Русалочка с Черешневой улицы

Часть 1. Глава 4. Будни Черешневой улицы

— Вы с ним за одним столом ели?

Что, если он ковыряет в носу и ест козявки?

— Он же принц!

— Все парни так делают.

Холодное сердце, 2013.

Понедельничное утро приятно удивило белым покрывалом снега на красных крышах соседних домов. И морозец кружился в воздухе, как волшебство. Вчерашние лужи сочли за нужное замерзнуть и весело ловили спешащих прохожих в ловушки гололеда.

Даша Стрельцова потянулась, глядя в окно над своим маленьким садом на подоконнике.

Вчера был отличный вечер. Пожалуй… после признания Эрика стало немножко легче. Очень благородно с его стороны не требовать ничего и ждать. Пока она сама решит, кто он такой…

Даша помассировала большим и указательным пальцами листик мяты. Поднесла к носу. Божественный аромат.

А он весьма неординарный парень… Таинственности напустил… В пожарные решил пойти. Решка рассмеялась, качая головой. Ненормальный, от слова "совсем".

В коридоре спешно прошлепали босые ноги — Нюрка понеслась в душ. Под дверь прокрался совершенно неземной аромат.

Что ж, будет что… там и разберемся. А может, все дело в их горячей дискуссии по поводу просмотра Русалочки вчера вечером: существует ли любовь с первого взгляда?

Дашка приоткрыла дверь и выглянула. Она считала, что нет.

Эрик увлеченно колдовал у плиты на кухне. Он утверждал, что — существует.

“Ведь я сразу, как тебя увидел, так и не сомневался”.

“Я не говорю, что кто-то не может понравиться с первого взгляда, я о любви, между прочим! Верить одной симпатии нельзя!” — её красные уши и горячие доводы.

“Разве тебе не приходилось в чужих глазах увидеть целый мир в одно мгновение?” — пожал он тогда плечами, и она не нашлась, что ответить.

“Ничто не будет прежним”, - фыркнула довольно Анька. — “Знаешь, Решк, мое вложение в краудфандинг окупилось сполна”.

Вечер закончился ожесточенным подушечным боем и безоговорочной победой Регенерации.

— Что готовишь? — подкралась Дашка.

К прозрачной крышке сковородки льнул очаровательнейше пушистый желтенький омлет.

— Доброе утро, Чёрный Пруд, — поприветствовал ее Эрик.

— Эй, какой еще пруд?

— Сколько я тебя видел, ты его поёшь, — пожал принц плечами. — Ну, и надо же мне тебя дразнить как-то в отместку за регенерацию?

Решка прыснула. Вообще-то, она обожала прозвища. И давать, и получать. Приятное открытие, что Эрику тоже нравится это дело.

— Ну, и когда ты еще видел, что я пою про чёрный пруд, товарищ Регенерация?

Эрик неопределенно пожал плечами.

— Трудно сказать… Жаль, базилика нет, к омлету он бы был кстати.

— У меня есть, — встрепенулась Решка и бросилась в комнату.

Ну вот, он еще и любит базилик… Проклятые совпадения! Она ткнула себя в лоб кулаком. Их так много, словно она смотрит в зеркало, как это чУдно…

— А у тебя тут миленько, Русалочка, — сунул голову в дверь Эрик, обозревая залитую утром комнату.

Ну да, на стенах — беспорядочные фотки, цитаты, правила и картинки. Карта мира над топчаном, плюшевый плед на. Клетчатая скатерка на столе, заваленном раскрытыми исписанными блокнотиками, конспектами, свечками, чашками, горшками с зеленью… С достаточным пространством для маленького макбука и лампы. Кресло, закиданное подушками и шалями. Деревянный ящик на колесиках, служащий тумбой, столиком и чем угодно еще, с печатями “кофе”, будто рундук с корабля.

Он эту комнату не видел, но выглядеть она могла только так, и никак иначе. Маленькая домашняя Решка. Терра Инкогнита. Русалочка, в мир которой он смог прийти.

Такой шанс выпадает кому-то один раз в жизни, а кому-то ни одного.

— Чего ухмыляешься? — набычилась Дашка и сунула ему в руки горшок. — На — базилик. И дай переодеться.

Она выпихнула принца из комнаты и затворила дверь, привалилась к ней спиной.

Нет, легче не стало… Она его боится, потому что с ним приходит это чувство — настолько хорошо, что страшно. Все. Довольно.

И Решка метнулась к шкафу — выбирать аутфит на сегодня и — в день!

Коленки отказались чувствовать боль.

Ильич был сегодня не в духе. Он с утра застрял в пробке, не мог припарковаться, а потом одна тугая на ухо старушка делала дотошную ксерокопию пухлой от вложений больничной карточки. К тому же, у него упал сахар, давление подскочило, в придачу ко всему — обед опоздал.

— Раздражает, — выплюнул он, возвращаясь после очередной фотографии на паспорт для особо требовательной дамы.

Требовательной — не в смысле знающей. В смысле — “я хочу, а остальное меня не интересует”.

— Нет, ты видела? — воззвал к чувству справедливости Решки Михал Ильич. — “Сделайте мне без двойного подбородка” — я ей волшебник, что ли! И "не буду я чёлку зализывать!". А я буду?.. Не примут — её проблемы! Что за люди…

Решка дипломатично развела руками и поспешила ретироваться к прилавку.

— Даша, ты 10х15 мат пустила на печать?

Упс. Совсем из головы вылетело… Наверное, базилик виноват.

— Делаю, — сообщила Решка в штору деловито и поскорее кликнула на иконку программы обработки.

Разъехались двери, впуская нового клиента. Решка соскользнула с табуретки, невольно морщась — лучше-то оно лучше, а все же коленки так и не… регенерировали.

— Добрый день, — улыбнулась она посетителю и осеклась.

Эрик собственной персоной. В пожарном своем одеянии.

— Привет, — улыбнулся он. — Я к тебе фото сделать. На паспорт.

— Дарья! — заорал Ильич из подсобки. — Почему не следишь за плоттером?!

У Дашки зашевелились волосы на затылке. Михал Ильич пустил что-то, но она ни словом, ни духом — срочно бегала в магазин по его приказу… И теперь лучше бы ему под руку не попадаться — забыл про свой плоттер, а тот что-то напортачил…

— Подожди, пожалуйста, — испуганно шепнула она Эрику и метнулась за шторку.

Ильич рвал и метал — пока еще фигурально. На столике лежал ватман 90х100. В таких отвратительных полосках, что даже со входа при малом свете в глаза бросается. Шеф ткнул в ватман пальцем и прогремел обвинительно:

— Когда плоттер печатает, следить надо!

Даша подошла поближе, профессионально коснулась пальцами полотна. Эх, жаль… это её зарплата за два дня…

— Вы его пустили, когда я за кофе бегала?

Снова латте с кокосовым сиропом. Себе Дашка взяла каппучино.

Легкий намек, что это не ее ошибка.

Ильич запустил руки в волосы.

— Да какая разница — мы сегодня прогорели, ты хоть понимаешь?! А если бы ты следила — этого бы не случилось!

Да, она уже просчитала… Хорошо, что Эрик так быстро регенерировал, и с больницей она уже рассчиталась, те еще и долг скостили в связи "с неведомым науке случаем".

— Там… клиент… — вкрадчиво сообщила Даша.

— Какой клиент, мне теперь машину надо заново настроить… Скажи, пусть подождет! — рявкнул Михал Ильич.

И начал рвать и метать ватман теперь буквально. Метать — в коробку для бумажного мусора.

Дашка вздохнула.

— Это всё потому, что ты проворонила! Я же не могу по всем фронтам! Какие убытки..! Поняла?

Конечно, поняла. Когда за кофе и бургерами не будет бегать…

— Поняла.

Дашка на цыпочках пробралась к прилавку. Эрик выглядел встревоженным. Очереди, к счастью, не собралось.

— Почему ты позволяешь ему кричать на себя? — уточнил принц в куртке пожарного — грозно так уточнил.

Даша пожала плечами и щелкнула мышкой на таблицу регистрации клиентов.

— Он мой шеф, не убивать же мне его за это — кто тогда зарплату платить будет? Так тебе на паспорт?

— На паспорт, на паспорт. Но я с ним поговорю, это никуда не годится, — решительно заявил принц.

— Ты что, не надо! — испугалась Решка, замахала руками — достаточно представить реакцию Ильича и последствия, какие она будет иметь. — Все нормально, честно. Я… характер тренирую. Полезно, — подмигнула она. — Хочешь записать фото, которые получатся, в памяти компьютера? У нас есть такая услуга… Тогда потом еще можно будет год ими пользоваться.

Эрик кивнул. Кажется, он был не вполне согласен с теорией Даши про закалку характера, но продолжать дискуссию не стал.

— Запиши.

— Тогда мне нужна твоя фамилия… — Решка запнулась. — Ой, ты ж ее не помнишь, — неестественно рассмеялась и махнула рукой.

Он помнит только то, что ему удобно, непонятный принц-регенерация…

— Солнцев, — невозмутимо сказал Эрик.

Решка издала невнятное "о!". Неожиданно. Солнцев. Это ж надо… помнил, значит! А ее за нос водил. Небось и адрес помнит, да молчит, зараза. Прописался на Черешневой задарма и лопает её базилик. Записала и оторвала глаза от экрана: Эрик ровно излучал спокойствие и достоинство. Решка покачала головой.

— Будто сам выбирал, — не удержалась она от ехидства.

— Что?

— Фамилию.

— Меня называли солнечным мальчиком — не похож? — он подмигнул.

Решка рассмеялась — ну, что за самоуверенный тип, а! И знает ведь, что обаятельный.

— Кто называл?

— Садовник, кухарка… — Эрик запнулся. — Многие.

Садовник?.. Кухарка?.. Нюркина версия про принца вполне имеет право на жизнь.

“Ты не так уж и мало помнишь…”

“Я никогда не говорил, что забыл…”

— Даша! — снова закричал Ильич. — Кто-то ждет на фото?

— Да, Михаил Ильич, для паспорта, — спохватившись, отрапортовала Даша, озорно поглядывая на обескураженного Эрика.

Шеф тоже имел склонность забывать то, что ему не хотелось помнить.

И это его “почему ты позволяешь кричать на себя” — тоже очень по-… принцевски. Может, и правда лучше не лезть в его тайны регенерации и прочего… Какое ей дело, в конце концов.

— Пусть готовится! — донёсся приказ из-за шторы.

Вот так обслуживаем клиента. Хорошо, хоть музыка чуть приглушает его крики.

— Заходи сюда, — указала Даша на штору, за которой была маленькая студия. — Куртку вешай на крючок у зеркала, садись на кресло. Да, расчесаться не забудь. Брови и виски должны быть видны. Улыбаться можно, но только слегка и без зубов.

Солнцев Эрик. М-да. Так и хотелось процитировать Матроскина: “это фамилие такое”.

Покачав головой, Дашка села клепать фотки “10х15 мат” на печать. Ильич съест, если она их не напечатает. И — да — ещё надо его как-то будет умаслить после испорченного ватмана.

Эрик Солнцев. Свезло же со встречей на тропе жизни…

Ильич вышел с фотоаппаратом на груди.

— Что делаем?

— Паспорт, четыре, — сообщила Даша, не отрываясь от экрана.

— Ага, биометрика… — пробормотал шеф и вошел в студию. — Спину ровно, смотрим прямо… Подбородок чуть выше…

Щелкнула вспышка.

— Готово! Через пятнадцать-двадцать минут можно забрать.

— Мы живем с Дашей вместе, я дома у нее заберу, — донесся голос Эрика.

— О-о, — с интересом протянул до сплетен охочий Ильич.

Фейспалм. Не было печали.

— Кстати, не могли бы вы на Дашу не кричать? — добавил Солнцев приятностей. — Она очень впечатлительная, потом дома до рукоприкладства доходит…

Решка вскочила и врезалась в ксерокс — коленки не выдержали нагрузки.

— Никто ни на кого не кричит, молодой человек, — отбрил Ильич. — Всего доброго.

Мимо Даши он прошел, лишь бросив косой многообещающий взгляд. Даша схватила тряпочку и стала протирать ксерокс, а взгляд отзеркалила в сторону выходящего из студии Эрика.

— Принеси вечером, пожалуйста, — улыбнулся он с порога и вышел.

Да он издевается! Так и тянуло заорать “Солнцев! Ты негодяй!”. Но ввалился дедок с тросточкой и папкой документов.

— Здравствуй, голубушка, — прошамкал он и бухнул папку на прилавок. — У меня снова проект…

От бумаг пахнуло влагой и немытым телом. Прелести профессии. Дедушка — постоянный клиент, и она застряла с ним на полчаса: сейчас он будет долго сочинять текст, корректировать, как его набрать, распечатать, а потом будет торговаться до посинения… И Ильич отчитает, что она собирает очередь.

— Даша, почему в магазине грязь? — указал на свежие следы Ильич.

Даша вытянула шею — из-за высокого прилавка и не видно. А ко дню мороз растаял, оттепель пришла.

— Простите, Михаил Ильич, не заметила, но это недавно.

— Не заметила она… За чистотой надо следить, это первый пункт в правилах обслуживания магазина! — началось. Спуск пара. Хорошо, хоть новый ватман напечатался без полосок. — Своего ухажёра только и видишь, небось. Печать бракованная, полы немытые, мат не пущен…

Он был еще долго причитал — любил это дело, но Решка не выдержала:

— Так мне мыть пол?

За этим нужно было уйти в подсобку, наполнить ведро, взять швабру… И прервать диалог. Монолог, в большей мере, но он же к ней обращается как бы.

— Ну, конечно, я же сказал! — всплеснул руками Ильич. — Или мне прикажешь? Ох, как низко пали наши нравы…

Решка, прилагая все силы, чтобы не лопнуло терпение и не хромали ноги — честь не позволяет — подставила ведро под струю воды в кране.

— С горячей! — крикнул Ильич, настигая ее возле санузла и щелкая кнопкой электрочайника. — И с моющим! Эх, дай я сделаю… — сердито отодвинул он Решку, и она едва не свалилась на стену. — Как парня-то такого отхватила, рассказывай?

— Никого я не отхватила… И не парень он мне. Случайно… соседом затесался, пока наша третья соседка уехала.

Врать ни к чему. И правду говорить — тоже. Тем более Ильичу. Тем более сейчас.

— Что-то многовато у тебя событий, — прищурился Ильич. — Падение, парень-сосед… Не связаны они, случаем? Невежливый он, между прочим, — воспоминания о выговоре от Эрика омрачили его чело, и он мрачно сунул Решке ведро. — Вот, иди мой. Я не удивлён, что ты дома дерёшься — я тебя и на работе побаиваюсь. Ну, иди, иди, пока клиентов нет.

Даша была готова Эрика придушить.

— И вырежи своего красавца, я на столе оставил, — долетел приказ по поводу Эриковских фоток.

Эрик упал на кровать без сил. Если бы Саша и Дмитрий Берестов не замолвили словечко, никакой карьеры бы не вышло. Рвёшься спасать чужие жизни — а попробуй-ка, доберись до такой работы.

Паспорт. Медкомиссия. Прописка. Ваша автобиография? Родственники? Увлечения? Платите ли вы за багаж, если в салоне нет кондуктора?

В МЧС должны попадать только самые благонадёжные граждане.

В Вечности подобной мороки с документами не бывает. Там до бюрократии такого рода еще не дожили. Может быть, никогда и не доживут — там же всё вечно.

Эрик вытащил из ящика стола телефон, погладил экран. Вечность… Мама… Дерек… Лес и прогулки верхом на Бланко… Оуэн… Даже вечно старый садовник Вик — он и с самых начал Вечности седой.

Кошки скребут на сердце, когда он думает о них. Вот уж неожиданность! Ведь так мечтал уйти, они ведь не понимают, ничегошеньки…

Пусть он здесь и свободен, но так ужасающе одинок. Дерек сейчас бы хлопнул по спине и сказал: “не вешай нос, старина”. Они бы порубились на мечах в саду, и печаль бы отступила.

Эрик чиркнул спичкой и зажег свечу — этот электрический свет совсем чужой. Он потерян, потерян… Обхватил себя за плечи. В голове — будто роится улей диких пчёл. Глаз случайно упал на листок бумаги: рука сама потянулась, и принц принялся строчить, черкать, высунув язык, а свеча испуганно дрожала от его шумного дыхания. Чем чётче складывались строки, тем душе становилось легче.

“Красавец” так и не явился за фотками — заперся в комнате, да и куртка пожарная висит в коридоре на вешалке. А у Дашки руки чесались — его отругать. Что, Ильич зря её сегодня пытал?

Ведь всё же — дома "до рукоприкладства доходит", надо репутацию оправдывать, как-никак.

Нюрки дома не было — на этой неделе у неё три ночных дежурства в супермаркете.

Веселенько — им с принцем Солнцевым ночевать одним.

Уже и примочки на коленках высохли, а он — никаких признаков жизни.

Из-под двери Лизиной комнаты пробивался свет. Решка уже нашла сто поводов продефилировать мимо в надежде, что вот сейчас Регенерация вывалится на свет божий и начнет ее донимать. И тогда уж она ему выскажет…

Но он все сидел у себя, и ни звука.

Не случилось ли чего?..

Наконец Дашка не выдержала и поскреблась тихонько. Никто не ответил.

— Эй, Эрик… — пробормотала она в щель. — Ты в порядке?

Тишина.

— Я фотки принесла.

Молчок.

— Я вхожу, — предупредила Дашка, почуяв то ли неладное, то ли повод зайти и наконец поцапаться.

Свеча горела на столе, уже выгорев наполовину, заливая воском металлическое блюдечко подсвечника. Лиза держала один на всякий случай. Эрик спал, свернувшись комочком на топчане. Подложил ладошки под щёку…чересчур по-женски для взрослого парня.

Солнцев постанывал во сне, дёргая бровями, а на щеке заветрилась дорожка, какая бывает только от слезы.

Решка вздрогнула и пригляделась к лицу парня — как пить дать, плакал. Что же у него такого случилось?..

Даже ссориться расхотелось. Только одеялом накрыть. Где у Лизы плед?..

Но Дашка сдержалась. Слишком сентиментально.

Тихо положила конвертик с фотографиями на стол, но взгляд упал на возмутительно исчерканный, истерзанный карандашом листок бумаги. Заглянула любопытства ради и не смогла оторваться:

По вечерам мечтала она, глядя на скучный очаг:

“Все тот же огонь у того же окна… Уплыть бы на всех парусах..!”

Ах, если б ты знала, что такое дом… Понять это можно, встретив сильный шторм.

В море встает за волной волна, вдали остается прибой.

Свежий ветер мигом надул паруса, влечет он корабль за собой.

Ах, если б ты знала, что такое дом… Понять это можно, встретив сильный шторм.

А если туман на море падёт? Безлунной ночь станет вдруг?

А если молнией тучи гром проткнёт? Очаг свой ты вспомнишь, мой друг.

И скажешь: “Ах, знала б я, что такое дом!..”. Понять это можно, встретив сильный шторм.

Даша обнаружила, что сидит на стуле, шепчет строки снова и снова и смахивает слезы. Этот парень… в который раз прочёл её чувства, как в открытой книге. Именно эта пустота преследует её который год. И это чувство домашнего очага… его теперь не вернуть. Нету его уже — дома…

Перечитала ещё и ещё раз, срываясь с шёпота на вполголоса, переносясь сердцем, сражаясь со штормом, скучая по очагу, ощущая такую знакомую безысходность. Она мечтала. Она уехала. Получите — распишитесь.

Если б она тогда знала, что такое дом… Повела бы себя иначе?..

Всхлипнула слишком громко, наверное. Устыдилась. Перестала дышать, покосилась на Эрика. Он лежал и смотрел на нее. Давно?..

— Я… фотки принесла, — моргнула Дашка, поспешно вытирая щеки.

Кивнула на стол, вскочила, чтобы уйти, все еще сжимая пальцами измученный листок. Солнцев поймал ее за руку.

— Постой… Решка…

Даша закусила губу и огляделась вокруг. У Лизы комната была узкой и минималистской, взор ни за что не зацепился. Заметила неосознанно прихваченный трофей в собственных пальцах. Отложила на стол, словно извиняясь, что случайно заглянула в чужую душу и увидела там то же, что каждый день прячет в своей.

— Аня на работе… Мы одни. Неудобно это как-то. Я пойду.

— Почему мы так стремимся оставить дом, а потом не можем забыть его?

Она перевела взгляд на Солнцева — он так отчаянно ждал ответа, словно от него зависела жизнь. Как знакомо. Она тоже вот так когда-то… ждала ответов. До сих пор ждала… Пусть и знала, что нужно отвечать. Даша, вздохнув, опустилась обратно на стул и осторожно высвободила руку.

— Это твой первый переезд, да?

— Можно… — усмехнулся Эрик грустно, — и так сказать.

— Для меня… это было больно. Очень.

Свечка легко мерцала на их лицах отблесками в темноте и тишине вечера. И лишь отголосками семья со второго этажа шумно делила что-то за ужином.

— Тогда почему ты уехала?

Даша поджала губы. Тогда она не видела иного пути. Да и сейчас не поступила бы иначе. Пожала плечами делано безразлично:

— Чтобы начать собственную жизнь, конечно.

— И ты не жалеешь?

Коварный вопрос. После случилась война, и дома не стало. Мама с папой тулятся в чужом краю, тщетно пытаясь построить жизнь из пепла. И она ничего не может для них теперь сделать — сама такая.

— Ну, Эрик… вопрос не в том. Так было правильно — я знаю. И это важнее.

— Значит, жалеешь.

Эрик поводил пальцем по узорам диванной подушки. Как маленький, честное слово!

— Слушай, Солнцев… Ты мне в душу не лезь, ладно? Да, я жалею, много о чем, но не изменила бы решения, даже если бы предоставилась возможность. Потому что так было правильно. А то, что жизнь… кривая, надо принимать как факт. Так ведут себя взрослые люди. Всё.

Даша отвернулась. Надо вот так сердце вывернуть, а. Одним стихом. Довольно незамысловатым, между прочим.

— Я и не лез. Ты сама рассказала.

Эрик перевернулся на спину и заложил руки за голову. Вот же гусь — как всегда, сухим из воды вышел. А ведь плакал почему-то…

— Тяжёлый день был у пожарного? — ради приличия поинтересовалась Даша.

Солнцев пожал плечами.

— Все нормально, я ещё пока не пожарный — бумажная волокита… Просто я не из этого мира, Дашка. И тоскую по своему.

Даша встрепенулась. В том и заключалась ее идея русалочки.

— Ты чувствуешь то же самое?!. И я… Но, знаешь, потом я нашла ответ: считать себя иным удобно. Ты можешь сбросить свои проблемы и депрессию просто на факт, что ты иной. И бороться не надо, — Решка пожала плечами азартно. — А соль не в том — надо просто идти и жить. С другими Homo Sapiens у меня гораздо больше общего, чем руки и уши врастопырку… Хотя они у меня и не врастопырку, но ты понял, да?

Эрик вдруг коротко расхохотался. Резко сел и взъерошил ей волосы, уже серьезный.

— Знаю, русалочка.

Даша насупилась и поднялась.

— Не знаю, что тебя так рассмешило, Регенерация. Фотки на паспорт на столе.

— Спасибо, — уже в спину промолвил ей Эрик.

— Ильич решил, что ты мой кавалер, потому сделал тебе бесплатно, не благодари, — проворчала Даша.

— Я не об этом. Хотя — тоже спасибо. Я благодарил за сейчас.

Даша обернулась. В убогом свете свечи он сидел такой таинственный и несчастный, такой… вот именно, из другого мира. Сердце Решки Стрельцовой характерно сжалось.

— Ты… сильно не скучай за прошлым. Жизнь… она такая… вперед идет, и нам стоит шагать… Даже когда хочется лечь и умереть… Вот станешь классным пожарным, будет, чем гордиться, когда домой поедешь! — выпалила она и убежала к себе.

Решка до ночи шепотом мучала гитару, а Эрик сидел под дверью ее комнаты, привалившись к притолоке, и ловил в каждом звуке искорки умиротворения, оседающие во взволнованном сердце.

Рабочая неделя подхватила своим водоворотом: никто не помнит, когда в город прокралось утро и когда упала ночь, когда снег стаял, и когда — выпал, а когда схватился на реке лёд, политы ли базилик и мята, последний завтрак был сегодня или вчера, куда подевались последние свежие носки и где же он, конспект по истории литературы последней трети 20-х годов прошлого века.

На лекции, посвящённой легендарной букве Ё, Нюрку Берестову застукали за передачей записки — “Квартирник в субботу?”. Борис Сигизмундович вознегодовал от души и на нее, и на Решку — ежу было понятно, что записка адресовалась Стрельцовой.

— И ты, Дарьюшка, — покачал головой Борис Сигизмундович в превеликой досаде.

Зато вся группа узнала про квартирник на Черешневой и намылилась мозолить глаза и топтать паркеты в их трёшке — принц стал для них легендой с лёгкой руки Берестовой.

Михал Ильич барахлил всю неделю, и Решка возвращалась домой уставшая и злая, запиралась в комнате и улетала в книги самиздата. Там не нужно было анализировать фонетику каждого буквосочетания, добираться до скрытого смысла (который и сам автор не всегда вкладывал — она по себе знала, балуясь изредка магреализмом и мечтая издать книгу), переводить на латынь или делать фразеологический разбор. А просто наслаждаться другим миром, а еще красотой слов самих по себе — без истории и географии.

Она надеялась однажды тоже оказаться среди них — коммерческих талантливых авторов.

Эрик, выбравший себе вполне логичную фамилию “Солнцев”, был занят созданием личности и трудоустройством.

Хирург из неотложки — Самсон Данилович — неожиданно подсобил на медкомиссии — заявился собственной персоной и рассказал историю о невероятной регенерации. “Моральную картину героя” он тоже нарисовал едва ли не идеальную, в свидетели призвав “Лидочку”, дядю Васю с ласточкиным гипсом на костылях и Тихонову Марию Семёновну — пожилую учительницу, которая была очевидцем аварии и вызвала скорую.

Героем Эрика Солнцева и записали.

Единственным вопросом для комиссии оставалась амнезия.

— И что, что амнезия? — Самсон Данилович довольно воинственно болел за своего протеже, облокотившись о пюпитр спикера.

— Представьте, что в ответственный момент у него случится проблеск подсознания, — возразила веско представительная тетка из центра психологической диагностики.

— Товарищи, а кто тут может абсолютно поручиться за собственное подсознание? — развел руками Самсон Данилович. — Хоть я и по части хирургии, а все ж помню из общего курса — изучено оно слабо. Не будет ли уместным полагаться на точные факты при определении профпригодности кандидата, а не на зыбкие теории?

И прочее, и прочее, и прочее. В конце концов Эрик получил печать “пригоден” в чистенькую трудовую книжку.

Дмитрий Берестов, отец Нюрки, поручился за Эрика лично, да и подсобил как с кадровиками, так и с документами. К четвергу паспорт был уже готов, оставалась лишь проверка жилищно-бытовых условий. Нюрка дала свои соседские показания прямо в отделении МЧС, а вот Решку Александр Константинович — будущий непосредственный начальник Эрика — застал врасплох в четверг же вечером, заявившись в их квартиру на Черешневой без предупреждения.

Нюрка снова была на смене. Эрик ещё не вернулся. Решка блаженно пропадала в стране Коринтии и млела от волшебности слова “бересклет”, натянув на голые ноги гетры, а на шелковую сорочку — коралловый шерстяной свитер, и потягивала кофе с имбирем, когда раздался звонок в дверь.

Решка нахмурилась, но продолжать сидеть под одеялом безответственно: все равно открыть некому. Нехотя напялила тапки и поплелась к двери.

— Иду, иду, — пропыхтела еще из коридора. — Кто там?

— Проверка ЖБУ, Александр Аверин, — деловым тоном объявил мужской голос.

У Решки душа ушла в пятки. На вору шапка горит, называется. Какая еще проверка?.. Да еще и в семь вечера нормального четверга?.. Одёрнула свитер.

— Э-э… а что такое ЖБУ? Мы никого не ждем!

— Решка, — а это уже голос Эрика, — открой, пожалуйста, это я.

Шут гороховый. Ключи так и не сделал. А она его просила, неудобно же!

— Ну, и зачем сочинять про проверку, — сварливо пробурчала Даша, щелкая замком.

Александр Аверин — высокий крепкий мужчина с сединой в курчавых волосах — шагнул внутрь вслед за принцем и кашлянул:

— ЖБУ — значит жилищно-бытовые условия. Вы с гражданином Солнцевым вместе живете?

Даша смешалась и скосолапила ноги по детской привычке.

— Э-э… не совсем верная формулировка — мы соседи по квартире.

Эрик безмятежно разматывал шарф. От обоих несло морозом и вечером.

— Александр Константинович — мой начальник, — любезно пояснил Солнцев. — По уставу он должен проверить, в каких условиях я живу и получить оценку от соседей.

— Какую оценку?

— Морального облика, — усмехнулся Александр Константинович. — Конечно, это уже чисто для проформы, и все же…

— Ах, морального облика, — коварно протянула Дашка.

Заявляются тут по ночам без предупреждения. Застают в непрезентабельном виде. И ухмыляются. И на какую оценку они надеются?

— Скажу я вам, что оценка весьма спорная, — воинственно начала девушка. — Например…

Эрик быстренько зажал ей рот ладонью.

— Александр Константинович, вы проходите, вымойте руки, полотенце можете взять зеленое… Сейчас чай будем пить. Простите Решку — она сейчас соберется с мыслями, и поговорим.

Аверин хрюкнул, сдерживая смех. А такой импозантный мужчина с виду..!

Решка топнула носком по ботинку Эрика, свирепо сверкая глазами.

— Успокойся, Решка, — зашептал Эрик. — Знаю, не предупредил, вот ты и злишься. Но я сам не знал, что так получится, прости за неожиданность.

И осторожно отпустил ладонь. Дашка облизала губы гневно, будто желая смыть прикосновение его руки.

— Вольно ты с соседями обращаешься, Регенерация. Все расскажу, предупреждаю.

Эрик, смеясь, поднял обе руки в жесте капитуляции.

— Я пропал. Решка… да ведь меня почитай приняли, понимаешь?! В пожарные!

Решка торопливо отскочила вбок. В последний раз, когда он так радовался, это закончилось тем, что он кружил ее по всей кухне за талию. Несколько дней потом на стенах пятна от блинного теста находила.

Эрик прошёл мимо нее на кухню. Решка фыркнула: а теперь, значит, у него в голове щелкнуло, и она просто соседка, что ли?..

Ну, вообще да — просто соседка…

— Зелёное полотенце, да? — уточнил Аверин из ванной.

— Ага, — рассеянно подтвердила Решка. — Простите меня за внешний вид. Не знала, что придете.

Одёрнула сорочку ещё раз. Благо, свитер длинный, и там, где он кончается, начинаются гетры. У нее талант в последнее время быть не в том месте не в том виде. Хоть парфюмом светской львицы не благоухает!

— Ну, что вы, — возразил Аверин вежливо. — По факту, я скорее должен проверить условия проживания Эрика, вот и все. Мне жаль, что пришлось нарушить ваш покой — раз уж вы в одной квартире живете, то и сосед ближайший, как и… — он порылся в телефоне, выуженном из кармана куртки-разгрузки, — как и Анна Берестова. Считаете ли вы Эрика Солнцева порядочным человеком?

Даше сделалось смешно. Или это уже просто крыша едет неспеша, тихо шифером шурша, как говорится.

— Да вы куртку снимите… Наш порядочный принц вам чаю собирается сделать. Из наших с Анной запасов, заметьте. Вот вам и ответ про порядочность… — её понесло, болталось много и весело, прямо как не наяву. — Еду он пока не покупал никакую, на дармовых харчах держится, но обещал долг отдать… Как только у вас зарплату получит. Так что в моих же интересах заявить — да, порядочный. Ну, и он жизнью как-никак ради меня рискнул, так что… запишите там все, что надо, чтоб он поскорее на работу вышел. Одобряю, одобряю.

Они уже сидели под теплым ламповым светом в закутке со столом и пили чай с барбарисом. И вчерашними имбирными печеньями — оказалось, Эрик напёк.

Печенька таяла за щекой, и, несмотря на вынужденную выдернутость из чудес Коринтии, Даша Стрельцова чувствовала себя не менее блаженно в этой странной компании. Аверин оказался просто душкой, хоть и командир отделения. К тому же, он любил фольклор и творчество Мельницы — кто бы подумал.

— А Решка хорошо поет, кстати, — сообщил Эрик, кося глазами на девушку призывно.

За печеньки ему можно было простить все. А если просит спеть — так вообще. Дашка обожала петь, а тем более — когда кто-то просил. Глаза Александра Константиновича сверкнули интересом:

— Может, споёте?

Решка едва не задохнулась от счастья.

— Сейчас, только гитару возьму! — воскликнула она и бросилась в комнату, переваливаясь с одной поджившей коленки на другую.

Все же, это правда: нужно просто жить. И всегда случится что-нибудь прекрасное и чудесное.

Аверин ушёл уже ближе к полуночи.

— В общем, ты трудоустроен, с чем тебя и поздравляю, — похлопал он Эрика по плечу перед уходом. — Хотя для полного жилищного набора у вас в кухне не хватает четвертого стула, но за печенье и песни Даши я закрою на это глаза, — подмигнул. — Чтоб был завтра в шесть на дежурстве как штык… Регенерация, — усмехнулся он, повторяя оброненное случайно Решкой прозвище.

Эрик закрыл дверь и, сузив глаза, воззрился на оставшуюся е коридоре девушку.

— Теперь и начальник будет называть меня “регенерацией”.

В тишине и полумраке ночи его голос прозвучал особенно жутко. Решка втянула кулачки под рукава свитера.

— Зато у тебя работа есть.

— И я скоро съеду.

— Ага… Наверное…

— И сбудется твоя мечта, Чёрный пруд.

— Темно, тебе моего лица не видно, так что не суди поспешно.

— Значит, расстроишься?

— Не знаю. Может быть.

— Хорошо, что вы с Авериным любите Мельницу. Теперь я тоже. Голос у тебя… сказочный, и поёшь ты… всем своим существом, творчество из тебя так и льётся, как полёт.

Сердце ухнуло куда-то в кишечник.

— Спасибо.

— Пойдем, еще чаю поставлю.

Можно ли опьянеть от чая? Пожалуй. Посиделки с чаем на кухне ночью — самое верный способ сойти с ума.

— Да, у нее… очень поэтичные песни. Русский фольклор, эмоции в образах… Да и не только у нее. Есть ещё Канцлер Ги, Ясвена, Вельвет, Марко Поло, Йовин, хотя у каждого свой стиль, конечно… Ты никого из них раньше не слушал? Где ж ты был…

И в этот раз это не был вопрос, а просто слова, выброшенные в космос. Свисток чайника весело встряхнул замечтавшихся полуночников.

Эрик залил заварку, и кухня наполнилась горячим ароматом трав и прочего.

— Вообще, твой стих мне тоже понравился, — сочла нужным заметить Решка. — Поработать, может, над стилистикой и стоило бы — я не совсем по лирике — но… цепляет, а это в поэзии главное. Так и появляются новые стили, — пожала она плечами с улыбкой. — Из неровнянной стилистики, как и неологизмы — благодаря находчивости незакомплексованных обывателей… Я даже на музыку пробовала положить…

— Ты знаешь… — медленно проговорил Эрик, — а ведь мой отец любил поэзию — передалось, наверное… Так жаль, что я его не помню.

— Он… умер? — осторожно спросила Даша.

На лице Эрика промелькнула серьёзная такая тучка.

— Умер, — коротко бросил он, но трагизма в этом коротком слове было достаточно.

Впрочем, Солнцев тут же сгладил печаль улыбкой и схватился за заварник, чтобы налить дымящийся напиток Решке в чашку.

Она забралась на стул с ногами, не щадя медленно заживающих коленей, и уставилась на густые клубы пара.

— А мама?

— Мама… жива, — усмехнулся Эрик.

— Она, наверное, скучает по тебе?

— Скучает? — он расхохотался невесело. — Думаю, просто бесится, что не может вернуть меня домой и заставить делать то, что хотела.

Ага. Беглый принц.

— Думаешь… ты никогда ее уже не увидишь?

— Не знаю… Но вряд ли это возможно. Пей чай, остынет. А что с твоими родителями? Что стало после того, как ты уехала из дома, "потому что это правильно"?

Решка закусила губу.

— Они живы, все в порядке, — отозвалась она эхом и обвила пальцами чашку, грея руки. — И у нас отличные отношения.

— Но?

— Что еще за “но”? — с подозрением подвоха воззрилась на него Решка.

Эрик пожал плечами и улыбнулся, как всегда.

— Между строк проскользнули нотки "но”.

Решка усмехнулась.

— Ох, уж эти поэты. Все нотки учуют. Всё отлично, просто… Знаешь, мне Нюрка сказала недавно, что я не только русалочка, но и снежная королева… — поймала непонимающий взгляд и пояснила: — Так, ещё одна сказка, ничего особенного. "Холодное сердце" — тоже отличная версия, советую… Будто… внутри что-то замерзло, умерло… Я не знаю — хотя вроде и знаю — почему… Но я ничего для этого не делаю, а любое тепло… бессознательно начинаю вымораживать. Вот только оно появляется, — отчаянно вцепилась взглядом в слушателя Даша, — и сразу, какой-то механизм сам по себе запускается, и замораживает всё! — она махала прямо чашкой с чаем в воздухе. — Зная, что оно мне не принадлежит. Погреться один вечер — одно, но навсегда… — Решка покусала губы. — Это не результат какой-то большой трагедии, не сдвиг в мозгах, даже не депрессия… Не знаю. И я ничего не могу с этим поделать! И, если вернуться к родителям, — она вздохнула, натянуто улыбаясь, — они тоже не могут мне до конца этого простить. Словно, когда я выпорхнула из дома, как в твоем стихотворении, я потеряла способность быть теплой и живой. Они так говорят. И ждут, когда я исправлюсь. А потом много чего случилось… И я не смогла стать для них домом и опорой.

Решка нырнула лицом в чашку после своего рваного признания и принялась пить, пить, пить горячий чай, давясь глотками и кипятком.

Это всё ночные посиделки виноваты.

Эрик ничего не говорил. Наконец Даша отважилась посмотреть на него. Тёплый и прямой взгляд. Она поперхнулась и закашлялась.

— А знаешь, почему я в свое время обратил внимание именно на тебя?

Снова началось…

— Именно потому, что от тебя шло тепло.

— Это было давно и не здесь, — фыркнула Решка.

— Нет, именно здесь. Недавно. В этом самом месте.

Она даже не догадывалась, насколько он буквален.

— И когда ты не знала о моей регенерации, ты была готова заплатить, сколько нужно, лишь бы вытащить меня из комы. И даже с грубияном-начальником, с надоедливыми клиентами, с Нюркой, да и со мной, как ни цапаешься, с Александром Константиновичем… Да, ты ужасная заноза и порой сбегаешь в пучины, поджав свой русалочий хвост, но… душа у тебя торчит изо всех дыр. Подле тебя тепло всякий раз. И если Урсула решит тебя утащить на дно, я приду и сражусь с ней, — подмигнул Эрик.

Решка выпрямилась и спрятала ладони под столом. А то ещё удумает схватить её руку… Чай одиноко дышал паром.

— Поздно уже, — пробормотала она, — по кроватям пора… Тебе на дежурство завтра.

— А? Да…

Кажется, на Эрика тоже подействовали градусы чайных посиделок — разомлел, а ориентиры, дистанции, границы стёрлись. Решка резко встала и поморщилась — треснули корочки ссадин на коленках под гетрами. В самых дверях обернулась нерешительно.

— Слушай… послезавтра Нюрка хочет устроить квартирник… Я знаю, сказать “приходи” — глупо, но… приходи?..

Эрик пожевал губами. Он не знал, что значит “квартирник”, но кивнул. Если Решка приглашает… в лепёшку разбиться, а прийти надо.

— Конечно.

“В современной творческой российской среде всё более популярными становятся небольшие камерные концерты — квартирники. Зародившись в 80-х годах СССР как протестное движение…”

Эрик оторвался от экрана служебного компьютера, разминая шею. Маленький перерыв в полчаса — психологическая разгрузка, все пожарные занимаются своими делами: наконец в отделе тишина ненадолго.

Квартирник. Конечно, он в деле! Как же мечталось о чём-нибудь таком в недрах замка Третьей Вечности… Чтобы поэзия не умирала, книги множились, а песни лились рекой. Чтобы не было вот этого удушающего… средневековья каждую минуту. Дерек над ним смеялся, когда он говорил так.

Дерек. Эрик вздохнул. Они смотрели на средневековье в большой заводи реки: Оуэн твердил, что мастерство боя тогда было самым-самым, и Дерек утверждал, что победит на любом турнире, а он, Эрик, надеялся на появление Шекспира и театра “Глобус”. Но, наверное, их можно было наблюдать в какой-нибудь другой заводи и в другое время суток. Урок заканчивался и они шли на обед, а потом махали мечами до заката… Чтобы, оказывается, однажды отправиться в Терру Инкогнита. И средневековье продолжалось: что с того, что у них с матерью у единственных была телефонная связь благодаря отцу Клер Сайнт — Терезия так стремилась к тому, чтобы однажды каждый наслаждался техническим прогрессом, но Третьей Вечности до такого развития было далеко, очень далеко. Безнадёжно.

Матери бы здесь понравилось: компьютеры, интернет, автобусы, водопровод в каждом доме… Она за этим могла только наблюдать в реке и мечтать, а в Заречье… Всё есть.

С первой зарплаты непременно надо купить себе смартфон. Ей… он тоже бы купил — правда.

Нельзя, нельзя печалиться. Прошлой жизни нет, как не было.

Резкий гудок возвестил, что “психологическая разгрузка” окончилась.

— Выезжаем на объект, — рявкнул Быков, заместитель Аверина.

— На объект? — переспросил Эрик, легко вскакивая со стула — несмотря на утреннюю изнурительную практику на огневой полосе он не устал (Оуэн их гонял куда безжалостнее Аверина и Быкова, вместе взятых).

— Тренироваться, — пояснил Быков.

Этот Солнцев был просто возмутительно невозмутим — пора это прекратить!

Просто Алексей Юрьевич Быков не знал, что есть такой неписаный закон: сказочный принц — он и перед лицом смерти сказочный принц.

Семеня и поскальзываясь на схватившийся вчерашним вечером мокроте, Решка Стрельцова счастливо вдыхала мороз во все легкие. Когда мороз — можно дышать, можно растворяться, можно жить. В мороз всегда летучее настроение и праздничнее дни.

Вот и сегодня. Серо, невнятный туман, в коем и дыхание-то тонет, скользкота, пусть снега — кот наплакал проталинами, каждый нормальный человек торопится домой, а она… Будто ступает по зачарованному лесу вместо города — ведь каждый уцелевший листик, каждая иголочка на встречной ели, каждый куст — когда-то успели замерзнуть в белое серебро. И время останавливается.

Сегодня все будет сказочно. Даже смена у Ильича — сегодня только сверкать огоньками в глазах и дарить людям чудеса пополам с ксеропокиями, потому что иначе — нельзя.

Решка подняла лицо к небу.

И в кармане сумки надорвался вдруг телефон. Берестова. Энергичный голос ворвался в зимнюю сказку Стрельцовой, в которой та уже едва не размахивала волшебной палочкой.

— Куда усвистела, Русалочка? А психология?

Да. Сегодня она и русалочка, и снежная королева, и Золушка, и фея, и единорог, и даже олень Рудольф с красным носом, если потребуется.

— Я ж у Ильича с двух, все равно бы не успела до конца досидеть. Да и мы с Татьяной Юрьевной договорились насчёт зачёта автоматом.

— Все пучком, ага… — согласилась Нюрка. — И когда ты успеваешь — все ж на своем самиздате сидишь!

Решка прошла переход с особой осторожностью, опасливо оглядываясь по всем сторонам — нечего раненых принцев множить — мало ли…

— Нюрка, терпение, может, и ты однажды скажешь: а вот с этой Стрельцовой, автором мирового бестселлера “Грядёт зима”, я делила квартиру когда-то! Но мне такой влом писать в последнее время… Знаешь ведь — я просто быстро схватываю. Прочла, поняла, и засело в голове. До зачёта, как минимум, — хмыкнула Даша.

— Талант, одно слово… — протянула подруга.

— Ну, надо ж его использовать!

Как она скучала по их болтовне, эх… Но лучше ни по чём не скучать, быть там всякой самодостаточной и… Однажды и с Нюркой они разъедутся, всё настоящее станет прошлым. С Эриком — то же самое.

— Слушай, мы и не виделись на этой неделе, а завтра уже и квартирник…

Аня мысли читает просто!

— Вот будем завтра с утра печь вкусняшки, и поболтаем наконец…

А Эрик… тоже будет печь вкусняшки с ними вместе?.. Он в этом хорош…

— Как Ильич?

Решка тряхнула головой, чтоб и мысли растряслись по порядку, и наушники с ушей чуть не слетели.

— Зол, как медведь-шатун. Плоттер таки накрылся и в маленьком принтере истерлась головка, пришлось везти к специалисту аж в ***омск… В копеечку влетело. Ну, и теперь на одной машине и мат, и блеск, ватманы печатаем у конкурентов, крутимся с трудом. А так ничего. Но я собираюсь сегодня быть эльфом.

— Ха… Ты сумеешь, ага. А Эрик?

— А что Эрик?..

Ну точно мысли читает!

— Ну, как он тебе?

— Да нормально.

— Слушай, Русалочка, у тебя его отдел по дороге с универа. Навести-ка принца.

— Чего-о-о? Это еще с какой стати?

Решка собственным восклицанием разрушила хрупкое чудо тумана и полусна вокруг.

— Ну, Решк, будь добрее к парню! У него ж нет никого в городе кроме нас, представь каково ему…

— Ну, Аверин вроде его полюбил. Пил у нас чай вчера. Так что он не один.

Еще чего, может, она и думает об Эрике так… иногда, но это не повод, между прочим. Верить во всякие разности на тему.

— Не только Аверин, а и папа, и Сашка, и хирург с больницы — Самсон Данилович…

Решка пнула ледышку кончиком бордового тимберланда. По-прежнему натирает пятки, но это меньшая из проблем.

— Вот видишь, все в него влюблены — и причём тут я?

— Еще бы: веселый, вежливый, добрый, что еще надо?

Фи. Ну, правда, так правда… Но изъян непременно где-то да есть. Правда — она всегда с подвохом.

— Ну, не скажи — вот Ильичу он совсем не понравился.

— Не понравился?! — Анька обескуражилась только на мгновение. — Да кто этому хрычу нравится, а?

— Эй, Михал Ильич бывает очень даже ничего дядька, раз мне, вообще, розы подарил… Уверял, что от поклонника, но потом раскололся.

Пнула новую льдинку, на этот раз левой ногой. Решке казалось, что всех людей надо пытаться понять, и чем невозможней — тем интересней. Проблема в том, что Ильича она быстро поняла. А вот Эрика… Хм…

— Ну, а как они поссорились? — полюбопытствовала Берестова.

— Он Ильичу выговор сделал, чтоб на меня не орал… — вспомнила Решка и разулыбалась: нет, вообще, это было прям… по-рыцарски, аж на сердце тепло.

— Ахаха, респект! — расхохоталась Нюрка там в универе. — В общем, забеги, доброе дело сделай. О, все, Юрьевна пришли. Ей без тебя будет с нами грустно, Решка, мы ж — никто не психолог…

Нюрка отключилась. Решка рассмеялась и покачала головой — ну, что за язва… Изморозь будто согласно зазвенела от ее смеха — о, она просто в гармонии с миром сегодня, вот и все, как же это прекрасно. Даша тронула пальцем ближайшую плененную белым льдом веточку, снова засмеялась тихо и согрела ее дыханием.

— Пойти, как думаешь?

Пикнуло сообщение. Анька прислала геолокацию. Ха. У нее и выбора-то не осталось. Только поэтому… Только из-за зачарованного изморозью города, только из-за того, что она — эльф и русалочка, а он — солнечный мальчик и принц Эрик…

Даша мяла свои митенки и ждала, со скрытым любопытством осматриваясь по сторонам. Нелегкая в отдел МЧС ее еще не заносила. Учреждение как учреждение — те же коридоры, стулья точно как у них в универе — ну, вот те самые светлые деревянные на черных металлических ножках. Разве что грамоты висят, таблички… что там?.. “кислотная аккумуляторная” — это ещё что за зверь?.. “Начальник караула”, “Старший пожарный Аверин А.К.”…

— Нет Солнцева, — поступью потяжелее ее тимберландов пришагал парень метр-в-плечах — дежурный.

— Как нет? — испугалась Даша.

— На учениях, — пожал плечами богатырь-дежурный. — После обеда обычно наружка, тем более для покемонов.

— Покемонов? — не поняла снова Стрельцова.

— Так на новичков, которые без армии, говорят, — разулыбался богатырь, заинтересованно разглядывая гостью — кучерявые волосы пучком на затылке, горящие глаза, пушистый большой шарф. — А ты ему кто?

Даша скривила нос — никаких манер, а ещё МЧС-ник! Разве им… моральная оценка не нужна?

— А что? — набычилась она. — Это вас касается… сударь?

Иногда филологи любят использовать архаизмы и прочее, знаете. А тут это “сударь” на язык так и просилось. Богатырь на миг озадачился. Но совсем на миг.

— Да ладно, чо ты так сразу наёжилась, — подмигнул “сударь” и понизил голос: — Покемон наш тут прынцем ходит. Куча заступников, местечко тепленькое урвал, а на все вопросы — улыбочку нацепит и готово.

Даше даже рассмеяться захотелось — эх, покемон-ты-богатырь, тут мы с тобой в одной лодке, тоже от этого страдаю.

— И вдруг — ай, у принца Эрика девушка есть. Уже представляю, как его покорёжит, когда парни прознают.

Эрик и тут принц — ну, пожалуйста, кто бы сомневался? И все ж… богатырь перегнул.

— А говорят, что женщины — сплетницы, — холодно приосанилась Дашка. — И нет… сударь… вы ошиблись насчёт девушки.

— Да брось ты это “сударь”, меня Жориком зовут, — протянул лапищу богатырь.

У Даши от его хамства брови поползли наверх. Что за фамильярность, как смеет он…

Впрочем, это была обычная реакция Стрельцовой на всех парней, которые ей в потенциальные бойфренды не годились — как им хватило наглости на что-то надеяться или не надеяться?!.

В этот момент распахнулась одна из дверей: та, что с надписью “Аверин А.К.” — догадалась Даша, потому как в коридоре появился именно он.

— Александр Константинович! — воскликнула она радостно — этот Жорик начинал доставать. Мысль, что надо просто уйти, как-то в голову не пришла — выглядело бы как побег, а она предпочитает сражаться. — Здравствуйте!

Старший пожарный — в форме, подтянутый как не-знаю-что — обернулся, и его лицо, изборожденное морщинами подсчетов, анализа, бремени руководителя и прочего, просветлело.

— Здравствуй, Решка, — и он поспешил подойти, вовсе не подозревая, что тем самым спасает ее от притихшего Жорика. — Ты к Эрику? Их нет — на учениях.

— Да, знаю уже, — кивнула Даша. — Вот… подчиненный ваш сказал.

— Гоша, — строго спросил богатыря Аверин, — ты нашей гостье не досаждал?

Видать, репутация такая. Даша поджала губы — наябедничать больно хотелось.

— Александр Константиныч, та ведь я… — в постойке смирно вскочил Гоша, — от чистого сердца, так сказать! Раз гражданка… Решка его девушка, так…

Аверин рассмеялся и похлопал Гошу по плечу, поясняя Даше:

— Главный сплетник отряда — обожает сидеть на дежурстве. Так вот, Гоша, — снова строго посмотрел он на несчастного богатыря-сударя-сплетника, — Решка с Эриком просто живут вместе.

Повисла вязкая тишина. Аверин почесал затылок, понимая, что в чём-то ошибся.

— То бишь, соседи они по квартире, понятно? — наконец понял он. — Это не одно и то же. И зовут ее Даша Стрельцова, а не… гражданка Решка. И она, — Аверин обворожительно улыбнулся на сей раз гостье, — очаровательно исполняет Мельницу.

Дашка смутилась — она знала, что хорошо поёт, но когда вас хвалит сам старший пожарный района… Да ещё и за пение, что, вроде не совсем в его интересах и компетенции… Кто дернул Дашку за язык — она не знала. Но и для Эрика это будет полезно — провести время с начальником в непринужденной атмосфере. И, вообще, она сегодня — эльф!

— Александр Константинович… А у нас завтра в шесть квартирник намечается… Не Мельница, конечно, но Вася Звёздный тоже интересные песни пишет… Нюрка его просто обожает… Ой, ну, то есть, Аня Берестова — это наша еще одна соседка.

— Нюрка?! — расхохотался Гоша, оперативно вклиняясь в разговор. — Вот так ты ее прихватила! Так значит это ты та русалочка, что с ней живёт! А Берестову кто не знает? Я-то уж непременно приду — просто чтоб её позлить, раз повод есть! Нюрка — легенда нашего отряда! Кто к ней только не подкатывал…

Даша поморгала — она богатыря, вообще-то, не приглашала — только Аверина… И ничего она не русалочка для него, и Аню он Нюркой права называть не имеет… Вероятно… Одни многоточия и восклицательные знаки в голове.

— Спасибо, Даша, — кивнул Александр Константинович, — я подумаю, может, и получится — чай у вас чудо как хорош. Прости, мне пора, — он кивнул на папку в собственных руках.

— Да, — спохватилась Даша, — мне ведь тоже на работу пора!

— До завтра, — подмигнул Гоша ей напоследок. — Посмотрим на покемона, как живет, с кем живет…

Вот так сделалась эльфом. Хоть бы Нюрка и вправду слишком не разозлилась… Может, Гоша затеряется в толпе гостей… Ну да, такой — затеряется. Впрочем — а нечего её на людях русалочкой называть!

И всё же — эльфийский день удался. Вытирая пыль на полках между рамок и плёнок, Даша пела и пританцовывала, и включивший собственный динамик в подсобке Михал Ильич наслаждался песнями Фредди Меркури — никто никому не мешал, и то ладно.

Кроме редких в пятничный морозный туманный вечер клиентов, на которых по одному этому поводу Ильич слегка злился. И еще один ребятёнок опрокинул лампу в студии, и потом Ильич долго в подсобке ругал почём свет стоит его безответственных родителей.

А потом они вместе мирно распили ромашку с ореховой шоколадкой.

Когда все машины были выключены, а Даша поджидала Ильича у входа, заматываясь одной рукой в шарф — Михал Ильич предпочитал, чтобы Даша присутствовала при закрытии магазина как свидетель того, что он это и правда сделал, а то вдруг амнезия — они наткнулись на Эрика Солнцева.

С его фирменной улыбкой принца-покемона. "Я помню чудное мгновенье", называется…

Михал Ильич лукаво прищурился в сторону Дашки:

— Не парень, значит?

Даша заморгала, глядя то на одного, то на другого.

— Солнцев? — наконец, вымолвила она. — Ты чего здесь?

— Георг сказал, ты заходила?

Даше показалось, что у нее уши покраснели. От мороза, вероятно.

— Георг?.. А, Гоша… — догадалась она вслух. — Ну, просто мимо шла, вот — заскочила…

— Приятно, — засиял Эрик, как начищенная сковородка. — Вот и подумал — встречу-ка, темно все же. Здравствуйте… — заметил он Ильича.

— Михаил Ильич, — гордо выпятил грудь шеф и протянул руку.

Эрик крепко пожал его ладонь, как равному, хотя был он на полторы головы выше фотографа. А фотограф, если что, был его старше раза в полтора минимум. Впрочем… Решка не задавалась вопросом, сколько Солнцеву лет — как-то ещё повода не было…

— Я был несколько несдержан в прошлый раз… Прошу прощения, — галантно и легко принёс извинения Эрик.

Михал Ильич едва не зарделся, аки красна девица.

— Ну что вы, молодой человек, — махнул он милостиво рукой, — всё в прошлом, я вас прощаю.

Даше захотелось прыснуть со смеху.

— Берегите свою девушку, — велел Михал Ильич и, снова подмигнув Дашке, уточнил: — Вам в какую сторону?

Даша прикинула быстро в уме — Ильич говорил, что приехал на машине, значит, запарковался в торговом центре, а значит, ему направо…

— На остановку, — выпалила она, и, схватив Эрика за руку, потащила его налево. — Спасибо, хороших вам выходных!

Завтра Ильич собирался в семейную поездку, так что магазин в эту субботу пришлось закрыть.

За углом Даша осторожно обернулась через плечо, при этом немало насмешив Эрика, и облегченно вздохнула:

— Всё… Неловко вышло… — и тут же воззрилась на Солнцева, неодобрительно прищурив правый глаз: — Ну, и что тебя дёрнуло под двери Ильича, Регенерация?..

Эрик рассмеялся, глядя на нее.

— Погода, смотри, какая, — заявил он, как аргумент.

Что ж — Даша была согласна. Весь день. Туман еще и сгустился, так что теперь огни проезжающих машин и их собственные шаги уплывали в молочное небытие, а фонари царствовали над этим мороком с абсолютной невозмутимостью. Ветки, трава, ограда вдоль тротуара — все покрылось еще более белым налётом. Стрельцова хихикнула:

— Ты знаешь, а я себя представляла сегодня эльфом.

— Почему?

— Ну… Погода… Ты сам сказал. Так много чуда, а они — не видят.

Прохожие спешили по домам с работы, с опущенными плечами, раздраженными лицами, тяжелыми сумками и сердцами. Пятница — они устали от жизни.

— Не видят, — вздохнул Эрик.

От усталости можно даже умереть, пусть у тебя и есть всё, чтобы жить вечно.

Шаги хрустели спекшимся от морозца снегом.

— А почему ты Гошу обозвал Георгом? Он мне Жориком представился.

Эрик страдальчески скривился.

— Ну и звучит!

Решка фыркнула снова. Который раз — в точку. Она начинает привыкать.

— Что?

— Ничего… Просто мне эта форма тоже никогда не нравилась. Имени… Но что он поделает, коль так назвали — и “Жорик” это литературно… Хотя по размерам… вполне подходит…

Они оба рассмеялись.

— Прости, я иногда думаю-думаю вслух, и выходит бездушно, — смутившись, повинилась Решка. — Напрочь забываю о приличиях и хорошем тоне…

— А мне не позволили бы. Ни за что.

— Чего не позволили?

— Забыть про хороший тон. Так что ты счастливая.

— Ну, мне тоже не позволяли… — возразила Решка. — Моя грубость — следствие свободы…

И погрустнела — она вроде и хотела, и не хотела сбежать, и даже не сбегала по факту — просто ушла искать счастья, причём с отчего благословения. Не больно-то чего и нашла. Домой бы теперь… Но куда? В четыре стены, наглотавшись вольного ветра — больше невозможно. Да и стен нет. Теперь ни туда, ни сюда; если бы дом был таким, каким казался прежде… Ах нет, если бы он НА САМОМ ДЕЛЕ таким был. А ведь не был… Возвращаться — некуда, она — русалочка из места, которого на свете не бывает. По какому же дому она скучает так идиотски?! Будь взрослой, Решка, ё-моё!

— Посмотри, ну, разве не прелесть? — поспешно коснулась Решка ветки заиндевевшего шиповника с жухлыми красными ягодами кончиком пальца, стирая улыбкой русалочкины страхи.

— Волшебно, — согласился Эрик. — И нет, Решка, ты не грубая. Думаю… — он вдруг вспомнил розовое платье с кружевами и оборками, колючий куст и белого Бланко, вставшего на дыбы, — что даже принцессам приходится порой ругнуться.

Даша хмыкнула. Они свернули в Земляничный проулок — за ним и дальний конец Черешневой. Хрустальная тишина тонула в бархатной темноте пополам с дымчатым туманом.

— Знаешь, я сегодня когда днем шла по городу, слушала одну виолончелистку… И всё, — Дашка сделала широкий жест рукой, ища в телефоне трек, — ты тонешь в стекле мороза, холодных чарах и прочее… Хочешь послушать?

И, не дожидаясь ответа, нажала кнопку воспроизведения. Роксана Жено (Roxane Genot) — виолончель ее была словно…

Словно порхающая на самых кончиках пуантов, будто вот-вот улетит в иное небо; тонкая, пронзительная; мелкими шажками она легко пересчитывала натянутые нитью струны души, чтобы резво соскочить с них на завороженный зимой куст старой облепихи; мягко отпружинить от заметённого ствола рябины, тронув алые бусы на ее шее, припорошенной туманным морозом, и снова коснуться румяных щёк холодом ладони, таким понятным и понимающим одновременно; отделиться вновь и раствориться в воздухе, потому что она всегда будет… сама по себе.

Эрик вытер уголки глаз. Как же… бесстыдно и честно царапает по сердцу.

— Что с тобой? — отозвалась Решка на его беспокойное движение.

Эрик покачал головой, улыбаясь грустно.

— Ничего, просто… Я так мечтал об этом… музыка, стихи, песни… ты…

Решке сделалось жарко и она ослабила шарф. Солнцев продолжал, глядя в хорошо ей знакомое никуда:

— У тебя бывало такое..? Что солнце палило в макушку, спина взмокла, во рту так пересохло, что даже язык прилипает к нёбу, но нужно было тренироваться… ну, или делать что-то еще — и воды не было, сколько ни мечтай. А потом, едва тебе давали стакан — ты пила, и пила, и пила, захлебываясь, кашляя, проливая капли… и не могла остановиться, и это было высшим счастьем, таким, что хотелось плакать? Вот так.. — Эрик показал на телефон, невозмутимо льющий наружу звуки эльфийских вальсов, — я себя чувствую — будто дорвался до мечты… И невозможно, и страшно, и больно поверить… что это со мной, что это… может быть навсегда. И это словно немного неправильно.

Даша поразилась — даже она, неисправимый заслуженный трагик — никогда не была честна с собой НАСТОЛЬКО.

— Ну, что ты, Эрик… Вряд ли всё так… безнадежно..?

— Ты не понимаешь, Русалочка… — затих Солнцев в глубокой печали, и складка пролегла через весь его лоб под рыжей чёлкой.

Решка резко остановилась в пяти шагах от Черешневой — она знала по себе: собственные страдания — они таковы, что порой их должен прекратить кто-то другой, кто-то, кто сильнее, потому что они — не его. Она сжала кулак решительно:

— Ну, брось! Кто ты такой, чтоб всё было столь ужасно?.. Ах да… ты же не хочешь об этом вспоминать, прости… — вся спасительная речь скомкалась в бесформенную тряпку.

Эрик пожал плечами, шумно вдыхая морозную ночь и изрыгая белый пар.

— Дело не в том — ты всё равно не поверишь.

— Ну, так уж и не поверю..? — прониклась Стрельцова и, пытаясь разрядить обстановку, пошутила: — Принц, что ли?

— А если бы я сказал, что принц, ты бы поверила?

Даша наморщила лоб сосредоточенно.

— Ну, во всем мире королевств сейчас по пальцам сосчитать, и жизнь принцев СМИ бурно обсуждает… Думаю, зови какого-то из них Эрик, я бы знала. Твоё имя ведь не выдуманное?

Эрик рассмеялся и щёлкнул ее по носу легонько.

— Что? — обиделась Дашка, хватаясь за нос.

— Ничего… Просто ты хорошая, Русалочка. Нет, Эрик — имя не выдуманное…

Роксана Жено сняла с верхушки сердца тоскливый аккорд. Эрик прикрыл глаза, и Даша не заметила, как её подхватили за талию, и вот… раз-два-три… — кружат в шагах вальса.

Едва она подумала, что это не дело, и что это опасно, как ни прекрасно… как принц вспомнил:

— Ах, да! Знаешь, а ведь я сегодня… тушил пожар!

— Пожар?! — вытаращила глаза Решка и забыла про неуместность совместных танцев и объятий.

Вот так всегда — чем больше она боится, тем пуще неведомая сила зовёт хотя бы пальцем дотронуться до этого самого страха. Подскакивать, нападать, прятаться, отдергивать руку, но не… убегать с концами.

— В мусорном баке, правда… — повинился со смехом Солнцев, отправляя партнёршу в плавный волчок и принимая обратно в объятия, — но всё ж..!

— Ну и забавный ты… Регенерация, — расхохоталась и Решка. — Пожар в мусорном баке приводит тебя в восторг…

— Сама такая, — передразнил Эрик её в ответ. — Чёрный пруд.

Лёгкий снежок сорвался на непокрытые головы и разгорячённые румянцем лица. Ребята зафыркали от крупных хлопьев, попавших в нос. Телефон умер, и вальс утонул в тишине. Ночь вернулась осязаемой темнотой, приняла их в свои объятия. Эрик поскользнулся, Даша его поддержала, и случился этот фатальный миг — глаза в глаза.

Решка вздрогнула и хотела отстраниться. Но Эрик не пустил, продолжая пожирать её взглядом горящих глаз.

— Не убегай, Решка…

— Я… — Даша сглотнула, — не могу не убегать… Но всегда буду возвращаться… Это… слишком… страшно, Эрик… Можно… я не стану в это пока верить?

— Я тоже пока не могу, — отвечал принц деревянным голосом, — хотя очень бы хотел…

Даша кивнула. Даже в этом они солидарны — ну, разве бывает так? От базилика до потерянного дома…

— У меня так же.

Эрик со вздохом отпустил девушку и поправил ее рассыпавшиеся по плечам кучеряшки.

— Тогда просто будем. Жить.

Решка улыбнулась.

— На Черешневой, 67.

— До Нового года.

— Да… А там — как получится.

Эрик взял её за руку. Решка не была против. И они вышли на Черешневую, и сразу в уши ворвались звуки чьего-то дебоша.

Так и есть — трое парней вроде МЧС-ного Жорика по габаритам — вынырнули из ворот ближайшего дома.

— О, народ, смотри, — ткнул тот, что посередине, пальцем в Эрика и Решку.

Эрик молча отодвинул Решку на дальнюю от пьяниц сторону и, как ни в чём ни бывало, продолжал путь, сжимая её руку. Вообще-то… она тоже так делала в подобных ситуациях. Ещё одно сходство! Но задиры не собирались отступать.

— Сладкая парочка!

— Эй, слышь, парень, поделись-ка девчонкой.

Хватка Эрика на ладони Решки окаменела. Он резко повернулся к обидчикам, задвигая спутницу за спину:

— Я собирался пройти мимо, но вы задели честь дамы. Извинитесь, господа.

— Солнцев, ты что… — прошептала Решка, выглядывая из-за его плеча.

Искатели приключений расхохотались.

— А что, Жук, интеллигент попался!

— Хочешь на кулак посмотреть, интеллигент? — отозвался ехидно Жук и поднес кукиш к лицу Эрика.

— Нет, Жук, он его отведать хочет! Ха-ха!

Решка вскрикнула и сжала пальцы. Раз такое дело, придется дорого продать жизнь… Или ещё можно успеть позвонить в полицию?.. Она дрожащей рукой полезла за телефоном — но ах, он ведь сел…

Эрик резко схватил Жука за запястье и вывихнул его. Атаман хулиганов взвыл от боли.

— Предупреждаю, — холодно процедил Эрик, — лучше вам со мной не связываться — я таких десять одной левой уложу. Проси прощения.

Решка сжала мобильник в ладони. Что Солнцев за бред несет?..

— Эрик, надо давать дёру… — прошептала она снова в спину защитника.

— Эй, слышь… — второй нападающий примерился сбоку, но…

Решка и не успела увидеть драки. Эрик несколько раз нагнулся, разогнулся, ткнул куда-то кулаком с глухим звуком, прокрутился в воздухе, будто ниндзя, оставляя её по-прежнему в безопасности позади себя, и… враги лежали на льду поверженными.

— Стоило извиниться… — пробормотал Эрик, вставая с колена и отряхивая джинсы. — Представляю, во что вас превратил бы Дерек. Идём, Решка.

Он взял девушку за руку, как ни в чём ни бывало. Она пялилась на него, как на чудо неземное. Регенерация регенерацией, но то, что этот поэт умеет так драться… Ого!

— А… кто такой Дерек? — спросила она, чтобы хоть что-то спросить.

— Мой друг. Любил… побеждать, — Эрик засунул руки в карманы; левую — вместе с Дашиной ладонью.

— И где он… теперь? — осторожно спросила Решка.

Всё, что касалось прошлого Солнцева, вылезало наружу со скрипом или вовсе… не вылезало. Он только что ей… пятую точку спас, и как ни в чём ни бывало говорит о каком-то Дереке! Что за имя еще такое?..

Эрик вздохнул.

— Даже не знаю, хотел ли бы я знать… Понимаешь, мы плохо с ним расстались.

Он. Её. Защитил. Решка! Отставить сомнения — он уложил троих шкафов в три секунды!

— Он шпионил для моей матери…

Однако, жизнь ведь состоит не из того, чтобы класть шкафы шеренгами…

— …и думал, что я не замечаю, как втюрился в мою невесту…

Но он любит базилик. Пишет стихи. Влюбился в неё, заслонил грудью тогда, на переходе, теперь… Невесту?!.

— …и все же… Я скучаю по нему…

Откуда взялась невеста?!

— … и всякий раз будто бы слышу, что бы Дерек сказал на это или то, как бы расхохотался, и все сосульки вон с той крыши бы посыпались…

Посыпались. Сосульки?.. Какие, тапком тебя дери, сосульки?! У Солнцева есть невеста!

— …хлопнул по плечу и сказал, что всё это — ерунда…

Решка вытянула свою ладонь и спрятала в собственный карман. Ссутулилась. Эрик остановился в недоумении. Спохватился:

— Прости, ты испугалась, должно быть… А я тут про своё… Ты в порядке, Русалочка?

Он попытался заглянуть ей в лицо, но Решка нырнула носом в шарф. Челюсть свело, в носу щекотно, горло першит, и в глазах мутно. Какой логичный конец сказке. В самый раз для Русалочки.

— Всё в порядке. Просто не пристало девушки руку в своём кармане носить, раз у тебя есть невеста. Не знаю, какие там у тебя порядки, Регенерация, но…

Эрик хлопнул себя по лбу.

— Решка! Да я вовсе не это имел в виду! Постой! — ухватил он её за рукав — до 67-го дома осталось не так далеко, Стрельцова собралась проделать этот путь в рекордно короткие сроки.

Она обернулась, едва сдерживая ярость: ведь знала, что так всё кончится! И ничего не смогла сказать, хотя хотелось спалить его ядом навеки. Чтоб не напоминал ей, какая она глупая гусыня..! Слёзы давили горло. Чтоб у такого парня, как Эрик, да не было невесты… Зачем он ей сказал тогда… что она могла бы быть его невестой, что должна его узнать?.. Решка сжала кулаки и отвернулась.

Эрик шумно вдохнул мороз сквозь зубы,

— Я же говорил тебе, что я не отсюда… Это всё осталось в прошлой жизни. Навязанный брак, обязательства… О, нет, нет! Я не успел жениться, к счастью. Это осталось далеко… Я не люблю Клер.

“А тебя — да”, - хотел он сказать, но почему-то не сказал.

Решка повела плечами, обдумывая его слова. И ответила устало всё так же — спиной:

— Ах, Эрик… не переживай. Мы ведь… даже не знакомы. Чего же я могу… требовать? Это ты меня прости.

Эрик схватил ее за плечи, развернул к себе, порывисто сжимая пальцы, встряхнул.

— Но я бы хотел… чтобы мы были знакомы.

Решка грустно улыбнулась.

— Я тоже…

Но что я знаю о тебе, герой-пожарный с невероятной регенерацией?