, который и разбудил Бекаса, добавил. — Курение вредит здоровью. Хе-хе!
Рыжий оскалился хищной улыбкой, показав два ряда зубов, в которых железных коронок было через один.
Медленно поднимаясь, не делая резких движений, Бекас заметил еще троих, расположившихся полукругом. У того, который будил — АК47 и у того, который напротив, метрах в пяти — второй АК47. Четвертый — совсем пацан еще, стоял дальше всех, поигрывал, качая в руке «Макаровым».
Первая мысль была: «Это жопа!»
— Давай, давай, длинный — проспишь царствие небесное. — сказал тот, что в тельняшке. — Руки в гору! Давай туда!
— Куда? — спросил Бекас
— Туда! — показал автоматом, тот что в тельняшке, на Сеню.
За первой мыслью, с бешенной скоростью завертелись другие наезжая друг на друга: «Четверо… банда…, этот в тельняшке — главный… четверо — жопа…Сеня сука заснул… я фраер… я карась дешевый…, взяли, как карася на мормышку… на тропе привал… фраер… сука…какой же я карась… дробовик ТОЗ, «Макаров» — это для карасей… шевронов нет… Сеня сука… заснул… вещмешки два по тридцать литров — местные… в дальний рейд с таким не пойдешь… мужички шалят…шмот охотничий не тактический… эх… мужички… сука-сеня-заснул-и-я-карась…»
Бекас, с поднятыми руками, встал на колени рядом с Сеней.
Главный в тельняшке подошел вплотную, не снимая пальца со спускового крючка. Бекас заметил — АК не на предохранителе — только дернись.
— Что есть? — спросил главный в тельняшке.
Бекас и Сеня молчали.
— Я спрашиваю — что есть?! — повысил голос главный в тельняшке.
— Да, что надо-то? — переспросил Сеня.
— Ртуть есть?
— Нет — сказал Сеня.
— Брешешь, падла! — главный в тельняшке, пнул Сеню в живот.
Сеня коротко застонал.
— Нет ртути…, нет у нас…, — прохрипел Сеня через перехваченное от удара спазмом дыхание.
— Брешешь, ты, падла. Таким красавцам, что делать в лесу? В моем лесу!? Если не ртуть собирать? Мою ртуть! — зло прошипел главный и хотел ударить еще раз.
— Ртуть есть. — сказал Бекас, как можно более спокойным тоном.
— Ха! — улыбнулся главный и переглянулся со своими по кругу.
Рыжий тоже оскалился железками.
Сеня вопросительно посмотрел на Бекаса.
— Где? — спросил рыжий.
— В рюкзаке моем. — Бекас кивнул в сторону своего рюкзака.
— Малой, вытряхивай! — сказал Главный, обращаясь к их младшему
Малой, сунул «Макарова» в боковой карман.
«Макаров» на предохранителе, патрона в патроннике нет — фраер», — успел подумать Бекас.
Малой подошел к рюкзаку, взялся за лямку.
— Постой! — крикнул ему Бекас. — Прольешь! Там у банки крышка плохая — травит. На дне она— ртуть.
Малой остановился в замешательстве.
— Я сам достану. Там аккуратно надо. — сказал Бекас обращаясь к Главному.
— Валяй! — сказал Главный.
Бекас подошел к рюкзаку, присел перед ним на корточки, откинул верхний клапан, растянул узел и полез одной рукой внутрь. Он услышал, как кто-то подошел к нему сзади, почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в затылок. «Это ствол» — понял Бекас.
— Только аккуратно, — услышал Бекас у себя за спиной вкрадчивый голос, — не пролей! Понял?
— Понял.
Бекас чувствовал тяжелый холодок у себя на затылке.
Прошло пять-десять секунд — не больше, пока Бекас рылся в своем рюкзаке, а время как будто замедлилось и мысли четкие, ровные, потекли у него в голове, к которой был приставлен ствол АК47.
«Первым — главного. Вторым того, который с АК. Третий — рыжий. У Рыжего два ствола на плече — есть в запасе две-три секунды, пока он разберется с ними. Четвертым, ели успею — Малого. Четвертого не успеваю. Зависит — сколько секунд в запасе. Руку в карман, с предохранителя, патрон в патронник, выстрел — три секунды, если он быстрый. Если…В любом случае лучше с „Макарова“ получить, чем с дробовика. Целиться в сердце — не в голову. В голову можно промазать. В сердце — если не наповал, то сорок пятый калибр снесет с ног по-любому. Будет шанс на второй выстрел. В барабане — шесть — хватит».
— Сейчас…, глубоко там… Вот ведь… — Бекас сделал гримасу, как будто ему что-то мешает, запустил в рюкзак вторую руку.
Он нащупал во внутреннем кармане рукоять револьвера «Смит-Вессон» сорок пятого калибра. Нащупал там же рядом, всегда заряженную клипсу с шестью патронами, тихо откинул барабан в сторону, зарядил клипсу в барабан. Взял револьвер в правую руку. Медленно вытягивая из рюкзака левую руку, он захватил ей за донышко термос и потянул его вверх. Достал термос из рюкзака, не оборачиваясь, поднял его над своей головой.
— Вот она — ртуть. Крышка травит, осторожно. — сказал Бекас.
Он сразу почувствовал, как холодная тяжесть отступила от его затылка.
Главный перехватил термос в свои руки. Бекас бросил быстрый взгляд себе за спину, все еще держа правую руку в рюкзаке.
Этого Бекасу было достаточно. Все четверо смотрели на термос, который Главный держал обеими руками.
Бах! Главному Бекас выстрелил не в сердце.
Снизу-вверх было удобней стрелять через подбородок в направление затылка.
Брызги! Глаза залило теплым! «Еще секунда и потеряю видимость!» — мелькнуло в голове.
Проморгался — не помогло.
Пока еще было что-то видно, он выцелил второго с АК47. Увидел, как тот ищет предохранитель на автомате. Карась! Бах! Глаза залило. Не вижу! Попал?! Не попал?! Бах! Бах! В направлении, вдогонку.
Малой с «Макаровым» был в двух шагах справа. Кинулся к нему в ту сторону, где он должен был быть, столкнулся, ухватил, повалил на землю, вслепую нащупал правую его руку, ухватил её своей левой. Боялся выпустить рукав. Почувствовал возле уха дыхание. Ударил лбом, надеясь попасть в нос! Ударил — раз! Два! Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! Восемь!
Малой обмяк.
Нащупал «Макарова» в кармане. Малой оказался не быстрый. Забрал.
Бах! Выстрел! «Не в меня!»— пронеслось молнией.
Бекас перевернулся за земле, прикрываясь обмякшим телом Малого от того направления, где, как ему казалось мог быть четвертый с дробовиком.
— Семен! — заорал Бекас, бешено стирая с лица чужую кровь и мозги.
Стало видно.
— Бекас! — услышал он надрывный голос Сени, — Бекас! Я держу его!
Бекас вскочил на ноги, готовый сразу упасть и перекатиться. Он увидел, как Сеня и Рыжий катаются по земле, как Сеня держит дробовик, не давая его перезарядить Рыжему. Когда Бекас подбежал, Рыжий оказался прижатым спиной к земле и смотрел вверх на Бекаса.
— Су-у-у-ука… — надрывая силы прохрипел Рыжий, сквозь железный оскал.
Бекас выстрелил!
Сеня отвалился в сторону. Он тяжело дышал, посмотрел на Бекаса и улыбнулся.
Чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть наружу, и тоже тяжело дыша и не находя нужных слов Бекас сказал:
— Не спи на посту, Сеня. Никогда не спи на посту.
— Больше не буду. — ответил Сеня, все еще улыбаясь.
— Больше не надо.
— Бекас… — начал говорить Сеня, но осекся.
— Что?
Сеня сглотнул слюну.
— Я трехсотый, Бекас… — сказал Сеня и застонал, потянувшись рукой к своему животу, — Я триста, Бекас…
Бекас увидел, как сквозь камуфляж товарища проступает пятно крови, как оно становится все больше и больше.
Бекас кинулся к аптечке в своем рюкзаке. Вернулся, расстегнул куртку на Сене, разрезал на нем флиску и майку от горловины до самого низа. Посмотрел на ранение и сразу понял, что аптечка не поможет.
Бекас вколол Сене в бедро прямо через штанину двойную дозу промедола.
Зрачки Сени расширились, он перестал стонать, смотрел в небо.
Бекас растормошил пинками контуженного, с разбитым до торчащих наружу костей, носом, Малого. Связал его по рукам и ногам, прислонил к дереву в зоне своей постоянной видимости. От Малого пахло мочой.
Осмотрел СВД, не найдя видимых повреждений, поставил на прежнее место, прислонив к завалинке. Поднял с земли термос, сел на завалинку. Снял с термоса крышку-чашку на два оборота, отвернул вторую крышку, налил в крышку-чашку еще вполне горячего и крепкого чая. Стал ждать, когда умрет Сеня.
На закате, у самого края горизонта, из-за облаков над лесом показалось такое долгожданное солнце. Закатное солнце было багровым. Еще живой Сеня почувствовал тепло на своем лице. Он повернул голову в сторону солнца и сказал:
— Бекас… солнце…
Сеня умер, когда уже были сумерки.
Стемнело.
— Вот здесь! — сказал Бекас Малому, указывая фонарем на место под вековым кедром и кинул Малому в ноги саперную лопатку.
Малой все время, пока копал могилу, дрожал, вытирал тыльной стороной ладони свои кровавые сопли из носа.
Старый ворон был на той стороне реки. Он решил провести ночь на самой высокой березе, самой-самой высокой, какую только смог найти. Этим днем он слышал звуки на звериной тропе, ведущей к броду. Те самые, которые слышал уже много раз. Он решил, что утром вернется обратно к вековому кедру.