Рождественский пирог

Глава четырнадцатая

Я решила, что наконец-то настал час экстравагантного японского наряда от Джесси. Конечно, пришлось помучаться с отдельными элементами туалета, одну часть костюма я вообще не знала куда надеть, так и не разобравшись, что это — рукава или штанины. Но, увидев свое отражение в зеркале, я поняла, насколько Джесси была права. Вися в шкафу, наряд казался нелепым, но на мне он выглядел просто фантастически. Я добавила к нему жемчужное ожерелье — подарок Дэйви — и восхитилась полученным результатом.

С новой прической — привыкнуть к ней я так и не смогла — я, чего там скромничать, выглядела сногсшибательно. Этакой рафинированной дамой. Даже ростом словно стала выше. Жаль, что внешность обманчива. Покружившись по комнате, я еще раз полюбовалась собой в зеркале и напоследок побрызгалась духами.

Проходя по библиотеке, я перегнулась через перила и глянула вниз. В зале стоял Эдвард с бутылкой в руках. Сверху было видно, что волосы у него на макушке поредели, а плечи ссутулились. А ведь обычно он производит впечатление человека стройного, здорового и ухоженного. Сверху же я разглядела его истинный возраст, и глава семейства показался мне вдруг удивительно беззащитным. Еще пару дней назад я бы вряд ли решилась остаться с Эдвардом наедине, но сейчас меня так тронул его вид, что я поспешила в зал, чтобы составить ему компанию.

— Поппи, дорогая! Прекрасно выглядишь! И как раз вовремя — поможешь мне с шампанским. Дэйви слишком занят — что-то там подправляет в расписной гостиной. Они с Джокастой у нас в семье единственные творческие личности. Благодаря их стараниям у нас всегда все так красиво, правда?

Я согласилась и отправилась за бокалами. На захламленном столе мне едва удалось найти чистое местечко, чтобы их поставить, а Эдвард тем временем прошелся по залу, задергивая зеленые шторы. У одного из окон он задержался.

— Непременно пойдет снег. Как пить дать. Хотелось бы только надеяться, что через день-два. Трудно проводить вечеринку, когда дом завален снегом.

Он наполнил два бокала шампанским.

— Рад, что ты с нами.

Я поблагодарила и спросила, сколько человек придет завтра на праздник.

— Ну, обычно собирается сотни полторы, плюс-минус десяток.

Сто пятьдесят человек! Ого, вот это вечеринка намечается!

— Да, — продолжил Эдвард, сияя от удовольствия. — Наш праздник считается лучшим во всем графстве. У нас бывают и священники, хотя епископ и не большой любитель развлечений, но зато викарий… ну, это к делу не относится. Приходят и рыбаки, а уж они-то знают, что такое настоящее веселье. Еще художники из Сент-Ивз, все мои фермеры и, конечно, соседи, родственники и друзья. Я уверен, тебе понравится. Мы боялись, что тебе у нас будет слишком скучно…

Как бы не так!

— Что вы, Эдвард! Мне у вас безумно нравится, и вечеринка наверняка выйдет замечательной. Надеюсь, мне удастся заставить кого-нибудь сказать «примат», — ответила я, отпивая шампанское.

— Вот это по-нашему! Помню, однажды у нас игрища длились два дня — люди спали вповалку везде, где могли найти место. Ох и весело было! Как раз в тот год, когда родились Табита и Пан… когда родилась Табита. Джокаста выглядела просто королевой, гости даже на стулья забирались, чтобы получше ее разглядеть. А я был самым счастливым мужчиной в Корнуолле. Как, впрочем, и сейчас. Но тогда, боже, как мы веселились. Жалко, что ты ее не видела тогда: она была потрясающе хороша…

— Она и сейчас великолепна, — смело добавила я, и Эдвард подлил мне шампанского.

Но я сказала это от чистого сердца — стильная, эксцентричная, шикарная и, безусловно, сумасшедшая, Джокаста была из тех женщин, на кого люди всегда обращают внимание, независимо от того, молоды они или нет. По портрету в ее комнате я поняла, что в молодости Джокаста была потрясающе красива. И хотя теперь ее глаза чуточку утратили блеск, волосы — шелковистость, а кожа — свежесть, она все равно была прекрасна.

Мы все еще болтали о предстоящей игре, когда по лестнице сбежал Алекс.

— А, Поппи, вот ты где, а я тебя везде ищу, — многозначительно сказал он.

— Правда? А мы тут с Эдвардом обсуждаем вечеринку и придумываем, как бы нам победить.

Алекс рассмеялся:

— Должен тебя предупредить, что грызться будем на смерть…

— Что это еще за грызня! Уж не пытаешься ли ты подкупить мою подругу Поппи? — спросил Дэйви, входя в зал. — Даже не надейся выиграть!

— Ну, как всегда — сразу видно, мальчики дома! — крикнула Джокаста, появляясь на галерее. — Дэйви, помоги мне, пожалуйста, застегнуть — эти мелкие пуговички на спине никогда не поддаются! Просто безумие какое-то. Это платье, похоже, сшили в те времена, когда каждая дама просто обязана была иметь или служанку, или пылкого любовника.

Джокаста спустилась в зал, повернулась к Дэйви спиной, и он послушно застегнул мелкие пуговки. Платье из лилового шелка, с длинной, струящейся до пола юбкой подчеркивало фигуру Джокасты. Выглядела она так, словно сошла с обложки «Вог». В густых волосах, подернутых благородной сединой, поблескивала тиара из черного камня.

Эдвард вручил жене бокал и молча окинул восхищенным взглядом.

— Джокаста, вы великолепны, — сказала я. — Какие удивительные камни!

— Спасибо, Поппи. Я хотела надеть их завтра, но во время больших праздников я люблю чувствовать себя более свободно. Поэтому решила приодеться к семейному ужину. А где Табита? Пора раздавать пуговицы.

В руках у нее была небольшая серебряная шкатулка.

Табита спустилась, как всегда, в сером. Мне вдруг стало жалко ее: наверное, расти с такой матерью, как Джокаста, нелегко. Джокаста прекрасна собой, умеет все на свете и повелевает с такой властностью, что Табите, конечно, было сложно отвоевать хотя бы кусочек личного пространства. Прежде чем поприветствовать всех остальных, Табита ласково улыбнулась отцу. Возможно, с Эдвардом у нее были наиболее доверительные отношения.

Джокаста открыла серебряную шкатулку и оделила всех медными пуговичками с выгравированным на них изображением дракона. Пуговицы были тяжелыми, с крепкой, как у значков, застежкой с обратной стороны.

— О, рождественские значки! — воскликнул Дэйви, тут же прикалывая свою пуговичку к лацкану.

Алекс прицепил значок мне на плечо, и я могла полюбоваться его лицом, которое находилось так близко…

— Итак, мои родные, — тебя, Поппи, мы считаем почетным членом нашей семьи, — вы обязаны надеть эти значки завтра вечером, чтобы нашим дорогим гостям не было обидно.

— Какие милые, откуда они? — спросила я, чуть не свернув себе шею, чтобы как следует рассмотреть свой значок. Латинская надпись с семейным девизом окаймляла край пуговицы, а в центре красовался крошечный спящий дракон.

— От свадебной жилетки, которую надевал еще дедушка Эдварда. В год нашей первой вечеринки я переделала пуговицы в значки. А сама жилетка была на Эдварде в день нашей свадьбы, правда, милый?

Удивительные все-таки они. Интересно, каково это — так нежно любить друг друга после стольких лет супружества? Я не могла себе этого даже представить. Неужели и у меня когда-нибудь будет семья? Во всяком случае, я бы не прочь.

Алекс сжал мне руку.

— Мыслишки о семейном гнездышке?

Я кивнула, и он рассмеялся.

— Знаешь, иногда родичи бывают в тягость, но ты всегда можешь считать нашу семью своей, если тебе вдруг захочется домашнего уюта.

Конечно, я была ему благодарна за эти слова, но думала-то совсем о другом. Странно, но до знакомства со Стентонами я даже не осознавала, насколько сильно мечтаю о своей собственной семье.

Я огляделась: все говорили о чем-то своем. Подвинувшись поближе к Алексу, я тихо сказала:

— Мне бы так хотелось на время считать всех вас своими родными…

Он улыбнулся:

— Приступ одиночества?

В голосе его чувствовалось искреннее участие.

И вдруг я, неожиданно для самой себя, принялась рассказывать, как мечтаю обрести гавань, найти людей, которых могла бы считать своей семьей. Алекс смотрел на меня и кивал. Кажется, он понимал, что со мной происходило.

Эдвард повел нас в расписную гостиную, и тут я увидела, что Дэйви действительно не терял времени даром. По всей комнате были расставлены канделябры, роскошная холодная семга светилась в окружении ломтиков огурца. Перед каждым прибором стояла крошечная солонка и тарелочка с домашними хлебцами, а также один из многочисленных разношерстных бокалов.

Джокаста с гордостью заметила:

— Я даже сама приготовила майонез!

Алекс с Дэйви рассмеялись, а Эдвард посмотрел на жену с умилением. Похоже, Джокаста не часто захаживает на кухню.

Табита положила себе немного салата и даже съела одну маленькую картофелину, однако от вина по-прежнему упорно отказывалась. От свечей в комнате было тепло. Алекс исхитрился сесть рядом со мной, и время от времени я чувствовала его руку на своем бедре, что, конечно, было очень мило, но слегка нервировало, потому что от неожиданности я всякий раз подскакивала.

Эдвард рассказал, как Артур поймал эту гигантскую семгу:

— Клянется, что на кусок заплесневелого сыра на обычную удочку…

Внезапно он замолчал. С улицы донесся сигнал автомобиля. Через минуту входная дверь уже сотрясалась от тяжелых ударов.

— Скорей, всем на пол! — зашипел Эдвард.

Что?

— Перестань, дорогой. Может, это Том, или Димелза, или… — начала уговаривать его Джокаста.

— Черта с два! Они бы через заднюю дверь вошли, как всегда. Нет, как пить дать это какой-нибудь тупица явился на вечеринку, перепутав день. Или еще того хлеще — чертов епископ пришел подаяния просить. Нет уж, увольте!

Я растерянно оглянулась. Дэйви с Алексом едва сдерживали смех.

— Эдвард терпеть не может, когда люди приходят без приглашения, — прошептал мне Алекс. — Так что обычно нам приходится притворяться, что никого нет дома.

Табита успокаивала отца, рассвирепевшего от мысли, что его ужин могут так грубо прервать.

Да, со Стентонами не соскучишься, даже если захочешь. Минуту назад Эдвард разглагольствовал, что обожает, когда дом ломится от гостей, а тут вдруг припал к полу, скрываясь от непрошеного вторжения.

Машина опять просигналила, в дверь снова заколотили. Эдвард яростно зарычал:

— Пусть кто-нибудь подойдет к двери и скажет, что нас нет дома.

— Милый, это невозможно, — возразила Джокаста. — К тому же совершенно очевидно, что мы дома! Может, это твоя кузина, Шарлотта? Она говорила, что хочет приехать, и запросто могла явиться на день раньше.

Стук перешел в методичный грохот.

— Черт бы их побрал! — проскрежетал Эдвард. Тут его взгляд остановился на мне и прояснился. — Поппи, иди ты! Скажешь, что нас дома нет, и кто бы там ни был, пусть отчаливает и приходит вовремя, как и положено гостю.

Я неуверенно оглядела остальных домочадцев: вся компания взирала на меня с одобрением. Скорее всего, потому, что никому не хотелось оказаться на моем месте. Я нехотя отодвинула стул. Все, включая Табиту, тряслись от беззвучного хохота. За исключением Эдварда, конечно.

— Мне что, так и сказать, чтоб он отчаливал? — нервно спросила я.

— Нет, — прошептал Алекс, вытирая выступившие слезы. — Просто скажи, что ты — новая кухарка, а все мы умотали играть в лото или еще куда-нибудь!

У двери я обернулась:

— Ну и чудаки же вы!

Они затряслись сильнее, а я отправилась в холл сражаться с цепями и щеколдами тяжеленной входной двери.

Человек на крыльце услышал скрежет замков и прекратил шуметь. Я оглянулась. Все Стентоны, за исключением Эдварда, притащились за мной и теперь прятались по углам.

— Я тебя вижу! — яростно прошептала я Дэйви, скрючившемуся за роялем. Он слегка подвинулся и запихнул в рот бахрому от накидки, чтобы не выдать себя хохотом.

Наконец я с трудом отворила дверь, впустив в дом ледяной ветер. За дверью стояла шикарная блондинка, длинноволосая и длинноногая, за ее спиной высилась гора чемоданов.

— Приве-ет! — протянула она, обнажив ослепительно белые зубы. — А я-то уже поду-умала, что дома никого не-ет! — Акцент у нее явно был американский.

Я разинула рот от удивления. И речи быть не могло о том, чтобы велеть ей отчалить и прийти завтра.

— Заберите мои чемоданы, а я пока заплачу этому симпатяге, спасибо, что нашла его в этом лилипутском аэропорте.

Она вытащила толстенную пачку купюр и принялась отсчитывать под взглядом ошалевшего таксиста.

— Так, а где же старички? А, конечно, вы же не в курсе, кто я. Боже, где мои манеры? — Она опять рассмеялась и протянула мне руку: — Я Клавдия, невеста Алекса, а вы?..

О нет.

Черт.

А я? Кто я? Меня заклинило. А, ну да, я — та самая девица, которую ваш жених подцепил в поезде, а потом вытаскивал из ее голого зада стекло. Которая держалась с ним за руки под столом, обжималась в погребе и даже не поленилась натереться с ног до головы увлажняющим кремом, готовясь к страстному сексу с ним. Которая четверть часа назад изливала ему душу, сетовала на одиночество и признавалась в желании срочно завести семью, похожую на его.

Я подавила в себе желание запихать блондинку обратно в такси, рухнуть на колени и умолять таксиста отвезти ее туда, где взял.

— А я Поппи… э-э… подруга… я работаю у Дэйви, — промямлила я, ненавидя красотку все сильнее.

Алекс вышел из своего укрытия за арфой. Судя по выражению его лица, сюрпризу он не особо обрадовался. Ну хоть так.

— Дорогой! — вскрикнула Клавдия и уронила мне на ногу сумку. — Я звонила тебе на мобильный, но он все время недоступен, так что я приехала сама!

— Вижу, что приехала, — холодно ответил он.

Дэйви и Джокаста также решили, что прятаться уже бесполезно. Выглядели они слегка смущенными.

— Рада тебя видеть, Клара, — сказала Джокаста. — Как дела? Ты нас удивила. Алекс, негодник, не предупредил о твоем приезде. Я была уверена, что ты вернулась в Амери…

— Привет, Клавдия. С Рождеством, — вмешался Дэйви, кинув на мать осуждающий взгляд, который, к моему удовольствию, Джокаста проигнорировала.

Клавдия поцеловала Дэйви. Он едва вырвался из ее крепких объятий — похоже, Клавдия, в отличие от меня, регулярно посещала спортзал. Потом Клавдия прижалась челюстью к щеке Джокасты и осмотрела холл. Табита сидела верхом на карусельной лошадке. Клавдия помахала ей рукой:

— Эй, Табита, отлично выглядишь. Рада тебя видеть. А где мистер С.?

По дороге к расписной гостиной я упорно пялилась в пол, не смея взглянуть на Стентонов. Эдвард сидел за столом и как ни в чем не бывало уплетал салат. Воспитание оказалось сильнее раздражения, и он поднялся, чтобы поздороваться с Клавдией.

Все снова расселись. Дэйви предложил Клавдии вина.

— Спасибо, не надо. Мне приходится ограничивать себя — кожа слишком сильно реагирует на алкоголь. А «Волвика» у вас нет?

— Чего нет? — тревожно спросил Эдвард.

— Минеральной воды «Волвик». Клавдия сверкнула широкой голливудской улыбкой.

— Э-э… нет. — Эдвард залпом влил в себя весь бокал, словно испугавшись, что пристрастие к минералке может оказаться заразным.

Вынуждена признать, Клавдия была ослепительно красива. Шикарная кожа с нежным абрикосовым загаром и густые светлые волосы. Голубые глаза, миндалевидные, чуточку раскосые, идеально гармонировали с высокими скулами. Я пристально вглядывалась в это точеное лицо, пытаясь отыскать признаки хирургического вмешательства. Впрочем, может, она и впрямь уродилась такой красавицей.

Дэйви тайком скорчил сочувствующую мину, и мне стало немного легче. Алекс не отрывал глаз от скатерти, ковыряя ее вилкой. Табита гоняла по тарелке одинокий лоскуток салата. И только Джокаста, как истинный небожитель, не замечала всеобщего напряжения и упорно продолжала именовать Клавдию Кларой. Что меня даже развлекало.

— Ну, Клара, как поживаешь? Как прошла та реклама крема для загара? Кажется, из-за нее тебя вызвали в прошлый раз? Ты совсем исчезла из виду. — Джокаста любезно улыбнулась.

Клавдия закинула голову и мелодично рассмеялась:

— Ох, я все время забываю про ваше английское чувство юмора! Вы же наверняка видели меня: я была лицом и телом серии «Лабелла» для загара в прошлом году. Отличный был контракт, меня даже напечатали на обложке «Вог». Уж это-то вы не могли не видеть!

У нее была премерзкая привычка повышать голос в конце фразы, отчего все, что бы она ни сказала, звучало как вопрос. И еще я сразу заподозрила, что этот акцент прилипчив. Не пройдет и недели, как все мы начнем разговаривать, точно герои американских сериалов.

— Дорогая моя, если твое фото не появлялось в «Корнуоллском вестнике», «Еженедельнике антиквара» или «Новостях сада», то мы просто не могли тебя видеть, — безмятежно ответила Джокаста. — Но не волнуйся, мы никому не скажем. Возможно, тебе и так неловко, что твои фотографии мелькают где попало. Лицо и тело, говоришь? Не понимаю почему, но мне совершенно не хочется писать твой портрет… Нынче модели слишком худы, чтобы представлять интерес как натура. Хотя это, наверное, оксюморон, в смысле «модель» и «интересная натура». Модели, они как спортсмены, у них нет личности. В любом случае, голый скелет вряд ли можно счесть привлекательным, правда, Алекс?

Я и подумать не могла, что Джокаста способна на такие язвительные замечания. На лице ее были написаны коварство и высокомерие, а глаза так и сверкали. Уж не знаю, за что она ополчилась на Клавдию, но мне это определенно нравилось. Я искоса глянула на Дэйви, который смотрел на мать будто завороженный. Так наблюдает за манипуляциями медсестры человек, сам до смерти боящийся шприца. И смотреть страшно, но и не смотреть не получается.

Клавдия реплику Джокасты проигнорировала, лишь улыбка ее, обращенная к Алексу, стала шире.

— Ой, нет, рыбу я не буду. Я уже исчерпала свой суточный лимит белков. А в салате масло есть? Ясно, я так и думала. А не мог бы кто-нибудь промыть для меня листья салата?

Промыть салат? Господи, она что, тоже на воздушной диете? Табита выразила желание очистить от скверны листья салата, которые лежали в тарелке гостьи.

Клавдия сверкнула в ее сторону улыбкой и опять сосредоточилась на Алексе.

— Милый, я не могла до тебя дозвониться. Что с твоим сотовым?

Я чуть не прыснула, вспомнив, как Алекс вышвырнул телефон в окно.

— А потом я звонила сюда, но тут тоже никто не подходил к телефону, вот и решила са-ама приехать! — протянула она и стрельнула в Алекса взглядом.

Примерно такой взгляд недавно репетировала и я, решив, что он придаст мне сексуальности. Неудивительно, что Алекс спросил, не тошнит ли меня.

— Мы никогда не подходим к телефону, если в этом нет острой необходимости, — зыркнул на Клавдию Эдвард. — Обычно звонят разные остолопы и задают свои остолопские вопросы. Однажды взял трубку, а там какой-то идиот спросил, как я отношусь к двойной глазури!

Табита вернулась с промытым от масла салатом и почтительно поставила тарелку перед Клавдией. Я опустила глаза и обнаружила, что незаметно умяла все, чтобы было у меня на тарелке. Наверное, от переживаний. Недолго думая, я придвинула к себе масло, щедро намазала кусок хлеба и впилась в него зубами. Клавдия уставилась на меня.

— Знаете, молочные продукты вам только во вред.

— Это точно, — энергично поддержала ее Табита.

— Ерунда! — возразила Джокаста, плюхнув щедрую порцию майонеза в тарелку Клавдии и постаравшись, чтобы он замарал лист салата. — Полная чепуха! Мы всю жизнь едим масло, и никто еще не пострадал! А теперь давайте наконец выпьем бренди и прекратим эту нудную болтовню.

С этого момента вечер пошел на спад. Мы сидели за столом и слушали, как Клавдия распинается о том, что нужно выпивать не меньше литра воды в день, пока Дэйви с Джокастой не увели нас в зал — играть в «магазины». Клавдия, конечно, стала магазином здорового питания, чем фактически обеспечила себе победу, потому что никто, за исключением Табиты, понятия не имел, что продается в таких лавках.

Весь вечер я старательно избегала смотреть на Алекса и Клавдию и очень обрадовалась, когда Джокаста объявила, что всем нужно лечь спать пораньше, дабы хорошенько выспаться перед завтрашним днем. Джокаста долго тискала Джики, потому что это была его последняя ночь в замке, и пичкала его виноградом со своей тарелки. Дэйви вел себя просто как ангел — наверняка догадывался, каково мне, — и весь вечер развлекал меня разговорами. Но я не слишком охотно поддерживала беседу. Как только Джокаста пожелала всем спокойной ночи, я попрощалась и ушла с ней наверх, прижимая к себе Джики.

Джокаста поцеловала меня и скрылась в своей комнате. Только я открыла дверь в свою, как услышала чей-то шепот. Это был Алекс.

— Поппи, я не знал, что она приедет, честное слово. Слушай, давай я сегодня вечером с ней разберусь, ладно? А завтра мы с тобой поговорим. Жаль, что так получилось.

Я беспомощно смотрела на него.

Мне тоже жаль. Еще как жаль.