Рожденные в СССР. Прорыв

Глава 32 Москва. Кремль. Кабинет Брежнева. 6 августа 1973 года

Внеплановое совместное заседание секретарей Центрального комитета и Совета Министров проходило тяжело и временами невероятно вязко. Ведь речь шла ни о чем ином, как о тотальном экономическом повороте политики государства. Со времен НЭПа и первых стахановских пятилеток в Союзе не было ничего подобного. От правительства присутствовали Косыгин, Тихонов, Председатель Госплана СССР Байбаков, Устинов и несколько заместителей. Доклад делал Мазуров. В кабинете Генсека звучали неожиданные слова — переучет народного хозяйства, изменение ценообразования, хозяйственный расчет, фонды коллективного и личного поощрения. В принципе Косыгин и его команда ничего не изобретали, еще в шестидесятых начав копировать успешный опыт венгерских, польских и югославских товарищей. Экономика тех стран после реформ 50-х превосходила советскую по эффективности.

К середине 1950-х годов, в условиях ускорения научно-технического прогресса, расширения ассортимента производимых товаров и усложнения их потребительских свойств придерживаться прежних принципов централизованного руководства экономикой и планировать в штуках, тоннах и прочих натуральных показателях стало практически невозможно. Эффективность работы Госплана снизилась по всем направлениям. Плановики буквально погрязли в кипах отчетной и плановой документации. К началу 1954 г. в структуре Госплана СССР уже отсутствовал Сводный отдел перспективных планов, и работу по планированию вели всего четыре сотрудника. Решения зачастую принимались без серьезного технико-экономического обоснования, и потому нередко неточные.

Поэтому с конца 50-х годов ЦК КПСС и Совмин СССР начинают привлекать ученых к решению социально-экономических и научно-технических проблем развития СССР. Тогда же Президиум Академии наук СССР принимает ряд решений по развитию прикладных экономических исследований. Но не все было так простою К примеру, когда в 1954 г. профессор Ленинградского госуниверситета Л. В. Канторович предложил применять математические методы в планировании развития промышленности, он был подвергнут критике со стороны Госплана СССР и Центрального статистического управления СССР. Но в итоге разум возобладал и правительством было востребованы наработки научных коллективов, и работа продолжалась.

К выработке нового хозяйственного механизма Председатель Совета Министров привлек самых авторитетных специалистов, ученых-экономистов. Всех их освободили от текущей работы: «Думайте и предлагаете!». В подготовке реформы приняли участие академики Василий Немчинов и Леонид Канторович. Дискуссия, которая велась в Совмине, стала публичной именно тогда, когда в 1962 году вышла статья профессора Харьковского государственного университета и Харьковского инженерно-экономического института Евсея Григорьевича Либермана — «План, прибыль, премия». Экономист ратовал за то, чтобы прибыль стала определяющим критерием при составлении плана производства. Предприятия должны были стать более самостоятельными и решать, как тратить фонды «на нужды коллективного и личного поощрения».

В период нахождения у власти Н. С. Хрущева «субъективизм» и «прожектёрство», административные решения, основанные на эмоциях, чувствах, личных симпатиях и антипатиях, а не на трезвом расчете, нередко доминировали в процессах управления на уровне государства. Председатель Госплана Косыгин дал в то время докладу резко негативную оценку, усмотрев в нем будущие проблемы. Но идеи Либермана разделял лично Хрущев, создавший в связи с этим параллельную Госплану структуру — Государственный научно-экономический совет. В него вошли те представители государственных структур, кто видел спасение в «рыночном социализме». Правда, просуществовал совет лишь до 1963 года, а еще через год состоялся октябрьский Пленум ЦК, который отстранил Хрущева от власти.

Все эти годы обсуждение идей Либермана не прекращалось, причем их поддерживало все больше ведущих экономистов. Прислушиваясь к их мнению, Косыгин, возглавивший после октябрьского Пленума Совет Министров, взялся за переработку идей Либермана. В итоге в 1965 году после долгих дискуссий основной комплекс реформаторских мер был изложен в постановлении сентябрьского Пленума ЦК КПСС «Об улучшении управления промышленностью, совершенствованию планирования и усилению экономического стимулирования промышленного производства». Реформа Косыгина-Либермана символизировала новый хозяйственный подход, который сильно контрастировал с подходом, присущим советской экономической политике второй половины 1950-х — начала 1960-х годов.

К 1969 году по этой системе работало более 32 тысяч предприятий, которые обеспечивали 77 % продукции СССР. Внедрение новых механизмов позволило ускорить темпы экономического роста и промышленного экспорта, способствовало повышению уровня жизни. За годы восьмой пятилетки национальный доход увеличился на 42 %, объем промышленного производства вырос в 1,5 раза, сельскохозяйственного — на 21 %. К 1970 году Советский Союз обосновался на высоких позициях в таблице ооновского Индекса развития человеческого потенциала, который считается наиболее авторитетным показателем уровня жизни.

Экономический рост в среднем за текущую восьмую пятилетку превысил 6 процентов. Объем промышленного производства вырос в 1,5 раза. СССР построил более 1900 крупных предприятий. Среди них знаменитый ВАЗ — Волжский автозавод в Тольятти. Личный автомобиль в стране перестал быть роскошью. Реальная зарплата населения увеличилась в 5 раза, розничный товарооборот — в 1,8 раза, потребление товаров повседневного спроса — на 20 процентов, продажа бытовой техники — вчетверо. Обеспеченность автомобилями выросла с 12 на 1 тысячу человек в 1967 году до 21 на тысячу человек в 1970-м.

Правительству Косыгина удалось поправить ситуацию с жилищным строительством. Если с 1960 по 1964-й ввод жилья снижался в среднем на 1,63 миллиона квадратных метров в год, то во второй половине 1960-х наблюдался стабильный среднегодовой прирост в 4,26 миллиона квадратных метров — в основном за счет средств предприятий. Казалось бы, вот он успех! Но «Золотая» пятилетка радовала далеко не всех. Главный партийный идеолог Михаил Суслов трактовал хозрасчет как отступление от социалистических принципов и искусственный перенос на советскую почву чуждых капиталистических методов.

Вызывала недовольство реформа и у руководителя Госплана Николая Байбакова. Преобразования касались прежде всего вопросов планирования и непосредственно отражались на деятельности байбаковского ведомства. Косыгину оппонировал и министр обороны Гречко. На сей раз камнем преткновения стали оборонные расходы, которые глава правительства считал завышенными. Любили военные вбухивать средства без счета.

Сопротивление советской номенклатуры помешало полновесно проводить экономическую реформу, которая вскоре забуксовала. Кому охота терять нити управления и давать излишнюю самостоятельность предприятиям и организациям. Даже такие передовые инициативы, как знаменитый «Щекинский метод», примененный на «Щёкинском химкомбинате», хоть и показали свою эффективность, но были свернуты правительством в 1971 году. Когда самостоятельность предприятий сызнова была урезана. Другая сторона медали реформ — предприятия искусственно повышали себестоимость продукции, а теневая экономика, использующая нереализованный спрос населения росла.

После «золотой» пятилетки темпы роста замедлились. Противники реформ выступали против самостоятельности предприятий, опасаясь за их подконтрольность центру. Сыграла роль и либерализация в Чехословакии — Пражская весна 1968 года, возможно, напугавшая членов Политбюро. Возрождение рыночных факторов в развитии экономики посчитали вредными и опасными. В итоге в 70-е реформа была свернута. Однако широкие права, данные предприятиям и союзным республикам полностью отобрать уже было невозможно.

«Ничего не осталось, все рухнуло. Реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят. Людей, с которыми я разрабатывал материалы, уже отстранили. И я уже ничего не жду…» — говорил Косыгин уже в 1971 году.

И все это было итогом однобокого подхода к реформе. Экономика — это живой и постоянно меняющийся механизм. Потому необходим был постоянный творческий процесс в ходе её реформирования. Чтобы менять концепцию прямо на ходу. Многое из услышанного было внове. Косыгин во время прений больше помалкивал. Ведь и его вина была в том, что он изначально слишком доверился одной части экономической науки, которую символизировал Либерман, и не услышал голос военно-промышленного комплекса, одного из локомотивов советской промышленности. Армейская реформа времен Н. С. Хрущева базировалась на создании и использовании в оборонной промышленности высоких технологий, и привела к широкому внедрению в войска ЭВМ, автоматизированных систем управления, радиотехнической аппаратуры, новых средств связи и высокотехнологичных образцов вооружения и военной техники.

Вот тут надо признать, что именно отечественная оборонка, достигшая на пике экономической активности больших циклов Н. Д. Кондратьева колоссальных успехов, явилась той потенциальной базой, которая легла в основу реформы Косыгина-Либермана, и вполне могла лечь в основу несостоявшейся реформы тотальной информатизации народного хозяйства Глушкова В. М. Что интересно, несмотря на то, что Н. С. Хрущев был далек от науки, по своей природе он был склонен к новаторству. Его природное чутье и настойчивость блестящей плеяды отечественных ученых того времени позволили не только правильно определить главные направления в оборонительной стратегии страны, но и обеспечить поддержку их развития.

Именно в 1950-е годы были созданы стратегически важные и самые передовые отрасли оборонной промышленности, в том числе по направлениям радиоэлектроники, ракетной техники, автоматизированных систем управления, средств связи и передачи данных. Были созданы сотни конструкторских бюро и сформированы тысячи исследовательских лабораторий. Советскую оборонную промышленность 1950–1960-х отличала подлинно научная организация труда и не использовать этот потенциал было глупо. И сейчас Косыгин с новым правительственным «мозговым центром» попытался привести в некий баланс задуманное в шестидесятые, привнеся в них послезнание из будущего. Ведь без реформированной экономики у страны не было будущего. Это он как хороший экономист отлично понимал, а неудачи только утвердили его в верности планирования.

Именно поэтому Косыгин примкнул к «обновленцам». Без застрельщиков с верхов партии прогнуть систему партократии и номенклатуры было невозможно. Она съест любые благие начинания. Типичный советский руководитель — это функционер, чиновник, в совершенстве владеющий правилами аппаратной игры. Он не очень образован, подча, несмотря на диплом о высшем образовании, почти безграмотен, марксизм знает в объеме «Краткого курса» и сталинской политграмоты, нетерпим к инакомыслию и новым идеям. Непривычен к ответственности и не любит ее. Но именно через этих функционеров, по вертикали от начальника к подчиненному шла координация всех усилий по построению советской централизованной экономики.

Вот и сейчас на совместном заседании застрельщиками оппозиции реформам выступили партийные бонзы из ЦК. Они боялись утратить тотальное управление экономикой. Зайти слишком далеко по пути внедрения рыночных механизмов. Тогда аппаратчиков запросто отодвинут от реальной власти. И у них перед глазами был наглядный пример недавней «Пражской весны». Только вот как раз внутрипартийные группировки в том будущем в итоге и погубили Союз, а вовсе не проблемы в экономике.

Не особо отставал от партийных Байбаков, который жаловался на проблемы, что вставали перед Госпланом. На ухудшение управляемости предприятиями при использовании старых методов централизованного планирования. Да и Тихонов не упустил момента пнуть ПредСовмина, обратив внимание на обнажившиеся в ходе реформы недостатки:

— Интерес к увеличению стоимости привел к варварскому расходованию материальных ресурсов. Например, металлургические предприятия были заинтересованы выпускать прокат, содержащий как можно больше металла, т. е. по максимально допустимой толщине. Следствием стало снижение количества произведенной продукции в натуральной форме. Зачем уменьшать затраты на производство, если можно планомерно увеличивать себестоимость конечной продукции? И выписывать себе премии!

Байбаков потрясал перед собравшимися листками:

— Да я вам таких примеров целую коробку привезу.

Но особенно старался Суслов. Непонятно, зачем Брежнев его пригласил, зная его предвзятое отношение к «обновленцам». Он буквально завизжал в конце длинного и бестолкового спича:

— Это прямой отход от линии Ленина-Сталина! Это чистой воды троцкизм, товарищи! Косыгин и его компания ведут нас не туда. Их так называемые реформы развивают в трудящихся частнособственнические инстинкты. Как с таким порывом нам дальше строить коммунизм? Это даже не шаг назад, а тотальное отступление, товарищи!

Молчавший доселе Брежнев не выдержал и коротко обронил:

— А как же НЭП?

— Это было временный отход!

— Ну, мы об этом у Владимира Ильича уже спросить не можем. Временный или надолго запланированная политика.

Сидевший рядом с Генсеком Кириленко едко заметил:

— И товарищ Сталин все-таки оставил в стране частников, артели и кооперативы. Потому что знал, социалистическая экономика появится не вдруг. Нужны десятилетия развития.

— Это когда было? — встрял внезапно приглашенный на заседание заведующим Общим отделом ЦК КПСС. Черненко. — Нынче уже совершенно иная историческая реальность.

Кириленко тут же срезал:

— Как показали события будущего, мы ошибались.

Черненко вскинулся, но скосив глаза на своего патрона Брежнева, промолчал. Только его верность Генсеку помогала ему карабкаться наверх. А узнав, что в том будущем ему доверили страну, Константин Устинович внезапно ощутил честолюбие.

Снова встал нахохлившийся после критики Мазуров:

— Товарищи, не забываем, что наша страна и блок союзных социалистических государств ведет конкурентную войну с лучшими капиталистическими экономиками планеты. В их распоряжении финансы и сырье всего мира. А мы пережили две революции несколько опустошительных войн. Урон от Великой Отечественной по сути до сих пор не преодолен до конца. Нам нужны неожиданные ходы и свежие ресурсы.

— Но все равно мы были в космосе первыми! Это ли не победа нашей экономики!

— Но какой ценой, товарищ Суслов! — Косыгин смотрел на секретаря ЦК КПСС уничижительно. — Я же передавал всем перед заседанием статистический бюллетень. Десятки миллионов людей остро нуждаются в улучшении жилищных условий, в торговле у нас дефицит элементарных продуктов питания и вещей массового потребления. Я бы посоветовал товарищу Суслову съездить в любую развитую европейскую страну и походить там по их магазинам. По обычным, для рабочих, а не для богачей.

— Это все ложь и провокации.

Косыгин вздохнул.

«Дурак и есть дурак! Слава партии, у нас нынче имеется козырь!»

— Если бы это было так.

Его тут же поддержал Мазуров, то и дело бросая красноречивые взгляды в сторону Брежнева. Тот сегодня был на редкость молчалив. Любимая его позиция — стоять над схваткой, ради собственной власти усиливая ту или иную группировку.

— Мы не можем себе позволить и дальше держать такой низкий потребительский уровень для советских граждан. Чем они хуже западных пролетариев? Или мало трудятся? И я не согласен с низкой оценкой нашей производительности труда. Зачастую дело в плохом планировании и руководстве. И давайте не забывать, что в нашей стране огромное количество природных ресурсов. Это также пойдет в плюс. Поэтому мы и предлагаем радикальные меры, чтобы полновесно использовать наши преимущества.

И снова в дискуссию встрял Тихонов. Он любил вбивать клин между благоволящим ему земляком Брежневым и чуждым для него ленинградцем Косыгиным:

— Стоит ли для мнимой экономии идти на такие политические риски? Странам социалистического содружества не понравятся советские предложения по продаже им нашего сырья с иными расценками. Мы заранее ставим их неокрепшие экономики в неловок положение.

Его тут срезал первый зам ПредСовмина:

— А кто их будет спрашивать? Сотрудничество должно быть в обе стороны. Советский Союз нуждается во многом. Тем более, в свете послезнания из будущего мы ведаем настоящую цену их дружбы. Ну а с бестолковым интернационализмом также надо заканчивать.

— Ну, знаете!

— Михаил… — урезонил своего протеже Генсек. — Ты лучше глянь, какое нам спасибо впоследствии зарубежные компартии скажут. Неблагодарные твари! Мы еще поднимем этот вопрос на заседании международного отдела Центрального комитета. Но кто-то точно у меня вылетит со своего теплого местечка. Нам остро необходима полноценная ревизия международного сотрудничества. Но об этом мы будем говорить отдельно с товарищем Громыко и заинтересованными ведомствами.

Кириленко буркнул:

— Да зажрались они в этом МИДе. Там иными методами разбираться требуется. В МГИМО одни сынки и креатура.

Все замерли, ожидая реакции Брежнева. Но тот лишь кивнул, надеясь, что разбираться в МИДовском гадюшнике придется не ему.

— Разберемся, товарищи. Пока же ставлю вопрос на голосование. Принять в целом предложенные меры по улучшению советской экономики. Кто за? Кто против? Воздержавшихся нет.

Черненко резюмировал:

— Голосование прошло с преобладающим «За».

Брежнев еще раз осмотрел присутствующих в его кабинете и ровным голосом заметил:

— Товарища Тихонова и Суслова прошу написать на имя Политбюро ЦК КПСС заявления о несогласии с курсом партии.

Все замерли от неожиданности. Никто не предвидел от Генсека подобных резких мер. Если Тихонов решение о собственной отставке принял внешне спокойно, земляк все равно не даст пропасть. То на Суслова было больно смотреть. Для него это еще не было отставкой, но опалой точно. Он уже не мог быть вторым человеком в партии и главным идеологом страны.

Началась «Большая игра» и здесь Леонид Ильич оказался на своем месте. Мастер интриг и любитель сталкивать лбами противоположные лагеря. Два года. Всего два года до добровольного ухода на вершине карьеры. Они обязаны стать триумфальными. И вот здесь он не будет щадить никого. Ишь чего захотели? Застой. Нет, огромный рывок веред! Брежневский рывок!