Я сидел в коридоре больницы перед операционной и ждал. Мимо то и дело проходили врачи, медсёстры и санитары, бросая в мою сторону сочувственные взгляды.
Операция длилась уже не один час, всё это время я не отлучался из коридора ни на секунду. В голове засела одна-единственная мысль: пусть Петя выживет!
Я так часто терял боевых товарищей…
Наступил рассвет, я не спал всю ночь, однако сна не было ни в одном глазу. Да и какой может быть сон – всё, что случилось с напарником, произошло из-за меня. Это я должен был оказаться на его месте, это меня приехал убивать Розенберг по приказу Радека.
Если разобраться, Пётр принял на себя мою пулю. И теперь сражался за жизнь вместо меня…
Всё внутри меня сжалось, я не чувствовал ни рук, ни ног, ни спины, которую успел порядком отсидеть. И всё равно не вставал и не выходил на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.
Время потеряло свой смысл, минуты, секунды, часы – это было ни о чём, тиканье больших настенных часов не давало ответа на мой вопрос: как там Петя?! Сражается ли вместе с докторами за свою жизнь или всё поздно?
Ненадолго заскочил Художников в накинутом на плечи белом халате, подошёл ко мне и сел рядом.
– Есть новости?
– Нет, Иван Никитович, пока без новостей, – пустым, лишённым эмоций голосом, произнёс я.
– Ясно, – протянул он.
Какое-то время мы помолчали, думая каждый о своём.
– Ничего, Жора. Всё обойдётся. Выкарабкается наш Пётр, даже не сомневайся, – заговорил Художников.
Я кивнул.
– И да, по-вчерашнему… – продолжил начальник угро. – В общем, мы связались с Москвой. Там подтвердили личность стрелка – это действительно Аркадий Розенберг, только он вот уже год как был уволен из ГПУ. Кстати, удостоверение у него не липовое, Розенберг его не сдал, заявил, что потерял.
Я горестно усмехнулся, ну да, чего-то в этом духе и следовало ожидать: я – не я, и корова не моя. Радека при всём желании с этим киллером не связать.
– Есть предположение, что Розенберг был связан с бандой Васьки Кореня, ну то есть с «Белой маской», – продолжил Художников.
Я не мог ввести его в курс моих проблем с Радеком, поэтому просто пожал плечами:
– Я не смог его допросить – Розенберг умер, не приходя в сознание. Как наши – поймали Мамонта?
– Ушёл гад прямо перед носом. Мышанский рвёт и мечет, дал клятву, что непременно поймает его до конца недели.
Он встал.
– Извини, Быстров, мне пора – ты отзвонись, как только станет ясно.
Что именно прояснится, Художников не стал уточнять.
– Обязательно, Иван Никитович!
– Я пошёл. И помни – жду звонка в любое время.
Он оставил меня, и я продолжил сидеть, тупо глядя на некрашеные доски пола под ногами.
– Товарищ, вы из уголовного розыска?
Я вскинул подбородок и увидел девушку-медсестру, которая остановилась возле меня.
– Да, я. Что-то случилось?
– Хирург сказал, что вы можете отправляться домой. Операция только что закончилась.
– Как она прошла?
– Мы сделали всё, что могли.
Эта фраза заставила меня насторожиться.
– А что потом – мой друг будет жить?
– Этого вам никто не скажет. Операция прошла нормально. Теперь всё зависит от его организма.
– Я могу поговорить с хирургом?
– Не стоит. Он готовится к следующей операции.
– Хорошо. Когда я смогу навестить моего друга?
– Послезавтра, не раньше.
– Спасибо!
– Не за что. Вы б лучше под пули не подставлялись, а то такие молоденькие… Вам жить да жить.
– Работа такая, – грустно пояснил я. – Кто-то должен ловить преступников. А под пули мы нарочно не подставляемся.
Она участливо посмотрела на меня, но ничего не сказала.
– Я могу от вас позвонить? – спросил я.
– Да, телефон в ординаторской. Хотите совет?
– Не откажусь.
– Знаю, что вам это не разрешено, но всё-таки сходите в церковь, поставьте там свечку за здравие раба божьего Петра.
– Я подумаю.
– И всё-таки сходите. Поверьте, хуже не будет. Вашему другу сейчас нужна любая помощь.
Дозвонившись до Художникова я сообщил ему, что операция недавно закончилась, что с хирургом пока поговорить не получается и что прогнозов на будущее никто не даёт.
– Ступай домой, Жора, – сказал он, после того, как выслушал мой доклад. – Ты всю ночь не спал!
– Я лучше на работу приеду. Всё равно не заснуть.
– Смотри сам. Но я пока тебя от срочных дел освобожу. Займись текучкой.
– Как прикажете, товарищ Художников.
Я повесил трубку.
Когда вышел из больницы, заметил позолоченные купола церкви. Хорошо это или плохо, но я редкий гость в храме.
Что ж, последую совету медсестры, поставлю свечку и помолюсь за здоровье Петра.
Из церкви я вышел спокойным и более умиротворённым что ли. Всё-таки есть в храмах своя аура, не зря говорят про намоленное место.
Поймал извозчика и покатил на работу в угрозыск.
Зашёл в кабинет: было так непривычно – нет ни Лёвы, ни Петра, и тот и другой лежат в больнице. И если Левон постепенно идёт на поправку (вон, даже с медсёстрами любовь крутит), что будет с напарником – неизвестно. И эта проклятая неизвестность бьёт сильнее всего.
– Жор, может чайку?
– Что?
– Я говорю – давай чайку выпьем, – предстал передо мной Паша.
Ни пить, ни есть не хотелось, но я всё-таки кивнул.
– Давай.
– Я тебе покрепче заварю – не возражаешь?
– Какие могут быть возражения.
Мне бы сейчас кофе, но и крепкий чай сделал своё дело, взбодрил и привёл мысли в порядок.
Итак, что у нас на балансе…
По ликвидированному мной киллеру на Радека не выйти и за жабры его не взять. Плохо, как ни крути. Но теперь враг на какое-то время оставит меня в покое, а вот это можно записать в актив.
В идеале Радек и вовсе откажется от планов моего устранения: я не в Москве, постоянно засылать по мою душу спецов в другой город – тот ещё геморрой. Хорошие исполнители на дороге не валяются, а брать кого-то со стороны – большой риск. И сам завалится, и нанимателя сдаст.
Ну и будучи в Ростове, я не представляю для Радека опасности, зачем ему дёргаться и подставляться лишний раз?
Покончив с сеансом самоуспокоения, я, как и приказало начальство, вернулся к текущим делам.
Плохо, что нет вестей из Таганрога… Занимаются ли тамошние менты поисками Федорчука или благополучно забили… Не своё мало кому интересно, особенно когда по горло.
Выпросить что ли у Художникова командировку в соседний город? Хотя вряд ли, после того, как двое наших выбыли из строя, он, как и любой нормальный начальник, никого не отпустит. Кому-то ведь нужно работать!
Хлопнули двери – это Пашу вызвали на какую-то кражу. Я было поднялся, но он замахал руками:
– Жора, оставайся в лавке. Художников приказал тебя не отвлекать.
– В лавке – так в лавке, – пробурчал я.
Пожалуй, начальство как всегда право – башка у меня хоть и варила, но не шустро. Всё-таки бессонная ночка давала о себе знать.
Внезапно в окошко постучали: я выглянул и увидел стоявшего на улице мужика в треухе и матросском бушлате: это был халамидник Лёнька Зубок – рыночный разводила.
Увидев меня, жулик подал знак, чтобы я вышел.
Дав кивком понять, что понял его, я оделся и выскочил из тёплого кабинета на улицу.
Зубок поджидал меня на другой стороне, делая вид, будто изучает витрины.
Я перешёл дорогу и встал неподалёку, спиной к нему.
– Чего звал?
– Люди говорят, что Михайлова сегодня подстрелили. Это так?
– Твои люди не врут, что ещё?
– Хороший мужик, жаль если помрёт.
– Не помрёт, – твёрдо сказал я.
– Тут как бог порешает.
– Ты ради этого меня дёрнул?
– Не только. Короче, он просил разузнать, кто на угрозыск тогда с пулемётом напал. Я всё выяснил: наши тут не при чём, это – «Белая маска», а заводила в ней Васька Корень, он не местный.
– Я это и без тебя знаю.
– А где они сейчас обретаются – знаешь?
Я резко развернулся, схватил Зубка.
– Где? Говори!
– Не замай, начальник! А то ничего не скажу. Я только Михайлову обещался узнать, а не тебе.
Я отпустил его.
– Ну!
– Кузнецкую улицу знаешь?
– Знаю.
– Так вот – в самом конце перед городским выгоном стоит дом, Корень и его люди там пасутся.
– Сколько их?
– Меньше десятка.
– Не врёшь?
– А на кой хрен мне тебе врать? Мог бы и вообще не приходить, – обиделся жулик.
– Хорошо, Зубок, верю. Тебе это зачтётся.
– Ага, на том свете, – ухмыльнулся он и, посвистывая, пошёл по улице.
Я бросился назад, в угрозыск, почти вбежал в кабинет Художникова.
– Товарищ начальник, есть информация по «Белой маске»…
Бойцы ЧОН и сотрудники уголовного розыска постепенно взяли дом в кольцу. Неподалёку от него я увидел чёрный экипаж. То самый, с которого по нам строчил пулемётчик и на котором приехали бандиты в больницу, чтобы добить Левона.
Сомнений не осталось – тут они, сволочи, тут!
Мои руки задрожали.
– Погоди, Быстров, не дёргайся. Мы их всех прищучим! – пообещал начальник угро, взявший на себя руководство операцией.
Идущие на штурм агенты получили металлические щиты. Мне тоже достался один, я вдруг почувствовал себя омоновцем – разве что дубинки не хватало.
– Вот и пригодился подарок от царской полиции, – усмехнулся Художников. – Пошли, ребята!
Сдаваться бандиты не захотели, догадывались, какая судьба их ждёт, после серии нападений на сотрудников угро, и мы пошли на штурм.
Окна закидали гранатами, а когда грохот стих, вышибли двери и открыли огонь из автоматических пистолетов. Каждый из нас знал: задержанных сегодня быть не должно.
Так и получилось, да и не могло быть иначе. Мы мстили за наших погибших и раненых, надолго отбивая у преступного мира желание свести с нами счёты.
Это была бойня с предсказуемым результатом.
Когда всё закончилось, мы выволокли из дома восемь трупов, уложили их в один ряд для опознания.
Художников прошёл мимо мёртвых тел, держа в руках фотокарточку главаря, остановился напротив одного – с прилизанными волосами и двойным подбородком, сличил со снимком и, не удержавшись от злорадной ухмылки, произнёс:
– Вот и допрыгался ты, Корень! А вместе с тобой и вся твоя «Белая маска».
Он повернулся к прибывшим санитарам:
– Грузите сволочей! Пусть едут в морг – там и место.
После операции, сдав пистолет и щит, я не удержался и снова отправился в больницу, узнавать, как дела у напарника. Можно было, конечно, позвонить, но я хотел увидеть Петра собственными глазами, если повезёт – перекинуться с ним парой слов.
– Вы к кому? – остановила меня постовая медсестра отделения.
– К Михайлову.
– К Михайлову? А у него уже кто-то есть.
– Что?! – чуть не заорал я и бросился к палате, боясь, что вдруг повторится история с Лёвой, что сюда явились недобитые нами бандиты, чтобы на сей раз расправиться с Петром.
На ходу выдернул наган, ворвался в палату и тут же застыл.
Над кроватью Петра, склонилась, заботливо поправляя одеяло женщина в белом халате. Услышав шум, она обернулась и с испугом посмотрела на меня.
У неё было красивое ухоженное лицо, все достоинства которого были умело подчёркнуты косметикой.
– Простите, вы кто? – спросил я, пряча револьвер в кобуру.
Женщина подняла голову и с гордостью в голове ответила:
– Я? Я жена Петра Михайлова – Вера.
– Очень приятно, – улыбнулся я. – Будем знакомы, я его напарник и друг: Георгий Быстров.
Конец 8 книги