Руны в глазах

Глава 7

Ехал я в плацкартном вагоне, пил крепкий чай из стакана с фигурным подстаканником и думал, глядя в ночь за окном, как трудно на свете живётся сильно умным.

Сам заставил себя написать рапорт майору Антону Вострикову, чтоб дал три дня для решения личных трудностей. Лично его понесу Антону и в глаза ему скажу, что время это нужно мне, чтобы разобраться с боярскими делами, а главное, уложить в койку Олю.

Мне любой возразит, что для Оли три дня многовато, ей хватит приказа лидера клана и моей воли, девчонка, может, сама этого хочет. Только я так не могу. Всё это и так воняет боярством, не хватало ещё и сверху вывалить охапку скотства.

Или могу, просто не хочу этого о себе узнавать. И Оля ничем не заслуживает такого отношения, торопиться мне совершенно некуда. Я, может, ещё ничего не решил!

Не понял я ещё, что жена от меня убежала, как это ни назови. Готов я всю войну потратить на разных Ир и Ань из дорогих ресторанов. Не ясно мне, что всем этим красавицам нужно от военных.

Сижу я тут, пью чай, в окно смотрю и размышляю о словах лидера клана Тимофея. Я ещё ничего не решил, ни на что не решился. Прямо так переживаю, аж спать не могу! То есть в будущем смогу себе сказать, что очей не смыкал, так напряжённо думал!

А что это враньё, что всё я давно решил и всё понял, об этом вспоминать не надо. И всё-всё враньём быть просто не может! Могу я ведь хоть немного переживать и поэтому не спать, а не просто смотреть в ночь от того, что мне нравится смотреть в ночь и не думать ни о чём…

Главный герой не только смотрит в окно, но духовно растёт и развивается интеллектуально, а в книжке про него всё усложняется, обрастает страстями и смыслами. Всё это настойчиво требует оптимизации, и так вовремя в Германии, наконец, случилось то, что и должно было рано или поздно произойти в Европе.

Некий херр среднего возраста получил повышение. Имени его я по понятным причинам упоминать не стану, замечу лишь, что переехал он из провинции в берлинский офис тайной полиции и увидел там красавчика Ганса…

Сейчас даже за упоминание этого можно попасть за пропаганду! Так вот я резко против и осуждаю! Только как без этого описывать любую, хоть сто раз магическую Европу⁈ При всей иносказательности суть одна. От облика Ганса волшебная палочка херра увеличилась в размерах и затвердела.

Херр был новичком и ещё не понял, как новые коллеги друг за другом следили и подозревали. Среди них было полно «этих», но они опасались Ганса, считали, что это всё неспроста, и держались подальше. Иначе бы всё произошло в первый день.

А новенький без затей закрыл дверь своего кабинета и одной рукой ухватил Ганса за жопу, другой расстёгивая его штаны. У Ганса упало забрало. Более всего на свете он ценил тот факт, что он всё-таки не… э… ну вы поняли.

Да! Он выполнял приказы Шарлотты, потом Мари и на всё это с похотливой улыбочкой взирал херр Везер или херр Краузе, они друг о друге не знали… но, может, это игра такая была! Может, это всё ему самому в чём-то нравилось и поддерживало наложенное на него заклятье зомби.

Однако все заклятия имеют порог их преодоления. Ганс охренел, взбеленился и локтем зарядил новому херру по носу. Тот сразу замычал и схватился за лицо.

До наложения печати зомби Ганс был способным молодым магом, и пострадавший, тоже маг, взять его под контроль уже не мог. А чтоб сука и не пытался, Ганс вытащил «Вальтер» у того из кобуры под пиджаком и несколько раз выстрелил в это омерзительное туловище.

Маг Ганс сообразил, что он только «перепрыгнул забор», преодолел заклятье, но само заклятье на месте. Он остаётся собой, пока в бешенстве. Стоит ему успокоиться, и все снова смогут с ним делать всё!

Его переполнило гневом, и тут так кстати постучали в дверь. Ганс подошёл, открыл и выстрелил в лицо другому секретному херру. Он чётко понимал, что представляет для окружающих опасность, и те церемониться не станут — закидают гранатами, если попытается укрыться в кабинете. Потому только свобода маневра и дёру из этого учреждение на хрен! Ганс выскочил в коридор…

Но он действительно был угрозой. Ганс способный маг, только все служащие учреждения маги. Его просто рефлекторно сразили несколькими выстрелами — в трупе потом насчитали семнадцать лишних дырок.

Далее само собой расследование. Избитый в хлам херр Краузе рассказывал следователю, где нашёл этого маньяка. Шарлотту, Мари и херра Везера взяли в одной постели.

Везер служил в разведке, и в тайной полиции поняли, что всё-таки разоблачили крота! Однако, что разведка, что полиция — одна Европа. Пришлось привлекать к расследованию офицеров разведки.

Мари и Шарлотта считали себя русскими шпионками, действовали, как русские шпионки, даже во всём раскаивались и на всё-всё соглашались, как русские шпионки. Их за шпионаж в пользу Гардарики отправили в места компактного размещения для ускоренного перевоспитания. И не надо так переживать! Ничего принципиально нового их не ждало.

Херры Краузе и Везер, вроде бы, легко отделались — им не получалось пришить даже теракт. Стрелять во всех подряд они Гансу не говорили. Обоим вменили использование служебного положения для склонения Мари и Шарлотты к интиму и отправили простыми солдатами на страшный восточный фронт искупать.

Немного забегая вперёд, скажу, что херр Краузе замёрз в окопе насмерть, а Везеру ноги в верхней части переехал русский танк. Его не понесли к хирургу — мучения херра закончила милосердная пуля из русской винтовки. Легко они отделались, очень легко.

Итак, четырёх европейцев уже оптимизировали, но эта история имела и кроме лирических серьёзные последствия. Убийствами магов с отрезанием голов занимались важные люди и тщательно расследовали все эпизоды.

Благодаря показаниям Шарлотты удалось объяснить одни из самых загадочных случаев. Потерпевших никто достаточно не любил, чтобы попытаться посредством магических кристаллов проникнуть в их недавнее прошлое. Этих уродов вообще никто не любил.

Представьте себе, требуется быть очень редкой, практически исключительной мразью, чтобы даже у случайных людей не вызывать положительных эмоций.

Такова природа человека. Его памяти нафиг не сдалось прошлое, как таковое, человек просто хочет снова испытывать определённые эмоции. Наша натура знает об этом свойстве и специально «подкрашивает» всё, что мы узнаём полезного. Поэтому люди так быстро забывают «плохое».

А с кристаллами получается особенно интересно. Сам процесс работы приносит магу удовольствие. Любой маг может уставиться в кристалл, начать постигать его структуру и сливаться с мировым эфиром.

Тут всё сложно — эфир смотрит на мага, маг постигает эфир — в результате магу подбирается мир и кто-нибудь в прошлом, и того переносит, чтоб отстал уже. А то без него забот мало!

Однако появились маги специальные. Об «историках» читатели уже имеют определённое представление, расскажу о «следователях». Прежде всего, они, как «историки», кроме жалования получают кристаллы и крепко держатся за службу. Но это к слову, ради полноты картины.

Такие маги изначально потерпевшего совершенно не знают. Они общаются со всеми, кто хоть немного его знал, то есть испытывал к человеку эмоции. Сами маги таких людей стараются полюбить, чтобы сначала проникнуть в их прошлое.

Вот там они увидят потерпевшего как живого! За несколько подходов удаётся настроиться на убитого и проникнуть в его прошлое, посмотреть убийцам в глаза.

В общем, следователи давно установили причастность Кати, её подруг, Андрея Пермякова и его помощников. Установили, что это шпионы Гардарики на нелегальном положении. И на следователей заорало начальство:

— Ёлки-палки! Без кристаллов никто бы не догадался, что это делают нелегальные шпионы Гардарики! Что нам-то дальше делать, я вас спрашиваю!

— Только не надо так нервничать! — воскликнули детективы. — В недавних эпизодах среди нападавших появилось новое лицо. Кто это такой, пока выяснить не получается. Мы все надеемся, что его получится установить и взять. Возможно, он из местных, или недостаточно русский и с ним можно работать.

— Активизируйте работу! — всё равно заорало начальство. — Это же просто невозможно! Нас терроризируют какие-то несчастные русские! Давно пора с ними прекращать!

Для завтрака остановились на вокзале простого русского городка. Не всем повезло ехать в тыл с удобствами, им в вагон-ресторан из своих вагонов никак не пройти, потому его вообще в поезде не было.

Всех воинов ждали у полевых кухонь на привокзальной площади, а у кого претензии и деньги ляжку жгут — милости просим в буфет. Я же про буфеты уяснил, что без денег там только расстраиваться.

У меня ещё оставалось немного рублей, нормально франков, да прибавилось пару тысяч марок. Немецкие танкисты тоже в атаки большие суммы не берут да и горят вместе с танками почём зря — дохнут европейцы, не покидая машин.

Надеялся я встретить в Центре майора Логинова. Надо марки и франки поменять, и полагается же мне какая-нибудь получка! Пусть как военный я отношусь к армии Литвинова, как маг я заместитель председателя подкомитета Совета обороны и занимать эту должность без жалования тупо не могу!

То есть оставалось тогда ерунду ехать, и всего через два часа мои бойцы вышли на перрон московского вокзала. Организованно прошли на площадь, где я всех ещё раз посчитал и повёл в метро.

До Центра мы добирались ещё два часа. К обеду батальон слегка опоздал. Но командиры знали, что мы прибудем, и лучше танкистов сначала покормить, и только потом разговаривать. Вот попросил я ребят после приёма пищи приступать к занятиям, Паше Зимину приказал проследить, а сам прямо из столовой прошёл в кабинет майора Антона Вострикова.

Дежурный сержант в приёмной со мной поздоровался и успел попросить входить. Я буркнул, чтоб он тоже был здоров, и вошёл в кабинет. За т-образным столом уже сидели: сам Антон во главе, по правую его руку майор Виталий Логинов и незнакомый молодой старший лейтенант, а по левую лидер моих рысей Тимофей.

Я со всеми поздоровался и уселся рядом с Тимошей. Майор Виталик поставил перед собой портфель и, открывая замки, проговорил:

— Проект наш можно считать состоявшимся, дела движутся. Потому вначале формальности, — он вынул из портфеля листы и протянул мне. — Подпиши, пожалуйста.

Я бегло ознакомился. Это были моё заявление Логинову о приёме в подкомитет, его приказ о назначении меня заместителем, и моя расписка о получении денежного довольствия. Тысяча рублей прописью.

Виталик вынул из портфеля пачку рублей и отсчитал сумму. Я посмотрел на тоненькую пачку на столе и снова уставился на майора.

— Что не так? — сухо спросил Виталик, складывая листы в портфель.

Я сгрёб купюры со стола, небрежно запихал комком в боковой карман и неуверенно ответил:

— Всё, вроде, так. Я красивой девочке как раз тысячу недавно подарил.

— Понятно, — усмехнулся Логинов. — Боярская спесь, — он весело повысил голос. — Ау, капитан! У тебя зарплата четыреста рублей!

— На фронте год за три, — сказал я ворчливо. — Ещё разные премии и наградные, и вообще не путай с подкомитетом! Это другое!

— Да мне-то без разницы, — улыбнулся Виталя. — Ты расписался, я выдал, остальное неважно, — он напустил на себя серьёзности и заговорил другим тоном, указав на старлея ладонью. — Это Игорь Тропинин, твой следующий танковый комбат. История его похожа на историю Славы. Для тебя существенной разницы только, что его тотемный рысь уже две недели переучивается в Семёновске из пехоты, и у него точно есть боевой опыт. Тут возникает вопрос. У нас есть обученный танкист, тотемный волк из другого клана, и Игорь готов отправиться на фронт только с ним. Но решать опять тебе.

— Посмотрим в конце стажировки в Центре, — ответил я уклончиво.

— Тогда вернёмся к этому вопросу позже, — проговорил Виталий. — А пока же всё по-старому. Перед вашим возвращением ребята обошли ваши старые квартиры — вас везде ждут…

В дверь постучали, и сразу зашёл сержант, сказав:

— Прибыл Мирзоев!

— Приглашай! — велел Антон Востриков.

Вошёл ещё румяный с мороза Руслан Ибрагимович со своим знаменитым портфелем. По пути со всеми поздоровался и подсел к столу напротив меня. Сказал мне:

— Ты просто себе не представляешь, как я рад тебя видеть! Вчера ещё позвонили в Семёновск, что ты приезжаешь, так я всё бросил и сразу сюда! — он поставил на стол портфель и открыл. — Вот документ из финансового отдела армии, что я его представитель. — Руслан протянул мне бумагу. — Знаешь подпись начальника? — я помотал лицом. Он убрал бумагу, сказав. — Тогда тебе ни к чему, — Мирзоев вынул из портфеля пачки рублей. — Всего тебе полагается пятьдесят две тысячи восемьсот два рубля семнадцать копеек.

— Какие пятьдесят тысяч? — пролепетал я. — Мне же не выдали ещё ленточку!

— А я знаю? — недовольно проговорил Руслан. — Не морочь мне вашими ленточками голову! Ты, главное, в получении распишись, а дальше меня не волнует.

Он отсчитал мне деньги, я расписался и распихал рубли в карманы.

— За ленточкой всё-таки нужно заехать, — строго сказал Логинов.

— Угу, — согласился я.

— С этим всё, — проговорил Руслан Ибрагимович. — Идём далее, — он положил передо мной два документа. — Это твоё боярское распоряжение учредить благотворительный фонд «Детский праздник» и прошение в Совет обороны перевести фонду из твоих средств пожертвований миллион рублей…

Я поперхнулся, и Тимофей врезал мне промеж лопаток. Я подписал оба документа, и Мирзоев сказал:

— Да ты так не нервничай, у тебя ещё много. Мой хан Улукбек… э… по-вашему князь Казани прослышал о дивном узоре на мече князя Ивана. Мой хан по годам служить в войске не может, всё-таки восемьдесят четыре года, но всем известны великие и достойные дела его! Например, в фонд «Детский праздник» он пожертвовал десять миллионов рублей. Ну и все маги Казанского ханства наши прям с призывных пунктов. Хан Улукбек с дедовской саблей уже в Москве.

— Если что руны ему на шашку вывезет один наш клан, — сказал Тимофей. — С тобой, конечно.

— Я ещё участвую, — проговорил Виталий.

— Тогда согласуй с ханом, чтоб и ему было удобно, и в Центре никому не мешали, — распорядился я и несколько смущённо сказал. — Я вообще по личному зашёл, — и протянул Вострикову рапорт.

Он прочитал бумагу и спросил меня:

— Так зачем тебе три дня?

— Завести отношения с девушкой, — пробурчал я и кивнул на Тимофея. — Он в курсе.

— Да погоди ты с личным! — возразил лидер клана. — Вот у фонда свой персонал. Взяли машину и наняли водителя. Надо чтоб ты посмотрел, а то ж никто не разбирается.

— Так батальону же хотели автомобиль, — проговорил я.

— Это другое, — строго сказал Логинов. — Есть у батальона машина, только тебя она не касается!

— Это мой батальон! — воскликнул я.

— Твой, — равнодушно ответил майор. — А очередь на машину лучше не занимай.

— По опыту офицеры поедут личные квартиры снимать, — проговорил Тимофей. — Так мы тебе уже сняли! Как бы от фонда. Заодно и квартиру посмотришь.

Я помотал лицом и обратился к майору Вострикову:

— Совсем заморочили! Дашь три дня?

— Сейчас напишу отпускную, — сказал Антон, взяв чистый бланк. — Только ты тоже не злоупотребляй. Решишь личные вопросы раньше, сразу приступай к исполнению обязанностей.

— Слушаю! — ответил я, принимая у него документ.

На этом Антон совещание объявил закрытым. Мы все покинули его кабинет. Игорь пошёл к классу, скоро должно начаться новое занятие по теории. Руслан, Виталик, я и Тимофей взяли с крючков в вестибюле шинели и шапки и вышли из здания.

Дружно прошли через КПП, где все показывали документы, а я ещё и увольнительную. На парковке для гостей Руслан Ибрагимович и Виталик уселись в свои чёрные «Волги» и сразу укатили.

Тимоша подошёл к чёрному «Москвичу» и открыл заднее сиденье. Я уселся и сказал шофёру:

— Здравствуй. Я Артём.

— Здравствуй, — сказала востроносая девушка в кожаной куртке и картузом на головке. — А я Света.

Сел Тимофей, и машина поехала вперёд. Работала машина нормально, Света управляла грамотно, а в детали я вдаваться не стал. Девчонка не маг, и для мирной Москвы сойдёт.

Приехали в довольно приличный район. Тимоша велел водителю подождать и повёл меня показывать квартиру. С парковки вошли в ухоженный подъезд. Поднялись на второй этаж, позвонили у обшитых чёрной кожей дверей. Открыла Оля…

Мы прошли в прихожую. Она стеснительно улыбалась, я смотрел в её лицо, а Тимофей что-то нёс.

— Тимоша, ты же куда-то собирался? — проговорил я, не отрывая от Оли взгляда.

Тимофей, на полуслове себя прервав, молвил:

— Угу, — и вышел вон.

Оля закрыла за ним оба замка. Я снял шапку и шинель. Разулся, и она, мило сморщив лоб, сказала:

— Сначала в кабинет?

Я улыбнулся и мягко спросил:

— Сначала как Светка и Ваня?

— Спят в детской, — отчиталась она. — Ну, в другой комнате.

Я кивнул и сказал добрым тоном:

— Ребят повидаю, а потом в кабинет.

Она провела меня в небольшую комнатку и показала спящих младенцев. Возвращение папки с войны Света явно не считала веской причиной, чтобы просыпаться, и я не стал будить маленького мага. На цыпочках мы вышли в коридор.

Оля всю дорогу меня ужасно боялась, я как маг отчётливо это ощущал. Но она магом не являлась и понятия не имела, что могут маги, потому отчаянно держалась ровно, говорила твёрдо и смотрела прямо. Только чуть-чуть дрожали ноги, особенно в коленях.

Мне всё это очень не нравилось. То есть Олины ножки нравились, а настроение нет. Я могу ей приказать, воздействовать, и она даже ничего не поймёт. Но я не могу брать её под контроль, не хочу…

Блин! Маг может трахнуть любого не-мага, и тот будет искренне считать, что это ему всё сильно захотелось! И самое смешное, не-маг будет прав — ему реально захочется!

Только маг никогда не станет использовать для этого контроль. Получается, что трахнет человечка колдовство, сам маг как бы и не причём. Ну, некоторых моральных уродов, может, это и устраивает, правда, их немного, и они долго не живут…

А что я Катю порабощал, вовсе не извращение! Она сама этого хотела, иначе фиг бы у меня что-то получилось. И Катя сильный маг — живёт только своими эмоциями, никто ей ничего не в силах навязать…

Короче, не-магу Оле я ласково улыбался и смотрел добрыми глазами. Даже использовал рысье обаяние, я вообще большой кот на секундочку. Просто недостаточно пушистый, но это непринципиально.

Она показала кабинет — правильно установленный стол на тумбах, большое окно и шкаф для бумаг. Что-то брать из старого кабинета Миланья запретила, и Оля не знает, что мне может понадобиться для работы. Поэтому в шкафу чистая толстая тетрадь, и ещё одна чистая толстая тетрадь на столе. Рядом с подставкой для ручки и чернильницей.

Я прошёл за стол, не присаживаясь, открыл верхний ящик, и, выкладывая туда пачки рублей, спросил девушку:

— Куда пойдём ужинать?

— В столовую, — пролепетала Оля и под моим непонимающим взглядом сбивчиво пояснила. — В зале пока накрою. Тут всего четыре комнаты, если не считать кухню.

— В какой ресторан ты хочешь? — уточнил я вопрос.

— Ни в какой! — честно сказала Оля и смущённо добавила. — Мне не в чем идти.

— Это важная причина, — признал я, закрыв стол, и спросил. — Телефон есть?

— В зале! — сказала Оля.

Мы прошли в хорошо обставленную гостиную. Аппарат нашёлся на отдельной тумбочке. Позвонил я домой. Трубку взяла Миланья и долго рассказывала, как рада меня слышать. Я сказал, что тоже очень рад, и велел позвонить всем известным ей портнихам. Ну, у кого-то же Катя заказывала платьишки!

Вот пусть Миланья им позвонит и скажет, что есть от боярина заказ — нужно Оле сделать вечернее платье и остальное подобрать для ресторана, чтоб девочка там не чувствовала себя провинцией. За скорость доплачу. Мой новый адрес Миланья знает, телефон тоже, может приступать сию секунду.

Положив трубку, я задумчиво уставился на Олю. Чувствовалось, что я ей в целом симпатичен, опасалась она скорее по инерции. Может, это остаточные явления и в койке пройдёт? Только как сказать не-магу? Попросить показать спальню?

— У тебя, наверное, много работы! — сказала она с искренним почтением. — Иди в кабинет, а я, чтоб тебя не отвлекать, пока приготовлю ужин!

Я грустно вздохнул, и она очень убедительно сказала:

— Я умею готовить!

— Охотно верю, — сказал я с доброй улыбкой и ровным шагом направился в кабинет.

Работать сука…

Забавно, что я в самом деле работал. Оле удалось немыслимое — она усадила меня на несколько часов перед чистой тетрадью, не дав внятную задачу. Я начал зарисовывать местность, что недавно увидел, записывал обрывки мыслей. Что-то вспоминалось аналогичное или, наоборот, в чём-то противоположное, я снова рисовал и записывал.

С чувством времени сверялся лишь первый час. Почувствовал, что Ванька завозился, просыпаясь, пока тихонько захныкал, но скоро должен разбудить Свету. Оля будто бы их услышала и, пока не началось, быстро прошла в детскую.

Она хорошо знала дело, я вскоре ощутил детскую мило самодовольную уверенность, что всё хорошо, а будет ещё лучше, и мне стало стыдно. Оля на время не смотрит, она готова всегда, и для неё никогда ничего не кончится. А я считаю себя солдатом и поглядываю, сколько осталось до ужина.

В результате я никому не мешал, Оля накрыла стол в гостиной и пригласила. Готовить она действительно умела довольно неплохо, и относилась к этому делу с душой. Вот не-маги практически ничего не чувствуют, но в любимое дело вкладываются с удовольствием.

У некоторых очень много души, просто они толком не знают, что с этим делать. Так на то и маги, чтобы подсказывать. Я, вообще-то, боевой маг и больше занимался собственной подготовкой, да сделали меня командиром, и вспомнил я сначала преподавателей в Корпусе…

А у Оли что-то очень женское, домашнее. Она будто бы знает что-то важное, загадочное, недоступное, и оно вдруг оказывается удивительно простым — солнечным зайчиком, улыбкой, добрым взглядом — и исчезает миражом.

Оля перестала меня бояться. Сидела рядом, искренне спрашивала всякие глупости, открыто смотрела лучистыми глазками и внимательно слушала. Мне стало важно, чтоб она с интересом слушала. И я констатировал себе, что она вне моей плоскости, словно мы двумерные и не пересекаемся.

Мне, оказывается, важно узнать, что есть на свете дом и любовь, а Олю пугает и завораживает, что где-то идёт война. Для Оли война всегда где-то. Где она, там дом и любовь…

Удивительно просто мы оказались в койке. Лидер рысей Тимофей сказал, что это очень важно для клана маленького сына. А я симпатичный и добрый. Мне совсем не оставалось другого выхода! Я был с ней самым симпатичным и добрым большим котом пониженной пушистости. И совершенно не использовал магию.

Проснулся в шесть утра, и она сразу поднялась. Я пошёл в душевую, а она проверить малышей. Я устроил себе зарядку, Оля готовила завтрак. Когда я закончил водные процедуры, меня пригласили к столу.

После омлета с ветчиной и зеленью я пил из большой кружки какао, раздался звонок. Оля подорвалась к дверям, так пришла шофёр Света доложить, что машина ждёт меня у подъезда. И Оля сказала, что я сейчас выйду.

Я пил какао и думал, что ни разу не бином Ньютона. Нетрудно догадаться, что я затащу Олю в койку, утром поеду в Центр, и мне понадобится машина. Немного смущает уверенность, но, учитывая обычную рысью наглость, всё нормально.

Допив какао, я вытерся салфеткой и прошёл в прихожую. Оделся, поцеловал на прощание Олю и вышел из квартиры. Спустился по лестнице, «Москвич» действительно стоял у подъезда.

Я забрался на заднее сиденье справа, хлопнул дверцей и пожелал Свете доброго утра. Она тоже пожелала мне доброго утра и поехала вперёд.

Я сделал безразличное лицо, привычно уже рыпнулись возникать мысли. Не! Я, конечно, очень вовремя узнал, что любовь может быть такой… домашней… милой… простой…

Но я военный на войне. Даже в мирной Москве я на войне, и нет для меня никакой любви. Ну, узнал, что любовь бывает вот такой, и забыл. Чтоб просто не свихнуться, оставаться нормальным военным. Хладнокровным. Безжалостным. И несчастным…

В общем ехали спокойно, никуда не опаздывали. Бояре вообще редко опаздывают, больше немного задерживаются, а в этот раз я мог пропустить даже завтрак. Света уверенно перестроилась в правый ряд, после перекрёстка со светофором нам поворачивать направо.

Загорелся красный, мы остановились. За нами вставали другие машины, по тротуару деловито шли мужчины и женщины в зимних пальто…

По нервам полоснуло чувством опасности и отчаянной злобой. Не задавая вопросов, я со своего места уже в рысьем трансе падаю головой к левой дверце и ору:

— Ложись!

В машину ударили первые пули, справа раздался грохот автоматов и чьи-то стоны. Пули вонзились Свете в висок и плечо, она успела только удивиться. Моя голова врезается в дверцу и выносит замки. Дверь приоткрылась, я лечу в щёлку и успеваю увидеть, как мимо пролетают куски обшивки и детали запора.

Тресь! Упал на асфальт и качусь дальше, ведь стрельба ещё не окончена. В «Москвиче» кто-то старательно добавляет пулевых отверстий, а я вращаюсь под остановившимся слева внедорожником. Повезло, что он высокий. Мне повезло, а его водителю не особо — лежит с простреленным виском на руле. Пассажиров не видно.

Встаю на полусогнутые, и уже в руке родной «Парабеллум». Целиться мне не пришлось, стрельба стихла и завизжали покрышки. В «дрифте» по тротуару выехал «Москвич» и принялся набирать скорость.

Он успел разогнаться и проехал бы перекрёсток, но стоило ему оказаться в относительно свободной зоне, в него с трёх направлений врезались внедорожники с усиленными для таких маневров бамперами.

Открылись дверцы машин, выскочили парни с винтовками, навели на дверцы супостатов. Один с пистолетом бочком и в раскоряку приблизился сзади к задней дверце, рывком открыл. Показалось чьё-то тело в сером пальто, уронило руку. К автомобилю подошли ребята с носилками.

К нашему прострелянному «Москвичу» подбежал некто в штатском с автоматом в руках. Открыл переднюю дверцу и заглянул внутрь. Понятно, что меня не увидел и позвал:

— Боярин Большов! Ты где⁈

— Не твоё дело, — вежливо ему отвечаю. — Ты у меня на мушке. Медленно положи автомат на капот… теперь медленно обойди «Москвич» спереди. Вынь удостоверение. Держи его в вытянутой руке…

Парень приличный маг и, судя по корочкам, целый старший лейтенант Рыбин Валерий Яковлевич. Само собой Совет обороны, управление по Московскому княжеству чего-то с длинной и заковыристой аббревиатурой. Я к нему подошёл и сказал не так официально:

— Мне бы прямо сейчас добраться до старого Корпуса. Там всё можно обсудить. И убирай уже удостоверение, Валера.