Родник холодный

Глава 14

— Какой ещё Жираф? — крайне недовольным тоном спросил расстёгнутый до пупа дежурный по КПП Валентину, сидя на табурете и положив обе ноги на бетонный блок с торчащей арматурой, за который цеплялась петля верёвки, идущей от шлагбаума, когда шлагбаум был в положении закрыто.

Выдался уже который подряд приятный солнечный денёк, и дежурный принимал послеобеденные солнечные ванны. А тут эта телка, доходяга из торчков. Говорит, ищет своих. Говорит про какого-то Жирафа. Ну какой еще Жираф?

— Мухомор, Жираф и Борис в очках такой Борис. Тачка у них на колёсиках. — сказала Валентина, стараясь говорить, вдыхая воздух между словами, чтобы голос был, как у умирающего лебедя.

— Ну, какой еще Мухомор? — повторил дежурный тем же тоном, уже поняв, о ком идет речь, когда Валентина упомянула тачку на колёсиках.

Именно в его смену по КПП в конце июня эти трое супчиков заехали в Оскол.

— Что с собой? Оружия нет?

Валентина молча сняла рюкзак, раскрыла его и показала внутренности. Дежурный только скосил голову в сторону, кинул взгляд внутрь рюкзака, увидел шприцы, лежавшие поверх всего прочего, и даже не стал вставать со стула.

— Валяй! Они где-то там должны быть за конюшней. Где конюшня знаешь?

— Не-е-ет. — простонала Валентина.

— Там спросишь, — сказал дежурный, — Вот так обойди!

Он показал рукой доходяге, с какой стороны обойти шлагбаум, хотел было еще и объяснить ей, где конюшня, но понял, что это ему делать сейчас лень.

Проходя мимо шлагбаума, Валентина подумала: «Через такой КПП пулемет, может быть, и не пронести, а пистолет можно было. Но дело уже сделано».

Сразу за КПП, в первом угловом доме располагался магазинчик. Там у продавца Валентина спросила про Жирафа и Мухомора, спросила про хромого Лёвку, который в красной бейсболке. Потом ещё говорила про тачку, про Жирафа и Мухомора, про очки Бориса Андреевича, про то, как они в Осколе должны встретиться с Мухомором, Жирафом и Борисом, который в очках. Спрашивала так маскируя главный вопрос о хромом Лёвке большим объемом дезинформации. Сделала всё так, как учили её в школе КГБ имени Феликса Дзержинского на Мичуринском проспекте, дом семьдесят, город Москва. Спросила в конце — где находится конюшня, купила бутылку воды и вышла.

«В таких небольших населённых пунктах все всех знают в лицо, но это касается местных, а агент в Осколе всего несколько дней и ещё не успел примелькаться» — начала она анализировать ситуацию.

Конюшня оказалась на дальней, противоположной окраине села. За конюшней, у самого периметра охранения, по которому уныло, раз в час, а то и реже, проходил вооруженный автоматом часовой, был разбит табор торчков.

В таборе: пять оборудованных костровищ; три палатки; спальные мешки и коврики на земле; полдюжины человек — остальные в Зоне. Валентине сказали, что трое с тачкой вроде как ушли из Оскола, а может и не ушли, а может ушли в Зону по грибы ягоды, а когда вернутся не говорили, а если и говорили кому, то никому до этого нет дела — кто куда ушёл и кто откуда вернётся, и вернётся ли вообще, а никакого хромого в бейсболке они не знают, а может и знают, да не помнят, предложили пыхнуть, а когда Валентина отказалась сказав, что её ещё плотно держит, вовсе потеряли к ней временно возникший интерес, и она слилась для них с пейзажем, как всё иное и прочее, и прошлое, и настоящее, и будущее.

Валентина разложила спальник, который ей передал Бекас, подальше от всех и разместилась прямо на нем. План поиска был уже готов: три раза в день ходить до магазина, расположенного у КПП, за покупками и обратно — получалось через весь поселок дважды. Ходить разными маршрутами и опросить как можно больше людей по уже проверенной и рабочей легенде. Сегодня это сделать надо будет, пройдя по маршруту мимо белого здания, выходящего тыльной стеной на кукурузное поле, и выяснить — можно ли безопасно оставлять на стене условные знаки днем или это необходимо делать только ночью и предельно скрытно.

Она решила выдвигаться на маршрут через пару часов, а пока можно было и передохнуть, и попить воды, и перекусить тем, что было в рюкзаке. Разводить костер она не решилась, чтобы не привлекать лишний раз внимания своих соседей. В сложившийся обстановке именно они представляли наибольшую для нее опасность. Именно они, зная лучше, чем кто-либо, повадки своих, могут легче определить не настоящего «своего» то есть — чужого. Общение с соседями Валентина решила свести к минимуму. На Мичуринском проспекте, дом семьдесят учили не плохо.

В таборе заварили чаек из галлюциногенных грибочков и мощно пыхнули. Валентина лежала, вытянувшись на спальнике, сняв с себя обувь, положив рюкзак под голову. Услышала, как настраивают гитару. Потом послышалась россыпь по струнам и из табора донеслась песня. Солиста с задушевным голосом время от времени подхватывали робкие голоса подпевал:

Качнётся купол неба большой и звёздно-снежный.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!

Качнётся купол неба большой и звёздно-снежный.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!

После последовала следующая песня, сразу без перерыва:

Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди

Под музыку Вивальди, под вьюгу за окном,

Печалиться давайте, давайте, давайте,

Печалиться давайте об этом и о том…

А когда Валентина услышала очередные лирические строчки из текста уже следующей песни, она приготовилась к длительному погружению в акустический ад:

Виноградную косточку в теплую землю зарою,

И лозу поцелую и спелые гроздья сорву…

Первый маршрут от конюшни до магазина дал отрицательный результат. Местный селянин — ворчливый старик, копавшийся в огороде, вообще отказался разговаривать с Валентиной. Ни на какие расспросы не отвечал, даже не посмотрел на Валентину, смиренно стоящую за оградой, а разговаривал со своей лопатой. Редкие вкрапления не матерных слов, произнесённых им в коротком монологе, донесли приблизительные смыслы сказанного: «ходят тут всякие» и «иди отсюда, пока я тебя лопатой не…».

Валентина решила, что такой злобный старик может и лопатой. Она отошла от ограждения частного домохозяйства, не провоцируя конфликта. Уже уходя, Валентина расслышала, как вышедшая на крыльцо не менее злобная старуха спросила: «Что ей надо?». И в спину Валентину проводили матом уже в два голоса.

В магазине Валентина купила буханку черного хлеба. Спрашивать продавца второй раз не имело смысла, и она решила дождаться хоть какого-то случайного покупателя. Присела на корточки у стены магазина и стала откусывать от буханки, запивая хлеб водой, купленной здесь же в прошлый раз. «Выглядеть такое должно вполне аутентично для поведения наркоманки», — решила она. Ждать пришлось долго.

Пока она ждала случайного покупателя, она дождалась того, что из дверей магазина вышел продавец и сказал:

— Здесь не сиди!

На вопрос Валентины: «А где сидеть можно?», продавец только повторил:

— Здесь! Не сиди!

Торчки и в Осколе, и в других соседних с Восьмой Аномальной Зоной населенных пунктах были низшей кастой. Валентина перебралась подальше от магазина. Случайного покупателя Валентина так и не дождалась. Дождалась телеги, гружёной сеном, в которую была запряжена пегая кобыла. Телега двигалась со стороны КПП.

Разговорчивый и добродушный парень проявил неподдельное участие, переспрашивал Валентину, чесал в затылке, что-то припоминая, но в итоге сказал, что вообще-то он, можно сказать, уже и не местный и всех уже тута не знает, а приехал он на недельку — пособить мамане с папаней по хозяйству. На обратном пути от магазина Валентина заметила телегу с сеном возле дома вздорных старика и старухи и подумала «А говорят, что яблоко от яблони…».

Она свернула в переулок, который, по ее прикидкам, должен был вывести на окраину села, выходившую к кукурузному полю — осмотреть ближе подходы к белому зданию, где её агент оставлял условные знаки.

Оказалось, что дом не имеет ограждения, и это было отлично. «Вероятно, это бывшее общественное здание — библиотека или что-то в этом роде», — подумала Валентина. Перед фасадом разбит, незатейливый палисадник из луговых цветов: ромашки, васильки, зверобой, анютины глазки, колокольчики. Стена, выходящая на кукурузное поле была слева. Валентина свернула за угол. Да, вот она, та самая стена — вот курилка, которую четко можно было через бинокль именно так и распознать, как курилку. Можно быстро зайти, подгадав время, когда в курилке никого, поставить метку. На все про все — тридцать секунд, не больше.

Валентина решила проверить подход к курилке с другой стороны и повернула еще раз за угол, оказавшись с тыльной стороны здания.

— Ты что здесь делаешь?! — злобно уставившись через очки-велосипед на Валентину зашипел доктор Валдис, наполовину высунувшись из окна.

— Ой! — сказала Валентина.

— Krievucūkas (русские свиньи)! — первый раз не сдержал себя доктор Валдис, — Nolādētskrievucūkas (проклятые русские свиньи)! У себя там ссыти и срите! У конюшни ссыти и срите! У конюшни! Вам все надо зассать вокруг себя! Вам все надо засрать вокруг себя! Здесь медицинское учреждение! DievamāteDodmanspēku (Матерь Божья, дай мне силы)!

Доктор Валдис пропал вглубь раскрытого окна, из глубины донесся его крик:

— Санитар! Санитар! Санитар! Гони это животное от дома! Гони немедленно это животное от дома! Дай ей шваброй поперёк спины! Чтобы дорогу сюда забыла!

«Что за день такой? То лопатой, то шваброй?» — подумала Валентина и попятилась назад, она была готова уже уносить ноги, но прямо на неё из дверей дома вылетел санитар. Санитар был без швабры. Но санитаром оказался её агент — хромой Лёвка!

Глаза Лёвки округлись до размера юбилейных олимпийских рублей, челюсть непроизвольно отвисла. Валентина быстро сблизилась с ним, прошептала в самое ухо:

— Сегодня ночью в два часа. Где?

— Что где? — непонимающе хлопал Лёвка глазами, находясь в состоянии столбняка.

Валентина коротко дернула его за воротник, чтобы он пришел в себя.

— Наша встреча с тобой сегодня ночью. Я назначаю время — два часа ночи. Где ты можешь быть безопасно для себя в два часа ночи?

— В два? А! Здесь. Здесь я буду! Я здесь ночую. У нас сейчас только один лежачий. Полно свободных коек.

По коридору нарастал крик доктора Валдиса и его шаги.

Валентина поняла что времени больше нет. Она снова приблизилась к лёвкиному уху и отчетливо прошептала:

— Встречаемся в курилке сегодня ночью в два. На случай провала — я наркоманка спрашивала тебя насчет морфия — можешь ли ты раздобыть мне морфий. Понял?

На крыльцо дома выскочил доктор Валдис.

— Я сказал шваброй! Шваброй гони животное! Krievucūkas! Nolādētskrievucūkas! DievamāteDodmanspēku!

Лёвка уже пришел в себя.

— Проваливай! — заорал он на Валентину, не то я шваброй! Давай, давай! Вали отседова пока не дали!

Центральная нервная система доктора Валдиса была сильно расшатана с момента осознания им того, что «красные сидят на хвосте». Он вернулся к окну, где на подоконнике его ждал «Учебник по военно-полевой хирургии», выпущенный под редакцией профессора Л.Н. Беркутова в 1973 году и попытался еще раз отвлечься от всего. То есть от всего вообще, максимально, кроме чтения.

Он раскрыл учебник на оставленной странице, пытался читать, но глаза его бежали над строчками, а в пробелах между строчками ему виделись кадры киножурнала, который он смотрел на удлинённом киносеансе в кинотеатре, будучи еще студентом медицинского факультета Латвийского государственного университета в Риге.

В кадрах того киножурнала переливались волны прибоя, а женщина диктор, как морская сирена, погубившая сотни моряков в этих мягких ласковых волнах, пела ему за кадровым голосом: «…одной, из таких ярких достопримечательностей, безусловно, является ресторан „Юрас перле“ в переводе „Морская жемчужина“ — он словно парит над пляжем Юрмалы. Среди его гостей были первые лица государств: Польши — Владислав Гомулка, ГДР — Эрих Хоннекер, Югославии — Иосип Броз Тито».

«Юрас перле», ах «Юрас перле»… У Валдиса так много было связанно в его жизни с этим рестораном в Юрмале. Коктейли в длинных стаканах с соломинкой для питья. Шоу варьете до утра и девочки танцовщицы почти в одних трусиках. И как будто нет никакого СССР вокруг. Первые купленные у моряка из Гамбурга джинсы, перепродав которые, он за два дня заработал две свои студенческие стипендии. Потом была первая купленная у того же моряка валюта. Потом была еще валюта. Потом были первые два морячка сотрудники разведки страны НАТО. Какую именно страну НАТО представляли морячки-сотрудники, они Валдису тогда не сказали, но ему всегда хотелось верить в то, что это были американцы.

Теперь «красные сидели на хвосте», и Валдис почувствовал, как на него повеяло холодком прямо из могилы. Сегодня, во время перевязки больного, он почувствовал, как дрожь пробежала у него по позвоночнику снизу вверх, добралась до затылка и дальше ушла в руки, и руки его затряслись.

Бекас выдвинулся на наблюдательный пункт на кукурузном поле в шестнадцать тридцать — за пол часа до условленного времени, назначенного для наблюдения. Как он и ожидал, никакого условного знака на стене не было. Это должна была быть стрелка, направленная вверх, что означало бы «контакт с агентом установлен». Надеяться на такой быстрый успех не приходилось — у Валентины было в распоряжении всего половина дня, которая ушла наверняка только на оценку обстановки.

Когда она проходила КПП этим утром, Бекас сопровождал её движение через прицел СВД, готовый открыть огонь на поражение, если ситуация на КПП пойдет не туда, куда надо. По ходу своего общения с дежурным по КПП Валентина подавала Бекасу сигнал о степени текущей опасности. Общий принцип сигнала был в том, что чем выше находятся обе ее руки, тем выше степень опасности. Когда ее руки опущены — все идет нормально; если её руки на уровне пояса — внимание опасность; если скрещены на груди — все еще хуже и нужно приготовиться к стрельбе; если она поправляет свои волосы — это сигнал на то чтобы открыть огонь. Дальность пятьсот пятьдесят метров. Из положения стоя это было бы не просто, но к счастью все прошло удачно — Валентина миновала КПП.

Проведя наблюдение ещё четверть часа, для очистки совести, Бекас решил возвращаться. Уже спускаясь вниз с накопанного для наблюдения бугра, он краем глаза заметил движение на дальнем краю поля — там качнулся початок кукурузы. Возможно, это был порыв ветра; возможно просто показалось; возможно лесная зверушка забрела на поле полакомиться. Бекас вернулся на бугор, настроил резкость бинокля на нужную дальность.

В бинокль он увидел, как качнулся еще один початок кукурузы, потом второй, потом ещё и ещё. На поле определенно было движение в его сторону. И если это был зверь, то очень крупный — лось или медведь, но чтобы вот так рядом с людьми — на это почти нет шансов.

Бекас спустился вниз, дослал патрон в патронник АК и поставил автомат пока на предохранитель. Мысленно сказав себе дважды, чтобы не забыть: «На предохранителе. На предохранителе». Дальше у него было два варианта действия: первый — скрытно покинуть поле; второй — выяснить причину обнаруженного движения. Бекас выбрал второй вариант.

Он залег и на локтях держа АК47 перед собой медленно пополз в сторону от примерного направления вектора обнаруженного движения, стараясь рассчитать всё так, чтобы оказаться метров в пятидесяти от него.