Родник холодный

Глава 17

Бекас обнаружил первую огневую позицию «Потаповских» на окраине леса — там, где она и должна была находиться. Позиция была оборудована чуть в глубине леса, со всех сторон прикрыта деревьями. Для ведения огня в секторах стрельбы были срезаны все кусты, а оставшиеся от этого ветки были накиданы для дополнительной маскировки наподобие бруствера между секторами. В глубине позиции, на небольшом пятачке земли, свободном от растительности, был выкопан окопчик — вероятное место для складирования БК и прочего.

С этой позиции хорошо была видна река Оскол, малая часть домов, прилегающих к ней, пристань с рыбацкими лодками, выстроившимися в ряд. Но центр села и дальние его окраины закрывала возвышенность кукурузного поля.

Двенадцать человек вооруженных бойцов, насчитал Бекас. Он опустил бинокль и стал спускаться с дерева, когда-то расщепленного и обугленного ударом молнии у вершины. Спускался аккуратно, поправляя маскировочную накидку, которая постоянно цеплялась за ветви — приходилось её одёргивать, выпутывать из ветвей, чтобы не порвать.

Бекас стал рассуждать, анализируя увиденное и обстановку в целом: «Здесь двенадцать. На кукурузном поле было движение двух групп — это ещё как минимум человек десять, возможно больше, а возможно, и значительно больше. Щелей они не копают — это значит на длительное боестолкновение не настроены. Постреляют и уйдут. Сколько? Еще сутки или двое? Это зависит на какой результат они настроены. А какой тут может быть результат у них в уме? Пострелять и уйти. Сутки, двое, трое».

Он посмотрел на часы «Восток. Сорок лет Победы» — без четверти одиннадцать утра. Надо было двигаться дальше. Все же сделал короткий привал. Закинул в себя банку холодной тушенки с сушками, запивая водой из фляги. Горячей пищи не ел уже больше суток — это плохо. Весь шоколад, конфеты — отдал Валентине, сгущенка уже закончилась. Размешал четыре куска сахара в кружке. Получилась энергетическая бомба. Выпил. Достал карту. Наметил дальнейший маршрут. Отдохнул пятнадцать минут до ровно одиннадцати. Поднялся и двинулся дальше.

Из дома, где спряталась Валентина, были хорошо видны с остекленной веранды: зернохранилище, боксы ремонтной зоны, командирский уазик, стоящий перед железными воротами бокса. К полудню стало припекать солнце, внутри веранды становилось жарко, и Валентина открыла окна. Короткие ситцевые занавесочки всколыхнул поток воздуха. Взлетела потревоженная муха, ударилась в стекло, нашла открытое окно и вылетела на улицу.

«Как летом на даче во время школьных каникул», — вспомнилось ей. Всё напоминало об этом. На веранде стоял круглый стол, на нём чашки на блюдцах, рядом со столом плетеный стул и такая же плетеная табуретка. В углу большая деревянная кровать, застеленная голубым шерстяным покрывалом с жар-птицами по углам. И на такой же веранде, и на такой же кровати спала она когда-то в такой же летний полдень своего пионерского детства.

В доме всё было почти так же, кроме автомата АК47 калибра семь шестьдесят два миллиметра. С оружием на руках ей было гораздо спокойнее, а на тот случай, если вдруг в дом вернутся хозяева или придет кто-то иной, она спрятала АК47 и разгрузку с тремя полными магазинами в кладовку, находившуюся в соседней комнате. Если кто-то придет — действовать по обстоятельствам.

Она понимала, что в сложившейся ситуации ей только и оставалось вести наблюдение за командирским уазиком, и ждать когда обстоятельства каким-то образом изменятся и дадут ей возможность к активным действиям. Провидцем она не была, и какие это могли быть изменения, у нее не было ни малейшего предположения. Это был такой момент, о котором говорилось в коротком правиле поведения в нештатных ситуациях: «остановись, подумай, действуй». Пришло время остановится и подумать. Пока надумалось ей только одно — ночью нужно будет менять позицию для наблюдения. Ночью отсюда ничего не будет видно.

Вдруг раздались отдаленные звуки перестрелки. Трах-тах-тах-тах-тах! Направления, откуда раздавалась стрельба, находясь в закрытом помещении, она определить не смогла. Смогла только понять, что это не близко.

Звуки стрельбы доносились оттуда, где разведка, посланная Полковником, была обнаружена «Потаповскими» и была обстреляна, с боем отходила назад.

За наблюдением она провела еще несколько часов. Один раз ее голова клюнула носом и упала на плечо. Чтобы прогнать сон она отжалась от пола несколько раз. Достала из своего рюкзачка на тридцать литров, который всегда был с ней, упаковку «Феномина». Закатила сразу две таблетки, запила водой.

Она вспомнила, что не ела со вчерашнего дня. Но есть не хотелось. Но есть всё-таки было надо. Она достала плитку шоколада. Распаковала ее, положила на стол перед собой. Медленно отламывая один квадратик за другим, запивала их водой из фляги.

«Мяу!» — услышала Валентина у себя под ногами. На веранде появилась кошечка и сразу стала ластиться к ее ногам, выгибая спинку. Она погладила кошечку. Та заурчала, как мотор, и принялась ещё сильнее тереться о её ноги.

— Здравствуй, красотулечка! Здравствуй кисонька! Сейчас, сейчас найдем и для тебя что-то, — сказала Валентина и полезла в свой рюкзачок на тридцать литров.

Бекас вернулся на чердак дома, когда солнце уже садилось за горизонт. Проведя весь день на ногах в тылу «Потаповских» перемещаясь где-то шагом, а где-то ползком, где-то забираясь на дерево, напугав белок и птиц, где-то замирая неподвижно в укрытиях, как дикий зверь. Результатом его разведки стали расположения трех обнаруженных им огневых позиции и примерная численность нападавших. Всего он с приблизительной точностью насчитал сорок пять бойцов, не считая тех, которые были на кукурузном поле, куда Бекас не решился соваться. Сколько было там? Двадцать? Тридцать? В любом случае, общую численность нападавших он оценил как превышающую полсотни и наверняка менее ста человек — шестьдесят-семьдесят.

Бекас отметил одну особенность расположения позиций «Потаповских». Нападавшие не пытались организовать полного окружения села. Находившиеся в низине подходы к Осколу со стороны реки оставались вполне открыты. «Потаповкие» остались на высотках, там, где легче было бы отражать возможную контратаку.

Для Бекаса пришло время для раздумий, в том числе раздумий о ртути. Куш, который можно было сорвать, был так рядом и снова захватил его воображение. Что касалось Валентины — всё было в полной для него неопределенности. Связь со старшим лейтенантом Дроздовой была оборвана, причем с двух концов. Он прекрасно осознавал, что и Валентине выдвигаться на передовой огневой рубеж, и даже ночью, чтобы оставить там сообщение, и Бекасу соваться на занятое «Потаповскими» поле — это несоизмеримый ни с чем риск, сулящий им только гибель. Как ни пытался Бекас поставить себя на место Валентины с целью предугадать её действия — ничего вразумительного ему в голову не приходило.

А вот поставить себя на место тех, кто должен осуществить поставку ртути в ближайшие сорок восемь часов, согласно сообщения «Центра» Бекасу удалось. Он рассуждал так: «Окно для поставки будет открыто не вечно. Как говорила Валентина: „канал поставки пришел в движение“. „Центр“ не зря сообщал о сроках. Там, в Москве, не лаптем щи хлебают и просто так в шифровку пустые свои фантазии не пишут. У тех, кто должен отправить ртуть по каналу из Оскола — времени в обрез. В такой диспозиции, как сейчас, из Оскола есть только один выход — через реку или по реке. Если поставку из Оскола отправят, то только там. Больше негде».

Один из боксов ремонтной зоны Полковник оборудовал для своего штаба. Доктор Валдис отправился туда, чтобы еще раз попытаться начать по новой непростой их разговор с Полковником, случившийся между ними ночью у зернохранилища. Валдис не знал, как начать разговор, который обещал быть для него очень трудным. Сказать надо было все то же самое, но другими, более убедительными словами. Он пытался подобрать такие слова у себя в голове, но в крутилось только одно: «надо уходить, надо брать ртуть и уходить…, надо уходить»

Интенсивность перестрелок в течении дня значительно снизилась, но чувство страха охватившее Валдиса наоборот возросло, вместе с ощущением приближающейся гибели.

Полковник расположился посередине бокса, сидя на деревянном ящике. Перед ним лежала карта, развернутая на старой шине от трактора, которая служила импровизированным столом. Один из его ординарцев светил фонарем на карту. Полковник принимал доклад от командира только что вернувшейся разведгруппы. Он заметил подошедшего доктора.

— Доктор, обожди минуту! — сказал он и, обращаясь к командиру разведчиков, спросил того, — Потерь, значит, нет. Это хорошо. Это очень даже хорошо. Это грамотно. Еще раз покажи мне куда вы здесь прошли!

— Вот тут! — разведчик ткнул пальцем в карту.

Доктор Валдис ждал, когда Полковник уделит ему время.

— А здесь никого? — спросил Полковник.

— Нет. Здесь не было никого. Прошли вот до сюда, и там был обстрел. Ушли без потерь.

— Понятно, понятно, — полковник забарабанил карандашом по карте, потом указал тупым концом карандаша, — Эта позиция у них прикрывает фланг, значит. А основные огневые позиции здесь и здесь. И еще наверняка здесь. Силенок у них, значит, не хватило блокировать все до реки.

Он еще раз, уже дольше, побарабанил карандашом, попытался укусить свой ус, бросил это дело, поправил усы ладонью, проведя сверху вниз.

— Значит, тут пройти можно? — спросил он еще раз легионера-разведчика.

— Пока можно. Мы прошли. — пожал плечами легионер.

— Понятно…, понятно… Всё! Разведгруппе сейчас отдыхать! Как стемнеет, надо будет провести доразведку вот этой местности. — он обвел круг на карте, — Если тут можно пройти и дальше, и выйти в тыл вот этой их позиции и снести им этот фланг, то завтра погоним их как ссаных зайцев по полю. Сейчас всем отдыхать! Благодарю за службу! Что у тебя, доктор?

Валдис промедлил с ответом.

— Доктор, что у тебя? — повторил свой вопрос Полковник.

— Что? — очнулся от своих мыслей Валдис, — Перевязочного материала нет.

Полковник развел руками.

— А я как могу помочь с этим?

Доктор Валдис поправил свои очки.

— Если послать бойцов собрать белье из домов: простыни, наволочки. Можно прокипятить с хлором, высушить…

— Нет, нет, нет! — не дослушав доктора, замахал отрицательно рукой Полковник, — Мне сейчас все резервы нужны под рукой. Все, до последнего бойца. Организуйте на это гражданских! — Полковник обратился к одному из своих ординарцев, — Организуй! Гражданских мужского пола отправить по домам! Пусть несут всё что там есть годного на это! Ты, доктор, иди с ним — проинструктируешь!

Ординарец пошел в соседний бокс, где расположились гражданские. Валдис остался. Полковник заметил это.

— Валдис, — окликнул он доктора, — ты что замерз? У тебя еще что-то?

— Нет. Это всё, — сказал Валдис и пошел вслед за ординарцем Полковника.

— Так, так, так, — постучал еще раз карандашом по карте полковник, рассматривая её, когда Валдис вышел из бокса.

Когда стемнело, Валентина выдвинулась на новую позицию для наблюдения. Крайний в узком переулке дом выходил своим задним двором с высоким забором из сетки рабицы, как раз в направлении зернохранилища. Валентина залегла в траве у забора, стала наблюдать за двором перед ремонтными боксами, изредка поглядывая на часы.

Вдруг ей показалось, что в темноте за ее спиной раздался шорох. Она оглянулась через плечо, сняла АК47 с предохранителя. Прислушалась. Шорох повторился. Звук доносился по ту сторону ограды. Не делая резких движения, Валентина перевернулась на спину в положение «для стрельбы лежа на спине». Прислушалась еще раз. Еще шорох и еще один. Пауза. Это были шаги. Сомнений не оставалось — по узкому переулку кто-то скрытно крался в сторону дома, делая по два-три шага и после останавливаясь. Скрипнула калитка. Она увидела, как на фоне сетки рабица проскользнула тень, похожая на силуэт пригибающегося к земле человека. Звякнула связка ключей. Дверь в дом тихо отворилась и сразу закрылась.

Валентина быстро поднялась и перебежкой, ступая с носка на пятку, оказалась под окнами дома. Если бы тот, кто сейчас вошел в дом, зажег бы в окне лампу или другой свет, то увидел бы ее как на ладони, если бы она осталась на прежнем месте. Валентина замерла под окном.

Она услышала шаги по дому и еще какие-то звуки. Человек быстро ходил по дому от одного места к другому. Шаги то удалялись, то раздавались, казалось, совсем рядом, прямо за окном. Потом все стихало на несколько минут и повторялось снова. Когда в очередной раз шаги удалились, Валентина дослала патрон в патронник. Клац!

Так продолжалось около десяти минут. Снова скрипнула входная дверь. Валентина направила автомат в сторону угла дома. Раздались три тяжелых шага по деревянным ступеням крыльца, потом еще несколько по земле. Скрипнула калитка. Шаги удалялись по переулку в ту сторону, откуда пришли.

Валентина прокралась в сторону калитки. Опустилась на землю, по-пластунски в траве доползла до ограждения. Через сетку рабицу увидела силуэт человека с рюкзаком на спине, удалявшегося по переулку быстрым шагом. Человек обернулся. Отблеск лунного света блеснул на его лице, на мгновение отразившись от очков «велосипед».

«Доктор Валдис!» — узнала его Валентина. «Хороший доктор Валдис!» — мысленно повторила она. В этот момент у нее было два варианта: продолжать наблюдение за командирским уазиком возле боксов или скрытно проследовать за доктором. Острое оперативное чутье старшего лейтенанта КГБ заставило ее выбрать второй вариант. Она подождала, когда силуэт доктора скрылся из видимости, и последовала за ним по звуку его шагов.

Миновав первый переулок, доктор свернул в следующий. А еще через два поворота Валентина поняла, что тот идет к реке. Она не ошиблась — доктор вышел к берегу реки Оскол.

Сельский речной причал состоял из пирса, расположенного перпендикулярно береговой линии в длину около десяти метров, и таких же деревянных мостков на сваях, выстроенных вдоль берега, которые образовывали две причальные стенки по обе стороны пирса, вдоль которых стояли на приколе рыбацкие лодки, половина из которых были вёсельными, половина — моторными.

Валдис прошел мимо лодок у причальной стенки и направился к металлической моторной лодке типа «Казанка» пришвартованной у края пирса. Дойдя до неё, он стал снимать со спины свой рюкзак. Одна из лямок рюкзака зацепилась за плечо, и Валдису пришлось сначала полностью освободиться от одной, потом двумя руками снять вторую. Справившись с лямкой, Валдис поставил рюкзак на деревянные доски пирса. Ухватился за лямки обеими руками и опустил рюкзак в лодку. Потом сам шагнул в неё. Лодка качнулась. Валдис всплеснул руками, теряя равновесие. Присел на корточки, ухватившись руками за оба борта лодки. Лодка чуть отвалила от пирса. Швартовый конец, протянутый от лодки до швартового кнехта на пирсе, натянулся и лодка, вернувшись обратно, ударилась о толстенную сваю алюминиевым бортом, издав гулкий грохот.

«DievamāteDod!» прошептал Валдис и стал озираться по сторонам. Луна заиграла отблесками на его очках. Валдис притих в лодке на какое-то время. Успокоившись постепенно вместе с раскачкой лодки, он перетащил рюкзак в носовую часть и затолкал его в свободное пространство под носом лодки. Когда справился с этим, ухватился за цепь и потянул её, ухватился руками за край пирса, выбрался, пошел к берегу.