Рождественский пирог

Глава четвертая

Я не могла сдвинуться с места. Суматоха и стук колес остались где-то далеко-далеко, так что я их едва различала. Стоп! Я верно все поняла? Он что, всерьез предлагает мне пойти с ним и по-быстрому перепихнуться? И где, где, боже ты мой, это делают в поезде? В туалете? А может, я все не так поняла и это какая-то шутка? Может, он всего лишь предлагает прогуляться с ним в вагон-ресторан? Но его горящий взгляд не оставлял сомнений в том, что мои начальные предположения верны. Я стояла в полной растерянности и проклинала себя за то, что не знаю, Как вести себя в таких ситуациях. Потом откашлялась и попыталась изобразить удивление, не выдав при этом своего восторга и испуга:

— Не приглашаете ли вы меня заняться сексом в туалете нашего вагона поезда номер сто двадцать пять на Корнуолл? В сочельник?

(Уж не знаю, отчего это сочельник показался мне таким священным днем, в тот момент я всерьез засомневалась в своем психическом здоровье.)

— Конечно! Секс с прекрасной незнакомкой, разве есть что-нибудь удивительнее?

Вообще-то, нет. Разумеется, если не считать выигрыша в лотерею. Кого я пытаюсь обмануть? Конечно, это удивительно-удивительно-удивительно.

Он провел рукой по моей шее, прошептал на ухо кое-что очень неприличное и очень возбуждающее. Отчего, к моему огромному удивлению, у меня подкосились ноги. Честное слово, я думала, что такое бывает только в любовных романах, но теперь на своем собственном опыте знаю, что и в жизни порой случается. Словом, мои ноги обмякли. Одно это меня уже напугало — я ведь не слишком хорошо знакома с симптомами физического влечения. Пришлось опереться о стол.

— А как же Джики? — с дрожью в голосе спросила я, оттягивая принятие решения. Ну вот, опять я мешкаю, вместо того чтобы воспользоваться моментом.

— Il n’y a pas de problème[6], — ухмыльнулся он. Затем достал из кармана монету в пять фунтов и попросил какого-то мальчика присмотреть за корзинкой и не выпускать Джики.

В это время в моей голове промелькнули две мысли. Первая: «Вот нахал. Да что он о себе возомнил?» Вторая: «Я на самом деле соглашусь? На самом деле?»

Я рассеянно взяла свой стаканчик и вылакала последние капли. Да, да, знаю, в данных обстоятельствах это был не самый разумный поступок. Тем более что я совершенно не умею пить на пустой желудок. Боже мой, хихикнула я про себя, кажется, я ищу приключений на свою пьяную задницу. Джесси бы мной гордилась.

Прекрасный незнакомец взял меня под локоть.

— Мадам, вы готовы пройти в вагон великого князя?

Нужно было что-то делать.

Он стоял так близко, что я чувствовала запах его одеколона и еще один волнующий аромат. Мускусный, слегка кисловатый. Вероятно, те самые феромоны. В блаженном беспамятстве я не отрывала взгляда от узоров на его черном свитере — две толстенные косы сливались перед моими глазами в одну. Боже, я и не подозревала, насколько пьяна!

— Ну?

Я важно, как мне показалось, кивнула, и он потянул меня в конец вагона. Пару раз я споткнулась и всем телом навалилась на своего спутника, за что была вознаграждена свирепыми взглядами благопристойных мамаш.

Он пропустил меня вперед и быстро распахнул дверь с очаровательной табличкой «WC». Защелкнув дверь, он продолжил нашептывать свою невероятную историю, прерываясь только для того, чтобы поцеловать меня:

— Дыхание волков от бега так же прерывисто, как твое от страсти, их желтые глаза блестят на заснеженных полях… Твое тело горит, и я прижимаю тебя к себе…

Он стаскивал джемпер. Мне казалось, что это происходит не со мной. Меня охватила какая-то странная апатия и ощущение нереальности, будто все это во сне. Он снова меня поцеловал, на этот раз намного крепче, и, словно чувствуя, что я отдаляюсь, с силой привлек к себе. Да чего там, подумала я, отвечая на его поцелуй, раз уж такое дело, попробую, вдруг понравится. Теперь он уже прижимал меня к двери, и мы оба дышали, как загнанные кони, резко и отрывисто.

Вот это уже похоже на приключение, восторженно думала я, весьма энергично целуя прекрасного незнакомца, одновременно пытаясь втянуть живот и вспомнить, когда я чистила зубы. Мы уже дошли до той стадии, когда перестаешь контролировать себя и бояться, что у тебя не получится, как вдруг поезд резко дернулся и оглушительно заскрипели тормоза. Наверное, кто-то рванул стоп-кран. Хотелось бы верить, что это не Джики, хотя такую возможность никак нельзя исключить. Мы вцепились друг в друга, пытаясь удержать равновесие, но запутались в собственных переплетенных конечностях и рухнули на весьма несимпатичный пол. Я сильно ударилась локтем о стену, а прекрасный незнакомец застрял ногой в унитазе. С грехом пополам встав, мы отряхнулись. Тормоза все еще истошно визжали, и я поняла, что случилось нечто серьезное, и не будь я так пьяна, наверняка бы до смерти испугалась. Я натягивала сапоги, а мой соблазнитель с трудом протискивал голову в ворот джемпера, когда поезд, вибрируя всеми вагонами, наконец остановился. Мы одновременно посмотрели друг на друга, потом одновременно спросили:

— Вы не сильно ушиблись?

Он открыл дверь, и мы оба прошмыгнули в вагон. Испуганные пассажиры толпились в проходе и шумели, требуя объяснений. В поезде отключили электричество, вагон погрузился в полумрак, и лишь тусклый свет зимнего дня падал в окна. Когда мы добрались до своих мест, я с ужасом обнаружила, что надела юбку задом наперед. Я попыталась незаметно перевернуть ее, но замешкалась под взглядом той самой девицы с завистливо-хищным взглядом. Разумеется, она обо всем догадалась, и теперь во взгляде ее прибавилось еще и презрения. Ну и плевать, ничего такого ужасного мы не сделали, только всласть «пообжимались», как говаривали у нас в школе. Но этого было достаточно, чтобы понять: я бы с удовольствием позволила ему зайти намного дальше. И надо признаться, совесть меня не терзала. Ни капельки.

Я забрала Джики, беспечно грызущего конфетку, которую просунул ему сквозь прутья корзины мальчик.

— Он очень странно себя вел! Папа сказал, что обезьянки так чешутся, — важно сообщил мне мальчуган.

Можно, конечно, и так сказать, подумала я, поблагодарила любознательного ребенка и поставила корзинку на сиденье. Кондуктор, потерявший где-то свою мишуру, ворвался в вагон и объявил:

— Дамы и господа, компания приносит свои извинения, но поезд совершил вынужденную остановку по причине исчезновения напряжения в электросети. Мы продолжим путь при первой же возможности. Спасибо за внимание.

Его тут же забросали вопросами:

— Сколько мы тут еще проторчим?

— У нас в Бристоле пересадка, долго мы тут простоим?

— Нам вернут деньги за билеты?

— А вагон-ресторан работает?

— Нам будут раздавать бесплатные напитки?

Кондуктор честно постарался ответить на все вопросы и понес благую весть в следующий вагон.

Прекрасный незнакомец снова водрузил на стол бутылку бренди и грустно улыбнулся.

— Все испорчено. Придется подождать с вагоном великого князя. Вам налить?

Я покачала головой. Из-за бренди я влипла в эту историю, хватит с меня неприятностей. Пожалуй, стоит поблагодарить судьбу, что она помешала мне сотворить самую большую глупость в своей жизни. Хотя, с другой стороны… Что же я чувствую на самом деле? Облегчение? Или сожаление?

Пронзительно заверещал Джики, и я наклонилась посмотреть, что с ним такое. Он умоляюще глядел на меня и яростно жестикулировал. Понятно: хочет выбраться из корзины и вскарабкаться мне на шею. Я шикнула на него и вместо свободы предложила виноград.

В вагоне то и дело раздавались возмущенные возгласы взрослых о некомпетентности железнодорожников и взволнованные расспросы детей, как же Санта-Клаус с подарками найдет их в поезде. Я взглянула на незнакомца и поняла, что происходящее его забавляет. Он наклонился и погладил меня по руке.

— Прости. Похоже, наша игра немного сошла с рельсов, но я уверен, мы скоро снова поедем. Тебе не кажется, что нам можно уже и познакомиться? Или ты предпочла бы сохранить инкогнито?

На обдумывание ответа у меня ушла сотая доля секунды. Если мы продолжим эту игру, то как я его потом найду? Хотя он явно из тех мужчин, что в любом случае исчезают бесследно. К тому же я была уверена, что он не станет выпрашивать у меня номер телефона. Вот в этом и состоит разница между мужчиной и женщиной. Секс в поезде с прекрасным незнакомцем восхитителен только в том случае, если возможно дальнейшее продолжение истории. (Женщина.) Секс в поезде с прекрасной незнакомкой восхитителен. Точка. (Мужчина.)

Он по-прежнему смотрел на меня и загадочно улыбался.

— Послушай, я понимаю, такое поведение не в твоих правилах. Но мне бы очень хотелось продолжить нашу игру, и если бы ты сказала, как тебя зовут и куда ты едешь, мы могли бы встретиться.

Я мысленно возликовала.

— Да, конечно, было бы здорово. — Вот черт, теперь я веду себя, как обрадованный щенок. Не хватало еще хвостом повилять. — Меня зовут Поппи. Поппи Хезелтон.

Я протянула руку, и мы с улыбкой обменялись формальным рукопожатием.

— А я — Алекс Стентон, и мне очень, очень приятно с вами познакомиться.

Брат Дэйви. Господи! Брат Дэйви! Я густо покраснела. Я была просто в шоке — с этим человеком мне предстоит провести Рождество! Не знаю, хорошо это или плохо, и неизвестно, как он сам к этому отнесется. И как ему сказать? Господи, а Дэйви я как об этом скажу? Может, мне и не придется? Может, мы в этом поезде застрянем на несколько дней, а потом просто поедем домой и…

— В чем, черт возьми, дело? Никогда не видел, чтобы люди так вели себя при знакомстве. Мы что, раньше встречались? Думаю, я бы запомнил… — Он умолк, беспокойно глядя на мое застывшее от ужаса лицо.

— Нет-нет. Просто я — подруга, ну, работаю у… о господи… Меня пригласили встретить Рождество с вашей семьей. Я работаю у вашего брата, — промямлила я, не поднимая глаз. И добавила: — Простите.

Вот теперь мне точно придется остаться в этом поезде. Может, прямо на нем и вернуться в Лондон? К своему ужасу, я почувствовала, что от слез защипало глаза. Все было так здорово, я была такой храброй, а теперь все пропало. До него дошло, что Рождество предстоит встретить в компании девицы, которую он хотел «снять» в поезде. А Дэйви разозлится, и… Я вздрогнула, напуганная взрывом хохота. Алекс гоготал во все горло.

— Боже, ну и дела! Да я теперь тебя точно не отпущу. Попрошу, чтобы тебя поселили в соседней комнате. Вот это совпадение! Обычно совпадения бывают совершенно неинтересными и совсем не такими, о которых мечтаешь, но это — действительно необычайный случай! — От смеха у него выступили слезы. Вдруг он перестал смеяться и сказал серьезно: — Стоп. Подожди-ка. Подруга Дэйви? Насколько близкая подруга?

Мне стало неловко.

Дэйви не мог дружить с женщиной настолько близко, но я не знала, как ответить.

— Ну, просто подруга. Мы работаем вместе, иногда вместе ужинаем…

— И ничего более?

— Конечно нет.

Алекс внимательно на меня посмотрел:

— Старина Дэйви ничуть не изменился, верно?

— Хм, нет. Но я не понимаю, о чем вы, — ответила я, совершенно сбитая с толку.

Он наклонился ко мне и доверительно сообщил:

— Надо признать, довольно сложно фантазировать, когда находишься в туалете, я уж не говорю обо всем остальном. Конечно, я не жалуюсь, хотя нога все еще болит… Интересно, где это мы?

Он выглянул в окно.

Ясно было, что разговор о Дэйви исчерпан, как и инцидент в уборной. Я была совершенно деморализована и не знала, что делать. Пыталась убедить себя, что все в порядке, но явственно чувствовала возникшее между нами напряжение.

Мы застряли невесть в какой глухомани, с обеих сторон взору открывались только непривлекательные голые поля. Сверху нависала неприятная серая пелена, судя по всему, на улице было очень холодно. Одинокая лошадь, укутанная в подобие попоны, стояла в поле, печально склонив голову. Бедное животное, подумала я, даже не в конюшне в сочельник.

Алекс тем временем осушил свой стаканчик и налил новую порцию бренди себе и мне.

— Нет-нет, мне больше нельзя, — запротестовала я.

— Да почему? — удивился Алекс.

— Мне бы не хотелось знакомиться с твоей семьей пьяной в стельку.

— По-моему, лучше всего с моей семьей знакомиться именно пьяной в стельку, — насмешливо ухмыльнулся он.

Я не на шутку встревожилась. Мне хотелось расспросить подробнее обо всех членах семьи и, конечно, о его американской подружке, с которой он, видимо, и говорил по мобильному телефону. Хорошо, хоть ее там не будет. Их отношения показались мне весьма натянутыми.

Я изо всех сил старалась вспомнить, что именно Дэйви рассказывал о своем брате. Из памяти удалось выудить, что он моложе Дэйви и живет в Париже. Дэйви был очень высокого мнения о своем семействе. Он искренне восхищался родными, любил и даже идеализировал их, но, как я обнаружила, сообщил мне не так уж много конкретной информации. Я знала, что его родители унаследовали «Аббатство» от дедушки, который прославился, издав в 1930 году книгу с фотографиями Бодминского зверя[7] (в них позже опознали увеличенные снимки домашнего кота). Еще я помнила, что в «Аббатстве» когда-то жил последний в стране придворный шут и развлекал публику фирменными трюками: ощипывал живых воробьев связанными за спиной руками да поджигал собственные газы. Ну и наконец, в «Аббатстве» однажды ночевали королева Виктория и Оскар Уайльд, каждый сам по себе, конечно.

Я знала, что отец Дэйви занимается сельским хозяйством, обожает оленей и никому не позволяет охотиться в своих угодьях. Он страстный коллекционер древностей, особенно тех, что имеют отношение к Египту, и вечно волочет в дом всякие обломки керамических посудин. Мать Дэйви писала стихи, ловила рыбу и баловалась живописью. Сестра считалась небольшой «проблемой» семьи, но Дэйви так ни разу и не пояснил, что в ней такого проблематичного. Брат… что же он рассказывал мне о брате? Чем он занимается в Париже? Кажется, что-то связанное со страхованием, но, глядя на Алекса, в такое верилось с трудом.

Тут Джики снова потребовал внимания: он пытался засунуть себе в зад виноградину и сие действие сопровождал громкими свистящими звуками.

— Джики, прекрати! — сказала я, искренне сожалея, что он не милый пушистый котенок, а обезьяна неизвестной породы с отвратными манерами.

Алекс рассмеялся:

— Полагаю, ты везешь его в обезьяний питомник, что неподалеку от нас?

— Да, нас там ждут в четверг, после Дня подарков[8]. Дэйви пообещал отвезти нас туда на машине.

— Знаешь, когда я был подростком, подрабатывал там на каникулах. Охоту общаться с дикими животными отбило на всю жизнь. Они еще и морским котикам, что застревают на берегу, помогают. Все это очень благородно, без сомнения. Но сами работники — старые вонючие хиппи. Даже когда мне было пятнадцать, я считал их настоящими отщепенцами. Господи, как же давно это было…

Я понадеялась, что вот сейчас он и расскажет о себе, но его мысли, как оказалось, шли совсем в другом направлении.

— Я всегда стараюсь приехать домой на Рождество, если это возможно. Встречать Рождество за границей слишком уныло, правда? А ты от своих, как я понял, стараешься держаться подальше?

Я молча кивнула. На Рождество я ни разу не выезжала дальше Суффолка.

Алекс посмотрел на семейство, что сидело рядом с нами, и выразительно подмигнул.

— Однажды я провел Рождество в Фукете. Чуть не покончил с собой. Сочетание жары, комаров и развратных девиц меня подкосило. И все это вкупе с наркотой очень, очень плохого качества. Едва копыта не откинул.

Господи, семейство, что сидело напротив нас, чуть с кресел не попадало — так усиленно они прислушивались к нашей беседе.

— Да, — продолжал Алекс, явно потешаясь над дружно подслушивающим семейством. — Травка, конечно, была крепкая, только меня потом три дня поносило не переставая. Или эти чертовы тигровые креветки оказались тухлыми. Мой приятель сказал, что от поноса отлично помогает опиум, так что потом у меня случился жуткий запор, ну что я тебе рассказываю…

Опиум ассоциировался у меня только с духами, от которых всегда болит голова. Но я попыталась изобразить знатока и еще раз неопределенно кивнула. В поезде было очень тихо. Несомненно, весь вагон слышал последнюю часть разговора и наверняка принял нас за старых наркоманов. Я заерзала.

— Конечно, чтобы достать опиатов, нужно было вернуться в Бангкок. Трястись семь часов в поезде, страдая от поноса, просто ужасно, поверь… Неудивительно, что тайцы едят только правой рукой — в их вонючих туалетах нет бумаги!

Глава семейства слегка покраснел, а мне пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Алекс снова подмигнул.

— А однажды Рождество застало меня в Амстердаме. Я почти весь день провел в кофешопе, забивая косяк за косяком, а потом решил присоединиться к толпе и покататься на коньках по замерзшим каналам. Знаешь ведь, какая там травка — враз прошибает. Я так обкурился, что и не заметил, как кое-что себе отморозил. Помню только, что очнулся в больнице, а какая-то симпатичная сестричка бинтует мои причиндалы! Представляешь, он у меня чуть не отпал! Уж конечно, с тех пор коньки меня надеть не заставишь… Но если честно, я и так практически все время проводил на улице красных фонарей, так что на другие развлечения времени не оставалось. Если ты уже успел побывать в Доме Анны[9] и смахнуть подступившую слезу, что там еще делать? Только и остается — трава да шлюхи, так что…

Поезд тронулся. В вагоне раздались овации, которые тут же сменились стонами, поскольку поезд снова встал. Я подумала, что надо бы сменить тему, а то у папаши почтенного семейства того и гляди случится сердечный приступ. Я понимала, что Алекс его поддразнивает, но розыгрыш зашел слишком далеко. Часы показывали, что мы стоим уже час. Если бы Алекс не вышвырнул свой телефон в окно, мы могли бы позвонить Дэйви и сообщить, что опаздываем.

Похоже, Алекс прочитал мои мысли, потому что вдруг встал и сказал:

— Извините, телефона ни у кого не найдется?

Девица, что кидала на него похотливые взгляды, с видом фокусника, вытаскивающего кролика из шляпы, достала из сумочки мобильник и с самодовольной улыбкой протянула Алексу, не преминув взбить волосы.

— Спасибо, красавица, — автоматически поблагодарил Алекс, удостоив ее милой улыбкой, я же на нее злобно зыркнула.

Он набрал номер и стал лениво болтать с Дэйви.

— …И кстати, ни за что не догадаешься, кого я встретил в поезде. — Алекс широко улыбнулся. — Точно! Удивительно, правда? Хм, да. Понятно. Ну, не могу ничего обещать. И еще! Мой багаж по-прежнему в руках авиакомпании, так что у меня с собой только остатки бренди и одна пара носков. Найди, пожалуйста, хоть что-нибудь из моих старых вещей, будь другом. Всех целую. Пока.

Он вернул телефон. Девица послала Алексу суперстрастный взгляд, но он его проигнорировал. По крайней мере, мне показалось, что проигнорировал.

— Дэйви велел, чтобы я был с тобой вежлив. По-моему, я и так вполне обходителен. — И лицо его расплылось в распутной ухмылке.

Когда же я перестану краснеть, подумала я, снова покраснев.

Опять объявился кондуктор и сообщил, что неполадки еще не устранили, но поезд продолжит свой путь при первой же возможности. И что вагон-ресторан закрыт. Последнее объявление было встречено дружным стоном.

— Похоже, мы застряли в глуши с нулевым запасом еды. А, неважно, давай лучше выпьем.

Алекс разлил бренди и великодушно передал бутылку дальше по вагону. Я, шатаясь, встала и вытащила свою коробку со снедью. Потом с шумом поставила ее на сиденье и принялась рыться в ней.

— Боже правый, как интересно. Что там у тебя? — Алекс взял перевязанную ленточками золотистую коробку и легонько ее потряс.

— Трюфели, приготовила для твоих родителей, — ответила я.

— Приготовила? Приготовила? Боже, есть ли предел твоим талантам?

Я рассмеялась, достала несколько пирожков с мясом и фрукты, а Алекс тем временем пытался открыть банку с фаршированными перчиками, которая предназначалась его брату.

— Честное слово, я возьму всего пару штучек, Дэйви и не заметит, — пообещал он.

И мы устроили небольшой пир.