Напарник подскочил как ужаленный, но спросонья не мог ничего понять и растерянно вертел головой.
– А? Что?
– Горим, твою мать! – встряхнул его я. – Собирай всё самое важное и сматывайся отсюда.
О том, чтобы самостоятельно потушить пожар не могло быть и речи. Мы кинулись к выходу и сразу столкнулись с проблемой: дверь с той стороны была предусмотрительно подпёрта.
– К окну, – моментально сообразил Пётр, опередив меня на секунду.
Мы ринулись назад, в комнату.
Схватив табуретку за ножки, я вышиб оконную раму вместе со стеклом, прежде чем выскочить на улицу, с горечью подумал, что поджигатели могут устроить засаду с улицы и тогда перестреляют нас как в тире. Но выбора не было, останемся внутри – сгорим живьём, а тут хоть какой-то шанс.
Я прыгнул в проём первый. Не потому, что так испугался пожара, а чтобы взять весь риск на себя. В конце концов я достаточно покоптил этот свет, даже получил вторую жизнь, А Пётр совсем ещё молодой парень, пусть у него всё будет впереди.
Мягко приземлившись, я сразу же ушёл перекатом в сторону: пусть гипотетический стрелок помучается, лёгкой мишенью быть не собираюсь.
Выстрелов не последовало, если нас кто-то и поджидал, его спугнула толпа, высыпавшая из своих жилищ. Народ тут жил опытный, многие уже несли вёдра с водой, лопаты и багры.
Пётр не заставил себя долго ждать. Выпрыгнув из окна, он повернулся лицом к разгорающемуся пожару.
Его быстро отёрли в сторону. То тут, то там сновали чумазые разгорячённые мужики, быстро выстроилась очередь, передававшая по цепочке вёдра с водой. Мы встроились в неё и рьяно принялись за дело, как самые заинтересованные лица.
Когда приехали пожарные, дом был уже почти потушен. Вот только легче от этого не стало, жить в нём уже было невозможно.
Кое-что из спасённого имущества раздали на время соседям, самое ценное напарник решил оставить на работе, но многое сгорело или оказалось безнадёжно испорчено.
– Сплошные убытки! – вздохнул Пётр.
Я посмотрел на него с жалостью. Шутка ли – оказаться погорельцем, да ещё и в такое время, когда квартирный вопрос портит не только москвичей. С жильём большие напряги.
– Где теперь будешь жить? – спросил я.
– По миру пойду, – невесело усмехнулся он. – Ладно, придумаем что-нибудь. Мир не без добрых людей. Меня больше другое интересует: понять бы, что за сука это устроила…
Мысли у нас совпадали, тут и дураку ясно, что был поджог. Чуть погодя этот факт подтвердили и пожарные, по их словам дом подпалили в нескольких местах, а двери подперли поленом.
– В рубашке родились, – сказал усатый начальник пожарной части. – Если бы не проснулись, конец. Есть соображения, кто вам красного петуха подпустил?
Нас тоже очень интересовал этот вопрос, но ответ на него ещё предстояло отыскать.
– Сдаётся, что всё это звенья одной цепи: налёт на угро, попытка убить Левона, теперь вот поджог, – сказал я. – Как будто кто-то сводит с ростовским угрозыском счёты.
– У, – протянул Пётр. – Знаешь сколько тут желающих с нами поквитаться – не одна тыща. Мы стольким хвост прищемили, хрен сочтёшь! Но тут явно кто слишком борзый.
На пожар прибыл начальник уголовного розыска. Он облегчённо вздохнул, увидев нас целыми и невредимыми.
– Чуяло моё сердце, что Лёве это не закончиться, – мрачно изрёк Художников и тоже сказал про ту самую рубашку, в которой мы родились.
Мы замолчали, да и что тут скажешь.
– Это война, – продолжил начальник угрозыска. – Только пока непонятно, кто именно нам её объявил.
– Найдём, дайте срок, товарищ Художников, – пообещал Пётр.
– Ты сначала жильё себе найди, – усмехнулся тот. – Может с женой помиришься?
– Ни за что! – отрицательно замотал головой напарник. – Развестись – разведусь, как руки дойдут, а мириться с ней не буду.
Я с удивлением посмотрел на него: он не говорил, что у него есть жена, даже намёка не было. А тут оказывается кипят страсти! Мы с женой в прошлой жизни тоже бывало ругались – куда без этого, но до того, чтобы она собирала вещи и уходила к матери, или чтобы я искал ночлег у друзей – ни разу не доходило.
Поймав мой взгляд, Пётр пояснил:
– У нас с ней непримиримые позиции. Моя ненаглядная в нэпманихи подалась, своё дело открыла: теперь у неё магазин швейных принадлежностей. Я её Христом богом умолял не позорить меня и закрыть лавку.
– А она что?
– Не послушалась. Барыш ей дороже супруга. Тогда я плюнул на всё и ушёл. Дом мне от дядьки покойного достался.
– А дети как? – продолжал выпытывать я.
– Нет у нас детей. Не получилось, – с сожалением произнёс напарник. – Может, оно и к лучшему.
– Я ему уже несколько раз говорил, чтобы сошёлся с женой, глядишь, и перекуёт в нужную сторону, а он ни в какую. Упрямый! – сказал Художников.
– Если она меня любит, пусть закрывает магазин и приходит. Тогда прощу. А если хочет, чтобы было по ейному, ноги моей в её доме не будет. Я лучше на улице жить стану, – заявил Пётр, вскидывая подбородок.
В его глазах появился холодный упрямый блеск. Такой действительно первым на примирение не пойдёт.
Художников нахмурился.
– Всё – семейный вопрос оставляем на потом. С жильём я до вечера порешаю, к тому же у нас и товарищ Быстров теперь без крыши над головой остался. Мне его начальство этого не простит.
– Да я сам, – попробовал возразить Пётр, но был осажен Художниковым:
– Не доводи до греха, Михайлов. Сказано – я этим вопросом займусь, так тому и быть.
– Есть, – вяло козырнул напарник.
– Давайте теперь поразмыслим, что делать дальше: враг у нас наглый, в любую секунду может снова ударить. Какой-то системы в его поступках я не вижу, больше похоже на точечные попытки нанести нам как можно больше вреда.
– Ничего себе точечные, – присвистнул Пётр. – Если бы не Жора, гад с пулемётом хрен знает сколько наших бы положил.
– Не будем спорить о терминологии. Меня вот что волнует, – заговорил я, – враг явно знает адреса сотрудников: Левона подстерегли чуть ли не на пороге его квартиры, дом Петра подожгли… Такие вещи не с кондачка делаются, тут пахнет серьёзной подготовкой: враг явно знал, кто и где живёт, а это не самая доступная информация.
– Предатель? – осторожно произнёс Художников.
– Думаю, да.
Лицо начальника угрозыска стало серым.
– Разберёмся, – прорычал он. – А пока едем ко мне, надо вас помыть и переодеть, а то совсем на людей не похожи.
– Неудобно как-то, – засмущался я.
– Неудобно сотрудникам уголовного розыска в таком виде расхаживать. Давайте в мою машину.
Служебное авто Художникова доставило нас к нему на квартиру, где его супруга сразу заставила нас снять грязное и пропахшее дымом бельё, а чуть погодя принесла две стопки чистых вещей.
– Это вам на первое время.
На кухне нагрели воды, мы быстро сполоснулись в тазиках и переоделись. Фигуры и у нас и Художникова, с чьего плеча были эти вещи, не сильно отличались, разве что начальник угро был немного погрузней нас, так что в итоге получился не ужас-ужас.
– Вид, конечно, не фон-баронский, но девки в обморок падать не будут, – засмеялся Пётр, крутясь перед зеркалом в «обновках».
Супруга же Художникова накормила нас завтраком. В её глазах было столько сердоболия и участия, что мы почувствовали себя крайне неловко, и как только перекусили, сразу же умчались на работу, само собой, не забыв поблагодарить женщину за всё.
В кабинете кое-как распихали прихваченные из сгоревшего дома пожитки, что-то пришлось положить в сейф.
– Буду чувствовать себя как дома, – мрачно пошутил Пётр.
В дверь без стука вошла девушка в строгом тёмном платье, её густые волосы были заплетены в толстую косу.
– Петь, здравствуй, – произнесла она сбивчивым тоном. – Ребята сказали, что у тебя был пожар…
– Привет, Варя, – живо откликнулся он. – Было дело. Хотели живьём нас с товарищем Быстровым спалить. Ну да ничего, не на таковских напали.
Варя ойкнула и поднесла ладошку ко рту.
– Да ладно, в первый раз что ли? – удивился напарник. – С нами всё в порядке. Мы с товарищем Быстровым во всяких переделках бывали, так что нас так просто не возьмёшь. Да, Жора, это наша пишбарышня Варвара, прошу любить и жаловать.
– Георгий, – склонил голову я.
– Вы товарищ из Москвы?
– Он самый, – с некоторых пор я привык, что меня тут стабильно называют «москвичом», хотя я сам всего ничего как прописался в «нерезиновой», и то почти сразу уехал в командировку.
Из коридора донёсся голос Художникова:
– Варвара!
– Ой, мне пора, – девушка извинилась и вышла из кабинета.
– Ты смотри, как она за тебя переживает, – заметил я.
– Варвара у нас девушка хорошая, – похвалил напарник. – И на будущее: не вздумай её забижать!
Я фыркнул:
– Даже в мыслях не было! У меня, между прочим, в Москве любимая жена.
– В том-то и дело, что она в Москве, а ты здесь.
– И что? Для меня это ничего не меняет.
– Да ты у нас практически святой!
– Я не святой, я правильный, – твёрдо объявил я.
Для меня было просто немыслимо изменить любимому человеку.
Петра вызвали в дежурку, вернулся он оттуда просветлевшим.
– Пляши, Жора! У меня для тебя отличные известия.
– Неужели? – не поверил я.
– Представь себе. Только что отзвонились из Еремеевки. Кажется, нашли они место, которое ты искал. Говорят, действовали тихо, никого не спугнули.
– Едем! – вскочил я, разом забыв о всех проблемах.
Если найдём место, где убивал своих жертв подлый душегуб, на совести которого жизни далеко не только матери и дочки Яковлевых, появится ниточка, которая приведёт нас к нему.
– Я уже договорился с начальством, Художников дал добро!
Ну вот есть же действительно хорошие новости!