Родник холодный

Глава 10

Вечером, пока еще не стемнело, стали готовиться. Начали со снаряжения пустых магазинов для АК47. Распаковали цинк с патронами, достав его из мотоколяски. Бекас заметил, что магазин снаряжает он гораздо быстрее Валентины и специально замедлился, чтобы та не подумала, что он как-то пантуется этим. Закончили тем, что переоделись в форму «Легиона Свободы».

Собрались, выдвинулись по просеке обратно. При свете закатного солнца дорога давалась гораздо легче, чем вчера ночью. Выбрались на дорогу. За двести метров до блокпоста Валентина свернула в лесополосу, идущую вдоль дороги. Забросали ветками «Урал» так, что его совершенно не было видно.

Из мотоколяски Валентина достала гранаты Ф1 и переложила их в свой рюкзачок. Бекас насчитал восемь. Туда же, в рюкзачок, отправились десять магазинов для АК47. Рюкзачок она надела на спину, застегнула плотно нижнюю поясную поддержку и верхнюю нагрудную, затянула туже лямки на плечах, взяла автомат в левую руку. Она протянула Бекасу свой правый кулак, сказала:

— Давай — на удачу!

Бекас сначала не понял этого жеста, но сообразив, тронул ее кулак своим кулаком в ответ.

— На удачу! — сказа он.

Валентина быстрой перебежкой пересекла дорогу.

В три часа после полуночи Бекас двинулся на свою позицию, вооружившись СВД и АК47. Через сто метров движения он пригнулся как можно ниже, замедлился, двигался с постоянными частыми остановками, прислушиваясь. Впереди замаячили контуры блокпоста. Вдруг он услышал, как за его спиной кто-то прошуршал в траве! Он резко обернулся. Шорох повторился. Бекас увидел метрах в четырех от него ежика. Ежик тоже почувствовал, что тут не один и замер. Бекас приложил палец к губам, показал ежику — «тихо!»

Постовых Бекас не видел, но до него уже доносилась их неразборчивая речь. «Двое», — понял Бекас. Он стал двигаться еще медленнее. Уже отчетливо была видна стена из мешков с песком и силуэт одного постового. По его расчётам нужно было сделать еще метров двадцать, чтобы наверняка услышать сигнал, который должна будет подать Валентина. Бекас заметил впереди ракитовый куст. «Вот туда!» Он залег и пополз к кусту.

Дождя не было уже третий день. Хворост на земле уже достаточно подсох, и Бекас убирал перед собой в сторону все даже самые мелкие ветки, которые могли предательски хрустнуть под ним.

Добрался до куста. Голоса были слышны отчетливо.

— Спать охота. — сказал тот которого Бекас не видел.

— Ты бы к вдовушке своей меньше по ночам бегал. Глядишь и спать не хотел бы. — сказал тот, который был у стены с мешками

— И что все, поди, уже знают? — раздался тот же голос из темноты.

— Все не все… Что пустое молотить?! Ты что там ковыряешь?

— Да, вот ложку задумал вырезать.

— И охота же тебе. На кой тебе она?

— Красиво будет. — ответил голос, — Слушай ты табаком богат? Дай пару пачек взаймы!

— Харе, харе! За тобой уже пять. Отдашь когда?

— Как в карты фортанет — так сразу отдам.

— А если не будет тебе фарта? Тогда как?

— Быть такого не может, что б человеку совсем без фарта. Когда-то повезет. Обязательно повезет.

— Ха! Ну, жди, жди. Да не за мой счет. — сказал тот, которого было видно, и развернулся, не желая продолжать; прошагал вдоль стены с мешками, в оба конца.

— Жди, терпи, надейся и верь. Все было, все бывает, все проходит. — с печалью сказал голос из темноты и добавил, не переменив тона, — Ключом от тумбочки тебя крестили.

— Че-е-его еще? — грозно повысил голос видимый постовой.

— Замком на тумбочке своей все скрипишь да скрипишь. Икону Богородицы в тумбочке держишь. Это не грех христианину? Богородицу в темнице держать? Напрасный человек ты, ейбо.

— Дык…, дык…, — заикаясь и не находил слов прошипел злобой постовой у стены — Фамильная то икона от деда — дорогого стоит! Зубоскальство твое такое есть кощунство и погибель душе. Провалишься в ад, тогда по-другому запоешь!

— Да, ну?

— Вот те — ну!

Голос из темноты повеселел от того, что так ловко удалось поддеть сотоварища.

— Табачку-то дашь в долг, нет? — спросил голос из темноты.

— Не-е-а! Не дам!

Бекас засек время на своих часах. Без четверти четыре. Ровно в четыре часа раздался крик совы. Бекас ответил. «Как литерный поезд по расписанию!» — отметил Бекас, медленно отползая от ракитового куста. Он не спешил.

Через полчаса он был уже возле мотоцикла. Завел двигатель и, немного посидев на месте водителя, повертел рулем в разные стороны. Он не был опытным мотоциклистом, но кто из деревенских не гонял хоть немного на соседском мотоцикле? Двести метров прямо по дороге — это ерунда — это была не проблема.

На блокпосту сначала заметили свет фары, после услышали работу двигателя мотоцикла.

— Какого еще лысого черта несет в такое время? Кончай ковырять её! Займи позицию! — скомандовал постовой и занял позицию для стрельбы за стеной с мешками.

Мотоцикл приближался, петляя по дороге между ям.

— Тормози! — крикнул постовой, — Кто такой?!

— Я с «Легиона»! От Полковника к вашему старшему?! Сообщение срочное! — услышали они.

— Стой там! Глуши движок! Какое ещё сообщение?

Бекас заглушил двигатель, слез с мотоцикла, медленно пошел навстречу показывая свои руки.

— Сообщение срочное! — прокричал Бекас.

— Стой на месте! Сейчас в землю мордой положу! — крикнул постовой и дослал патрон в патронник.

— Эй! Эй! — Бекас остановился, — Ты чо, братан, малахольный что ли?! Ствол убери?! Говорю же — с донесением я к вашим старшим.

— Ну, что надо?

— От Полковника донесение — в совхозе сейчас «красные»! Всех щемят там!

— Да иди ты! — послышался второй невидимый голос.

— В совхозе?! — воскликнул ближний постовой и повторил, — В совхозе!?

Бекас понял, что «срочное сообщение» попало в точку и не теряя времени начал грузить их:

— В совхозе, в совхозе. Вот, рукой подать! Чили Одноглазого знаете? Нет Чили уже — завалили его! Полковник послал к вашим старшим. У него план есть, что делать. Вам, если послать надо за ними — я тут подожду. Пока покурим. У меня с фильтром сигареты есть.

— Про Чили я слышал. — раздался голос из темноты.

— Ты пустой?

— Чего? — переспросил Бекас.

— Без оружия ты — спрашиваю?

— А! Да, пустой. — Бекас повернулся кругом, — Нет ничего. В коляске АК. Но это там. С собой ничего.

Бекас сделал шаг навстречу — реакции не последовало. Бекас опустил руки и ускорил шаги.

Бекас понимал, что Валентина его слышит, но не видит; говорил громко, что бы ориентировать ее по ситуации.

Он подошел вплотную к стене с мешками.

— Налетай, братва, на табачок! — Бекас стал, как бы нащупывать сигареты в карманах. — Так, где ж я их…

Второй, которого Бекас до этого не видел, вышел из-за укреплённой позиции через дорогу от блокпоста.

— А-а-а! — сказал громко Бекас, — Вот ты где! А то слышать-то я тебя слышу, но не вижу. Что, думаю за леший, такой! Хе-хе! Да ты подходи, подходи. Куда же я их…? В другом что ли…? Или в…?

— Что за сигареты? — спросил тот, который вышел из укрытия.

— «Столичные» с фильтром!

— Слушай — это форма казённая такая у вас или сами себе покупаете? — спросил он же.

— Эта казённая — на два года дают. — сказал Бекас, все ещё роясь в карманах.

Постовые стояли от Бекаса на расстоянии двух и четырех шагов.

— Может я сигареты там…? — Бекас не договорил.

Раздался взрыв! Бах! Сразу второй и третий. Бах!! Бах!!!

Оба постовые присели от неожиданности.

Бекас перемахнул через мешки. Ударил коленом в лицо ближнего к нему! Услышал, как клацнули его зубы.

За спиной раздалось: Бах! Бах! Бекас без промедления брызнул второму из балкончика, держа баллончик как можно дальше от себя; услышал со стороны блок поста: «тра-та-та-та-та». Обернулся и увидел через бойницы между плит оранжевые отсветы от вспышек. «Она уже внутри!» — пронеслось молнией в его голове. Оба постовых осели на дорогу. Бекас добавил в лицо из баллончика первому. Посчитал: раз-два-три. Хватит. Газ действовал мгновенно. Постовые пытались поймать руками воздух перед собой, воздух от них ускользал не пойманным; руки их бессильно опустились на дорогу.

Бекас, держа «Смит Вессон» обеими руками перед собой, ворвался внутрь блокпоста. На ходу крикнув: «Здесь Бекас!», что б не получить пулю навстречу от старшего лейтенанта.

— Тут все! — скала Валентина, меняя магазин, и показала на пулемет и коробки с лентой к нему, стоящие в углу стопкой друг на друге — Пулемет! БК! Забирай! Я посмотрю — может где-то еще есть БК.

Она включила свой фонарь и вышла.

Внутри стоял удушливый запах пороха. Дышать нечем. Бекас прокашлялся. Еле видимый сизый пороховой туман выходил наружу через бойницы для стрельбы. Бекас осмотрелся. Следы от взрывов; на полу гильзы. Внутри было уже — все… Внутри было месиво…

Первым Бекас забрал пулемет ПКМ облегченный, понес к мотоциклу. Остановился возле совершенно обездвиженных постовых, лежавших на дороге. Забрал их оружие и откинул его за ограждение из колючей проволоки. Возвращаясь бегом за БК, он видел, как быстро мечется в темноте вдоль колючки фонарь старшего лейтенанта Дроздовой, сканируя каждый метр.

— Пусто! — услышал ее Бекас.

И вновь полетели из темноты ночи на встречу «Уралу» вырванные на мгновение, светом: и дорожные ямы, и редкие столбы; и брошенные избы с чернеющими глазницами окон; покосившиеся частоколы изгородей, которые вот-вот рухнут, почти не видимые за высокой травой, много лет не кошенной, заросшие крапивой и бурьяном; мелькнул выцветший добела когда-то красный плакат: «Мир Труд Май»; и множество, множество других таких же ветхих, еще существующих, но уже мертвых, потому что не нужных уже людям признаков запустения этой земли.

В Оскол дурные вести от том, что случилось с засадой, оставленной в совхозе «Путь вперед» пришли быстро. С того дня, когда стало это известно, легионеры «свободы» могли наблюдать Полковника на удивление не многословным на людях, не по обыкновению сдержанным в общении с подчинёнными. Самые внимательные из них могли заметить новое в его поведении. Полковник время от времени пытался кусать левый край своих усов, а когда он останавливал себя в таком бесполезном со всех сторон занятии, желваки проявлялись на его лице, как струны перекатывались под кожей, играли только ему одному слышную мелодию. Глаза его в такие моменты были обращены как бы внутрь себя.

Медицинское обеспечение в «Легионе Свободы» осуществлялось силами и средствами медицинского пункта, называть который Полковник требовал не иначе как МПП — медицинский пункт полка, несмотря на то, что ни штатное расписание, ни фактический личный состав никак не соответствовали полковому.

Лёвка Шлеп-Нога, приписанный к медпункту на должность санитара, начал освоение новой для него медицинской профессии с изучения науки уборки помещений, санитарной обработки множественных поверхностей с применением моющих и дезинфицирующих средств.

МПП состоял из смотровой, совмещенной с рабочим кабинетом доктора, хирургического отделения, палаты на десять коек и туалетной комнаты, которую пациенты-легионеры называли просто «сортир» не подозревая о том, что такое брутальное слово, как сортир, произошло, мутировав в широтах средней полосы России, от изящного французского «je doissortir» («мне надо выйти»).

При каждом случае, когда доктор Валдис слышал это «сортир» его внутренне коробило. Ему хотелось в такой момент высказать что-то с добавлением словосочетания «русские свиньи», но он ни разу себе такого не позволил.

После первого же инструктажа, полученного Лёвкой от доктора Валдиса, он продемонстрировал изрядное усердие к удовольствию доктора.

— Санитарная обработка поверхностей в помещениях лечебных учреждений является одним из важнейших звеньев в цепи санитарно-противоэпидемических мероприятий, направленных на профилактику внутрибольничной инфекции. — сказал доктор Валдис на инструктаже, и Лёвка проникся большим чувством глубокой ответственности.

Этим утром Левка, уже набивший руку на дезинфекции поверхностей, справился со своими обязанностями быстро и качественно. У него выдалась свободная минутка и он вышел в курилку, находившуюся с тыльной стороны МПП.

В курилке, на лавочке у белой стены МПП сидели двое выздоравливающих, положив ноги на ноги и болтали тапочками; они уже докуривали и заканчивали обсуждение последних новостей.

— Шестерых завалил.

— Вот черт конкретный!

Лёвка присел рядом на лавочку, достал пачку сигарет без фильтра «Дымок» и тоже закурил.

— Что на обед? — спросил один из выздоравливающих, обратившись в Лёвке вставая, отправив ловким щелчком пальцев окурок в обрезанную канистру от машинного масла, служившую в курилке пепельницей.

— Борщ с мясом и перловка. — ответил Лёвка.

— Борщ! — сказал второй, тоже вставая.

Когда оба выздоравливающих скрылись за углом, Лёвка, не вынимая сигареты изо рта, достал из кармана кусок розового мела, завернутый в кусочек газеты, чтобы не измазать карман, и начертил на белой стене сбоку от лавки черточку сантиметров десять.

Он слышал, как удалившиеся за угол дома выздоравливающие легионеры продолжили обсуждение дурных новостей.

— Теперь ищи его — век с огнем. Он уже на другом конце земли теперь.

— Это факт!

Из самой середины кукурузного поля, находившегося на восточной окраине, Бекас рассматривал в морской бинокль БПЦ 20Х60 село Оскол. Он стоял ногами на земляном бугре, накопанном им для дополнительной высоты, высунув над початками кукурузы только голову. Голова его была перетянута узким брючным ремнем через лоб и затылок. За ремень по кругу было воткнуто обильное множество листьев кукурузной ботвы, за которыми прятались окуляры морского бинокля.

Кратность увеличения и расположение села в низине на берегу реки позволяла прекрасно разглядеть и даже в деталях: контрольно пропускной пункт — КПП на въезде; периметр охранения с унылыми часовым на вышке; жилые дома; хозяйственные постройки в производственной зоне; бывшую конюшню; ремонтный двор; зернохранилище и овощехранилище; школьную и детскую площадки; заложенный фундамент, оставшийся от какого-то недостроя; двухэтажный кирпичный многоквартирный дом на восемь квартир с двумя подъездами; людей на центральных и скотопрогонных улицах и переулках.

Когда Бекас вернулся в место расположения лагеря, устроенного в заброшенном доме, выходившим тремя окнами на дорогу, идущую из Оскола, он застал Валентину с карандашом и блокнотом сидящей за подобием стола, сооруженного из двух проржавевших насквозь местами бочек и четырех досок от забора, положенных на них. На этом подобие стола, стоящего в глубине комнаты, стоял пулемет, направленный в сторону окна, за которыми хорошо просматривалась дорога.

Валентина приложила ухо к портативному радиоприемнику «Этюд 2» в коричневом кожаном чехле. Из приемника было слышно:

«Я Север один. Я Север один. Вызывается Оболонь пять. Вызывается Оболонь пять. Оболонь пять. Я Север один. Я Север один. Вызывается Оболонь пять. Вызывается Оболонь пять. Оболонь пять.

Сообщаем для геологических партий: восемь, сорок четыре, пять, восемнадцать. Координаты шурфов, выработанных второго, шестого, десятого, тринадцатого, двадцать второго июня этого года.

49188 46401 74486 11215 66993…»

Не отрываясь от радиоприемника, Валентина показала Бекасу на котелок, в котором была гречневая каша с тушенкой. Бекас взял котелок в руки — еще теплый. Раскрыл из своего швейцарского карманного ножа-мультитула, в котором чего только не было, ложку, сел в дальнем углу, чтобы не отсвечивать в окнах, стал закидывать в себя гречневую кашу.

Пока он ел, Валентина закончила прием сообщения и его расшифровку при помощи шифр блокнота, который был спрятан у нее на дне кобуры. Заметив, что она закончила со всем этим, Бекас сказал:

— Есть розовая полоска мелом на стене.

— Отлично! — воскликнула Валентина, — Значит ртуть точно в Осколе, как и предполагалось, но теперь это уже не предположение — ртуть там! Это просто отлично, Бекас!