Руны в глазах

Глава 6

Майор Логинов поехал на лётное поле, чтобы дальше лететь по своим секретным делам, а я отодрал подросшими ногтями полоски со знака и пошёл гулять по городу.

Вечером могу прийти в училище, а могу и в гостинице переночевать. Номер Виталик взял на сутки, и мне ещё должно хватить рублей на ужин и завтрак. За обед ведь взяли немногим менее сотни.

И неважно совсем, что в том училище я с боевыми товарищами не так давно убил около тысячи французских танкистов. Вполне достаточно прошло времени, чтобы выкинуть трупы, замыть кровищу и всё сверху забелить. Пока война, могли даже не штукатурить следы пуль и осколков, солдаты совсем не мнительные. Просто я как нормальный солдат ценю удобства.

И мысли как-то сами собой свернули на французов. Вот Виталий не возразил генералу, что немцы могут сами никуда не ходить, просто передать оружие. Значит, для интеллигента всё он понимает очень хорошо.

Виталик не сморозил, и генерал ему не ответил, но подумать-то я могу! Ведь это так для интеллигента естественно! Гораздо же проще простому французу овладеть немецким танком, чем простому немцу научиться хотя бы понимать по-французски!

Я печально вздохнул — не будет мне в жизни французов, только на фронте начавших изучение «панцирей». Что с ними могут сделать простые русские парни из обычных учебок, хорошо понимает даже интеллигентный Виталик, и европеец тоже не идиот.

Мне возразят, что французам могут преподать начала в тылу. Если дело только в началах, совсем неважно, где их преподадут, результат будет один — никакой. Танк это инструмент сложнее скрипки, практиковаться играть нужно всегда, и не отвлекаться.

Взял не ту ноту, сфальшивил, скрипач испортит мелодию. Ошибся в бою, и сразу смерть. Новички даже не успевают понять, что невыполнение нормативов — это гибель. Особенно по бегу с препятствиями…

Но я, кажется, отвлёкся. Даже если в Европах не понимают всего, им тупо не хватит времени учить курсантов чему-нибудь «на всякий случай». Если французы лепят свои танки, то и экипажи будут готовить только для них.

Я снова грустно вздохнул. Не будет мне на этих холмиках и долинках, перерезанных овражками, даже неповоротливых, уязвимых и плохо вооружённых французских танков. Приедут немцы на «панцирях». Не хочется-то как!

— Здравствуй, — остановил меня патруль. — Предъяви документы!

Лейтенант слабый маг, что для прифронтового городка, наверно, норма. Уже расстегнул кобуру и положил ладонь на рукоять «ТТ». Я медленно вынул книжку и подал офицеру.

Он её посмотрел и спросил подозрительным тоном:

— Ты имеешь отношение к капитану Артёму Большову?

— Это я и есть, — сказал я терпеливо.

— То есть к боярину Большову, — поправился лейтенант.

— Ну, я боярин, — проговорил я. — Что не так, лейтенант?

— Ты должен носить алые полоски со знаком! — выговорил мне этот пацан.

— Тебе, что ли, должен? — спросил я с лёгкой насмешкой.

— За нарушение формы одежды тебе выносится устное порицание, — твёрдо молвил офицер, возвращая мне книжку, и отдал честь. — Счастливого пути!

— Угу, — сказал я, убирая документ, и откозырял в ответ.

Патруль пошёл далее следить за порядком, а я продолжил гулять. Я просто обязан здесь гулять, если есть свободное время! Специально ведь для прогулок никогда сюда не приеду. Сама собой выбралась восточная, более-менее целая часть города. Что я, на развалины ещё не насмотрелся?

По этим улицам ходил маленький Алёша Дымов. О чём он мечтал? Наверное, поскорее вырасти и свалить отсюда к чёртовой бабушке. Я-то уже завтра уеду на войну, а ему грозила целая вечность скуки. И школа. Так и становятся маньяками. Или военными.

Я остановился возле явно культурно-просветительского здания с фальшивыми колоннами на фасаде и яркими афишами. Запросто опознал кинотеатр. Ближайший сеанс через десять минут, и военным в отпуске скидка. А в самоволке походу вообще бесплатно!

Отстояв короткую очередь в кассу, я купил билетик за десять копеек. В зале все чинно рассаживались на места, а на сцене кто-то с деревянным протезом вместо левой ноги играл на аккордеоне, и какая-то девушка в вечернем платье с декольте пела проникновенный романс. Или проникновенно пела романс — не разбираюсь в тонкостях.

И платьишко как будто не её. Или не только её. Маги просто чувствуют эти вещи. Буквально, маги чувствуют вещи, я ощущал, что девушка и платье чем-то связаны, но не едины, и она у платья не одна.

Впрочем, она допела, публика похлопала, и певица, раскланявшись, покинула сцену со своим одноногим аккомпаниатором. Он унёс аккордеон, а она его стул. Разъехался занавес, потушили свет, и на экране пошли фильмы.

Первыми показывали мировые новости. Американцы воюют с японцами. Пароходы, полные улыбающихся солдат, воздушные схватки, из люка самолёта падают бомбы, тонут какие-то военные корабли, гражданские суда.

Япония совершенно попутала и пошла вразнос — массово применила лётчиков-самоубийц во время операции по отражению американского наступления на какие-то острова в Тихом океане.

Острова захвачены, но потоплены американские авианосец и три крейсера. Американцы думают, что делать с новой японской тактикой, и полны решимости принудить Японию к капитуляции.

Мдя, камикадзе. Что-то в этом мире рановато. Или нормально? Ну, появились и ладно, пусть воюют дальше…

Пошёл сюжет о Португалии. Совсем-совсем попутали эти португальцы! Гардарика, конечно, им не верит, и вообще никому не верит, и наши подводные лодки топят в Атлантике так называемых «нейтралов» всех без разбора.

Текст наложили на кадры движущихся к кораблям торпед, каких-то кораблей во время взрывов и немного после. Шлюпки в волнах, перископы субмарин в океане, рубки лодок на северных базах, улыбчивые лица русских бородатых подводников.

Португалия заявляет о решимости и думает, что делать дальше. Европейский союз, Конфедерация плюс и Британия наши действия осуждают. А нам наплевать. И вовсе Гардарика не пошла вразнос, это традиционная наша мудрая политика.

А тем временем в Европейском союзе развёрнута программа массового выпуска подводных лодок. Показали немецкие кадры спуска новых субмарин на воду, бородатых и улыбчивых немецких подводников и удачные торпедные атаки на корабли конвоев англичан и американцев. Это к вопросу, кто пошёл вразнос и попутал берега.

Вдобавок к немецким шли американские и английские кадры улыбчивых моряков, эсминцев и противолодочных самолётов. Англосаксы полны решимости и у них уже многое получается.

Вот и пусть все эти цивилизованные больше занимаются друг другом, а у нас хватает дел. В следующем отрезке перешли на свои военные вопросы. Армия Гардарики неплохо воюет зимой, но могла бы воевать ещё лучше.

Показали бойцов в тулупах, тёплых шинелях, комбинезонах. Отдельно зимние ботинки, специальные портянки и валенки. Зимние маскхалаты, специальные маскирующие сетки, танки и другая техника в зимней раскраске.

Тёплые госпитальные палатки и для них железные печки особой конструкции. Передвижные бани и вошебойки. В промежутках мелькали умные лица командиров и штатских в очках, что-то обсуждают на свежем воздухе или в лабораториях.

Остаются у нас трудности, но до проблем просвещённых европейцев нам, как всегда, очень далеко. Колонны понурых пленных в пилотках и лёгких шинельках на морозе. Крупно те же пленные без шинелей в женских кофточках, что просто шевелятся от паразитов. Следы обморожений на лицах европейцев, их чёрные ушки. И равнодушный голос диктора — этим просветителям ещё очень повезло, в плену они всё-таки будут жить.

Перешли к культуре. В Большом княжеском театре Москвы новый балет, в академическом опера, а в «Иллюзионе» оперетта. Епархии такие-то вместе организовали концерты для фронтовиков.

Показали детские утренники, наряженные ёлочки, Деда Мороза, Снегурочку и юный Новый Год. Только отчего-то в магической версии Дед Мороз был отрицательным персонажем, замораживал деток, кто плохо себя вёл, не кушал и капризничал.

Старый был злой колдун и на утреннике строил козни, чтобы зачем-то заколдовать Снегурку. При мощной поддержке ребятни юный Новый Год с ним справлялся и вместе с освобожденной Снегурочкой раздавал подарки. Всё переврали! Но это ладно, можно потом доработать…

Кстати, я ещё в детстве думал, почему Дед Мороз добрый! Он же мороз! Похоже, не только я задаюсь такими вопросами, основу программы можно оставить без изменений.

В конце сюжета выступила миловидная девушка, которая играла Новый Год. Сиськи у неё и правда маленькие, но не в том суть. Оказывается, праздники устраивают исключительно добровольцы на общественных началах. Вот приглашают желающих, особенно фронтовиков, дети должны видеть героев.

А костюмы, подарки и транспорт стоят немалых денег, так для всех, кто желает помочь, публикуется номер счёта благотворительного фонда. Если нет времени запоминать или записывать, номер счёта печатают в каждом выпуске «Московского еженедельника», или можно отправлять помощь прямо в редакцию с пометкой «на детские праздники».

Руслан Мирзоев естественно подвёл базу и организовал дело на широкой основе. Он, конечно, молодец, только упоминались фронтовики…

Не! Себя я фронтовиком не считаю, но отчего-то кажется, что от прямого участия мне уже не отговориться никакими делами. Надо просто заранее смириться. А интересно, деток, одарённых духом, хоть кого-нибудь нашли? Узнаю в Москве первые результаты.

После хроники показали несколько американских мультфильмов и отечественное художественное кино про любовь и войну. Ничего так получилась картина, пели очень хорошо, но явно не хватало технологии спецэффектам и реалистичности батальным сценам. Или так сейчас воспринимается любые художественные фильмы? Особенно после документальной хроники.

Из кинотеатра я вышел уже ночью и не спеша пошёл к гостинице. Поужинаю в ресторане, а потом… э… рублей может не хватить. Переживу. Главное, что завтра всё равно продолжится моя неизвестная война.

После завтрака в ресторане съехал из номера и пошёл на базу бойцов, что возвращались после ранений или из отпусков. В бывшем училище встретилось совсем немного парней, но это пока. А я сразу направился в читалку.

И не то, что читать очень люблю, там я думал найти нового бойца. Ну, что ещё делать танкисту в мирной обстановке? В спортзал к простым ребятам воин-рысь точно не пойдёт, особенно после завтрака. Валяться на койке он должен был вчера, когда никого не ждал. Выходит, что читает парень газеты, до которых добраться на фронте не мог, и ждёт новое начальство с умным видом.

В небольшой комнате стояли ряды парт, за каждой с газетой сидел боец. Я сразу почувствовал тотемного собрата. Коротко стриженный русый парень со знаком танкиста поднял на меня простецкое лицо с носом картошкой и спокойно воззрился зелёными глазами — он тоже меня хорошо чувствовал.

Я кивнул на двери и вышел. Он появился в коридоре через минуту. Протянув ему руку, сказал:

— Московский боярин Артём Большов.

Он ладонь пожал и ответил:

— Сержант Егор Маслов, из Нижнего Новгорода.

— Ты говорил с майором Логиновым? — уточнил я.

— Так точно, — сказал Егор. — Из нашего клана в Москве остался сержант Осип Рылов. Представители клана поехали в Семёновск выбирать магов.

— В клане все танкисты? — спросил я.

— Так точно, — ответил он. — Особая рота в дружине боярина Михаила Ловчего, у него целый танковый полк.

— Ещё не встречались, — проговорил я. — В целом ты понимаешь, где будешь служить?

— Понимаю, — кивнул Егор серьёзно. — Лидер клана рассказывал и спрашивал желающих. Вызвались я и Ося. Лидер мог сам выбрать молодых и приказать…

Я понятливо кивнул. Если бы никто в клане не согласился, послали бы рыси боярина очень далеко. По древнему договору боярин обязан поддерживать каждого своего воина и никого просто не может кому-то передать…

Ну да, близнецы теперь с Ваней, но это другое! Они же втроём из Корпуса! А Миша сам захотел к близнецам. Короче, с тотемными кланами всё очень непросто и везде свои тонкости.

А если без лишних сложностей приказал я Егору продолжить чтение прессы до подхода основных сил, и тоже прошёл в читалку. Спросил у доброй женщины библиотекаря подшивку «Московского еженедельника», уселся рядом с Егором и шуршал страницами.

Через час с небольшим в комнату в танкистских комбинезонах вошли Паша Зимин и Слава Скорых. Павлик увидел меня и громко сказал Вячеславу:

— А я что тебе говорил? Тут он сидит!

На них строго посмотрела женщина библиотекарь, а я вполголоса проговорил Егору, закрывая газету:

— Пойдём.

В коридоре я с парнями поздоровался, представил Егора Маслова и провёл инструктаж. Паша отчитался, что капитан Бабцов наглая морда, вернул лишь семнадцать бойцов, четверо поехали лечиться, а пятого совсем закопали. Всего пострадали 20 выпускников Центра и трое из помощи моей дружины, водители, наводчики и командиры машин. Все маги и тотемные воины в строю. Итого в батальоне 361 боец.

Вместе прошли к коменданту. Строгую женщину средних лет про нас предупреждали, и она сказала, что всё готово. Ребята должны разойтись по классам и занять койки. Можно по два и более человека на кровать, всё равно спать не будут.

Всем выдадут вещевое довольствие. Потом по очереди в душ и в столовую. За порядок отвечают командиры. Отдельная просьба, из-за каждого грузовика из здания не выскакивать, команду на погрузку она передаст мне лично.

И нас опять затянул солдатский быт, век бы из него не вылезал. Всем раздали мешки с формой, даже мне. Ну, парадка ведь уже на мне была, а в комплекты входили вещи только для повседневной носки.

Согласно указаниям танкистские комбинезоны, старую форму и бельё оставляли на кроватях — их без нас заберут в стирку и выдадут кому-нибудь ещё. Лишнее напоминание, что в армии личные вещи положены только офицерам. И то не всем. Да и тем не всегда.

В душ сходил с парнями отчасти из солидарности, отчасти лишний раз показать руны на груди, и самому было интересно. На месте мои рисунки, словно я с ними родился.

Парни старыми вещами не заморачиавлись, только я аккуратно сложил в мешок парадную форму и офицерскую шинель. На войне положу где-нибудь в блиндаже, потом в танк заберу. А то ведь жалко, просто слов нет.

Обед в столовке после ресторана особых восторгов у меня не вызвал, но танкисты едят всё при любой возможности. Жевал на второе перловку и думал, что это вкус войны. Вернее один из вкусов. Кстати, не самый плохой её вкус.

После обеда думал уже идти снова в читалку, но в класс вошла лично комендант и сказала, что первые три грузовика прибыли. Всего их приедет десять, так мы сами должны руководить, чтобы места хватило всем. Я с умным видом кивнул и свалил всё на Пашу… э… то есть назначил ответственным.

Ехал я с мешком с вещами в кабине десятого грузовика. Должен же я был проследить, чтоб уехали все. Держал мешок на коленях, смотрел в окно перед собой и думал о жизни.

Через два с половиной часа водитель меня разбудил и сказал, что приехали. Я вышел из кабины. Сначала огляделся. Остановились мы на площадке в каких-то явных ближних тылах. Деловито сновали люди в форме, по дороге проезжали грузовики, на западе раздавался обычный грохот войны — звуки всех выстрелов сливались в один привычный уже гул.

Парни выпрыгнули из кузовов, а когда грузовики отъехали, я приказал батальону строиться. С рапортом подошёл Павлик, доложил, что доехали без происшествий, личный состав без изменений.

К нам подошёл пехотный лейтенант, и спросил, кто мы такие. Я сказал, что не его пехотное дело, а ему лучше бы знать, где сидит майор Васильченко, чтобы проводить по-хорошему…

Ну, после размышлений о жизни у меня плохой характер, особенно первые минуты. Лейтенант по моему доброму лицу понял, что мне лучше ничего не возражать, и жестом пригласил идти за ним. Я сказал Павлику, что можно пока разойтись, и с мешком пошёл за лейтенантом.

Представился я майору Васильченко. Он сказал, что очень рад, прямо сейчас обо мне доложит и вызвал капитана Кудроя, командира моего полка. Пока ждали капитана, майор в целом обрисовал задачу и сказал, что очень на меня надеется.

Пришёл комполка и забрал меня к себе в блиндаж. Его звали Игорем, он принял мой мешок на ответственное хранение и вызвал комбатов. При них приказал мне разделить батальон на три роты, чтобы каждая вошла в подчинение.

Я сказал, что всё понял, и мы со старшими лейтенантами прошли к моему воинству. И не то, что я с комбатами собирался обсуждать состав рот, они сами захотели со мной пройти.

Батальон я разделил в целом по-старому, но с деталями. Егора Маслова в будущем должны усиливать начинающие маги, вот они все вместе вошли в роту Славы Скорых, а себе я забрал опытных магов и тотемных, которых у Славы всё равно скоро не будет.

Вторым командиром роты стал, разумеется, Павлик Зимин. Отдельно я повторил, что, если экипаж теряет бойца, остальные до конца стажировки остаются в пехоте.

Другое дело, что большинство парней выбыли из строя во время танковых боёв. Таким экипажам я ничего не обещаю, но командиры их перетасуют и постараются в ближайшее время всем найти пополнение. То есть из них же.

Далее старшие лейтенанты забрали свои роты, я достался старлею Васе Кожухову, а он дал мне пехотного заместителя Ваню Полозова. Всем выдали зимние маскхалаты, винтовки, патроны и гранаты. Вечером покормили ужином из полевых кухонь, да мы разошлись по блиндажам.

Разошлись парни только ради приличий. Толком настроиться на длительный отдых мне не позволили. Зашёл в землянку таинственный Павлик и позвал на свежий воздух. «На улице» собрались все мои маги и тотемные воины, даже новенького Егора притащили.

Я хорошо понимал, что все мы в разных батальонах, и чтобы гулять по окопам в такую даль, нужны веские причины. Но очень попросил ребят не маяться дурью и идти спать. Завтра же война!

— Вот именно, — решительно возразил Павлик. — Неизвестно, когда выпадет подходящий случай!

— Для Егора Маслова он может вообще никогда больше не выпасть! — заявил Лёша Плохих.

— А он останется единственным тотемным у Славы Скорых! — сказал Савва Веселов. — Его будут усиливать маги!

— Так мы ещё по дороге решили пустить Егора вперёд без жребия, — проговорил Саша Герасименко. — Ну, с князем Москвы ведь прокатило.

— Да он же ещё ничего не понимает! — воскликнул я.

— Всё я понимаю, — скромно проворчал Егор. — Слухи и раньше ходили, а в Москве мне предметно объяснили и ножи показали.

Похоже, руны на оружии тоже используются в нашей рекламе. Только в газетах о таком писать неудобно, слишком специальная аудитория, поэтому задействовали сетевую схему. Я понял, что всё серьёзно, и проговорил:

— Только отойдём немного в тыл.

По-зимнему рано стемнело, светили звёзды и месяц. Мы отошли за линию окопов. Егор вынул нож, подал и сказал, что хочет руны, как у меня. Я надколол палец и нанёс на лезвие знакомые линии. Поднял нож над собой, почувствовал парней, и отдал рунам все силы.

Сталь засветилась одним цветом, знаки другим, мир вокруг засиял по-своему. Мне стало очень радостно и легко, я хохотал, но и не упускал незаметных ранее деталей. До этого мы проводили обряды в закрытых помещениях, или на воздухе, но случайные свидетели стеснялись нам сказать и слово.

То есть я всегда считал, что пылает всё это в эфире, и увидеть сияние могут только маги. Однако сейчас независимые наблюдатели матом отовсюду заорали, чтобы мы прекращали световую демаскировку.

Линии на лезвии окрепли, я чувствовал, что обряд можно заканчивать, мне просто весело. Вот хохочущего меня под ручки увели, а француз обрушил на место, где мы стояли минуты назад, артиллерийский огонь. Враг тоже всё видел.

В землянке я недовольно сказал пехотному заместителю, что артиллерию противника по идее должны уже подавить.

— Всех не подавишь, — печально ответил мне Ваня. — Держатся гады на пределе дальности и устраивают для пушек запасные позиции, хорошо маскируют. Если батарея молчит, её засечь трудно. А когда наши начинают её искать, пушки уже сваливают. Пока у нас господство в воздухе, плотного огня они не поддерживают, но нервы мотают знатно.

— Понятно, — сказал я, снимая шинель.

Ею лучше укрываться, улёгся отдыхать на нары одетый. Подумал, что колдовской обряд — это первое отличие от прошлой операции, и уснул.

Утром после завтрака приказали просто захватить вражеские позиции, непременно убивать французов не велели. Хотя мне практически без разницы, немцы или французы, счёл я ту деталь вторым отличием. Наверное, это смешно, но я отмечал все отличия, хотелось даже найти их не менее десяти.

Загремела фронтовая артиллерия. У заместителя Вани сразу была налажена связь, и пришли практиковаться бояре Саня, Лёша и Савва. Парни тоже считали важным навык чувствовать неприятеля и активно его развивали. Пока на такой дистанции они более-менее верно указывали только направление. Я последним называл правильные координаты, и мы шли дальше.

Я отдавал себе отчёт, что тоже не безгрешен. Моя предельная дистанция триста с копейками метров так же требовала увеличения. Со всеми вместе я усиленно над собой работал и считал это третьим отличием.

Замолчала артиллерия, пошли вперёд танки, началась привычная работа. Усиливаю тотемные бонусы, сам тихо зверею, стреляю или орудую ножом. Разницы долго не замечались.

Позже отметил, что у французов нет трофейных «рысей», а их закопанные танки опасны лишь пехоте. Зато французские противотанковые пушки 100-мм — это очень серьёзно.

Пропускает экипаж такую плюху, и из танка вылезать почти некому. Одно хорошо, что таких орудий у франков относительно немного, и перезаряжаются они больше минуты. После одного выстрела их сразу гасили русские снаряды. Это можно считать четвёртой и пятой разницей.

В полдень заметили первые звенья самолётов. Понятно, что за ними появились вторые и третьи. Что делали в небе враги, я не понял, да и не пытался, их всё равно атаковали наши ястребки.

Над нами начался грандиозный воздушный бой. К земле пошли подбитые самолёты, оставляя за собой дымный след. На крыльях и хвостах горящих машин чаще замечал свастики, но были круги Гардарики и даже руны дружин.

Повстречались сбитые лётчики. Наши рассказали, что затяжной прыжок у них просто мода, парни форсят. Своих пилотов отправляли в тыл, но иногда до нас долетали живые немцы или французы. Таких расстреливали на месте, чтобы не отвлекаться на конвоирование. Ничего личного, просто всем некогда.

Вечером истребители улетели отдыхать, а наша работа после ужина продолжилась. Вместе с сапёрами трудились все мои маги. Вражеские солдаты бегали по окопам и палили в ночь, всё равно там да сям раздавались взрывы. Одиннадцать магов держали французов на ушах часов до четырёх — нам тоже надо немного отдохнуть.

Второй и третий день от первого почти не отличались. То есть закончили мы прорыв и принялись помогать его расширять, вместе с пехотой атаковать любителей мяса земноводных во фланги.

А над нами шёл всё тот же порядком уже надоевший воздушный бой. На нормальную схватку я бы ещё посмотрел, а когда кого-то пинают ногами, просто надоедает. Всем давно всё ясно, но у военных приказ, враг подбрасывает в топку, наши зажигают.

На четвёртый день операции мы твёрдо ждали свои танки, а дождались прибытия Кости Гаева со второй половиной батальона и очередными стажёрами во главе со старшим лейтенантом Колей Сопрыниным. Приезд Кости я автоматически посчитал восьмым отличием. Ну, воздушный бой — шесть, а что танков ещё не дали — семь.

Костя так же разделил батальон на роты и влился в пехоту, чем серьёзно усилил натиск, прорыв стал расширяться быстрее. После заката солнца бои утихли, и мы с Костей смогли поговорить.

Его вовсе не бросили к нам на помощь, он сам не ожидал нас тут увидеть. У его половинки просто по графику началась фронтовая практика. И раз увидел, хочет высказать, что мы многое не продумали.

Например, его половинка и он сам начисто лишаются удовольствия меня видеть и немножко магических обрядов. Мне нужно что-то делать с графиком. Я честно обещал подумать.

А потом нас независимо друг от друга вызвали в блиндаж майора Васильченко, и там, кроме самого комполка, мы увидели майора Логинова и генерал-майора Громова.

Оказывается, всё это был хитрый-хитрый план командования. Меня специально показали в городке прессе, неприятель, скорей всего, подписан на «Московский еженедельник». Постоянные воздушные бои, что ведёт противник за присутствие в небе, тому лишнее подтверждение.

Получены объективные данные, что на этот участок переброшено очень много «панцирей». Немцы уже ждут нас в засадах. Однако атаковать их на данной местности нецелесообразно.

Немецкие части подчинены французской армии. Если мы не пойдём в прорыв, франки спокойно погонят в атаку немцев. По мнению генерала, франки просто обязаны послать немцев. Генералам французов нужно хоть что-то, что можно выдать за успех, а немцев им не жалко.

Логинов тоже допускает такую возможность, потому согласился с планом Громова. Мой и Кости батальоны в пехотном виде встанут в оборону, и мы встретим немецкие танки в этих окопах.

Нас усилят экспериментальными частями с переносными реактивными гранатомётами. Оружие заканчивает программу испытаний, требуется наше магическое мнение. И нам будет полезной такая практика.

Перейдёт враг в наступление или нет — всё равно для моей половинки это будет окончанием второй операции, а для Костиной первой. Лучше бы, конечно, чтобы перешёл — генерал-майор Громов и майор Логинов очень на это надеются. Ну и нам лучше сразу считать, что враг нападёт.

Мы откозыряли и сказали, что приказ ясен. Другими глазами я смотрел на «ратники» и иностранные танки, что закапывались на нашей позиции среди ночи. Привезли так же множество противотанковых пушек 85-мм и поставили в оборону все действующие захваченные у французов орудия.

Срочно рылись пулемётные доты, а гранатомётчики придумали и свои секретные позиции. Лично ковырял землю. Пусть оно и не капитанское дело, жить хочется даже капитанам.

Один день противник нам просто подарил — наверное, французы ругались и на что-то надеялись. Наконец, неприятель на нас попёр. За два дня наступления моих парней ранили двадцать три человека, у Кости двадцать четыре. Маги и тотемные все остались в строю.

Много полегло простых пехотинцев, да французов убили вчетверо больше. Я и маги нормально освоились с гранатомётом. Особенно мне хорошо было жечь панцири, когда враг даже за бронёй под контролем.

И не сказать ведь, что у врага ничего не получалось! Он всё время сражался в воздухе и захватил первые три нитки окопов. Немцы потеряли двести пятнадцать «панцирей» и им всё надоело.

Наверное, заплевали французам монокли, а часть и вовсе разбили. Виталик с удовольствием говорил, что по данным разведки французы всё сваливают на немцев и на весь свет орут о захваченных своих целых трёх окопах. А немцы уже проклинают того, кто придумал связаться с лягушатниками.

Пока враг всё это старается удерживать под ковром, надо срочно воспользоваться. Вот если нам дадут танки, мы даже на этой сложной местности устроим противнику красивую жизнь. Мало ли, что враг уже потерял здесь много танков и самолётов, они расползлись по другим участкам, а этот не представляет интереса! Мы всё равно должны ему тут устроить! Обещали же операцию! Мне лично обещали танки! Я боярин! Не хочу в Москву! Не сейчас!

Но мы всё-таки закончили операцию. Слава Скорых поехал в армию Быкова, Костя Гаев по неизвестному мне секретному ещё назначению, а я забрал у майора Васильченко мешок с парадной формой, насчитал десятое отличие и с лёгким опозданием повёз своих ребят в Москву отдыхать.

Устали бедные. Московскому боярину хамить силы есть, а воевать уже ни в какую. Загадочная и грустная сука жизнь.