Глава 20

На пальбу и звуки драки примчалась толпа любопытных, включая Майю Гуревич, всех их пришлось выставить за дверь, чуть ли не угрожая оружием. Посторонние были мне не нужны.

Дождавшись наряда, который уволок Мамонта и его бригаду (сам «бригадир» у меня всё-таки допрыгался, и теперь под глазом у него начал наливаться приятным фиолетовым цветом рукотворный фонарь), я наконец-то смог приступить к беседе с нынешней звездой отечественного киноискусства.

Люди Мамонта не успели толком поработать над ним, так что физически гражданин Бужский не пострадал, а моральный ущерб собрался компенсировать приличной дозой коньяка.

Плеснув из пузатой бутылки в бокальчик, вспомнил обо мне.

– Будете?

– Я на работе, к тому же сухой закон ещё никто не отменял! – заметил я.

– Бросьте! Вы же должны понимать моё состояние. К тому же от хорошего коньяка ещё никому плохо не становилось.

– Смотря сколько выпить, – насчёт качества коньяка я тоже не был уверен, дореволюционные запасы постепенно истощились, а, как правильно заметили Ильф и Петров, вся контрабанда нынче делалась в Одессе на Малой Арнаутской.

Так что не факт, что коньяк на самом деле был хороший.

– Тоже верно, – кивнул он и сделал глоток.

Кадык его дёрнулся вверх-вниз.

– Гадость! – признался Бужский и с отвращением отставил бутылку в сторону.

– Вам полегчало?

– Самую малость. Давненько я не влипал в подобные передряги! – признался он. – Да, я должен вас отблагодарить: если бы не ваше счастливое появление в моём номере, даже не представляю чем бы всё это закончилось!

– Мамонт производит впечатление человека, который способен добиться своего, – кивнул я.

– Мерзкая скотина! Он имел наглость потребовать с меня часть гонорара. За это обещал покровительство в Ростове.

– А вы – не согласились?

– Конечно, не согласился! К несчастью, все мои связи остались в Москве, там Мамонт даже взглянуть в мою сторону бы не посмел! Но вы не подумайте ничего плохого: Ростов – тоже прекрасный город… – спохватился он.

– Тут я с вами полностью солидарен. Мы, кстати, в некотором роде земляки, я в командировке и тоже приехал сюда из Москвы.

Лицо Бужского просияло.

– То-то вы мне сразу понравились! Предлагаю отметить наше знакомство в каком-нибудь хорошем месте! Я плачу! Тем более, вы избавили меня от бандитов.

– Право слово – не стоит. Это моя работа. Вы лучше расскажите про вчерашний вечер.

– Вчерашний вечер? – удивился он. – А что именно вас интересует?

– В первую очередь, ваша встреча в ресторане с Майей Гуревич и её приятелем.

Актёр задумчиво почесал подбородок.

– Скажу честно: мне её кавалер совершенно не понравился: вёл себя… ну просто как сапожник! Надрызгался до такой степени, что несчастная Маечка потом была вынуждена отправить его домой. Боже мой, она ведь из своих денег заплатила извозчику! – покачал головой Бужский.

Похоже, алиби завхоза становилось всё более убедительным.

– Ничего странного вчера не заметили?

– Если вы говорите, про Майю и её кавалера – нет, да мы и общались всего ничего: пару минут, не больше.

Ничего ценного вытащить из него так и не удалось. Я пожал Бужскому руку, простился и поехал в угро – может, коллегам повезло больше?

И Пётр и Паша были на месте и встретили меня очередной порцией подначек:

– Жора, ёксель-моксель, если не сбавишь хода – у нас скоро в камерах свободных мест не останется.

– Нет, ну если вам не нравится – давайте Мамонта и его людей на свободу выпустим, – сходу предложил я.

– Я тебе выпущу! – шутливо замахнулся Пётр. – Ты б знал, как я его мечтал посадить…

– А чего не посадил?

Он аж заскрипел зубами:

– Никто на него заявлять не хотел, все боялись…

– А Бужский? Он-то не сдрейфил.

– Бужский – не местный и просто не понимает, с кем связался. Здешние нэпмачи при виде Мамонта бледнеют как дамочки, узнавшие о беременности, и падают в обморок. Ты ж сам колбасного короля помнишь, вроде и досталось ему по первое число, а Мамонта всё равно не заложил.

– Хрен с этим Мамонтом. Главное, что сейчас он сидит под замком и, надеюсь, не скоро выйдет. Вы лучше своими успехами поделитесь, – попросил я.

– У нас успехи поскромнее, – начал Рыженко.

– Паша!

Он усмехнулся.

– Ладно, больше не буду. Был я в редакции, факт кражи подтвердился. Редактор ходит злющий, на всех кричит, даже на меня наехать попытался.

– А ты чего?

– А я ему объяснил по-нашему рабоче-крестьянскому, что нечего голос на других людей повышать. В общем, он успокоился, и мы смогли нормально поговорить. Расклад следующий: коллектив в газете проверенный, не один год друг дружку знают. И с Калюгиным редактор погорячился, убеждал меня битый час, что не мог завхоз казённую денежку присвоить. Дескать, да, но слабиной человек, но не вор.

– И всё-таки деньги пропали, – заметил я.

– Редактор считает, что тиснул кто-то чужой, который только об этих деньгах и знал. Там ещё кое-что ценное имелось, а его не тронули, хотя где и что лежит в редакции каждая собака знала. И да, не обижайся, Жора, но я ему про тебя рассказал, как ты Башкатова вычислил.

– Спасибо тебе, Паша! – Я встал и нарочно поклонился до пояса. – Удружил, так удружил! Век не забуду!

– Брось, Жора! Я ж как лучше хотел! Пусть знают какие спецы у нас сейчас работают. А то надоели, только и знают, что критикуют в газетах: дескать, преступность растёт, а уголовный розыск мышей не ловит, – виновато опустил глаза Паша.

– Мышей пусть коты ловят. Ладно, Паша, забыли. На будущее, пожалуйста, таких вещей, не спросив меня, не делай. Я – не Бужский, мне популярность не нужна.

– И как он тебе?

– Звезда, – ухмыльнулся я. – Предлагал знакомство коньячком обмыть. И Бужский, и Гуревич подтвердили алиби завхоза, так что копать надо в другом месте… Петь, у тебя что? – переключился я на напарника.

– Поговорил я с директором ресторана. Говорит, что недели две назад устроился к нему официантом некто Сучков и уж больно подозрительно себя ведёт.

– А чем именно?

– Лезет куда не надо, клиентами шибко интересуется и задаёт всякие странные вопросы А что самое интересное – должен был выйти сегодня на смену, но так и не появился. Живот у него, видите ли скрутило. Мается бедолага.

– Уже горячее! – обрадовался я. – Адресок Сучкова раздобыл?

– А ты как думал!

– Тогда чего ждём? Погнали.

Гнать пришлось в Нахичевань, там, среди стареньких, преимущественно одноэтажных домишек с облупившимися стенами, снимал угол у пожилой армянки подозрительный официант Сучков.

Забора тут не было, мы подошли практически к самым окнам.

– Паша, берёшь на себя тыл, – сказал я.

– Слушаюсь и повинуюсь, – хмыкнул он. – Разрешите выполнять?

– Паш, хватит ёрничать!

– Всё-всё! Я пошёл!

– С богом!

Сколько раз по долгу службы приходилось навещать чужие жилища… Не сосчитать. Враг не буду: особняки олигархов штурмовать не приходилось, но к «первым пацанам на раёне» с обыском приходил. В общем, бывал и в хижинах, и в дворцах.

Этот дом не был ни тем, ни другим. Выходил сразу несколькими окнами на улицу, так что мы не стали заранее светиться, а осторожно подобрались к крыльцу.

– Петь, проконтролируй, – показал я на рядок ставней.

– Сделаем.

Дверь оказалась не заперта, я осторожно приоткрыл её и заглянул внутрь: никого, вторая дверь тоже была открыта.

– Хозяева, есть кто дома?

– Ти кто такой будешь? – окликнул меня женский голос, идущий из комнаты.

– Уголовный розыск. Хозяюшка, где твой жилец?

– Спит жилец за перегородкой. Вчера где-то наклюкался, а теперь дрыхнет. С работы евойной с утра прибегали, спрашивали – пришлось соврать, будто заболел, – армянка говорила с небольшим акцентом.

Я вошёл в комнату и увидел пожилую женщину на широкой кровати. Вид у женщины был нездоровый.

– С вами всё в порядке?

– Спину прихватило, – пожаловалась она.

Я сочувственно кивнул, в той жизни довелось маяться из-за этой болячки, иной раз не согнуться – не разогнуться.

Комната была разделена на две неравных части фанерной перегородкой, я заглянул за неё.

Раздетый до пояса Сучков лежал на топчане, правая рука покоилась на лбу, левая была вытянута вдоль тела. На полу и под топчаном не было свободного места от пустых бутылок.

Я потряс его за плечо, украшенное татуировкой в виде голой русалки, но Сучков даже не пошевелился.

– Пьян в стельку, – произнёс Пётр, стоя у меня за спиной.

– Немудрено, – кивнул я на посуду и снова обратился к хозяйке:

– Вы уж не обессудьте, но нам придётся провести обыск.

– Обыскивайте, коль надо, – флегматично произнесла та. – Чего он хоть натворил такого?

– Как раз выясняем, – не стал пускаться в объяснения я, тем более по факту у нас ничего толком на спящего официанта, кроме его подозрительности, не было.

Пока Сучков почмокивал во сне губами, мы тщательным образом проверили весь дом. Заглянули даже в сарай, где в подполе ждало первое открытие.

– Это чьё? – спросил у хозяйки Пётр, демонстрируя потёртый саквояж, внутри которого оказались золотые и серебряные украшения: цепочки, колечки, серьги и несколько дорогих часов.

– Н-не м-моё, – от испуга женщина начала заикаться. – Я в этот сарай проклятущий сто лет уже не лазала. Его наверное, – метнула она взгляд в сторону дрыхнувшего жильца.

Второй находкой стали пистолет и две обоймы с патронами во внутреннем кармане пальто Сучкова.

– Наш клиент, – довольно произнёс Пётр и бесцеремонно толкнул официанта. – Подъём, мужчина! Хватит спать!

– Пошёл на..! – вяло протянул Сучков и повернулся на бок.

– Вот нахал! Сотрудников уголовного розыска по матери посылает! – восхитился Пётр и рывком стащил официанта на пол.

Теперь тот проснулся и обвёл нас удивлённым взором.

– Вы кто такие?

– А что – не узнаёшь? – Пётр опустился на его койку. – Кореша твои лепшие, вчера познакомились.

– Мы что – вместе пили? – Сучков поискал взглядом бутылку и, не найдя, попросил:

– Мужики, пивка на опохмел не найдётся?

– Всё найдётся, но только потом. Сначала дела, – Пётр поставил себе на колени саквояж. – Как барахлишко делить будем?

– Не твоё, не замай! – кинулся к портфельчику Сучков, но, получив по рукам, вяло осел на пол.

– Не моё, говоришь, – хмыкнул Пётр. – А чьё тогда?

– Тебе то что?! Ну моё! – с вызовом ответил Сучков.

– Прекрасно, так и запишем: гражданин Сучков признался в том, что найденные во время обыска вещи принадлежат ему, – засмеялся напарник. – И пистолетик приобщим. Он ведь тоже твой?

– Мой, – важно кивнул официант, до конца не понимая происходящее.

– Раз так – собирайся. С нами поедешь.

– Это куда ещё?

– В уголовный розыск. Там тебе, красивому, самое место.

Сучков сразу протрезвел, стал серьёзным.

– Слышь, начальник, а может того – договоримся? Вы забирайте себе цацки, а я исчезаю из города навсегда… Ну как?

– Да ни как, – сказал как отрезал Пётр. – А будешь ещё раз такое предлагать, пристрелим тебя как собаку и весь сказ. Собирайся.

Упаковав Сучкова, мы поехали назад в угро. Всю дорогу он сидел молча, не подымая глаз, а потом неожиданно заснул.

– Кажись, сегодня допрашивать его уже не придётся, – вздохнул Паша.

– Посадим в холодную, до утра протрезвеет, – сказал Пётр. – А цацки покажем мадам Филькенштейн. Глядишь, опознает…

– Сдаётся мне – не он это был. Во всяком случае, деньги из сейфа редакции точно брал не он, – произнёс я.

– Такие же мысли, – признался Пётр. – Тем более денег мы при обыске не нашли, только барахлишко. Но проверить нужно.

– Святое дело! – согласился я.

Сдав Сучкова в арестантскую (он так и не проснулся, пришлось его тащить вдвоём, взяв под руки), пошли докладываться Художникову.

Выслушав нас, он благосклонно кивнул:

– Хорошо поработали. Даже если в этих преступлениях он не замешан, всё равно рыльце у него в пушку. Надо бы отправить запросы в другие города, тем более и особая примета имеется – татуировка.

– Сделаем, – ответил Пётр. – Сегодня же этим займусь.

– Правильно, нечего время тянуть. Да, я сегодня в больнице был – Лёва всем передаёт привет. Я велел к палате приставить часового, а то – не ровён час, снова бандиты нагрянут.

В коридоре послышался какой-то топот и странный шум, Художников поморщился:

– Товарищ Быстров, посмотрите, пожалуйста, что там происходит.

Я направился к двери, приоткрыл её и сразу отпрянул назад: по коридору быстро шагали вооружённые люди в полувоенной форме, один из них при виде меня вскинул револьвер.

– На нас напали! – закричал я, захлопывая двери.

В коридоре затрещали выстрелы, послышался чей-то крик.

Мы кинулись к дверям и стали придвигать к ним мебель: столы, шкафы, стулья, правда, было ясно, что долго эта конструкция не продержится.

Двери загремели под ударами винтовочных прикладов.

– А ну, комса, сдавайся! – придурковато заорал кто-то с той стороны.

Художников открыл сейф и стал раздавать нам автоматические пистолеты. Заполучив тридцати двух зарядный «парабеллум», я стал прикидывать наши шансы на оборону: в коридоре было человек десять, не меньше – вроде не так уж и страшно, однако интуиция подсказывала, что это далеко не вся банда.

Пригнувшись, метнулся к окну: так и есть, внизу стояло с полудюжину подвод, на каждой сидело по двое-трое бандитов, то есть ещё около полутора десятка противников. В здании наверняка их не меньше.

Понимая, что никто не собирается открывать двери, по ним открыли огонь, превратив в решето. Только наша баррикада не позволяла неприятелю ворваться в кабинет.

Потом кто-то в коридоре догадался метнуть гранату, бахнул громкий взрыв, двери вынесло вместе с петлями и бандиты как тараканы полезли в проём.

«Парабеллумы» застрочили как швейные машинки, кося врага. Сразу несколько тел обессилено повисло на баррикаде.

Рядом со мной приземлилась граната, похолодев от мысли, что в любую секунду она рванёт и разнесёт тут всё в куски, я рефлекторно подхватил её и выкинул обратно. В коридоре громыхнуло так, что даже у нас посыпалась пыль с потолка.

Лучшая защита – это нападение, никто не учил этих ребят из угро грамотным действиям двойками или тройками, однако у каждого за спиной был опыт войны и схваток с бандитами, поэтому мы неожиданно для себя превратились в единый механизм уничтожения.

В кабинете нас ждала неминуемая смерть, пришлось идти в контратаку.

Четыре автоматических пистолета громили врага не хуже пулемётов. Через несколько секунд из десяти нападавших на нас не уцелел ни один: кругом была только кровь и трупы.

Мы тщательно зачищали все кабинеты на этаже, к сожалению, находили в некоторых из них наших мёртвых ребят или посетителей – бандиты убивали всех без разбора.

В соседнем, прямо под столом, нашли дрожавшую от страха машинистку Варю. При виде нас девушка не выдержала и разрыдалась, ткнувшись носом в грудь Петра.

– Ну чего ты… – сконфуженно произнёс он. – Не плачь, всё хорошо.

– Петь, – позвал я.

– Идём, – кивнул он.

Уцелевшие бандиты прямо на бегу запрыгивали в набиравшие скорости подводы. Мы стали стрелять вслед им. Одна из телег перевернулась, дико захрипели раненные лошади.

Если честно, я старался не метить в них, мне всегда нравились эти красивые и благородные животные. Просто в данном случае им не повезло с хозяевами.

Я подбежал к перевернувшейся подводе, услышал чей-то сто, наклонился и извлёк на свет божий мужчину лет тридцати с безумными глазами и белым как маска лицом.

Из его руки сочилась кровь.

– Вы кто такие, сволочи! – заорал я на него.

– За Мамонтом приехали, отбивали его, – прохрипел бандит.

– И как, отбили?

– Отбили, – сообщил нерадостную весть бандит.

Убедившись, что больше живых, кроме него поблизости нет, я направил на бледного пистолет.

– Пошли, сука. Тебя ждёт очень долгий и напряжённый разговор.

– Мне бы врача…

– Раньше надо было думать.

– Я же загнусь, – испуганно пролепетал бандит.

Я сплюнул.

– Ладно, будет тебе врач. Не хочу, чтобы ты сдох раньше времени.

Загрузка...