Вот уже двое суток Кит не отрывал глаз от горизонта в поисках корабля Розалинды. Ветерок трепал его волосы и накидку. Он приплыл сюда, на север, с самого побережья Дорсета, и по всем законам навигации ему уже полагалось бы встретить «Чашу». Но английского корабля нигде не было… Дьявольская загадка!
Он спешил на долгожданную встречу с Филиппом. Впереди дюжина кораблей Морских Бродяг, возглавляемых «Надеждой», охраняли вход в гавань Антверпена. Кит дал команду плыть вперед и пошел в каюту капитана.
– Кристофер, друг мой, как я рад тебя видеть…
Кит оказался в объятиях Филиппа. – Друг мой, какое облегчение видеть тебя в целости и сохранности при твоей опасной работе!
Стягивая тяжелые перчатки, Кит смотрел, как Филипп бросает уголь в жаровню, и ощутил неожиданное тепло, согревавшее его больше, чем жар камина после холодного морского ветра.
Почувствовав аромат горячего цыпленка в пряном соусе, Кит ощутил мучительный голод и набросился на еду с огромным аппетитом. За трапезой он поведал старшему другу о своих приключениях в Западном Лалуорте: о том, как он обнаружил заговор Тренчарда, и о том, что испанцы потребовали установить свой контроль за гаванью. Все это слетело с его губ, словно исповедь:
– Испанский корабль плывет сюда с новым донесением. Маркиз де Вега доставит его герцогу Альбе в Антверпен. Надо выждать. Они сами приплывут в наши руки.
– Прекрасно! Ты много узнал. – Филипп протянул ему блюдо с мясом. – Ешь, прошу тебя.
Кит вновь с удовольствием принялся за жаркое.
– Ты не представляешь себе, как это вкусно. Я уже неделю не ужинал по-настоящему.
– Боже мой! – негодующе воскликнул Монморанси, подливая ему вина. – Как это вредно для здоровья: ночные путешествия без отдыха и без пищи, это подрывает твои силы. Зато теперь мы знаем, что Тренчард в сговоре с нашим врагом, что он предатель Англии. Значит, испанцы готовят вторжение. А что говорит твоя королева?
– Королева сказала – уничтожь его, но сама хочет остаться незамешанной. Ее светлость безжалостна. Я предпочел бы арестовать его во имя королевы.
– Невозможно. – Филипп рассеянно провел рукой по седым густым волосам. – Если твои соотечественники узнают, что предатель жил среди них и пользовался доверием короны, они утратят веру. Они станут подозревать друг друга. А раздоры несут погибель стране. Ты должен избавить Лалуорт от этого человека, не разглашая его тайны. Может, тогда мы остановим вторжение.
– Нелегкое дело, но поговорим об этом позже. Ты даже не спросил, какие новости я принес для тебя.
Филипп кивнул, и Кит подивился его спокойствию. «Должно быть, это приходит с возрастом», – решил он, разглядывая морщины Филиппа, которые, казалось, украшали, а вовсе не старили благородное лицо графа.
– Ее величество желает помочь тебе… – Кит сделал паузу перед неприятным сообщением. – К сожалению, она не может действовать в открытую.
Филипп оставался невозмутимым.
– Это неудивительно. Наши союзники часто прибегают к отговоркам.
– Прости меня. – Кит чувствовал себя очень неловко. – Но сейчас мы не можем начать войну: наш флот так мал, Испания сокрушит нас.
– Не надо извиняться. На все воля Божья.
– Подожди… Есть и добрая новость. Королева не может опустошить свою казну, но она одолжит деньги у аристократии. У меня есть средства, чтобы снарядить корабли. Ты говоришь, люди хотят покинуть те земли в твоей стране, где правят испанцы, – мы отправим их к принцу Оранскому.
– Благодарю тебя.
Холодный ответ Филиппа огорчил Кита. Он мучительно старался найти иной способ помочь:
– Нужен безопасный порт для твоего флота. Я найду такое место на побережье Дорсета.
– Нет. – Филипп твердо покачал головой. – Я уже говорил тебе, что в Дорсет не пойду.
– Но там есть прекрасные укрытия. Я знаю замечательные гавани. Я мог бы найти надежных людей, поставлять припасы…
– Дело совсем в другом, – Филипп отвел взгляд. – Я не хочу говорить об этом, но… там, в Дорсете, была женщина… Ее больше нет…
С болью в сердце Кот вспомнил о Розалинде.
– О, я понимаю! О таких чувствах лучше забыть. От них только одни страдания.
Филипп смотрел на него с изумлением.
– Ты правда так думаешь?
– А почему это удивляет тебя?
Филипп резко вскочил со стула, отбросив его в сторону, но выражение лица его оставалось непроницаемым:
– Расскажи мне, Кристофер, я хотел бы знать, отчего у тебя такие мысли. Неужели твой отец тоже так думал?
– Вовсе нет! – возразил Кит. – Я сам хозяин своих помыслов и чувств. Просто, покинув родительский дом, я поклялся ни к кому и ни к чему не привязываться. Все эти эмоции бессмысленны. Думаю, ты согласишься со мной. Ведь и ты не хочешь возвращаться в Дорсет, не хочешь вспоминать свою боль…
– Не совсем так, дорогой мой юный друг. Я люблю эту женщину, – с невыразимой тоской сказал граф.
Признание застало Кита врасплох, он недоверчиво посмотрел на гордого и неприступного Короля Нищих.
– Что тебя удивляет? Любовь давала нам силы. Иногда мне казалось – это единственное, что у меня есть. – Филипп закрыл глаза, и лицо его сохраняло благородное спокойствие. – Как ты можешь называть бессмысленным то, что придает смысл твоей жизни?
Но Кит не слышал его. Он был потрясен услышанным. Этот человек, перед которым он преклонялся, сказал, что любит! Любит женщину, давно ушедшую из жизни… Кит содрогнулся, ощутив приступ невыносимой боли. Не в силах что-либо произнести, он не сводил глаз со своего кумира.
– Ты мне не веришь? – Филипп сел рядом с Китом. – Так слушай, я расскажу тебе.
В молодости я познакомился с девушкой. Она приехала в Голландию на поезде английского посла. Будучи его единственной дочерью, она сопровождалась свитой, благоговевшей перед нею.
Я часто встречал ее при дворе короля Карла в Брюсселе, танцевал с ней, обедал в ее обществе, ездил с ней кататься, хотя и всегда в сопровождении. Мы полюбили друг друга.
Узнав, что она обручена, я был вне себя и поклялся вызвать его на дуэль, убить его…
Мой отец запер меня в комнате, не позволив мне устроить скандал и повредить дипломатическим отношениям между нашими странами. И хотя я знал, что мои намерения безумны, я не мог совладать с собой.
Мудрый отец остановил меня: держал под замком и стражей, пока я не одумался.
Я был несовершеннолетним. Я сидел в своей комнатке, думал и понял, что убийство ее жениха ничему не поможет. У моей возлюбленной было большое приданое, ее собирались выдать за английского аристократа. И все же я решился написать ей о своей страстной любви. Она получила мое послание, это знаю совершенно точно, ибо его обнаружил отец моей возлюбленной. Он устроил невероятный скандал, увез ее в Англию и обвенчал с титулованным женихом. Чуть позже и меня обвенчали с девушкой, выбранной моим отцом. В конце концов, когда у меня родился сын и появились обязательства, я решил, что моя юношеская любовь прошла. Я ошибся. Много лет спустя, будучи в Англии по государственным делам, я вновь увидел ее. Ей уже было двадцать пять, мне – двадцать девять. Мы оба познали горечь супружеской жизни без любви и потому поддались искушению. Лишь однажды. Но этого неожиданного свидания было достаточно для того, чтобы убедиться: мы все еще любим друг друга.
На следующий день она уехала в Дорсет, в имение мужа, полная решимости впредь не поддаваться искушению. О, эта женщина дорожила своей честью! Но я стал тайно навещать ее. Она отказывалась от физической близости со мной, но мы часто виделись и говорили обо всем на свете до глубокой ночи. В дорсетском замке ее мужа была потайная комната, где мы встречались. Сердце мое разрывалось от боли, ибо ее муж был холодный и жестокий человек. Ни о какой любви с его стороны не могло быть и речи, он был пуст и ничего не мог дать ни одной женщине. У них во многом были разногласия, например, в воспитании детей. Да, как это ни горько было сознавать, но моя любимая была несчастна.
Кит побледнел и сжимал подлокотники стула.
– И у меня в семье было так же. Мой отец был холодный человек, неспособный любить ни мать, ни нас, настоял на том, чтобы нас воспитывали по строгим… – Он вдруг замолк, пораженный неожиданной догадкой.
Граф Монморанси, знаменитый Король Нищих, не стал мучить Кристофера Говарда.
– Да, моя возлюбленная была твоей матерью, моей светлой розой, описанной в легендах, которых ты, может быть, и не слышал. Я звал ее «моя любимая Анна».
Кит похолодел, он не мог оторвать взгляд от своих побледневших рук.
– Моя мать и ты… Не могу поверить! – Кит сжал виски. – Как она могла? Мать предала его…
– Нет! – Филипп вскочил и быстро зашагал по каюте. – Ты считаешь, что она виновна. Нет, виновен твой отец, его эгоизм и бесчувственность! Пусть твоя мать и была неверна, но в этом его вина! В течение пяти лет мы встречались тайно, но после той встречи в Лондоне она не позволяла даже притронуться к себе. Лишь потом она изменила свое решение. Не знаю, почему, но через пять лет она согласилась любить меня и душой, и телом. – Филипп остановился и в отчаянии покачал головой. – Но ведь ничего бы этого не было – ни наших встреч, ни нашей любви. – если бы твой отец был добрее к Анне. Несмотря на его равнодушие, годами она выполняла свой долг, рожая ему детей, и не соглашалась оставить мужа, хотя я умолял ее уехать со мной. Скажи мне, Кристофер, что он дал ей, твоей матери? Что он дал тебе? Любовь? Тепло?
– Нет, конечно, я…
Кит не мог избавиться от болезненного видения: мать за столом, напротив отца, ее хрупкая фигура, гордая и прямая. Он вспомнил ее увядающую красоту, нежность, с которой она смотрела на него, и буря гнева померкла перед этим воспоминанием.
– Месяцами мы не встречались, – продолжал Филипп, – и все это время она выполняла долг жены и графини, ибо дорожила честью. Для меня же в жизни не было иной женщины, кроме Анны. Моя жена умерла при родах. Но Анна не соглашалась оставить твоего отца. Она родила ему двух сыновей и двух дочерей. – Граф заметил, что Кит вздрогнул. – Да, я знаю о твоих сестрах, умерших в младенчестве, одна – до твоего рождения, другая – после. Твой отец даже не пытался утешить мать: он считал, что девочки никому не нужны. Анна считала их смерть наказанием за то, что не любила мужа. Только она одна могла так думать. Но скажи мне Кристофер, скажи, что твоя мать получила взамен за свои страдания? Вспомни!
Кит вдруг увидел мать – сначала молодую и красивую, но потом видение исчезло, и он вспомнил ее больной и измученной, лежащей в огромной кровати. Горничная сказала ему, что мать потеряла ребенка, тяжело больна и может умереть. Воспоминание отступило, и Кит почувствовал себя столетним стариком.
Он устало пожал плечами:
– Согласен, я не вправе винить ее. Но почему же она не ушла от отца?! Я же ушел! Я ушел из дома при первой возможности. И потом, в нашем замке не было потайной комнаты, только потайной тоннель…
Филипп смотрел на него чуть не с упреком.
– Мы встречались в потайной комнате, под замком. О существовании этой комнаты никто не знал.
– Но это был замок моего отца. Он должен был знать.
– Значит, его отец не сказал ему. Должно быть, твой дед не считал нужным доверять эту тайну твоему отцу. Может быть, ему было что скрыть. Лишь после его смерти твоя бабка рассказала Анне.
Кит нахмурился, не в силах переварить все сказанное.
– Мне она никогда не говорила. Впрочем, я так редко видел ее, когда вырос. Она умерла от оспы за год до смерти отца. Ты знал об этом, да?
Филипп утвердительно кивнул:
– Многим удается выздороветь, а Анна умерла. Я думаю, она умерла от сердечной боли из-за неудачного брака. Об этом слишком тяжело думать. Мне легче вспоминать ее здоровой и счастливой в моих объятиях, какой она была при каждой нашей встрече.
– Я считал ее слабой.
– Слабой?!
Кит почувствовал ярость в голосе Филиппа. Король Нищих возвышался над ним, сжимая кулаки. Взгляд его, только что нежный, когда он говорил о любви, стали жестким и холодным.
– Ты жаждешь маски Короля Нищих, – прошипел Филипп, – и ты смеешь называть другого слабым? Ты хочешь спокойно отойти в сторону, никому ничем не обязанный? Но за маской нельзя спрятаться от своих чувств! Одиночество преследует тебя. Оно неотступно и все страшнее с каждым годом. Я это знаю. И вижу его в твоих глазах.
Кит тоже рассердился:
– Я вовсе не прячусь! И вовсе не хотел твоей маски! Если помнишь, ты сам настоял, чтобы я ее взял. Это был твой выбор!
Филипп виновато отвернулся.
– Я не хотел говорить столь резко. – Он наклонился к жаровне и стал греть руки. – Я разволновался. Прости меня. Но помни мое предупреждение. – Граф посмотрел на Кита в упор. – Слишком уж тебе нравится роль Короля Нищих. Ты хочешь жизни беззаботной и радостной, после которой остается лишь пустота, как у твоего отца и брата. Тебе все равно придется от нее отказаться.
Кит не слушал его.
– Скажи мне, – с тревогой в голосе прошептал он, схватив за рукав графа, – скажи, я твой сын?
– Как я уже говорил, до твоего рождения мы были близки лишь однажды. Я сам часто задумывался нал этим вопросом, но ты родился через восемь месяцев. Слишком рано. Анна сказала, что ты не мой сын. И все же в чем-то мы очень похожи.
Кит подошел к зеркальцу, висящему на стене, и увидел озадаченное выражение своего лица. Он повернулся к Филиппу, сравнивая его черты со своими.
– Мы никогда не узнаем точно, течет ли в тебе моя кровь, – задумчиво произнес Филипп. – Но не это главное. Важно знать самого себя. И сейчас ты ищешь свою судьбу, и я заклинаю тебя продолжать. Ты найдешь ее. Но истинную свободу ты познаешь, лишь поверив в любовь, какая соединяла меня и твою мать.
Кит откинулся на спинку стула, отчаянно пытаясь успокоиться и примириться с прошлыми страданиями.
– Я должен обо всем подумать, – наконец устало сказал он. – Благодарю тебя за то, что сказал мне правду. Конечно же, я ценю дружбу. Но она не мешает моей свободе.
Филипп наконец улыбнулся.
– Я многого от тебя жду. Доверия, веры, приятия меня как Короля Нищих.
– Это я даю тебе с радостью.
– Вот видишь! – Филипп радостно улыбнулся. – Это и есть любовь. Между двумя мужчинами. Между мужчиной и женщиной. Она не обременяет, а дается с радостью.
Кит не мог успокоиться. Отвернувшись к зеркалу, он сражался с фантомами прошлого. «Любить женщину – это жертвовать своими интересами», – говорил ему внутренний голос. «Любить – значит разменивать свою жизнь на глупости и банальности» – так он думал раньше, но теперь ему хотелось освободиться от этих мыслей. Чьи слова? Его отца? Он не мог вспомнить. Но отца не было в живых, а человек, стоящий перед ним, любил его как сына. Отец же, который Кита вырастил, никогда никого не любил.
– Помолимся, – Филипп повернулся к серебряному кресту на стене. – Надо захватить донесение. Мы должны быть готовы к прибытию испанского корабля.
Кит еще не оправился от потрясения, но, последовав за Филиппом, встал на колени. Скрипнул кожаные сапоги. Филипп перекрестился. Кит прикрыл лицо ладонью.
Вдруг гулкий залп сотряс воздух. Оба вскочили на ноги. Юнга ворвался в каюту без стука.
– Пушки стреляют! – завопил он. – Там два корабля!
– Испанских? – гаркнул граф, выбегая на палубу. Кит спешил за ним.
– Не знаю наверное, господин.
Они выскочили на палубу. Вдали большой галеон преследовал маленький корабль. Кит выхватил бинокль. На девственной белизне парусов большого корабля он увидел кровавый испанский крест. Сердце его забилось, рука нащупала кинжал.
– Я пойду за донесением. – Он повернулся к Филиппу. – Прошу тебя заняться вторым кораблем. Я уверен, там что-то очень важное, иначе испанцы не стали бы его преследовать. Похоже, это английский корабль.
Кит вновь поднес бинокль к глазам, и у него перехватило дыхание. Сжимая рукоятку кинжала, он выдохнул:
– Проклятие!
Как он мог позволить застать себя врасплох! Он следил за испанцами… Вновь нахлынули воспоминания, ибо он узнал английский корабль. Это была «Чаша», на борту которой находилась его Роз.
Кит вспомнил Западный Лалуорт, их страстный поцелуй, ее чарующую улыбку, когда он поверил свою тайну, ее последние слова, от которых замирало сердце: «Может быть, и да, но лучше бы мы никогда не встречались». К черту ее отказ!
– Есть. Я захвачу его, – ответил Филипп, не замечая смятения Кита. – Я не позволю ему уплыть в Антверпен. Если он интересен испанцам, то может быть интересен и мне. Приготовиться к бою! Очистить палубы! Пушку держать наготове, стрелять только по моей команде! Мы должны напугать английский корабль и заставить сдаться. «Смельчак» займется испанцами.
Кит старался не думать о Розалинде. Сейчас надо выиграть битву. Он послал двух матросов приготовить шлюпку.
– Я отправляюсь на «Смельчак», – он протянул руку Филиппу. – Успеха тебе!
– И тебе! – Филипп пожал ему руку, потом стиснул Кита в объятиях. – С Богом.