Вид у Петра был такой, словно я нанёс ему смертельную обиду, смыть которую можно только кровью. При этом он так смешно надул губы и скривил лицо, что я не выдержал и фыркнул.
– Слышь, Петь, хватит дуться! Я же не виноват, что оно вот так, без тебя, получилось. Откуда ж мне было знать, что Башкатов именно в этот день на убийство пойдёт?
Слова подействовали.
– Чтоб я хоть ещё раз тебя одного оставил! – воскликнул напарник, меняя гнев на милость. – Ты ж всех бандитов в Ростове без нас переловишь.
Паша Рыженко поддержал друга.
– А как ты думаешь – почему его к нам в Ростов сплавили? Видать, в Москве ему уже вообще делать нечего – все тюрьмы переполнены.
– Так, хватит надо мной прикалываться, парни! – смущённо пробормотал я.
Ростовские сыщика захохотали, через мгновение к ним присоединился и я. Как же здорово находиться среди этих жизнерадостных и полных оптимизма ребят! Словно я дома.
– Ну всё, теперь жди награды, – отсмеявшись, произнёс Пётр. – Художникова уже в горком вызвали, судя по довольному лицу – будут хвалить. А там, глядишь, и тебе кое-что перепадёт. Ну и нам, грешным, авось какая косточка достанется…
Когда начальник угро понял, какой пласт нераскрытых дел нам удалось поднять, он и впрямь был на седьмом небе от счастья. Башкатов охотно давал показания, правда, пытался гнуть прежнюю линию, что, дескать, боролся таким изуверским способом с врагами советской власти.
– Ивану Никитовичу вообще спасибо за всё, – заметил я. – Это он, как обещал, решил наш жилищный вопрос.
С подачи начальника угро для нас, погорельцев, отыскали комнату в коммунальной квартире, а сгоревший дом обещали восстановить за казённый счёт. Спасибо соседям, они вовремя включились в тушение пожара, и жилище Петра не выгорело дотла.
В дверь без стука ввалился высокий седой мужчина с обвисшими запорожскими усами, из-под расстёгнутого полушубка торчала полинялая солдатская гимнастёрка, вокруг шеи был обмотан клетчатый шарфик, на ногах валенки с калошами.
– Добрый день! – произнёс визитёр, вращая крупной головой со слегка выпученными глазами.
– Добрый, – приветствовал его Петр. – А вы собственно по какому вопросу?
– А я собственно из газеты «Донская беднота», – сообщил усатый.
Пётр восторженно хлопнул меня по плечу.
– О! Я ж тебе говорил: вот она слава – теперь про тебя в газете напишут!
– Да ну! – стушевался я.
Не очень-то и хотелось афишировать свои подвиги в местной прессе. Урки тоже читают газеты и память на лица у них не хуже моей. Для опера куда лучше оставаться в тени.
– Простите, – неожиданно смутился усатый. – Вы, наверное, меня не так поняли. Я – Исидор Калюгин из газеты «Донская беднота»…
– Почему неправильно?! Мы вас очень даже правильно поняли, товарищ Калюгин! – перебил его Паша.
– Вот он – наш герой, – вытолкнул меня вперёд Петя. – Это товарищ Георгий Быстров, вчера он арестовал очень опасного преступника, на счету у которого больше ста невинно убиенных граждан. Прошу любить и жаловать!
– Да нет же! – покраснел обладатель необычного имени Исидор. – Ваш товарищ безусловно заслуживает как минимум очерка в нашей газете, вот только я – не журналист, а заведующий хозяйством.
Паша помрачнел.
– И что вы от нас хотите, товарищ заведующий хозяйством?
– Я пришёл по очень деликатному вопросу. Дело в том, что вчера из нашей редакции пропала крупная сумма денег.
– Так-так, – заинтересованно произнёс Пётр. – Присаживайтесь, товарищ Калюгин, и рассказывайте всё, как на духу.
Слава богу, не по мою душу. Оно и к лучшему. Никаких тебе медных труб после огня и воды, здравствуйте рядовые ментовские будни.
– Спасибо, товарищи! – поблагодарил завхоз.
– Так что за деньги у вас пропали? Зарплата сотрудников?
– К счастью, нет. У каждой уважающей себя редакции всегда есть определённая сумма на всякие непредвиденные расходы. Ну вы понимаете – дрова закупить, сотрудника в командировку отправить, опять же всяческие транспортные и прочие сопутствующие…
– Понимаем, – кивнул я. – Вы продолжайте.
– Наша «Беднота» не исключение. На всякий пожарный у нас тоже имеются определённые средства.
– Ну что ж, логично. О какой сумме идёт речь? – поинтересовался Паша.
– Тридцать червонцев.
– Ни хрена себе «Беднота»! – с иронией произнёс Пётр. – Чтоб я так жил!
– Но ведь это не наши деньги! То есть – не наши личные, а казённые! А вчера их умыкнули. Всю сумму до копеечки украли, сволочи… – пожаловался завхоз.
– Что-то я ничего об этой краже в последних сводках не читал, – заметил Паша. – Странно, что их ещё не внесли. Надо дежурного вздрючить.
– Ваш дежурный не виноват. Просто наш редактор не стал заявлять о краже.
– Однако… А почему?
– Не хочет выносить сор из избы.
– А подробнее?
– Он подумал на меня… будто бы это я присвоил эти деньги.
– А вы, значит, не брали?
– Не брал – готов побожиться!
– Для нас это не аргумент, – хмыкнул Пётр.
– Для редактора – тоже. Сказал, что будет теперь вычитать сумму по частям у меня из получки, – вздохнул Исидор.
Его вислые усы опустились ещё ниже.
– А это – несправедливо, товарищи! Я не брал ни копейки и не обязан покрывать кражу из своей зарплаты. Вот поэтому я и пришёл к вам. Разберитесь, пожалуйста, товарищи!
– Вы – деньги не брали, а редактор мог их взять? – резонно спросил Пётр.
– Что вы! – обиделся за начальство завхоз. – Редактор – кристальной души человек.
– Тогда с какой такой стати этот кристальной души человек решил, что деньги украли именно вы? – поинтересовался я.
– Действительно, почему? – поддакнул Пётр. – На то есть какие-то основания?
Гражданин Калюгин громко вздохнул как больная лошадь.
– Редактор думает, что есть. Дело в том, что по его мнению я живу… как бы это сказать – не по средствам. Даже назвал меня жуиром!
Я внимательно оглядел его, прямо скажем, не особо богатый прикид. На богатея Калюгин не тянул. Нет, если вспомнить подпольного миллионера Корейко из «Золотого телёнка», можно провести какие-то параллели, однако завхоз всё равно не производил впечатления финансового гения. Обычный запутавшийся мужчина средних лет.
– Поясните, пожалуйста, – попросил я.
– У каждого человека есть свой грех, своя страсть. У меня таких страстей две: вино и женщины. И то, и другое требует денег, иногда – много денег, тем более сейчас я встречаюсь с такой женщиной! – Он мечтательно закатил глаза. – Вы бы только видели её!
– И эта женщина вам дорого обходится? – закончил за него я.
– Увы, – сокрушённо развёл руками дамский угодник. – Вы только не подумайте о ней ничего плохого, она – девушка скромная, просто это моя дурацкая натура пускать пыль в глаза… Тем более, кто она, а кто я!
– И кто же она? – нетерпеливо перебил его эмоциональные возгласы я.
– Я бы не хотел впутывать её в это дело. Поверьте, она здесь совершенно не при чём, она – богема! Возвышенная особа! Все эти дурацкие вещи вроде денег, материальных благ – для неё не имеют ни малейшего смысла. Она выше всего этого…
– Так какого хрена вы, как только что сами выразились – пускали ей пыль в глаза? – удивился Паша.
– Я не сразу понял глубину её души.
– Давайте отставим душу в сторону, а то мы зайдём в такие дебри, что потом не выберемся, – предложил я. – Итак, ваш редактор решил, что вы украли вчера крупную сумму из средств газеты и потратили на любовницу – я правильно понимаю ситуацию?
– Да, – подтвердил он.
– Где находились деньги?
– В кабинете редактора имеется сейф, Ну как сейф, одно название, хотя я и предупреждал редактора, чтобы он его поменял.
– Чем же так плох этот сейф?
– Замками. Этот сейф любой ребёнок гвоздём откроет.
– Допустим. Давайте поговорим насчёт вашего алиби – оно у вас есть?
– Есть, наверное… – как-то не очень уверенно произнёс Исидор.
– Так есть или наверное? – строго спросил я.
– Не знаю, как сказать: вчера я так набрался, что даже не помню, как и когда пришёл домой.
– И где вы соизволили набираться?
– В «Византии».
Услышав знакомое название, я посмотрел на Петра, тот кивнул: в этом ресторане гуляла гражданка Эмма Розовна Филькенштейн с супругом в тот злополучный вечер, после которого их хату обнесли нехорошие люди.
И почему бы не предположить, что деньги из редакции спёрли всё те же самые злодеи?
Слишком много совпадений…
– Так-так, вечер становится томным, – задумчиво произнёс я. – Кто может подтвердить, что вы там были?
– Много кто – например, официанты, моя дама сердца и её знакомые.
– Что за знакомые? Говорите, коль начали! – гневно наехал я. – Мы ведь всё равно докопаемся.
– Ваша взяла! – сдался завхоз. – Вижу, выбора у меня не остаётся. Вчера я ужинал вместе с несравненной Маечкой Гуревич – это она покорила моё сердце.
– Если не ошибаюсь, Гуревич – ассистент режиссёра, – вспомнил я.
С ней мы с Петром встретились, когда узнали, что в нашем городе снимается кино. Она даже предложила нам сыграть в эпизоде, но мы героически отказались.
– Да, она – первая и, пожалуй, главная помощница самого Петрова-Рыбкина. Кстати, вчера я имел честь быть представленным ему и даже – вы не поверите, Игорю Бужскому! – с придыханием сообщил завхоз.
Выпытав остальные детали, мы посадили его писать заявление, а сами принялись обсуждать план оперативных предприятий по этому делу.
– Итак, надо навестить редакцию, опросить всех сотрудников… – начал я.
– Беру это на себя, – вызвался Паша.
– Хорошо. Ещё нужно прошерстить «Византию», пробить тамошних официантов и прочую обслугу. Возможно, кто-то из них наводчик.
– Я знаю тамошнего управляющего, – сказал Пётр.
– Тогда ресторан на тебе, а я поговорю с представителями богемы, – резюмировал я. – Вечером встречаемся и обмениваемся впечатлениями.
– Замётано! – кивнул Паша.
Начать я решил с подруги завхоза – гражданки Гуревич. Она в прошлую встречу сказала, где её можно найти, и я отправился в гостиницу «Большая Московская», надеясь застать ассистентку режиссёра на месте.
Мне повезло: погода сегодня оказалась неподходящей для сьёмок, и Майя была у себя в номере, который снимала на пару с ещё одной женщиной.
Память у гражданки Гуревич была что надо, она узнала меня сразу:
– Вы из уголовного розыска? Что, надумали сняться?
– Увы, – развёл руками я. – Сегодня я по другому делу.
– Даже так? – удивилась она. – И чем я смогла заинтересовать уголовный розыск?
– Скорее не вы, а ваш знакомый – Исидор Калюгин.
– Боже мой, а по виду приличный человек. Чего он такого натворил?
– В редакции газеты, где он работает, произошла кража. Я хочу проверить его алиби.
– Проходите. Только простите – я недавно встала.
Мы прошли в номер. Она полулегла на подушки, неприбранной кровати, а я сел в кресло напротив. Подруга Майи, узнав, кто я, попрощалась и вышла.
– Зря отказываетесь сниматься, – заметила Гуревич. – У вас очень интересный типаж. Думаю, камера вас полюбит.
– Спасибо, но я предпочитаю свою работу. Тем более, у вас есть своя звезда – Игорь Бужский.
– О, да! Бужский – уникален. Он очень органичен, не играет в кадре, а живёт.
– Вчера в ресторане он находился с вами за одним столом?
– Подсел буквально на минуту: надо было обсудить кое-какие детали, а потом вернулся к себе. Бужский – настоящий джентльмен.
– А во время этого разговора Калюгин не мог обмолвиться насчёт денег, которые хранятся в редакции.
– Вроде бы нет. Да и с какой стати ему затрагивать эту тему? Он прекрасно знает, что меня в мужчинах привлекает совершенно иное?
– И что же?
– Мужской магнетизм, – она внезапно привстала с кровати и опустилась ко мне на колени.
Я ощутил её горячие дыхание над ухом.
– Такой как у вас, – прошептала она. – Поцелуйте меня.
– В другой раз.
Я встал вместе с ней и аккуратно переложил её обратно на кровать, а сам вернулся на кресло.
Гуревич это не смутило. Она приняла соблазнительную позу и, откинув полу халата, продемонстрировала белоснежное бедро правой ножки.
– Заканчивайте этот стриптиз, – попросил я. – Поберегите ваши чары для кого-то другого. Например, для вашего друга Исидора.
– Хам! – пробормотала Гуревич. – Хам и мужлан! Впрочем, все вы – мужики, одинаковые. Этот ваш Исидор вчера так напился, что мне пришлось сажать его на извозчика, чтобы тот отвёз моего…. кавалера домой. Боже мой, это так унизительно!
– Зато по-товарищески, – подмигнул ей я.
Версия завхоза подтверждалась. Похоже, он действительно вчера перебрал лишнего. Вряд ли бы ему удалось обмануть свою опытную подругу.
– Знаете что – Быстров! – сказала она. – Я могла бы на вас крепко обидеться и это было бы очень правильно с моей стороны, но… я даю вам второй шанс. Мы пробудем в Ростове ещё неделю, осталось отснять всего пару сцен… Вы ведь не дурак и должны понимать, к чему я клоню?
– Я вас понимаю, – ухмыльнулся я. – Но у меня есть любимая жена, и я буду ей верен.
– Значит, я в вас ошиблась, и вы действительно дурак, – разочарованно произнесла Гуревич. – Остаётся лишь только позавидовать вашей супруге.
Выйдя из её номера, я вдруг осознал, как давно не видел Настю и как же по ней соскучился. Захотелось бросить всё, сесть в поезд до Москвы и хотя бы разок обнять любимую.
Следующим по графику шло посещение выдающейся кинозвезды столетия – Игоря Бужского. Он снимал одиночный люкс этажом выше.
Я поднялся по лестнице, укрытой красной дорожкой и увидел что перед дверями артиста маячит до боли знакомая фигура одного из бойцов Мамонта – толстяка в коротком тулупе. Этого типа я уже отправлял в нокаут. Тогда он препятствовал нам с Петром попасть в подъезд дома Диночки – любовницы ограбленного колбасного короля Филькенштейна.
Судя по всему, охрана чужих дверей – основная специализация этого бандита. Ну и вряд ли толстяк отирается тут от нечего делать, наверняка, его босс наносит сейчас визит вежливости Бужскому, и что-то мне подсказывает, вряд ли по причине большой любви к высокому искусству.
– Мамонт здесь? – спросил я у толстого и, не дожидаясь ответа, повторил прошлый манёвр с вырубанием.
Поддержав тяжёлую тушу противника, посадил его спиной к стене, заботливо поправил шапку и распахнул дверь номера.
– Всем лежать! Коламбия пикчерз представляет!
Я действительно очень соскучился по Насте, и потому настроение у меня испортилось. Первому же громиле, что ни с того ни с сего кинулся на меня с ножом, я прострелил правую ступню. Он заорал и стал прыгать на здоровой ноге, обхватив руками раненую.
На Мамонта и его дружков это произвело нужное впечатление.
– Мордой в пол, – приказал я и обратился к белому как полотно мужчине с тонким слегка вытянутым лицом, которые почему-то принято называть аристократическим:
– Бужский?
Мужчина кивнул, поскольку ответить иначе он бы не смог. Подручные Мамонта привязали его к стулу, а для разнообразия заткнули рот полотенцем.
Я вытащил кляп и, указывая стволом револьвера на лежащих бандитов, спросил:
– Желаете подать на них заявление?
– Желаю! – голос у Бужского оказался почему-то слишком высоким, я бы даже сказал писклявым.
Хорошо, что кино пока снимали немое, иначе карьера звезды ему бы точно не грозила. Уж больно не вязался этот фальцет с благородной внешностью Бужского.
– Они вымогали у меня большую сумму, угрожали покалечить моё лицо, – пожаловался артист.
– Отлично! – улыбнулся я. – Мамонт и его команда, объявляю вас арестованными.
– Тебя как зовут, легавый? – спросил Мамонт, не отрывая башки от пола.
– Георгий Быстров.
– Я запомню тебя, Быстров. И да, в прошлый раз я тебя пожалел, а в этот раз жалеть больше не буду.
– По-моему, тебе зубы жмут, Мамонт, – угрожающе произнёс я.
– Это всё, что останется от тебя и твоих дружков, легавый! Только зубы… – прошипел бандит.