Рождественский пирог

Глава восьмая

Когда дело дошло до последней устрицы, Джокаста схватила ее и сказала:

— А теперь пойдем поздравим с Рождеством старых Стентонов, а потом споем именинную песню.

И она заторопилась, в спешке даже уронив салфетку. Из-за стола вылезли и все остальные — не забыв прихватить бокалы с вином. Я последовала их примеру. Интересно, куда это они?

Почему-то я решила, что мы отправимся в спальню к какому-нибудь престарелому родственнику, но все вышли во двор и прошествовали через лужайку к надгробию с драконом.

Небо чуточку расчистилось, ветер стих, но холод по-прежнему стоял собачий.

Джокаста положила устрицу на могильный камень, а Эдвард окропил ее вином. С изумлением я заметила, как по его щеке ползет слеза. Не привыкла я к тому, чтобы люди так открыто выражали свои чувства. Не могу припомнить ни единого случая, чтобы папа плакал, даже когда наша сборная продула чемпионат по крикету.

Алекс и Дэйви обняли отца, а Джокаста нежно взяла его за руку. Я заметила, как все они обменялись понимающими взглядами, и отошла в сторонку, чтобы не мешать. Наверное, стоит вернуться в дом, здесь дело явно сугубо семейное.

Но тут Джокаста неожиданно обняла меня, притянула к себе и, глядя на могилу, сказала:

— А это Поппи, близкий друг Дэйви, которая, я надеюсь, скоро станет другом всей нашей семьи. Она гостит у нас в первый и, надеемся, не в последний раз, поэтому мы подумали, что вам захочется с ней поздороваться.

Я нервно оглянулась, но все проникновенно улыбались и таращились на могилу.

— Позволь представить моих родителей, Эдит и Роберта, а также моих бабушку и дедушку, Грейс и Гарри, — хрипло пробормотал Эдвард, — семью, лучше которой нет во всем мире.

Знаю, со стороны все могло показаться слащавым фарсом, но на самом деле это было не так. Я откашлялась и проговорила:

— Эдит и Роберт, Грейс и Гарри, меня зовут Поппи… Ну, мы пришли поздравить вас с Рождеством. Хочу сказать, что мне тут очень нравится и у вас потрясающе красивый дом. И все вы — просто замечательные!

Джокаста поцеловала меня, Дэйви и Алекс дружно зааплодировали, а у Эдварда сделался такой довольный вид, что я совсем не чувствовала себя дурочкой. Табита в знак благодарности даже протянула мне свою перуанскую шапочку.

Обычно в обществе малознакомых людей я дико стесняюсь, но со Стентонами было невероятно легко и комфортно. Возможно, из-за их эксцентричности у меня просто не было возможности задуматься о том, как я выгляжу и что делаю, — я только и успевала, что открывать от изумления рот. Ну и кроме того, с таким другом, как Дэйви, я успела ко многому привыкнуть. К тому же один из членов этой семьи нравился мне просто до неприличия. И даже Эдвард, которого поначалу я сочла строгим и грозным, на поверку оказался милейшим созданием, похожим на рычащего плюшевого мишку.

Когда мы уже собирались вернуться в относительно теплое нутро «Аббатства», я указала на латинскую надпись на могиле, точь-в-точь такую же, как на кольце Джокасты:

— «Дракон стережет золотые сокровища». Золотые сокровища — это великие предки?

— Нам хочется думать, что именно так, милочка, — сказал Эдвард. — Хотя в молодости, когда парнишкам нашим было лет по восемь, мы искренне верили, что возле каждого дракона непременно нужно выкопать ямку поглубже и наверняка в одной из них найдется настоящее золото. Но знаешь, чем старше я становлюсь, тем больше склонен считать, что золото — это наша родня.

Дэйви тем временем пристально разглядывал крышу. Я проследила за его взглядом — он был устремлен на водосточные желоба, украшенные драконьими головами.

— Что там? — спросил Эдвард, подняв голову.

— В отличие от тебя, я еще не потерял надежды, что в нашей семейной легенде есть доля истины. Может, мне завтра стоит заняться крышей?

— О господи, нет! — испугался Эдвард. — Это слишком опасно. И вообще, если бы там было золото, мы бы уже наверняка его нашли. — И добавил громким шепотом: — У парня совсем ум за разум зашел. Мало того, что он все грядки со спаржей перекопал, так теперь еще и на крышу зарится!

Так, значит, Дэйви и впрямь копался в саду в поисках сокровищ.

Эдвард все еще сверлил Дэйви грозным взглядом, тогда как остальные украдкой посмеивались, явно не принимая всерьез ворчание главы семейства.

— Но это мой последний шанс! — возмутился Дэйви.

Джокаста взглядом дала ему понять, чтобы он заткнулся.

Интересно, что Дэйви имеет в виду под «последним шансом»? Ведь, по моим сведениям, денежных затруднений он не испытывал, но, с другой стороны, финансовая сторона его дел для меня всегда оставалась загадкой. Вообще с ним что-то было не так, да и со мной он вел себя несколько необычно. Дэйви всегда очень милый, но здесь его внимательность и доброта возросли многократно.

Ежась на ветру, мы вернулись на кухню, и Табита тут же принялась кромсать на разделочной доске какую-то зеленую мерзость.

— Дорогая, наконец-то ты хоть что-то поешь! — порадовалась Джокаста.

— Ага, водорослей. Это очень полезно. Кто-нибудь еще хочет? — спросила Табита, не оборачиваясь.

Эдвард и Джокаста обменялись скорбными взглядами, Дэйви вздохнул, а Алекс пробормотал:

— Еще чего. Ты бы хоть сухарик пожевала, Рождество все же.

Глядя на тощую спину Табиты, я не могла не согласиться с Алексом. Ей явно не мешает хорошенько поесть. Чем она страдает? Анорексией? Я принялась вспоминать, что мне известно о недомоганиях, связанных с нарушением питания. Познания оказались скудными — у меня подобные «недуги» никогда никакого сочувствия не вызывали. По-моему, просто нелепо объедаться, а потом вызывать у себя рвоту, когда половина населения Земли голодает. Табита, конечно, была худа, даже костлява, но не дистрофик же, наверняка просто сидит на диете.

Джокаста хлопнула в ладоши и сказала:

— Так, а теперь все в часовню. Пора открывать именинные подарки. И наверное, надо поставить готовить гусей, как думаете? Что там написала Одесса?

Эдвард попытался прочесть неразборчивые каракули.

— А их не надо ничем фаршировать, или что там еще с ними делают?

Мы все молча уставились на птиц. Гуси были настоящими гигантами.

— А где картошка?

— Надеюсь, нам не придется есть брюссельскую капусту?

— Давайте не будем забивать себе голову. — Джокаста величественно взмахнула рукой, явно подразумевая, что гуси сами как-нибудь зажарятся. — Идемте в часовню. И ты тоже, Табита, если, конечно, уже поела.

— Да. Но если вы собираетесь готовить мясо, то, сами знаете, моей ноги тут не будет. Как вы можете пожирать трупы!

Улыбки на лицах Эдварда и Джокасты застыли.

— Слушай, сестренка, — сказал Алекс, — расслабься, а? Сейчас мы идем в часовню попеть в честь дня рождения.

Табита улыбнулась всем нам, поедающим бренную животную плоть, со снисходительностью человека, который думает: «Они не ведают, что творят», но промолчала, хотя ей наверняка до жути хотелось сообщить нам о пользе соевого белка.

Я сжала руку Дэйви и прошептала:

— Дэйви, а у кого день рождения?

Дэйви удивленно посмотрел на меня:

— У малыша Иисуса, конечно.

— А…

— Ага, — пробурчал сзади Алекс, — умереть можно от этих традиций…

— Мы всё слышим! — хором пропели Эдвард с Джокастой, загоняя нас в часовню.

Алекс послал им воздушный поцелуй и открыл передо мной дверь.

Меня ждало очередное потрясение. Часовня оказалась темным и очень мрачным местом. Три ряда скамей и руины алтаря. Высокие восковые свечи горели перед скульптурой Мадонны, баюкающей младенца, у ее ног кто-то разложил зеленую гирлянду. Несмотря на мрачность, здесь было очень спокойно. Меня охватило странное чувство. Однажды в старой церкви в Суффолке я испытала нечто похожее — словно ощутила соседство всех тех бесчисленных людей, что век за веком приходили туда помолиться. Вот и сейчас возникло точно такое же ощущение.

— Учти, большинству из нас медведь на ухо наступил, — прошептал Алекс, проводя рукой по моей спине, отчего у меня мурашки побежали вдоль позвоночника.

Джокаста и Эдвард запели, Алекс и Дэйви добросовестно подхватили. Я тоже нехотя присоединилась, но Табита молчала. Она первой вышла из часовни, крикнув от двери:

— Я наверх, помедитирую, потом переоденусь. Скоро вернусь, хорошо?

Джокаста прищурилась, но промолчала. Эдвард сжал ее руку:

— Не волнуйся, дорогая. Пойдем лучше выпьем.

И все отправились в зал пить шампанское.

— Как думаете, она на самом деле медитирует? — язвительно спросил Алекс. — Я бы ни за что не смог сосредоточиться, зная, что под елкой меня ждут подарки.

— Я тоже, — согласился Дэйви. — Хотя, раз уж подарки все здесь, может, нам всем чуток помедитировать?

Дальше последовал довольно нешуточный спор, кому достанется самый ужасный подарок. Джокаста сообщила, что кузина Эдварда как-то раз подарила ей тапочки.

— Подумайте только, тапочки! Я ей что, бабуська?! Хуже того, — она наградила сыновей яростным взглядом, — розовые! Из лоскутков!

Дэйви расхохотался и сказал, что однажды ему подарили бархатный галстук-бабочку на резинке.

Эдвард на мгновение даже остолбенел от подобной дикости.

— Мальчик мой, какой ужас, — пробормотал он, придя в себя. — И что за дурак подарил тебе этот галстук?

— Артур с Одессой.

— Ну, тогда не страшно. Очень мило с их стороны, — с облегчением ответил Эдвард.

Алекс болтал с Джокастой, а я украдкой разглядывала его. Какой все же красавец! Поймав мой взгляд, Алекс довольно подмигнул, я покраснела и отвернулась. Должно быть, у меня с головой не все в порядке, если возомнила, будто у такой обычной девушки, как я, есть хоть крошечный шанс заполучить его, но… Он же явно дал понять, что как минимум заинтересовался моей особой. И надо ковать железо, пока горячо, пьяно подумала я. И пусть он самый великий Казанова в мире, мне наплевать. И плевать, что у него есть официальная подружка, ее-то здесь нет. Эх, и почему я никогда не конспектировала статьи о том, как завлечь мужчину? Почему вечно первым делом искала в журналах раздел с кулинарными рецептами?

Эдвард снова наполнил наши бокалы, я тихонько икнула. Джокаста тут же подскочила ко мне:

— Поппи, я знаю прекрасное средство от икоты…

Зал огласили стоны.

— Только не это! — взмолился Дэйви. — Поппи, не соглашайся. Тогда нам придется тут сто лет просидеть, и мы так и не сможем открыть наши подарки.

— Ерунда. Так, Поппи. Сейчас я кое-что напишу у тебя на лбу, а ты должна сосредоточиться и догадаться, что это за слово. Хорошо?

Я растерянно кивнула, понадеявшись про себя, что Джокаста не станет писать какую-нибудь заумь.

Джокаста не торопясь вывела букву на моем лбу.

— М? А? О? — спросила я.

— Теперь поняла, что это надолго? — опять заныл Дэйви.

— Потише, дитя мое. Позволь Поппи сосредоточиться, — сказала Джокаста.

Спустя четверть часа я наконец угадала слово.

— Оленина?

— Ну конечно! Именно котлеты из оленины нам с Эдвардом подавали на завтрак во время медового месяца, правда, милый? И знаешь, он до сих пор готовит их по утрам в воскресенье, мы лакомимся ими в постели. — Джокаста игриво улыбнулась.

Эдвард с обожанием взглянул на жену.

— Поппи прекрасно понимает, что мы все друг друга очень любим, — с пафосом объявила Джокаста. — Вы только посмотрите на ее брови! Да по ним читать можно.

Я нервно потрогала бровь. И что по ним можно прочесть? Нет, меня явно принимают тут за кого-то другого.